Недоспавшие мужчины и женщины, самураи и моряки выскочили на палубу. Артем оказался там одним из первых. Он вскочил на борт и стоял на нем, держась за канат.

Над морем занимался рассвет. Горизонт набухал розовым. Над зеленоватыми рубцами морского простора уже показался край оранжевого диска. Морской ветер неплохо задувал в паруса, джонка шла уверенно и сильно, вышибая из водяных толщ соленые брызги, некоторые из которых долетали до лица Артема. Словом, утро выдалось как по заказу морских романтиков, якорь им в задницу. Все бы хорошо, если б не одна маленькая деталь.

Наперерез их тяжело груженному кораблю шел почти такой же, несколько уступающий в размерах, зато явно превосходящий по скорости. На его парусе был выведен черным огромный иероглиф незнакомых очертаний, скорее всего китайский. Может, это был какой-то девиз, или название корабля, то ли еще чего, например имя какого-нибудь божества. Артем счел несвоевременным выяснять это у знатоков китайского.

На палубе чужой джонки толпились люди в разномастной одежде, а некоторые и вовсе по пояс голые, хотя с утра было прохладно. Лучи просыпающегося светила беззаботно играли на обнаженных клинках удалой команды. Артему пришлось нехотя признать, что вряд ли, едва завидев другой корабль, стали бы обнажать оружие люди добрые, законопослушные и преисполненные самых лучших намерений.

– Нам от них не уйти, – произнес за спиной Артема капитан.

– Вако? – спросил Артем, не оборачиваясь.

– Это окинавцы. А все окинавцы – вако.

– Нельзя трогать джонку! Тут посол императора! – потрясая руками, истерично прокричал купец, хозяин груза сырой меди. – Посол императора! Посол императора!

Это была истерика и ничего более. Докричаться до пиратов он все равно не мог, да и что изменилось бы, если бы докричался? Что ж, купца, этого толстого, вечно потеющего человека в желтом халате с серебристыми узорами, можно было понять. Не только ему грозили крупные неприятности.

– Если людей перебить, а корабль потопить, то никто никогда не узнает, что они напали на корабль с послом самого императора, – мрачно проговорил Такамори.

– Вряд ли они посмеют, – без большой уверенности произнес капитан их джонки, наголо бритый китаец с длинными висячими усами. – Кто-то из них проговорится, пойдут слухи, дойдут до вождя другого окинавского племени. Они там, на Окинаве, все друг с другом враждуют. Этот вождь пошлет к императору гонца с письмом, где напишет: «Я знаю, мой император, кто убил твоего посла. Пришли своих воинов, и мы вместе накажем негодяя». Нет, топить они нас не станут, а вот выкуп потребуют, – капитан тяжко вздохнул. – Придется откупаться.

– Откупаться?! – зарычал Кумазава-старший, до того нервно расхаживавший по палубе. – Платить окинавским собакам?! Окинавские вожди поклялись в верности императору Сидзё! Они поклялись не трогать наши корабли!

– Топят редко – это правда, – обнадежил капитан. – Да и подчистую грабят тоже редко. Берут выкуп и плывут к себе на Окинаву.

– Они же видят, что на палубе самураи! – продолжал бушевать Кумазава Садато. – Почему они еще не отвернули!

– Потому что они хотят выкупа, отец. Капитан Гао прав, – сказал Хидейоши.

– Ха, пусть попробуют, черви навозные! – проревел Кумазава-старший. – Здесь все под защитой императора! Пусть попробуют поднять руку на императора!

– Такамори! – Артем спрыгнул с борта на палубу. – Живо к сундуку, доставай императорскую грамоту и неси ее сюда. – Артем хлопнул в ладоши. – Слушайте меня все! С окинавцами буду говорить только я. Никому не встревать без моего дозволения. Ты, купец, не дрожи! – Артем направил указательный палец на толстого китайца в желтом халате. – Если придется откупаться, то я заплачу пиратам из своих денег. Садато-сан, Хидейоши, мечи без моего приказа не обнажать. Без моего приказа никто ничего не делает и не говорит!

