Книга: Аквариум. (Новое издание, исправленное и переработанное)
Назад: ГЛАВА 18
Дальше: ГЛАВА 20

ГЛАВА 19

1
С Семьсот шестым я провел еще одну встречу. Он под контролем, но совсем не обязательно показывать, что ГРУ об этом знает.
Провожу встречу, как всегда. Плачу. Говорю, что пока его материалы нам не нужны. Встретимся через год. Возможно, у нас появится заказ. Через год под любым предлогом его выведут в консервацию. В дремлющую сеть. Жди сигнала. На этом связь с ними прекратится: жди. когда к тебе на связь выйдет особо важный нелегал! Пусть ждет он, пусть ждет полиция. Не дождетесь. Называется это отсечением под видом консервации. От него мы получили очень нужные приборы. На нем мы сэкономили миллионы. Его материал, когда он был первосортным, тоже использовался для проверки информации какого-то другого источника. А теперь до свидания. Ждите очередного сигнала. Ждите особо важной встречи.
С Семьсот шестым никаких проблем. Но что же мне теперь делать? Вновь собачья жизнь начинается. Вновь борзить. Вновь беспросветное агентурное обеспечение.
А на что ты, Богданыч, рассчитывал? Не можешь работать самостоятельно — вкалывай на других.

 

