Глава десятая
ДЕЛА
Ну, прошенья просить не будем,
Если где-то я затрубил.
Все другим завещаю людям,
Что с тобою не долюбил.
1
Мир и так не баловал разнообразием красок, а тут, когда за спиной лязгнул засов, запирающий дверь, мир вообще стал черно-белым. Будто при ломках.
– Первоходка! – заорала свесившаяся с двухъярусной кровати башка, и столько радости было в этом вопле, словно объявили об амнистии.
Когда он попадал на следующий уровень новой игры, он всегда без раздумий кликал сохранение. Как обернется, когда и откуда накинутся новые монстры, какими новыми возможностями будут наделены? Жизни надо беречь. Иногда до «pause» не успеваешь дотянуться, как набрасываются и съедают.
Кстати, хорошо вламываться в новый уровень под колесо эфедрина. Охватывает здоровый пофигизм и убыстряется реакция.
А внешне это выглядело, как одно из самых шизовых появлений новичка на хате. Вид у патлатого и завернутого в обыкновенную джинсу клиента был такой, будто он в зоопарке разглядывает экзотических зверюшек. Или будто инопланетянин явился на Ассамблею Организации Объединенных Наций.
Под мышкой Антон держал скрученный матрас, в который были завернуты кое-какие нехитрые вещички. Матрас – это вам не золотой топор из стрелялки «Еретик» с выставленным через ключ «rambo» усилением, превращающим оружие в огнемет. Огнеметный топор как нельзя кстати подошел бы в тесном помещении, набитом живой вражьей силой. Монстровская мелочь сразу горит на подходах, крупняк борется с огнем, а не с тобой.
Эх, сейчас бы пусть не джефу, так хотя бы косячок.
Появление новичка стали обсуждать по шконкам, тыкать пальцем и откровенно ржать над нелепыми патлами, над любознательно отвисшей челюстью, над наивом в широко раскрытых глазах. Звук напоминал жужжание, сопровождающее атаку диких пчел в бродилке…
– Чего прирос? – полетели в Антона подстегивающие слова из самой гущи толкущихся людей.
«Это ко мне, что ли?» Показывая, что не прирос, Антон сделал шаг вперед.
– Скок, продуй хапера! – прозвучало откуда-то сверху.
– Бегу, Ильяс!
В заставке древней «тридэшки» про коммандос с таких двухэтажных коек скатывались бравые хлопцы в камуфляже. Правда, в казарме коммандос из-под нижних коек не высовывались головы и матрасы. Антон подумал, что на этом этапе его жизни глюкалова хватает и без всякого эфедрина.
– Здорово, друг. По какой статье чалку шьют? – Зеки расступились, открыв нагло застывшего по центру хаты персонажа.
– Аск? – Антон разглядел перед собой невысокого, плотного и кривоногого, откликавшегося на никнейм Скок. Прочие слова Антон просек, но вот что такое «чалка»? И как перевести на местный, что Антон здесь случайно и ненадолго?
– Да это полный фантик, Ильяс! – объявил Скок. Он счастливо улыбался. Словно бы нечем ему больше было до того развлечься, и вот обломилось нежданно.
– Харашо. От скука совсем устал.
Антон отправил взгляд на этот голос. И наткнулся на круглое смуглое лицо с узкими щелками глаз. И поспешил сообщить, чтобы не возникло недоразумений:
– Я – Антон.
И опять напиханные в камеру люди заржали, потому что выглядело все это, будто самодовольный профессор приехал знакомиться с бытом туземцев Амазонки. А туземцы-то – людоеды.
– Поздравляю, – встретил известие Скок. – А может, у тебя и погоняло имеется?
«Моим никнеймом интересуется. Какой бы ему назвать? Назову из старых, с чата „Русский проект»»:
– Огненный пилот, – сказал Антон, глядя дружелюбно, как козлик в лесу, который еще не догнал, что на него напали серые волки.
Тут, следует сознаться, Скок немного занервничал. Что-то здесь было не так. Люди появляются в хате по первому разу не так. Обычно они хоть и не подают виду, а расплющены напрочь или сжаты в пружину. Или пытаются заискивать, или закусывают удила, или мечтают побыегрей забиться в щелку. А этот – как на экскурсии. Псих?
– За что попал?
– Неправильно дорогу переходил, – беспечно ответил Антон и еще шире разул глаза на взорвавшуюся буйным хохотом хату.
По прикидкам Антона он угодил в типичный квест. Вроде «Ларри». Где тоже общаешься преимущественно е босяками и отребьем городского дна. Правильный ответ – живешь, проходишь дальше, получаешь артефакт. Неправильный – не проходишь, а то и теряешь одну из жизней.
Наверное, это кого-то должно волновать. Поскольку мое пребывание на этом чате не продлится дольше двух-трех дней, мне можно не слишком заморачиваться. Досмотрю свои полтора глюка новых и оригинальных впечатлений, отчитаюсь по заказу – и домой.
Антона не слишком занимали проблемы сокамерников. Он не беспокоился. Каким-то местным экзотическим способом сюда сейчас подгонится мейл оставить новичка в покое. Ведь Антон на виц симпатичное, а на самом деле самое страшное, самое секретное оружие Рейха. Гораздо больше подтачивало душу другое.
При квесте рекомендуется экстази. Вот от чего бы Антошка сейчас не отказался. Но провожавший в «Углы» спеца по электронным наворотам инструктор сказал твердое и однозначное: «Ни-з-зя!»
Пока захлебывалась гоготом, вся камера, Скок молчал. Скок размышлял и хмурился. Или этот дохлик совсем крейзи, или позволил себе приколоться над ним – над Скоком?!