Артем счел не лишним напомнить, кто здесь главный, хотя и знал, что японцы почитают субординацию, как никто и нигде. Они впитывают ее с молоком матери, с генами отцов. Вот и сейчас никто и не подумал спорить с главой посольства. Хидейоши выслушал Артема с невозмутимым лицом, Садато что-то недовольно пробурчал себе под нос, но этим и ограничился.

– Омицу, Ацухимэ, идите в надстройку и не высовывайтесь оттуда!

На этом господин посол закончил инструктаж, а в качестве финального аккорда пробормотал себе под нос на русском языке, никому тут не известном:

– Пираты, мать твою в передряг! Веселые роджеры, хрен им в глотку по самый румпель! Только этого мне не хватало для полного комплекта!..

Окинавская джонка была уже совсем близко. Уже можно было во всех живописных подробностях рассмотреть обветренные физиономии морских бродяг окинавского разлива. Физиономии азиатские… хотя, кажется, вон мелькнула харя не азиатская, а скорее южноевропейская, если применять мерки и представления его, Артема, времени. Но откуда тут взяться южноевропейцам? Может, индус какой-нибудь? Или бродягу занесло сюда из Океании? Она же вроде совсем недалеко отсюда.

Окинавцы в свою очередь тоже таращились на них, тыкали в их сторону пальцами и хохотали. Отличному настроению этих парней можно было только позавидовать.

Самурайская душа Садато не выдержала столь омерзительного зрелища.

– Обнаглевшие твари! Они забыли Тайра, великих победителей пиратов! С собаками нельзя говорить как с людьми. Вот что из этого получается! После Тайра не нашлось ни одного достойного рода, какой смог бы указать собакам их место!

Артем заметил, что на пиратской джонке не было видно лучников, приготовившихся к стрельбе. Это, пожалуй, говорило в пользу версии капитана – окинавцев интересует лишь выкуп, смертельная битва на водах им совершенно не нужна.

Вот уже окинавская джонка совсем рядом. Над ее бортом показались багры. Крючья со смачным хрустом один за другим впивались в борта купеческого судна. Пираты с криками потянули за древки багров. На их шеях и мышцах рук жилы вздувались от усердия. Прошло несколько секунд, и корабли стукнулись бортами, образовав единое целое.

С отработанной ловкостью с джонки на джонку начали перепрыгивать пираты. Они разбрелись по палубе, расхаживали по ней вполне по-хозяйски, но вели себя не агрессивно, оружием не размахивали. Эти люди были похожи на пограничников со сторожевого катера, которые деловито, без суеты приступают к рутинной проверке груза и документов на подозрительном судне, нисколько не опасаясь серьезного сопротивления. Такое сравнение пришло на ум Артему.

Флибустьеры желтых морей располагали самым разномастным оружием. Катан и китайских мечей у них было где-то поровну. Артем заметил и палицы, и метательные ножи за поясами у некоторых в преизрядном количестве. Почти у всех окинавцев имелись кинжалы, чье разнообразие поражало глаз. У одного из них Артем даже углядел кинжал с волнистым лезвием. Кое у кого имелись топорики, наверное весьма полезная штука в палубных сечах. Зато штук малополезных, скажем, алебард, копий или боевых вееров-оги, у этих ребят совершенно не было. Кое у кого из пиратов имелось оружие и вовсе диковинного вида, чье предназначение Артем с ходу определить не смог. Ну, скажем, металлический двузубец на короткой деревянной палке. Что это, для чего?

– Эй! – Артем вскинул руку, чтобы привлечь к себе внимание. – Я хочу говорить с вашим главным!

– Раз хочешь, говори.

Невысокий, плотно сбитый окинавец, одетый в нечто, напомнившее Артему фуфайку без рукавов, перехваченную широким поясом, как раз неспешно перебирался с корабля на корабль. Впрочем, он так до конца и не перебрался, остался сидеть на борту, скрестив руки на груди и глядя на Артема весело и нахально. Окинавец был, наверное, годков на пять помоложе Артема, и уже главарь. Стало быть, он или непобедим в бою, или умен как тысяча чертей, или сынок большого окинавского человека.

