Книга: Мечи Ямато
Назад: Глава одиннадцатая «СВЕТ ВОСЕМНАДЦАТИ ДУН»
Дальше: Глава тринадцатая ПРОСТОЕ ЯПОНСКОЕ УТРО

Глава двенадцатая
«СВЕТ ВОСЕМНАДЦАТИ ЛУН»
(Продолжение)

Перепела в полях
квохчут, квохчут — должно быть, решили,
что ястреб дремлет.
Басе

 

Собрать в одном месте всех обитателей «гасиенды дона Мацудайра» оказалось невероятно сложным делом. Собственно, Артем отлично представлял себе, что затея однозначно обречена на провал, исходи предложение от него. Оно должно было непременно исходить от какого-то авторитетного лица. Но где его взять и как заручиться его поддержкой?
Ацухимэ таковым лицом быть не могла, потому что была женщиной. Ха, женщина и гайдзин! Трудно вообразить себе что-либо менее авторитетное в японских глазах. Чтобы там эти двое ни наплели, какими бы убедительными ни были их аргументы, кто станет их слушать! Но зато Ацухимэ могла стать гайдзину добрым советчиком. Например, могла подсказать, с кем говорить и как вести разговор. Поэтому Артем поделился с ней замыслом.
Сначала сестра Хидейоши вполне ожидаемо ему не верила — до тех пор, пока он не показал ей татуировку. Увидев дракона на плече, она сперва испуганно отшатнулась, потом на смену испугу пришло изумление, потом крепко призадумалась.
— Тебя не станут слушать, — наконец сказала она, задумчиво теребя прядь волос. — Они скажут — пусть приедет даймё Нобунага, он нас рассудит.
Они с Ацухимэ разговаривали во внутреннем дворике у пруда. В пруду над камнями и корягами плавали карпы и еще какие-то рыбы с золотыми плавниками. А самураи топтались неподалеку — на галерее, оттуда и наблюдали за гайдзином.
— Тогда надо напомнить им, что мастер Мацудайра терпеть не мог Нобунага и не хотел видеть даймё в селении Касивадзаки, — напористо произнес Артем. — Тому, кто будет яростно против, можно сказать: «А не ты ли и убил мастера, раз противишься выявлению истинного убийцы»!
— Верно, Алтём. — Ацухимэ решительно поднялась с камней, которыми был выложен берег пруда. — Я схожу к Хара Итиноси и сама поговорю с ним...
«Ага, все-таки Итиноси, — подумал гимнаст. — Видимо, по сложившейся у них иерархии именно он теперь как бы главный. Временно или постоянно. Занял свято место. Типа, как место президента во всяких там развитых странах автоматически занимает вице-президент... Вот вам, кстати, еще один повод для убийства мастера Мацудайра...»
Хара Итиноси и Ацухимэ вернулись вместе, оживленно разговаривая на ходу. Они остановились, пяти шагов не дойдя до Артема, возле украшенных разноцветными лентами, врытых в землю двух лакированных столбиков.
— Если гайдзин все же обманет нас, я покрою себя позором. Ты подумала об этом? — донеслось до Артема. Это говорил Хара Итиноси.
— Не иди от себя, от своих страхов! Подумай, как бы поступил сейчас сэнсэй, и поступи так же! — громко и отчетливо произнесла Ацухимэ, потом низко поклонилась и отошла в сторону.
«Однако эта женщина все же имеет здесь авторитет, заслужила, к ней прислушиваются даже после смерти мастера». Артем не мог ничего утверждать, слишком мало еще покрутился в здешних сферах общества, но все же было у него стойкое подозрение, что такое положение женщины отнюдь не обычное дело в стране самураев, а скорее редкое и приятное для Артема исключение.
Озадаченный словами женщины, Хара Итиноси какое-то время сосредоточенно размышлял, расхаживая между столбиками с лентами и грудой мшистых камней. Потом самурай, видимо, приняв какое-то решение, быстрым шагом направился к Артему.
— Покажи знак Белого Дракона на твоем плече!
Итиоси рассматривал татуировку внимательно и долго.
— Да, это Бьяку-Рю, — сказал он, наконец перестав мять Артему плечо и водить пальцем по коже. — Могущество Белого Дракона известно всем... Если человек носит на своем теле изображение Белого Дракона и с ним не происходит ничего плохого, значит, он пользуется покровительством Бьяку-Рю. Хорошо, сделаем так, как ты сказал. Меч «Свет восемнадцати лун» обладает столь сильным ками, что он не допустит ошибки. Но если ты нас обманываешь, мы больше не станем слушать тебя, гайдзин, и до прихода Нобунага ты будешь сидеть взаперти...