– Варгань прописку, Скок! – лениво дал отмашку Ильяс.
– Ты марафетчик? – прикидывая, с чего начать жестокий ритуал, абы что спросить, поинтересовался Скок.
Но тут набатом застрочила батарея. Сигнал шел то ли из соседней камеры, то ли через одну. Батарея требовала ответа.
– Ответь, что после… – Скок уже начал задавать подначный вопросец, но батарея изрыгала квакающие мешающие звуки, призывая на неотложный сеанс тюремной связи. – Ладно. – Скок скрипнул желтыми от чифиря зубками. – Стой здесь и никуда не уходи.
«Ага, типа грибковый местный юмор, – подумал Антон. – Понимаем».
Скок, прихватив со стола кружку, вразвалочку подгреб к батарее. Бамкнул пару раз по железным ребрам кружкой в смысле – вызов принят, прижал кружку к батарее и заорал в днище, чуть это днише не облизывая:
– Сорок вторая на проводе! Сорок вторая слушает! – А дальше уже прижался к днищу кружки ухом, как доктор к впалой груди больного.
Батарея поведала ему нечто такое, что Скок крепко переменился в лице. Под общее гнетущее молчание подчапал к Ильясу, привстал на нижний ярус и отшелестел новость рыбьим шепотом.
И тут случилось совсем уж небывалое. Ильяс сам, не кто-нибудь, а сам Ильяс, по-горилльи вальяжно сполз со второго яруса, бормоча насупленно под нос:
– Плохие люди. Веселья не дают! – Сгреб матрас с нижней шконки и выложил в проход. И кивнул на освободившееся место Антону. – Здесь кантоваться будешь. – И без каких-либо объяснений забрался обратно.
Антон выслушал текст как само собой разумеющееся, протопал вперед и раскатал матрас на непоследнем месте.
– Скучно, урки. Душа карнавалу просит. А чем мы хуже, чем в Бразилии? Скок, найди волну постебнее и вруби погромче! Сухарчик, твой на выход! – прогундел Ильяс голосом малость более сердитым, чем обычно.
Человек со странным прозвищем Сухарчик вылез из-под нар и вышел в проход. Скок, уже, типа, забыв про Огненного пилота, крутил колесо настройки. Приемник, занимающий почетное центровое место на посудной полке по-змеиному шипел, трещал, подсвистывал, выплевывал обломок мелодии или ди-джейский взвизг и вновь захлебывался шипением.
– Во, ништяк! – радостно осклабился Скок. – «Шансоныч»! Подо все ихнее, Ильяс, карнавалина набухает! Сготовься, Сухарчик! – В сторону растыкивающего нехитрый скарб Антона он старался не оглядываться, будто стеснялся.
Закончилась реклама, убеждающая купить кирпич, и пошло инструментальное вступление. Под него, поправив замотанные изолентой очки, долговязый Сухарчик описал кружок, подняв кверху руки, шевеля пальцами.
Приемник грянул заводную цыганщину:
Ветер по чистому полю
Легкой гуляет походкой.
Сухарчик передернул плечами, невыразительно свистнул и замолотил по воздуху руками, ногами выкаблучивая нечто чечеточное.
Спрячь за решеткой ты вольную волю,
Выкраду вместе с решеткой!
Сухарчик принялся выбрасывать перед собой длинные ноги, успевая хлопать под ними в ладоши.
«Чума», – подумалось Антону.
– Вприсядочку! – потребовал Ильяс.
Приемник накручивал надрыв:
Выглянет месяц из лома,
Спрячется за облаками.
Сухарчик беспрекословно пошел вприсядку, то есть опустился на корточки и начал переваливаться гусином шагом, умудряясь через шажок кое-как подскакивать.
На пять замков запирай вороного,
Выкраду вместе с замками.
Обитатели камеры, разом забыв про Огненного пилота, вовсю прихлопывали в такт, присвистывали, подбадривали: «Жги! Наяривай! Гуляй, Расея!»
«Вот оно – попрание человеческого достоинства», – Антону сделалось тоскливо.
Где, за какими горами
Скрылись туманные дали?
Очки Сухарчика, удерживаемые предусмотрительно примотанной к дужкам веревкой давно уже болтались на груди. Плясун сейчас выдавал лезгинку, похожую на утреннюю гимнастику.
Спрячь за горами цыгана гитару,
Выкраду вместе с горами.
На последнем куплете:
Знал я и бога, и черта.
Был я и чертом, и богом, —
к Сухарчику присоедилось нечто, невесть откуда выскочившее: в цветастой юбке, голубом платке и с плохо выбритой харей. И плавно закружило вокруг танцора, кокетливо поводя плечами.
Спрячь за высоким забором девчонку,
Выкраду вместе с забором.
Най, лай!
Ла-ла-лалай!
Ла-ла-лай-ла-лала-лай!
Пот заливал коричневую, застегнутую на все пуговицы до горла рубашку Сухарчика. Но танцор честно отплясал до последнего аккорда.
– Эй, Сухарчик, лови! Заработал!
От воровской шконки прилетела пачка печенья, которую Сухарчкловко поймал налету, no-концертному поклонился Ильясу и полез на свое место под нары.
– Скучно, урки! – потянулся на койке Ильяс. – Чего бы еще придумать?
И, как раз под завявшее настроение Ильяса, приемник выдал песню с грустинкой:
А в таверне тихо плачет скрипка,
Нервы успокаивая мне,
И твоя раскосая улыбка
В бархатном купается вине…