Артем приосанился, выпятил грудь, надул щеки для важности, вздернул подбородок, сдвинул брови. При этом он чувствовал себя форменным клоуном, но ничего не поделаешь, таковы тут правила игры. Для пущего эффекту не помешало бы нацепить парадное кимоно, но теперь уж поздно бежать переодеваться.

– Я – Ямомото, – сказал Артем. – Даймё Ямомото. Из Ицудо. В Ямато меня знают как Белого Дракона, победителя монголов. Указом тэнно Сидзё я поставлен во главе императорского посольства, которое пересекает море на этом корабле и держит курс в Ханчжоу, столицу империи Сун.

Похоже, его титулы и должности не произвели не то что большого, а и вовсе никакого впечатления на главаря пиратов. Он не свалился с борта, ошалев от встречи с этакой важной персоной, даже не соизволил обозначить легкий поклон.

Артем замолчал, потому как не знал, что тут еще можно добавить.

И тогда заговорил главарь:

– Я – Кусанку из рода Сюнтэн, сын Хаси. Мой отец – сын Сюнтэна и Каяны из рода Сё, и внук Минамото Тамэтомо. Эта вода, что ты видишь вокруг вплоть до твердых берегов, это наша вода. Мы – истинные хозяева этой воды, по праву могущества двух великих родов Сюнтэн и Сё. Род Сюнтэн ведет свое начало от бога ветра и воды Сусаноо, а род Сё – от бога Наньдоу. Никто не может сравниться с нашим родом чистотой крови. Мы были здесь всегда, и мы будем здесь всегда.

«Вот сволочь! А ведь он переплюнул меня в этом номере, – пришлось признать Артему. – Его выступление прозвучало покруче. Мне надо бы еще поучиться красноречию. Из этого гада, возможно, получился бы хороший шпрехшталмейстер».

– Хозяин любого клочка суши имеет право спрашивать, кто и куда идет через его землю. Так и я имею право знать, кто и куда плывет через мое море, – тем временем продолжал распинаться пират по имени Кусанку.

– Теперь ты знаешь, кто я и куда направляюсь. Вот императорский указ, составленный на двух языках, подписанный тэнно Сидзё и сиккэном Ходзё Ясутоки. Прочти его и убедись в правоте моих слов. Такамори!

Артем сделал повелительный жест. Такамори подошел к этому повелителю воды и протянул ему бамбуковый пенал, украшенный императорской печатью.

Кусанку вытряхнул из пенала бумагу, свернутую в трубку, распрямил ее, поглядел, старательно морща лоб, потом перевернул вверх ногами, потом – боком. Он еще какое-то время разглядывал документ, затем свернул его, засунул обратно в пенал и вернул Такамори.

– К твоему несчастью, Ямомото-сан, мы не захватили с собой грамотея. Кто же знал, что нам доведется встретиться с такой важной особой! Умников держит при себе отец и в море не отпускает. Если с ними что-то случится, кто прочтет ему подобные бумаги? Никто из моих воинов не умеет читать. Им это не нужно! Что же до императорской печати, то я вижу ее столь редко, что могу спутать ее с чем угодно. С умелой подделкой, скажем.

Ну врет же! Артем мог поспорить на что угодно, что эта пиратская сволочь врет. То есть, конечно, читать-то он, может, и не умеет, да и никто из его головорезов не умеет, но вот то, что сын окинавского вождя не знает, как выглядит печать императора Ямато, – это уж извините. В это никак нельзя поверить.

– И тебе, Кусанку из рода Сюнтэн, не знакомы подписи императора и сиккэна? – спросил Артем.

– Глава рода не я, а мой отец. Он знаком с грамотами императоров. Я – простой моряк, мне это все ни к чему. Мое дело – следить за порядком на водах. Сюда я поставлен отцом. Слушай меня, Ямомото. Я говорю так. Мы идем к нашему берегу. Пусть мой отец решает. Он выяснит, кто ты и твои люди и что с вами делать.

По правилам игры Артем должен был именно сейчас нешуточно разозлиться и произнести фразу, которую, по совести говоря, ему совсем не хотелось произносить, но придется. Потому как иначе и свои не поймут, и чужие уважать не станут.