— Согласен, господин Итиноси, — сказал Артем и поклонился, выказывая глубиной поклона и плотно прижатыми к бокам руками глубокую признательность господину Итиноси за мудрое решение...
И вот все собрались во внутреннем дворике и на огибающей его галерее — свободного места не осталось. Артем и не ожидал, что на этом «ранчо» проживает столько людей.
Самураи держались отдельно, слуги отдельно. Отдельно от тех и других держались женщины. Одни малые дети бегали повсюду, не придавая никакого значения сословным и половым различиям. И уж совсем отдельно ото всех, как заметил Артем, держалась Ацухимэ. «Впрочем, оно и понятно, — подумал гимнаст. — Женщины, даже самурайские жены, не могут принять ее за свою, уж больно неправильно себя ведет».
— Вы уже знаете, что случилось этой ночью.
Едва заговорил Хара Итиноси, установилась тишина. Вместе с Артемом, в окружении наиболее взрослых и, надо думать, наиболее влиятельных в этом доме самураев он стоял на ступеньках, ведущих с галереи во внутренний дворик.
— Мастера убили подло. В спину. Так убивают только варвары и ямабуси.
Понятное дело, Артема тут же опалили десятки пылающих ненавистью взглядов. Неуютно было под ними, признаться.
— Господин Мацудайра позвал к себе чужестранца по имени Ямамото, — Итиноси показал рукой на Артема, — потому что тот находится под покровительством Белого Дракона и наделен крупицей его могущества. Покажи им знак Бьяку-Рю на своем плече!
В третий раз за это утро Артем заголил плечо. И опять ему пришлось наблюдать уже привычную реакцию на своего дракона — страх и изумление. Страх, кстати, преобладал.
Во дворе и на галерее поднялся шум. Хара Итиноси властно поднял правую руку вверх, призывая всех к тишине.
— Чужестранец Ямамото говорит, что может силой Белого Дракона пробудить к отмщению ками, заключенный в мече господина Мацудайра, что носит имя «Свет восемнадцати лун». И меч сам отомстит подлому убийце хозяина меча. А теперь ты скажи, Ямамото!
— Это так, — сказал Артем. Даже не пришлось особо напрягать связки, чтобы его голос услышали все люди на галерее и во дворе — с акустикой тут было все в порядке. — Меч сам найдет убийцу и отомстит ему. Как только убийца дотронется до ножен, клинок отсечет ему голову. Невинным людям нечего бояться. Невинным людям ничего не грозит. Все, что вам нужно сделать, — это подойти к мечу, сжать ножны руками, подержать немного, отпустить и отойти. Меч лежит рядом с господином Мацудайра в фехтовальном зале.
Артем выразительно посмотрел на самурая Итиноси.
— Делайте так, как сказал Ямамото! — приказал Хара Итиноси.
И началось. Люди по одному входили в фехтовальный зал. Двери зала не задвигали, и поэтому стоящие у порога могли видеть, как люди подходят к центру зала и опускаются на колени перед телом мастера. Они низко склонялись перед покойным. Катана мастера, носящая имя «Свет восемнадцати лун», лежала у ног Мацудайра. (Собственно, лежала там, куда ее положил Артем. Он зашел в фехтовальный зал перед началом, закрыл за собой дверь, мотивируя это секретами своей мистической связи с Белым Драконом, и кое-что подготовил. Что должно было, по его мнению, сработать. Потому что если не сработает... Впрочем, об этом лучше пока не думать.) А вот как люди кладут руки на меч, от двери не было видно, потому что они располагались спиной к двери.
Все происходило в благоговейной тишине — такая бывает, пожалуй, только на кладбище зимой. Даже самые беспокойные дети и те угомонились. Тишина так и продержалась до самого окончания мероприятия. То есть до тех пор, пока последний из людей (к мастеру подходили и дотрагивались до меча даже женщины и дети) не вышел из фехтовального зала. Последним был Артем.
— Ничего не случилось, меч никого не покарал, — прошептал Хара Итиноси, широко распахнутыми от удивления глазами уставившись на Артема. — В доме не осталось никого, кто бы не прикоснулся к «Свету восемнадцати лун». Как так, Ямамото?