2
Я снова в обеспечении. Опять я полностью подчинен Младшему лидеру и лишен права встречаться с Навигатором лично. На таких, как я, у него нет времени. Правда, кто успехи имеет, тоже иногда в агентурном обеспечении работает. Но это случается только во время массового обеспечения, когда всю резидентуру выгоняют на проведение каких-нибудь операций, смысл которых от нас скрыт. А еще их привлекают для обеспечения операций нелегальных резидентур ГРУ. Это другое дело. Обеспечивать нелегалов — почет. Но нас, борзых, в обеспечение нелегалов бросают редко. Нам остается тяжелая неблагодарная работа: большой риск, уйма потраченного времени и никаких почестей. Простое агентурное обеспечение работой не считается. Вроде как секретарь-машинистка у великого писателя. Ни денег, ни почестей. Но попробуй ошибись!
Именно такая у меня сегодня работа. Я на пикник в горы еду. Время сейчас совсем не для пикников. Погода не та. Но мне нужно быть в горах. Если бы за нами следили, если бы нас арестовывали и выгоняли, я придумал бы какой-нибудь предлог поумнее. Но нас редко трогают в Великобритании, почти никогда — в США, а в остальных странах к нам, шпионам, относятся доброжелательно. Поэтому нет нужды выдумывать что-то оригинальное. Пикник. Этого достаточно. Вряд ли кто на пикник ездит в одиночку. Но разве кому-нибудь интересно, что делает советский дипломат в нерабочее время?
В багажнике моей машины — противотанковый гранатомет РПГ-7 и пять гранат к нему. Все это аккуратно упаковано. Все это я должен вложить в тайник. Гранатомет весит 6 килограммов. Каждая граната — 2 килограмма 200 грамм. Да еще упаковка. В общем, более 20 килограммов в одном длинном сером пакете. Кому этот гранатомет нужен? Не знаю. Я зарою его в горах. Спрячу в тайнике, который выбирал шесть дней. Кто-то кому-то когда-то передаст описание этого тайника и тайные приметы, по которым его совсем легко найти. Адресат всегда получает описание тайника только после того, как материал заложен. Следовательно, даже если он и захочет продать нас полиции, то не сумеет этого сделать. Адресат получит описание и поспешит к этому месту, но меня там уже давно не будет. Так что я, моя дипломатическая резидентура, советская военная разведка и весь Советский Союз к этому гранатомету отношения не имеем. Лежал в земле, вот и все. Может быть, он всегда тут лежал. Может быть, со дня сотворения Земли ему тут место было. Не беда, что гранатомет советский. Может быть, американцы захватили его во Вьетнаме, да и прячут в Альпах!
Кому этот гранатомет нужен? Хоть убейте, не знаю. Ясно, что это не резерв на случай войны. Для длительного хранения применяются тяжелые контейнеры, а тут совсем легкая упаковка. Значит, его в ближайшие дни кто-то заберет. Не исключено, что в ближайшие дни им и воспользуется. Иначе его придется долго хранить. Это опасно. А ведь я сейчас историю творю! Может быть, этот гранатомет повернет историю человечества в совсем неожиданное русло. РПГ-7 — мощное оружие, легкое да простое. Все лидеры Запада за пуленепробиваемые стекла попрятались. А если вас, господа, гранатой ПГ-7В шарахнуть? Ни один бронированный лимузин не устоит. Шарахнуть с трехсот метров можно. Вот визгу-то будет! Интересно, на кого же ГРУ око свое положило? Кому пять гранат предназначаются? Главе государства? Генералу? Папе Римскому?
Но ведь можно и не только по бронированному лимузину шарахнуть. Защитник окружающей среды может в знак протеста ударить по цистерне с ядовитым газом или по атомному реактору. Защитник мира может подкараулить конвой с американскими атомными боеголовками да нажать на спуск. Шуму будет на весь мир. Ядерного взрыва, конечно, не получится, но уж газеты так взвоют, что придется Западу разоружаться.
Я кручусь по перекресткам, я часто меняю скорость, я выскакиваю на автострады и вновь ухожу на совсем неприметные полевые дороги. Кто за мной следит? Кажется, никто. Кому нужен я? Никому. Один. В густом лесу на узкой дороге. Над моей головой шумит лес. Свою машину я бросил на обочине узкой дороги. Тут иногда оставляют свои машины туристы.
Сижу на пригорке в ельнике и со стороны наблюдаю за своей машиной. Слежки за мной не было. Гарантирую. Но, возможно, в мою машину полиция вмонтировала радиомаячок, который сейчас сигналит им о моем присутствии. Они, может быть, не следили за мной, как обычно, а держались на значительном удалении. Если так, то скоро кто-то должен появиться у моей машины. Кругом лес да горы. Появиться они могут, только используя одну дорогу. Но она под моим контролем. Они будут немного суетиться у моей машины, соображая, в каком направлении я ушел. Тогда я заберу свой драгоценный сверток и, сделав большой крюк по лесу, вернусь к своей машине, когда возле нее никого не останется. Двери я закрою изнутри и буду кружить по лесам и горам. Потом вернусь в посольство и завтра повторю все с самого начала.
Вновь смотрю на часы: прошло тридцать минут. Никто не появился у моей машины. Только сосны шумят. Упаковку с гранатометом можно было бы оставить в машине, и теперь, убедившись, что за мной не следят, вернуться к машине, захватить груз и идти в горы. Но это опасно: во время моего отсутствия автомобиль могут вскрыть, невзирая на дипломатические номера. И потому гранатомет сейчас со мной.
Еще несколько минут сижу в кустах, прислушиваюсь к шорохам леса. Нет никого. На ноги надеваю резиновые сапоги, на голову — кепку с добродушным британским львом, рюкзак на спину: пусть меня за туриста принимают. В руках у меня сигара. Я, конечно, не курю. Много лет назад мне запретили это делать. Но ароматная сигара всегда со мной. Кончик ее отломить, табак потереть в ладонях и разбросать вокруг себя. Это вашим собачкам от меня привет. Долго продираюсь через кусты, выхожу к ручью и бреду по воде против течения. Слежки нет. Но, может быть, они через несколько часов нагрянут сюда с собаками, с вертолетами.
Жаль, что упаковка с гранатометом имеет необычную форму. Если кто-нибудь увидит, что из моего рюкзака торчит такая непонятная, укутанная резиной деталь, всенепременно поймет, что я чернорабочий ГРУ, что работаю в неблагодарном обеспечении в наказание за неспособность самостоятельно находить выходы к секретам.
Далек мой путь. Ножками, ножками. Как в частях СпН. По ручью вверх и вверх. Революционным отрядам борцов за свободу нужно оружие для освобождения от капиталистического рабства. Возможно, гранатомет заберут итальянские или германские ребята и воспользуются им, нанося еще один удар по гниющему капитализму.
Далек путь. Достаточно времени для умственной гимнастики. Что же мне придумать, чтобы меня на самостоятельную работу поставили? Может, написать рапорт начальнику 5-го направления Первого управления и предложить нечто оригинальное? Пусть, например, германские или итальянские ребята украдут президента или министра обороны. Это для них хорошо, для их революционных целей, для поднятия революционной сознательности масс. Захваченного пусть они судят своим революционным трибуналом. Пусть казнят его. Но чтобы перед казнью мы могли с ним потолковать: утюг на пузо — выдавай, падла, секреты!
Я бреду по воде, улыбаясь своим фантазиям. Конечно, этого я никогда не предложу. Неблагодарное дело — давать советы. Тех, кто подал идею, никогда не вспоминают. Награждают не инициаторов, а исполнителей. Идея проста. И без меня до нее додумаются. Мне нужно придумать нечто такое, где бы я был не только инициатором, но и исполнителем. Идея должна быть не общей, а конкретной. Перед тем, как поведать ее командиру, я должен подготовить сотни деталей. Перед тем, как о ней рассказать, я должен быть всецело связан с этой идеей так, чтобы меня не могли оттеснить в сторону, доверив проведение операции более опытным волкам.
Чистый горный ручеек журчит под моими ногами. Иногда я выхожу на берег, чтобы обойти водопад. Тогда я вновь отламываю кусочек сигары, тру табак в руках и разбрасываю его. Ступаю только на камни, не оставляя отпечатков на мокрой земле.