– Ты не умеешь читать, но умеешь слушать, Кусанку-сан, – сдвинув брови и влив в голос металл, произнес Артем, для пущей грозности выпятив грудь. – Я даю тебе слово самурая, что все обстоит так, как я тебе сказал. Или ты не веришь слову самурая?!

Артему не надо было оглядываться, чтобы убедиться в том, что ноздри Кумазава-старшего сейчас гневно раздуваются, а пальцы с побелевшими костяшками сжимают рукоять катаны, что Хидейоши по-бычьи наклонил голову, что означало полную готовность к битве. Такамори как-то совсем незаметно для всех и вроде бы самым естественным образом переместился за спину предводителя пиратов и мог достать его в любой момент. Но в планы самого Артема, посла Ямато, затевать схватку никак не входило. Пираты задавят их числом, даже потеряв главаря. Да и умением тоже перекроют, чего уж там. Среди работников древнеяпонского посольства опытных бойцов всего ничего, никто из них в палубных схватках не искушен, а тут, понятное дело, имеется своя хитрая специфика.

Правда, что делать, если молодой пират начнет откровенно хамить и оскорблять его, а то и вовсе императора? Стерпеть на глазах у всех? Перевести все в шутку? Артем решил реагировать уже по факту. Если бы в планы окинавца входило затеять кровавую стычку, то он бы давно уже ее затеял, не затягивая процесс и не размениваясь на оскорбления и подначки. Кусанку не стал обострять щекотливую тему насчет веры в слово самурая. Надо сказать, что он вполне изящно вышел из пикантной ситуации:

– Я – утинантю, я плохо знаю порядки и обычаи яматонтю. К тому же я не самурай, а моряк. Я поверил бы твоему слову, Ямомото-сан, но раньше встречал самураев, которые нарушили свое слово. Как я теперь могу верить?

Если бы Артем имел желание обострить и накалить ситуацию, то он мог бы найти, к чему прицепиться в словах Кусанку. Скажем: «Ты равняешь каких-то там самураев с послом самого императора?! Значит, ты не веришь самому императору?!» Ну и пошло-поехало. Только господину послу все это было нафиг не нужно. Прошли опасный риф, и ладно. Теперь самое время переходить к главному номеру нашей программы, ради которого, стоит надеяться, все и затеяно. К вопросу выкупа.

– Я многое мог бы тебе сказать, Кусанку-сан, но мы спешим. Скажи, что тебе нужно?

Сын окинавского вождя удивленно поднял бровь:

– Я же сказал. Мне нужно знать, кто ты и твои люди на самом деле. Ты кажешься мне подозрительным. Я не желаю пропускать через свою воду подозрительных людей.

Артем несколько опешил. Он думал, что сын вождя с радостью ухватится за недвусмысленный намек и начнет уже собственно торг. Или же Кусанку просто-напросто набивает цену? Дескать, мы тут самые крутые, ведущие родословные от богов, бла-бла-бла, а значит, все обойдется тебе, посол, гораздо дороже.

– За кого ты нас принимаешь? Кем же мы можем быть? Демонами, принявшими человеческое обличье?

– Вы можете быть врагами нашего рода, – сказал Кусанку. – И направляться можете к одному из трех злейших наших врагов, этих самозванцев и подлецов, чтобы вступить с ними в сговор против нашего рода. И посланы вы не императором, а каким-нибудь самурайским кланом, желающим отхватить кусок от нашего острова.

Артем понятия не имел, о каких трех подлейших врагах идет речь, да и плевать на них хотел. Ему не нравилось то, что разговор о выкупе никак не начинался. Артем с каждой минутой все меньше понимал, чего же добивается пират.

– Я – посол, – напомнил Артем. – Дело посла – вести переговоры. Вести переговоры принято один на один. Давай отошлем наших людей и поговорим один на один.

– Я – всего лишь моряк, – сказал Кусанку, и глаза его при этом насмешливо заблестели. – Да и о чем мы с тобой станем говорить? Вот мой отец найдет о чем поговорить с тобой.

Артем пребывал в полнейшем недоумении. Происходило нечто непонятное.