— Все ясно! — диким голосом закричал Наканэ. Вид у него сейчас был по-настоящему страшный. — Гайдзин — убийца сэнсэя!
— Он обманул нас! Мерзкий гайдзин! Смерть ему! Смерть гайдзину!
Из ножен вылетели катаны. Сталь засверкала вокруг Артема. Надвинулись перекошенные, страшные, злобные лица.
— Подождите! — Гимнаст вскинул руку. — Это еще не все! Сейчас и наступит момент истины! Сейчас мы увидим убийцу. Пусть все выставят перед собой открытые ладони. Вот так! Делайте, как я!
Артем выбросил перед собой руки, повернув их ладонями вверх. На коже его ладоней были видны две отчетливые темные полосы.
— Прикажи им, Итиноси! Ну же! — повысил голос Артем. — Пусть все покажут ладони.
Хара Итиноси не спешил ничего приказывать. Он молча поднял руки и взглянул на свои ладони.
— Что это? — Он тоже увидел на них две темные полосы.
— Это простая сажа. Самая обыкновенная сажа. Ты еще не понял, в чем дело? У кого чистые ладони, тот и убийца. Мы же не видели от двери, кто прикасается к ножнам, а кто только делает вид. Убийца ни за что не стал бы трогать ножны, испугавшись мести «Света восемнадцати лун». Понимаешь теперь?
— Всем показать ладони! — рявкнул Хара Итиноси. — Ты!
Самурай шагнул к ближайшему человеку — им оказался Наканэ, силой перевернул его ладони. Ладони оказались запачканы.
— Оступи назад, не мешай! — приказал Итиноси. — Переворачивайте ладони, вытягивайте руки, чего ждете!
Младшие самураи один за другим стали вытягивать руки ладонями вверх. Старшие самураи пока только хмурились и не торопились следовать их примеру.
— А почему я должен потакать гайдзинским выходкам? — крикнул Куримото.
— И почему ты, Итиноси, слушаешь гайдзина? — подхватил вслед за ним Хасимото.
— Верно! Верно! — зашумели другие старшие самураи.
— Замолчите! — вдруг рявкнул Итиноси. Артем аж вздрогнул — он никак не ожидал от Итиноси такого генеральского рыка. Человек превращался в главного прямо на глазах.
— Если ты чего-то не понимаешь, Куримото, это не значит, что этого не понимаю я! — Так Хара Итиноси изящно назвал Куримото болваном.
И тут Артем увидел, как кто-то из самураев под шумок бочком выбирается из толпы, явно собираясь выскользнуть с галереи в коридор.
— Распорядись, чтоб никого не выпускали! — Артем подскочил к Итиноси и не слишком вежливо схватил его за руку. — Посмотри!
Гимнаст вытянул руку в направлении пытающегося улизнуть самурая. Бритоголовый... Артему даже показалось, что он знает его. Впрочем, сейчас это было неважно.
— Куда он хотел уйти?! — Артем вдруг четко осознал, что должен брать инициативу и нагнетать, иначе все опять выльется в самурайскую перепалку и в этом увязнет. Поэтому Артем не ограничился привлечением внимания, а быстрым шагом через двор направился з сторону бритоголового самурая. И продолжал говорить: — Может, он хочет тихо улизнуть, надеясь, что его отсутствия не заметят? Или хочет где-то вымазать руки сажей и вернуться?
Бритоголовый обернулся. С кустистыми бровями, с первой неряшливой растительностью на круглом юношеском лице — гимнаст вспомнил это лицо: «Ночью он много кричал и даже хотел пытать меня деревянным мечом-боккэном. Его имя начинается на Ц. И вроде бы на ё заканчивается».
Бритоголовый задержал взгляд на Артеме. Никаких особых эмоций на его лице не отразилось. Потом самурай быстро огляделся по сторонам.
Стараниями Артема на бритоголового смотрели уже все, а те, кто находился поблизости от него, отступили, образовав вокруг этого самурая круг отчуждения. И Хара Итиноси уже направился к нему, и кто-то из старших самураев уже пробирался к нему.
Выкрикнув что-то нечленораздельное, бритоголовый выдрал из ножен вакидзаси, рывком распахнул кимоно, всадил короткий меч себе в левый бок и быстро провел клинок к центру живота, вспарывая его.