 

3
Вот оно, это место, выбранное мной, одобренное Младшим лидером резидентуры и утвержденное начальником Первого управления ГРУ.
Тайник — это не пещера и не тайный погреб. Вовсе нет. Тайник — это место, которое легко может найти тот, кому положено, и которое трудно найти тем, кому не положено. Тайник — это место, где наш груз не могут обнаружить случайно, где он не может пострадать от стихийных бедствий.
Подобранный мной тайник отвечает этим требованиям. Он выбран в горах, вдали от человеческого жилья. Это место — в расщелине между скал. Это место закрыто непролазной чащей колючих кустов. Сюда не стремятся туристы. Тут не играют любопытные дети. Тут никогда не будет строительства. Этому месту не угрожают оползни и наводнения. А найти его легко — если знаешь, как искать. Вот высоковольтная линия электропередачи на гигантских металлических опорах. От опоры № 042 нужно идти в направлении опоры № 041. Нужно дойти до места, где провода больше всего провисают и тут повернуть влево. Далее пройти тридцать метров в направлении, точно перпендикулярном линии электропередачи. Колючки лицо царапают? Это ничего. Вот в кустах груда камней и черные угли костра, горевшего тут много лет назад. Отсюда десять шагов вправо. Протиснемся в расщелину. Груда камней. Это и есть тайник. Место не самое приятное. Сыро, мрачно. Колючки. Прошлый раз, когда я это место нашел, набросал тут всякого мусора, который обнаружил поблизости: ржавую консервную банку, бутылку, моток проволоки. Это чтобы никому в голову не пришло тут пикник устроить.
Еще раз оглядываю все, что окружает меня. С момента моего первого появления тут ничего не изменилось. Даже консервная банка на прежнем месте. Долго вслушиваюсь в шум ветра в вершинах гор. Никого. Сбрасываю с плеч осточертевший за долгую дорогу рюкзак. Предлагал я командиру закопать гранатомет в землю, но он приказал только завалить его камнями, выбирая, какие потяжелее. А еще я предлагал поймать бездомного кота, доставить сюда и тут принести в жертву интересам мирового пролетариата. Его останки отпугнут от этого места и охотников, и туристов, и влюбленные парочки, ищущие укромные уголки. Это предложение тоже не утвердили. Первый заместитель командира приказал воспользоваться жидкостью ЗРГ, вариант 4. Флакончик у меня небольшой, но запах останется надолго. ЗРГ, вариант 4 — это запах горелой резины, он сохранится тут на несколько недель, отгоняя непрошеных гостей и гарантируя одиночество получателям моей посылки. Что ж, успеха вам, бесстрашные борцы за свободу и социальную справедливость.
Вслушиваюсь в шум ветра и, как осторожный зверь, скольжу между скал.

 