Он решил откинуть намеки и высказаться напрямую:

– Как я уже сказал, Кусанку-сан, мы спешим! Ради того, чтобы не задерживаться в пути, я готов пойти на некоторые издержки. Разумеется, в том случае, если плата окажется разумной.

– А я сказал, что ты кажешься мне подозрительным, Ямомото-сан. И твои люди тоже. Раз так, пусть мой отец решает, что с тобой делать. Ты сам все время говоришь, что ты – посол. Значит, и говорить тебе надо с главой рода, а не с такой мелкой птахой, как я, – Кусанку не сдержал усмешки. – Все, посол, твой корабль идет за нами.

Показывая, что время дискуссий прошло, Кусанку повернулся и перескочил на палубу своего корабля. Зато его вооруженные люди количеством поболее десятка никуда уходить не собирались. Совсем даже наоборот. Они довольно грамотно рассредоточились по палубе, чтобы в случае чего в зародыше подавить любое вооруженное сопротивление.

С-ситуация, лопату вам в дупло! Вот ведь свалилось, откуда не ждали! Все происходящее самым категорическим образом не нравилось Артему. Особенно то, что пиратский главарь даже не стал торговаться насчет выкупа. Не может такого быть, чтобы пират даже не заикнулся о деньгах!

Ну а что он, посол и цирковой гимнаст, мог сделать? Рвануть меч из-за пояса да заорать во всю мощь воздушно-гимнастических легких: «Круши их ребята! Гей, айда, сарынь на кичку! Банзай, мать вашу вперегиб!» Конечно, рубка выйдет славная, кто бы спорил, только шансов на победу в ней практически никаких. Тогда что еще можно придумать? Дождаться, когда пиратская посудина отвалит от борта, усыпить бдительность оставшейся гоп-команды послушным поведением, потом внезапно напасть на них и перебить? Положим, этот вариант имеет некоторые шансы на успех, ну а дальше-то что? А дальше пиратская джонка, которая – тут и к бабке не ходи – далеко отплывать не станет и на которой еще полным-полно головорезов, снова подрулит вплотную. Вот тут уж корсары церемоний разводить не станут, сперва как следует обстреляют из луков, потом пойдут на абордаж и перебьют всех до единого. Словом, надо или погибать, или подчиняться. Погибать Артему отчего-то не хотелось.

Он повернулся к усатому капитану:

– Пусть будет так, как сказал окинавец. Плывем за ними.

В конце концов, ничего страшного не происходит. Их не грабят, не убивают, самурайской чести урона не наносят. Есть все основания надеяться, что того и другого удастся избежать в дальнейшем. Какие, спросите, к этому основания? А такие, что если хотели бы поубивать да пограбить, то не стали бы откладывать это увлекательное дело на потом. Ни к чему городить огород с турпоездками на Окинаву. «Хорошо, но ведь зачем-то им понадобилось конвоировать нас на Окинаву, к этому своему главе ордена, папаше Хаси или как там его? – сам себя спросил Артем и сам себе же ответил: – Не исключено, что сынок просто побоялся самостоятельно принимать столь ответственное решение. Он ведь не заурядного купчишку заловил, а императорского посла. Тут как бы крупных неприятностей не огрести. Почему тогда он просто не отпустил корабль на все четыре стороны? Так это еще проще. Жадность. Обыкновенная человеческая жадность. Этот парень волчьим пиратским нюхом чует жирную добычу, упускать ее – жаба душит. Но на корабле сидит посол императора, а это, как уже сказано, чревато международными осложнениями. Вот наш пират и надумал: а ну его, пусть, мол, батька решает. А что, вполне приемлемая версия».

Маячить на палубе, путаться под ногами у матросов и пиратов было ни к чему, и Артем направился в кормовую надстройку. Следом за ним туда же перебрались и все остальные члены посольства, кроме Такамори. Вероятно, он решил последить за окинавцами.

