Первым предметом, что извлек из портфеля «а-ля Жванецкий» адвокат Бескутин, оказался блокнот. Простой такой блокнот с перфорацией по верхнему краю. Лев Арнольдович откинул картонную обложку, на которой читали книгу синие зайцы в очках, достал из кармана пластмассовый «паркер», положил ручку на чистый лист и придвинул письменные принадлежности по столу поближе к подзащитному. Затем адвокат поднес указательные пальцы к ушным раковинам.

Мог бы и не подносить – Шрам и так просекал: прослушивается или нет комната для свиданок, неизвестно, но на всякий случай здоровее будет думать, что прослушивается.

Вторым предметом, покинувшем портфель, был темно-синий футляр с золотистым замочком. Пухлые адвокатские пальцы с ногтями, обработанными пилочкой до состояния полнейшей безукоризненности, надавили на замочек, отпрыгнула крышка, блеснули на фиолетовом бархате стекла в паутинной металлической оправе. Очки-половинки для чтения вблизи Бескутин, насадив на переносицу, сдвинул на кончик носа. Потом поверх стекол взглянул на своего клиента.

– Никакого обвинения в убийстве вам не предъявят. Единственная серьезная улика – то, что вас запалили на месте преступления.

Пока Лев Арнольдович грузил официальную часть, он успел вытащить из портфеля несколько листов стандартного формата. Положил их на стол, и стало видно, что сверху лежит ксерокопия какого-то документа. Адвокат заводил пальцем по тусклым ксероксным строчкам:

– Вот. К моменту осмотра трупа районным медиком-криминалистом… трупное окоченение достигло… произведенное вскрытие показало… ну и так далее. Хотите, ознакомьтесь полностью. Но главное – вывод. А из него следует, что убийство произошло между семью и, самое позднее, восемью тридцатью часами вечера. Вас застали в квартире убитого в восемь пятьдесят. Если принять версию обвинения, вы, совершив преступление, еще не меньше двадцати минут находились на месте преступления. – Адвокату в здешнем гадюшнике было стремно до тошноты. Он боялся лишним движением влезть в какое-нибудь грязное пятно.

– Я мог стирать отпечатки, уничтожать следы, шмонать квартиру в поисках какой-нибудь фигни, – выступил за прокурора Шрам.

– Конечно, могли, – легко согласился Бескутин. – Но почему-то успели стереть отпечатки только с рукояти орудия преступления.

– Въезжал, что все пальчики не затрешь, чай, не впервой к Филипсу завернул.

– Конечно, конечно, все так, как вы говорите. Тем более, вы понимали, что наличие ваших пальцевых отпечатков в квартире легко объяснится давним знакомством с убитым. – Адвокату заметно понравилась игра, но брезгливая гримаса к его рожице приклеилась намертво. – Но если вы не уничтожат следы, то что же все-таки делали в квартире Владимира Новикова по меньшей мере целых двадцать минут после того, как якобы убили его? Искали что-то? – Распалившись, адвокат склонился вперед и туг же дернулся, будто сел на шило. Опять испугался замарать костюмчик.

– А то нет? – По ироничному изгибу губ собеседника Сергей догнал, что грядет одна из адвокатских штучек, типа выворот темы наизнанку.

– А вот и неправду говорите, обвиняемый! – погрозив пальчиком, Бескутин вытянул из-под ксерокопии заключения эксперта лист, исписанный синей ручкой. – Если предположить, что именно вы совершили убийство, то по совершении спешно покинули место преступления, а потом открыто вернулись к дому, расположенному по адресу Цветогородская, шесть, на автомобиле «джип чероки» под номерным знаком А707СЛ. Ознакомьтесь с показаниями свидетеля Сукачева Николая Михайловича, проживающему по адресу Цветогородская, восемь. Свидетель выгуливал собаку породы болонка по кличке Чари, и видел, как к дому номер шесть подъехал указанный выше автомобиль, как из него выбрался, направился к освещенному крыльцу и вошел в шестой дом гражданин, описание которого подходит к внешности Шрамова Сергея Владимировича. Более того, дальнозоркий свидетель Сукачев берется опознать вечернего гражданина, который, кстати, открывая дверь парадной, повернулся к свидетелю Сукачеву в профиль. И это не все. Свидетелем, боявшимся опоздать к началу программы «Время» и следившим за показаниями наручных часов, точно указан временной отрезок, когда он наблюдал приезд джипа – восемь тридцать пять тире восемь сорок. «Интересненько, – смаковал расклад Сергей Шрамов, слушая не лишенную самолюбования (а что поделаешь? Адвокат, он и в Африке адвокат) речь Бескутина, – натурально, такой полезный свидетель отыскался, или старый жучара слепил его из денежных купюр?»