4
Западную Европу я уже знаю неплохо. Как хороший охотничий пес знает соседнюю рощу. Я мог бы работать экскурсоводом в Амстердаме или в Гамбурге: посмотрите направо, посмотрите налево. Вену тоже знаю хорошо, но не так, как, например, Цюрих. Это и понятно: не занимайся любовью там, где живешь. Мои коллеги из Рима, Бонна, Парижа, Женевы знают Вену лучше меня. Они работают тут, выезжая на гастроли. А я гастролирую там. Система для всех одна. У всех у нас единая тактика: не надо ссориться с местными властями, если можно операцию провести где-то далеко.
Сегодня я работаю в Базеле. Не сам работаю. Обеспечиваю. Базель — стык Германии, Франции и Швейцарии. Базель — удобное место. Уникальное. Базель — перекресток. Был в Базеле и исчез. Тут легко исчезнуть. Очень легко.
Я сижу в небольшом ресторанчике прямо напротив вокзала. Вообще-то трудно сказать, ресторан это или пивная. Зал надвое разделен. В одной части — ресторан. Совсем небольшой. Там на столах красные скатерки. В другой части — пивная. Дубовые столы без всяких скатертей. Тут я и сижу. Один. На темном дереве стола вырезан орнамент и дата: 1932. Значит, стол этот тут еще и до Гитлера стоял.
Хорошо быть швейцарцем. Граница Германии вон там проходит. Прямо по улице. А войны здесь никогда не было.
Симпатичная невысокая тетенька кружку пива передо мной ставит на аккуратный картонный кружочек. Откуда ей, грудастой, знать, что я уже на боевой тропе. Что секунды стучат в моей голове, что сижу я тут неспроста, сижу так, чтобы большие часы на здании вокзала видеть. Откуда ей знать, что по этим часам еще кто-то ориентируется, кого я не знаю и не узнаю никогда. Откуда ей знать, что кончики пальцев моих уже намазаны кремом ММП и потому не оставляют отпечатков. Откуда ей знать, что в моем кармане лежит обыкновенная фарфоровая ручка, которые в туалетах на цепочке висят. Дернул — и вода зашумела. Эта ручка сделана в Институте маскировки ГРУ. Внутри — контейнер. Может быть, с описанием тайника или с деньгами, с золотом, черт знает с чем. Не знаю я, что внутри контейнера. Но ровно через семь минут я выйду в туалет и в предпоследней кабинке сниму с цепочки ручку, положу ее в карман, а на ее место повешу ту, что у меня в кармане. Кто-то другой, тот, кто тоже сейчас смотрит на часы вокзала, войдет в эту кабину после меня, снимет ручку с контейнером, а на ее место прицепит обыкновенную. Она сейчас в его кармане хранится. Наверное, он тоже сейчас сжимает ее пальцами, намазанными кремом ММП. Все три ручки — близнецы. Не различишь. Не зря Институт маскировки работает.
Стрелка больших часов чуть дрогнула. Еще шесть минут. Рядом с вокзалом большое строительство. То ли вокзал расширяют, то ли гостиницу возводят. Сооружение вырисовывается из-под лесов изящное, вроде башни. Стены коричневого металла, и окна тоже темные, почти коричневые. Высоко в небе рабочие в оранжевых касках — мартышки стальных джунглей. А на карнизах голуби. Вот один голубь медленно и сосредоточенно убивает своего товарища. Клювом в затылок бац, бац. Подождет немного. И снова клювом в затылок. Отвратительная птица голубь. Ни ястребы, ни волки, ни крокодилы не убивают ради забавы. Голуби убивают только ради этого. Убивают своих собратьев просто потехи ради. Убивают медленно, растягивая удовольствие.
Эх, был бы у меня сейчас в руках автомат Калашникова! Бросил бы я сектор предохранителя вниз на автоматический огонь, затвор рывком назад передернул и жутким грохотом залил бы привокзальную площадь полусонного Базеля. Шарахнул бы длинной переливистой автоматной очередью по голубю-убийце. Свинцом бы его разорвал, разметал. Превратил бы в кучу окровавленных перьев.
Но нет у меня автомата. Я не в частях СпН, а в агентурном обеспечении. Жаль. А ведь и вправду убил бы и не вспомнил бы, что, спасая слабого голубя от верной смерти, спасаю такого же убийцу. Натура у них у всех одна, голубиная: придет в себя, отдышится, найдет кого-нибудь послабее, да и будет его клювом в затылок тюкать. Знает же, гад, в какое место бить. Профессионален, как палач НКВД.
Отвратительная птица — голубь. А ведь находятся люди, которые этого хладнокровного убийцу символом мира считают. Нет бы крокодила таким символом считали или анаконду. Мирная зверюшка анаконда. Убивает, только чтобы прокормиться. А как покушает, так и спит. В мучительстве наслаждения не находит. И своих детенышей пожирает, только если сильно кушать хочется.
Слабый голубь на карнизе раскинул крылья. Голова совсем повисла. Сильный голубь весь собрался в комок. Добивает. Удар. Еще удар. Мощные удары. Кончик клюва в крови. Ну, ты свое дело кончай, а мне пора. В туалет. На совершенно секретную операцию по агентурному обеспечению.