В бамбуковой постройке стоял полумрак. Никто, разумеется, вскинувшись со сна, и не подумал снимать с оконных проемов соломенные завесы. Да и сейчас заниматься этим было ни к чему. Или вы хотите лучше видеть знакомые лица? Да и так понятно, что лица у всех сейчас мрачные и напряженные. Может, вам хочется вовремя заметить окинавского пирата, вздумавшего подслушивать разговоры, пристроившись возле оконного проема? А что помешает тем же окинавцам сколько влезет слушать разговоры, прижавшись к любой из стен надстройки, сквозь ничем не заделанные щели между бамбуковыми стеблями? Если уж речь зайдет о вещах потаенных, лишних для посторонних ушей, то следует вовремя перейти на шепот и по возможности объясняться иносказательно.

Артем присел возле судового хибати, на котором готовили корабельные обеды, а на ночь, накрыв решеткой, вносили внутрь надстройки, чтобы угли здесь отдавали тепло, обвел взглядом людей, рассаживающихся кругом.

– Ну-у, – протянул он. – И какие будут соображения, дражайшие мои? Кто-нибудь может мне объяснить, что происходит? Что это за люди такие? Кто-нибудь слышал об этом проклятом роде Сюнтэн? А об Окинаве этой кто-нибудь что-нибудь толком знает? Чего нам там ждать, зачем нас туда тащат? Говорите кто что знает.

– Плохо, плохо! Окинава – совсем плохо! – Купец-китаец обхватил голову руками и раскачивался из стороны в сторону.

Он сидел не за столом с самураями, а у стены пристройки, как и капитан.

– Правильного закона нет. Единого закона совсем нет. Каждый князь свой закон пишет. Хочет князь забрать все – берет все. Хочет корабль в придачу – берет. Хочет выкуп брать – выкуп берет. Я совсем пропал, товар весь заберут, а больше ничего у меня нет.

– Хватит ныть, китаец, а то я заткну твой рот! – Садато, сидящий с прямой спиной, хоть линейку прикладывай, стукнул кулаком по колену. – Наши мечи с нами. Будь я проклят, если не прихвачу с собой хотя бы пятерых. Пусть только господин посол прикажет!

– Т-с-с! – Артем сперва приложил палец к губам, потом показал на стены. – Рядом могут быть чужие уши. Давайте говорить тихо, а о важном – только шепотом и никак иначе.

– Полагаю, нет причин хвататься за мечи, отец, – это заговорила Ацухимэ, которая уже давно выбила себе право в их узком кругу говорить на равных с самураями. Прямо скажем, произошло это при попустительстве и даже, может быть, прямом содействии некоего циркача, не слишком ревностно чтившего некоторые самурайские правила.– На Окинаве слишком хорошо помнят воинов Тайра. Вот почему!..

То ли заметив в полутьме недоумение на лице Артема, то ли просто сообразив, что ее слова требуют пояснения, она добавила:

– В эпоху Нидзё от пиратов совсем не стало житья. Источником заразы была Окинава. Тогда император повелел дому Тайра, известному своими подвигами на море, покончить с разбойниками. На Окинаве высадились воины Тайра. Они разбили разбойничье гнездо самого могущественного и опасного в то время окинавского клана Ро Рю Ко, сожгли все их корабли и все дома на побережье, но глава клана с сыновьями сумел сбежать от самурайских мечей в глубь острова. Тогда Тайра послал к каждому из вождей других окинавских кланов своих самураев и велел им передать вот что. Или они разыщут и выдадут сбежавшего и где-то прячущегося Ро Рю Ко с сыновьями и присягнут на вечную верность императорскому дому, или со всеми кланами будет то же самое, что и с кланом Ро Рю Ко. Вожди рассудили так: «Наверное, мы можем, соединив силы, покончить с воинами Тайра, но император и дом Тайра не простят этого. Придут новые воины, большим числом, и истребят всех поголовно». Недолго прождал Тайра, и вожди принесли ему головы вождя клана Ро Рю Ко и его сыновей. Затем вожди отправились вместе с Тайра в Хэйан, где принесли клятву в вечной верности императорскому дому Ямато. Они поклялись не трогать корабли Ямато, а также корабли, идущие в Ямато и из Ямато. С тех пор окинавцы исправно платят установленную дань и очень боятся хоть чем-то прогневать императора. Посему я уверена, что послу императора на Окинаве ничто не может угрожать.

