Отправив Расима домой, троица профессионалов от разведки и контрразведки придвинулась ближе к журнальному столику, а Ухналев сказал:

— Прежде чем мы начнем планировать следующий этап операции, я хотел бы обсудить принятое решение. Не опоздали ли мы с завершением операции? Мне кажется, «резак» стал предъявлять претензии к «нашему другу» и вполне справедливые.

— Ты полагаешь, — сказал Виктор Сергеевич, — что он, таким образом, пытается прекратить контакты?

— Нет, — сказал Корбалевич, — это всего лишь очередная проверка. Мы четко отслеживаем обстановку. У него нет агентуры, более эффективно работающей, чем «наш друг».

— Жаль, что игру нужно будет свернуть, — сказал Виктор Сергеевич.

— Нечего жалеть, ради этого, отчасти, все и затевалось, — сказал Ухналев.

— Разве только для этого? — ответил Виктор Сергеевич. — Ты же знаешь, Валера, что такие операции проводятся не только для того, чтобы скомпрометировать визави или снизить его активность, но и для того, чтобы изучать его инструментарий, методы работы…

— Коллеги, — перебил их рассуждения Корбалевич, — у меня мало времени, давайте ближе к делу. Из большого количества заданий, который давал «резак» «нашему другу», на состав преступления тянут только манипуляции с чаем и лекарствами.

— А как же такие поручения, как отследить путь авиаполка с правом ношения ракет средней дальности? Плюс приискание мелкомасштабных карт. Ведь это чистейшей воды шпионаж! — сказал Ухналев.

— Витя, — ответил ему Виктор Сергеевич, — ты забыл, что в данном случае нет объекта преступления. Карты были бытовые, и эксперты Каморканы это выявили, а полк был российским. И любой адвокат использует этот фактор для того, чтобы развалить обвинение в суде.

— Хорошо, — сказал Корбалевич, — давайте сосредоточимся на манипуляциях с лекарствами и чаем. Есть ли там то, что называется объектом преступления?

— Безусловно, — ответил Виктор Сергеевич. — Смотрите внимательно. Здесь не только существует объект преступления, но и явное использование «резаком» служебного положения в интересах семьи.

— Это с чаем, — сказал Ухналев, — а с лекарствами, он вообще вышел за пределы интересов семейного клана. Таким образом, наш Эрдемир скомпрометирован на двух уровнях. Во-первых, он использовал государственные возможности, чтобы продавать чай с высоким содержанием тяжелых металлов, который не продается в Европе. И за эти действия его не погладит по головке его государство, которое послало его сюда.

— А во-вторых, — продолжил Виктор Сергеевич, — он поставлял в Чернобыльскую зону лекарства с просроченными сроками действия, решая этим задачу утилизации отходов и получая при этом мзду от заказчиков.

— За это его не погладит по головке тесть, который вложил в него немало средств, чтобы тот продвигал и защищал его интересы, а не свои, — сказал Корбалевич.

— Это нужно связать с территорией, на которую поставлялись эти лекарства, — добавил Виктор Сергеевич.

— Совершенно верно, — согласился с этим Ухналев. — Ведь как все хитро задумано: возможное увеличение смертности можно списать на последствия Чернобыльской аварии.

— Так, — сказал Корбалевич, — с основными моментами возможного обвинения определились. Теперь нужно подумать, где начать процесс легализации полученных материалов.

— Есть, конечно, классический вариант, — сказал Ухналев, — захват на контакте «резака» и «нашего друга».

— Он отпадает, — возразил Корбалевич. — Есть предложение начать издалека.

— Правильно, — сказал Виктор Сергеевич. — Причем издалека не только по фигурантам данного дела, но и по территории. Я предлагаю осуществить захват «нашего друга» и Петра Яковлевича в солнечном Гомеле во время передачи очередной порции баксов за лекарства с просроченным сроком действия.

— Годится, — сказал Корбалевич. — Это, пожалуй, самый лучший вариант. Осталось получить санкцию руководства.

— И как можно быстрее, — добавил Ухналев.

— Почему быстрее? — спросил Корбалевич.

— Потому, Леня, — произнес Ухналев, — что обстановка в мире напряженная.

— Да что нам обстановка в мире, нам бы со своей разобраться, — ответил Корбалевич.

— Вот так всегда! — раздраженно заметил Ухналев. — Мы решаем свои мелкие задачи, не сопрягая их с задачами региональными и мировыми. И в результате получаем по носу. Сколько было разработок мелких предателей в конце восьмидесятых годов? И вся система просмотрела предателей крупных. А почему?

— Потому что все говорили: не нашего уровня разработки, не нашего ума дело, — поддержал его Виктор Сергеевич.

— А все эти дела должны были быть нашего ума! Ведь малое определяется большим и наоборот. Невозможно манипулировать малой матрешкой, не открыв большую.

— Хорошо, хорошо… — произнес Корбалевич. — Я был не прав, будем действовать максимально быстро. Только вот чьими средствами проводить захват? Если нашими, то сразу будут видны уши контрразведки.

— Подключим коллег из органов внутренних дел, — безапелляционно заявил Ухналев. — Они с удовольствием запишут это дело на свой счет.

— А наше руководство пойдет на это? — спросил осторожный Виктор Сергеевич.

— Пойдет, — ответил за Корбалевича Ухналев. — Наше руководство сейчас сверхосторожное, и такой вариант ему будет предпочтительней.

— Ну и прекрасно, — сказал Корбалевич, поднимаясь с дивана. — Я пойду.

— Конечно, Леня, — отреагировал на это Ухналев. — Но перед тем, как ты уйдешь, прими от нас с Виктором скромный подарок.

Ухналев полез в шкаф и вытащил оттуда сшитый том каких-то материалов.

— Что это? — спроисл Корбалевич, хотя оперативное чутье уже подсказало ему ответ.

— Это фиксация работы с «нашим другом». Она пригодится тебе на этапе реализации разработки «резака» Каморканы. Но имей в виду, составлена она пенсионерами, а следовательно, с нарушением правил секретного делопроизводства. Поэтому быстро используй содержание этого тома, а сам том — в огонь.

— Нет сейчас огня, Валерий Михайлович, — ответил Корбалевич, — сейчас у каждого машинка для измельчения бумаги. Все меняется.

— Твою мать! — выругался Ухналев. — Машинками обзавелись, а оперативный кураж потеряли.

— Валера, Валера, — стал успокаивать его Виктор Сергеевич, — что с тобой?

— То же самое, что и со всеми нами, — зло отозвался Ухналев.

Корбалевич засунул том в портфель и покинул квартиру Ухналева с неприятным чувством, сродни тому, которое испытывает неофит, после того как его труд неудовлетворительно оценивает один из уважаемых им авторитетов.