– Таким образом, принимая во внимание вышеизложенное нагромождение нелепостей, задача обвинения усложняется многократно, до полной невозможности что-либо доказать. – Адвокат победно задрал округлый подбородок и сложил губы трубочкой. И, опомнившись, суетливо вытер лапки носовым платком.

– Кто накаркал ментов? – Сергей не сомневался, что адвокат порылся и в этом вопросе.

– Неизвестный мужчина, назвавшийся со седом по площадке. Дескать, слышен ему шум борьбы, неблагозвучный вскрик «Убью, сука!» И… чего-то там еще приплел для достоверности. Не важно что, так как никто из соседей по площадке и по дому не подтвердил, что вызывал милицию и что-либо подозрительное слышал. Так что, Сергей Владимирович, с этой стороны свидетелей нет. Да и ни с какой стороны их у обвинения нет! Зато есть ваш звонок по сотовому телефону в милицию.

Сергей почувствовал искреннее адвокатское одобрение своей находке с мобильником. Одобрение растеклось в подушечной мягкости голоса и в расцветшей на холеном прянике морды улыбке.

– Если учесть ваш звонок в милицию, – продолжал Лев Арнольдович, брезгливо озираясь на обросшие косматой грязью стены, – то даю гарантию… Вы ж знаете, если я даю гарантию, она сбывается. Так вот, я говорю, что через неделю вы выйдете отсюда под подписку. В самом лучшем случае, – произнес адвокат с нажимом, давая понять что «под лучшим случаем» подразумевается напряженная работа, связанная с немалыми расходами, – через три дня, но никак не раньше. Раньше выйти не поможет ничто и никто,

Лев Арнольдович замолчал, хотел забарабанить пальцами по столу, но отдернул руку, будто там дерьмом намазано. Просто их беседа выехала на перекресток, и указать, в какую сторону ей сворачивать, должен клиент.

Сергей подобрал «паркер», передвинул перед собой поудобнее блокнот. Начал строчить. И говорить:

– Вот что, Лев Арнольдович. Вши должно быть известно, что здесь в какую цену?

– Да, да, разумеется. Вам бы, голубчик, не заболеть здесь. – Интонации педиатра шли к внешности Льва Арнольдовича. – Надо вас получше устроить. На здоровье экономить нельзя. – Адвокат уютно поерзал на обшарпанном стуле. – А порекомендую я вам, Сергей Владимирович, кредитную систему. Удобнее всего. Вносите энную сумму в, так сказать, фонд учреждения «Углы» и распоряжаетесь ею по своему усмотрению. За разные услуги с вашего счета автоматически вычитается их стоимость. Честность вычитания гарантируется, за это можно не беспокоиться. О стоимости некоторых услуг могу вас проинформировать прямо сейчас. Об остальном нетрудно справиться у персонала и, так сказать, у товарищей по несчастью. Неистраченный остаток взноса возвращается по истечении… э-э… срока договора.

– Не будем жабиться, Лев Арнольдович, – не отрываясь от блокнота, сказал Сергей. – Скоко у вас на кармане?

Шраму не пришло в голову усомниться в предусмотрительности Бескутина.

– Десять, – ответил адвокат. – Неправильных денег.

– Нормалек. Я их у вас беру. Седня я кой-куда прозвонюсь, и после с вами свяжутся. Сегодня же перекинете на мой «угловой» кредит триста штук.

Выразить удивление адвокат позволил себе только реактивным взлетом бровей. Типа, ни фига себе Хиросима с Нагасакой! Но не стал говорить, дескать, что-то уж очень много. Согласно кивнул.

– Хорошо, Сергей Владимирович.

– Так. – Шрамов оторвал исписанный лист, подвинул его адвокату и заводил ручкой по листу следующему. – Вы, Лев Арнольдович, будете навещать меня, сиротинушку, каждый день. Это реально?

– Разумеется, Сергей Владимирович. – Защитник, опустив глаза в половинки стекол, принялся вчитываться в крупные, выведенные с сильным нажимом буквы, одновременно охлопывая карманы рубашки.

– Заботы о хавке я вешаю на ваши геройские плечи. Не будем морочить Нинку лишним. Ей и так хлопот хватит.

Еще один согласный кивок Льва Арнольдовича, и никаких расспросов. Извлеченной из рубашки на сей раз простой гелевой ручкой адвокат застрочил ответ, скукожившись, лишь бы не задеть чего пачкающегося.

– Вы не будете возражать, Сергей Владимирович, если это будет еда из ресторана?