Ацухимэ замолчала, тогда ее брат поставил на стол флягу из тыквы, из которой только что жадно пил, и заговорил:

– Спасибо, сестра. – Хидейоши сопроводил эти слова легким наклоном головы. – Твое знание легенд о подвигах великих воинов прошлого всегда потрясало меня. Я всегда завидовал твоей памяти. Но твоя легенда неверно освещает некоторые вопросы. Начну с того, что окинавские вожди стали платить дань Ямато еще в эпоху Момму. Да и китайскому императору они стали платить в это же время.

К тому, что собирался сказать Хидейоши, следовало прислушаться со всем вниманием. Как-никак он служил у сиккэна, второго лица в стране Ямато, стало быть, находился в самой гуще государственных дел, к которым, безусловно, принадлежали и отношения с Утина.

– Окинавцы платили дань более-менее в срок, но при этом продолжали вовсю промышлять морским разбоем. Разбойничьи аппетиты не знают удержу, потому окинавских вако приходилось время от времени вразумлять мечом. Легенда, рассказанная моей сестрой, – всего лишь эпизод вразумления утинантю, пусть и один из самых известных. Чуть притихнув на время, они опять брались за свое. Многое изменилось, когда на Окинаве высадился Минамото Тамэтомо, которого упомянул этот молодой вако, хвалясь своими предками. Минамото бежал на Окинаву после того, как был наголову разбит в одном из сражений на Хонсю. Он и его уцелевшие воины нашли приют у одного из окинавских вождей. Вскоре Минамото женился на дочери вождя, стал править вместе с ним и подминать под себя один окинавский клан за другим. Дело Минамото Тамэтомо завершил его сын, который стал единоличным правителем Утина. Он правил под именем Сонтон – молодой вако называл его Сюнтэн. После смерти Сонтона трое его сыновей поделили Окинаву на три удела, и каждый из них стал вождем на своей земле. Видимо, отец этого Кусанку – как раз один из сыновей Сонтона. Разумеется, я не помню их имен. Вот почему я скажу то же, что и сестра. Ни один из сыновей Сонтона не осмелится причинить вреда послу императора Ямато хотя бы потому, что сыновья эти друг друга ненавидят, друг друга опасаются и друг за другом следят, подсылая шпионов. О том, что у одного из них появился посол императора, очень быстро станет известно двум другим сыновьям. Если вдруг с послом что-то случится, Тони обязательно об этом узнают.

– Ясно, – понятливо кивнул Артем. – Двое сынишек не упустят момента, срочно накатают донос в Киото, попросят прислать карательное войско и сами с удовольствием к этому войску присоединятся. Поэтому Хаси – так, кажется, зовут отца нашего пирата – не станет так глупо подставляться. Да вообще зачем ему, правителю одной трети Окинавы, причинять вред послу Ямато? Ни одной вразумительной причины этого я не вижу. Но тогда тем более непонятно, что происходит. Зачем пиратам тащить нас на Окинаву?

Артем покосился на капитана, чье лицо выражало крайнюю степень нетерпения, какая бывает у людей, которым очень хочется в туалет, но они вынуждены терпеть, сидеть на месте и кого-то слушать. Господин посол не позволил капитану говорить, потому что хотел говорить Хидейоши. Негоже было давать слово китайцу-капитану вперед самурая высокого ранга.

– Ты не дал мне договорить, Ямомото, – чуток попенял Артему Хидейоши. – Я как раз и собирался сказать, что нужно этому молодому вако. Он хотел ограбить судно, узнал, что на борту находится посол, и передумал. «А дай-ка, – решил он, – отвезу-ка я этого посла к себе. Отец потом извинится, задобрит его подарками. Посол погостит день-другой и оправится дальше. Что узнают другие кланы от своих шпионов? У нас в гостях побывал посол императора Ямато, а к ним не заехал. Другие сыновья Сонтона решат, что император Ямато особо отмечает именно этот клан. После чего они десять раз подумают, прежде чем замышлять что-то против него».

– Тогда молодой окинавец глуп как обезьяний хвост. Он не понимает, что делает, – сказал как отрезал Кумазава-старший. – Он получит свое сперва от отца, потом от императора.