 

5
Времени я не теряю. Когда я обеспечиваю кого-то в Германии, думаю о том, как самому проникнуть в германские секреты. Когда в Италии на кого-то работаю, думаю о выходах к итальянским секретам. В Италии можно завербовать и американца, и китайца, и австрийца. Мне нужны те, кто владеет государственными секретами. Сейчас я вернулся из Базеля и докладываю Навигатору результаты операции. Обычно рапорт слушает Младший лидер, но сегодня слушает Навигатор лично. Видимо, обеспечение было важным.
Воспользовавшись случаем, докладываю мои предложения о том, как добыть секретные документы о системе "Флорида". "Флорида" — система ПВО Швейцарии. Швейцарская "Флорида" — кирпичик. Но точно из таких кирпичиков сложена система ПВО США. Если познакомиться со швейцарским сержантом, то многое станет ясно с американской системой…
Навигатор смотрит на меня тяжелым взглядом. Свинец в глазах, и ничего больше. Взгляд его — взгляд быка, который спокойно разглядывает молоденького тореадора перед тем, как поднять его на могучие рога. Мысли от этого бычьего взгляда путаются. У меня есть имена и адреса персонала на командном пункте системы ПВО Швейцарии. Я знаю, как можно познакомиться с сержантом. Но он давит меня взглядом. Я сбиваюсь и забываю весь четкий порядок моих построений.
— Постараюсь это сделать…
Он молчит.
— Доложу все детали…
Он молчит.
Он втягивает ноздрями кубометр воздуха и тут же с шумом, как кит, выпускает его:
— В обеспечение!

 

6
Агентурное обеспечение — это как сладкий сироп для мухи. Вроде и не рискованно, и сладенько, но не выберешься из него. Крылышки тяжелеют. Так в этом сиропе и сдохнешь. Только тот настоящим разведчиком становится, кто из него вырваться сумеет. Генка-консул, к примеру. Приехал в Вену вместе со мной. На изучение города нам по три месяца дали. Чтоб город мы лучше венской полиции знали. Через три месяца нам обоим экзамен: десять секунд на размышление, что находится на Люгерплац? Названия всех магазинов, отелей, ресторанов, номера автобусов, которые там останавливаются, — все называй. Скорее! А может, там ни одного отеля нет? Скорее, скорее! Знать город лучше местной полиции! Назови все улицы, пересекающие Таборштрассе! Скорее! Сколько остановок? Сколько почтовых ящиков? Если ехать по Таборштрассе с севера на юг от пересечения с Ам Табор, что слева? Что? Что? Как? Как? Как?
Экзамены мы со второго раза оба сдали. Не сдашь с трех раз — вернут в Союз. После экзаменов меня в обеспечение бросили. А его нет. Он, пока город изучал, успел познакомиться с каким-то проходимцем, который паспортами торгует. Паспорта полуфальшивые — или чистые бланки, или просто украденные у туристов. 17-е направление ГРУ паспорта и другие личные документы — дипломы, водительские удостоверения, солдатские книжки — скупает в любых количествах. Не для использования. Для изучения в качестве образцов при производстве новых документов. Все эти бумаги особо, конечно, не ценятся, и их добывание — совсем не высший класс агентурной работы. Да только меня в обеспечение, а Генку — нет: добывай свои чертовы паспорта.
Пока Генка с паспортами работал, времени у него достаточно было. И он времени не терял. Еще с кем-то познакомился. Тут уж меня поставили Генкины операции обеспечивать, хвост ему прикрывать. Я после его встреч какие-то папки получал да в посольство возил. Арестуют у входа в посольство — так уж лучше меня, а не Геннадия Михайловича. А он чистеньким ходит. Потом у него и более серьезные задания появились. Он на операцию идет, а его пять-семь борзых прикрывают. На следующий год ему досрочно подполковника присвоили. Майором он только два года ходил.
Восемь часов вечера. Спешу домой. Четыре часа спать, ночью — в обеспечение.
Я не завистливый, не ревнивый. Пусть, Генка, тебе везет. Чистого тебе неба! Я, Генка, тоже из обеспечения вырвусь.
Назад: ГЛАВА 18
Дальше: ГЛАВА 20