– Я не буду возражать, Лев Арнольдович, если она будет из разных ресторанов. Новый день – новый ресторан. Чтоб мне тут не замыливалось все хорошее.

Оба продолжали не только говорить, но и марать бумаги чернилами.

– По следствию, Лев Арнольдович, решайте, как говорится, в рабочем порядке. Сами лучше моего рюхаете.

Бескутин развел цапки – мол, ну ладно, раз так. И вернул Сергею блокнотный лист, стараясь ни к чему не прикасаться.

– Сергей Владимирович, не могу не спросить о вашем, так сказать, пункте «А», пункте отбытия по направлению к месту прибытия и преступления. Я, видите ли, навел справки… Позволительно ли будет задействовать показания того человека? Того, что знает время вашего отбытия?

Сергей отрицательно помотал челюстью. Он отложил блокнотный лист номер два, взявшись за лист номер один. С таким бы почерком, как у адвоката Бескутина, поздравительные открытки оформлять: буквы ровные, как гвардейский строй, одинаковой толщины и наклона, да еще и в завитушках выкаблучных.

– Не скрою, показания этого человека облегчили бы задачу, но обойдемся. Нет, право, я не завидую обвинению. Я вижу всего лишь одну линию, которую они могут выстроить. И она легко опровергается… – Бескутин с брезгливым перекосом рожи шал порожняки, давая возможность под этот аккомпанемент Сергею спокойно усвоить написанное.

Сергей читал. Свое: «С кем вы раньше контачили по разводкам проблем в „Углах»?»

Ответ Бескутина: «Как и все адвокаты. С дежурными офицерами. Изредка – с прежним замом по воспитательной».

Свое: «Кто реально держит „Углы»?»

Ответ Бескутина: «Не знаю. Слышал (за достоверность не ручаюсь), что „Углы» на авторитетном уровне представлял прежний зам по воспитательной части. Попробую выяснить что-нибудь еще».

Свое: «Не ходило ли слухов о дружбе каких-нибудь крупных городских чиновников с „Углами»?»

Ответ Бескутиина: «До меня такие слухи не доходили».

Свое: «Выясните, где похоронен Клим Сибирский?»

Ответ Бескутина: «Выясню».

Свое: «Берут ли „Углы» заказы на ликвидацию? Обычный срок исполнения?»

Ответ Бескутина: «Выясню».

Сергей выщелкнул из пачки «Парламента», также доставленной заботливой Нинкой, сигаретину. Прикуривая, поджег переговорный лист. Напомнив сам себе Штирлица, опустил его в пепельницу.

– …Уже готово коллективное письмо трудящихся нефтеперерабатывающего комбината, – тем временем рассказывал Лев Арнольдович и, будто на живого скорпиона, таращился на пятно сырой белесой жижицы на столе. Как говорится, его терзали смутные сомнения. – Сегодня оно и копии с него будут разосланы по соответствующим инстанциям. В своем послании…

Под увлекательную повесть о коллективном негодовании виршевских трудящихся Шрам расквитался со вторым листом, выдрал его из блокнота, сложил в несколько загибов и сверху надписал имя и телефон человека, котором)' предназначалось письмо. Отдал.

Адвокат принял, но продолжал разглядывать жижицу. И по мере прихода догадки рожа адвокатская отнюдь не становилась веселее. Бескутин прочел имя и адрес, спрятал сложенный листок в карман рубашки, застегнул карман на пуговицу. Больше в сырое пятно он старался не попадать зрением. Это могла быть только жидкость, выкатавшая из женщины после неюридического акта бурной страсти. Фу, какая мерзость!

А если адвоката уже запутали-перекупили фраера, которые выкопали яму под Шрама, и старик отдаст маляву не в те руки? «Ша! – стопорнул себя Сергей. – Так ты, Шрам, тронешься на почве подозрений, крышку сдует. Как же это называется-то, бляха? Во, паранойя!»

Будем пока доверять старому еврею, как доверяли раньше. А Сергей доверяет ему больше, чем своей бабе. Потому как было дело, доказал Бескутин… не едал Шрама, когда по всему выгоднее выходило сдать. Почему в продажном адвокатском племени не может оказаться нормального человека?

А если надумает… Так что, блин, спрашивается, не на кого положиться в этом мире, кроме как на себя самого? И вдруг вспомнилась еще одна проблемка. Когда господин Бог не внял мольбам Сережи насчет амнистии, и Сергею пришлось обеспечить прополку «Углов».

– Кстати, – лениво процедил Шрам, – тут еще четыре жмура со мной в одной камере по утру проснулись. Вы уж потрудитесь объяснить следакам, что на дворе осень и созревшие помидоры сами с яблонь падают. А положительный гражданин Шрамов тут ни при чем…