– Я слышала, окинавцы торгуют людьми, – раздался вдруг голос Омицу, сидевшей возле раненого Абуэ. – Теми, кого они берут в плен, нападая на прибрежные города и деревни. Это так?

Она сказала это мгновением раньше, чем успел заговорить капитан. Усатому китайцу пришлось вновь придержать приготовленные слова.

– Это правда, Омицу-сан, – подтвердил Хидейоши, повернувшись к девушке. – Больше всего страдают Чосон, Дайвьет и княжество Лосон. Иногда набегам подвергаются прибрежные поселения империи Сун и, увы, с горечью приходится признать, даже наши, на Кюсю. Пленников утинантю продают на невольничьих рынках Дайвьета и Сун. Уже оттуда невольничьи караваны увозят живой товар в другие страны. Однако случаи, когда в плен брали бы самураев, мне не известны. Уверен, что их и не было…

– При чем тут невольники! – раздраженно взмахнул рукой Кумазава-старший. – Эдак мы договоримся до того, что нас хотят продать как презренных рабов!

– Мы хотим всего лишь чуть больше узнать об этих людях, отец, – сказала Ацухимэ.

– Грязные дикари и вонючие свиньи – вот и все, что о них надо знать, дочь моя, – наставительно произнес Садато.

– И сколько нам плыть до чудо-острова Окинавы? – спросил Артем, повернувшись к капитану.

Он задал этот вопрос исключительно ради того, чтобы дать наконец капитану высказаться, а то тот так и будет мучиться, боясь помешать разговорам самураев.

– Пусть простит меня господин посол, но на море нельзя загадывать, – торопливо заговорил капитан. – Если бы ветер сохранился, то мы в два дня достигли бы острова Окинавы. Только мы плывем не на Окинаву. Мы и не должны плыть на Окинаву.

Все смотрели на капитана как на сумасшедшего.

– Так это не окинавцы? – первым опомнился Артем.

– Это окинавцы, но они не с острова Окинава. Они и не могут быть с острова Окинава.

– Что ты несешь, китаец! – в приливе гнева Садато по привычке схватился за рукоять меча. – Спятил от страха?! Или ты с ними заодно! Ты и вывел нас на них!

– Я сейчас все объясню, господин Кумазава. – Капитан, у которого по лбу побежала струйка пота, заговорил еще быстрее: – Как только молодой вако сказал, что его отца зовут Хаси, я сразу понял, кто это и откуда. Они – окинавцы, потому что «Веревка» – это не только остров Окинава, но и семьдесят мелких островов. Они с острова Рюкосима. Именно туда отправился Хаси, которому после смерти Сюнтэна не досталось ничего из владений отца. Дело в том, что Хаси – внебрачный сын Сюнтэна. Другие сыновья лишь позволили ему основать свое поселение на острове Рюкосима и взять с собой своих людей. Он там и живет. Это настоящий вако, господин посол и господа Кумазава. Да, он тоже платит свою часть дани нашему и вашему императорам, но если другие сыновья Сюнтэна хоть как-то соблюдают договоры, то Хаси делает что хочет. Хотя я тоже не могу понять, зачем ему понадобился господин императорский посол.

– Чего ж ты раньше молчал?! – воскликнул Кумазава-старший.

Неизвестно, как бы ответил на этот возглас капитан, но тут зашуршал отодвигаемый соломенный полог. В узкий и низкий проем протиснулся Такамори и подсел к остальным. В этот момент все молчали, обдумывая то, что услышали от капитана. Думать было тяжело, потому что враз оказались под сомнением все оптимистичные расклады Хидейоши.

– Что там? – спросил Артем Такамори, чтобы хоть чем-то заполнить тягостное молчание.

– Вако разлеглись на палубе и дремлют кошачьей дремой, – сказал Такамори. – Легко к ним не подберешься. Я к ним пригляделся. Похоже, это все бывалые воины. Если что, с ними придется тяжело. Что вы тут решили?

– Сейчас расскажем, – со вздохом ответил Артем и вновь обратился к капитану: – Ну а до этого острова Рюкосима сколько плыть?

– С закатом должны прибыть.