Он рухнул на колени, потом медленно повалился лицом в пол. К нему кинулись отовсюду, кинулся туда и Артем. Гимнаст пробился к зарезавшему себя самураю, увидел, как его перевернули на спину.
— Посмотрите на его ладони! — закричал Артем, раздвигая склонившихся над самоубийцей.
Кто-то разжал сперва одну ладонь умирающего самурая, потом другую, показывая их всем. Ладони бритоголового были совершенно чисты.
Артем почувствовал, как в нем враз ослабла некая невидимая пружина, что была натянута все это время. Если бы не сработало, то тогда... скверно было бы тогда. И не только потому, что его и без того незавидное положение моментом ухудшилось бы до полной и окончательной задницы. Был еще один аспект.
Ацухимэ знала всю подоплеку фокуса со «Светом восемнадцати лун» — без ее помощи было не обойтись, ведь Артем не знал даже, где взять сажу. А если бы и знал, то не смог бы сделать это незаметно. И кабы фокус не сработал, кабы ладони у всех оказались испачканными, то на роль главной подозреваемой выходила бы девушка по имени Ацухимэ... В общем, слава богу, что обошлось, и все хорошо, что хорошо.
(А еще слава Джеку Лондону и его рассказу, в котором головастый шаман разыскал преступника точно таким же образом. Только вместо меча там был горшок, а вместо японцев — эскимосы... или индейцы, Артем точно уже не помнил. Вот как, оказывается, полезно читать книги и не сразу все выбрасывать из головы.
Психология тех эскимосов и этих японцев оказалась действительно очень похожа. На что Артем и рассчитывал. Те и те одинаково верили в духов и боялись их. Впрочем, слово «вера» не совсем точное. Для японца ками — такая же бесспорная вещь, как для человека двадцать первого века — электричество. Весь мир вокруг населен мириадами невидимых ками, они повсюду и во всем: в камнях, в деревьях, в животных, в земле, в небе. Сам японец станет ками после смерти.
Есть сильные ками, а есть слабые. Такой священный и бесспорно одушевленный для самурая предмет, как меч, не может обладать слабым ками. А если это не просто меч, а меч, выкованный самим Амакуни, меч, который принадлежал самому Мацудайра, то ками этого меча не может не быть сильным. И даже не просто сильным, а сверхсильным. Вот почему Артему всенепременно нужен был «Свет восемнадцати лун», вот почему фокус не сработал бы с предметом, обладавшим меньшей харизмой. И вот почему преступник должен был испугаться мести меча. А уж в том, что гайдзин со знаком Белого Дракона на плече заколдовал меч, ясное дело, никто сомневаться не мог. И дело не только в гайдзине, в фигуре для японца таинственной и пугающей. Дело в Белом Драконе. В том, как японцы верят в Белого Дракона и в его колдовское могущество, Артем уже не раз убеждался...)
Гимнаст готов был уже отойти от бритоголового самоубийцы — чего на него таращиться! — когда заметил одну невероятно знакомую вещицу. Он наклонился и достал то, что торчало у бритоголового за поясом. После чего выбрался из толпы.
Укиё-э. Дощечка с рисунком, на плетеном шнуре. Та самая, что он забрал у убитого им в Яманаси человека, а потом отдал мастеру Мацудайра. И как все это объяснить, а?
— Цурутиё, — услышал он рядом с собой.
— Что? — Артем аж вздрогнул.
— Цурутиё, — повторил Хара Итиноси. — Его звали Цурутиё. Он — один из старших учеников мастера.
— А-а, — протянул гимнаст. — Очень интересно. Пусть будет Цурутиё, я свое дело сделал. Я не знаю, почему он убил мастера, и не могу это выяснить. Боюсь, мы этого так никогда и не узнаем.
— Почему же? — пожал плечами Итиноси. — Я знаю, почему он убил господина Мацудайра... Ты видел окруженную кипарисами беседку с северной стороны дома, Ямамото?
— Нет.
— Попроси кого-нибудь, пусть тебя проводят. Я закончу здесь и подойду. Нам нужно поговорить...
— Да, поговорить нам нужно, — согласился гимнаст.
Артем знал, кого он попросит показать ему беседку с северной стороны дома...
Назад: Глава одиннадцатая «СВЕТ ВОСЕМНАДЦАТИ ДУН»
Дальше: Глава тринадцатая ПРОСТОЕ ЯПОНСКОЕ УТРО