Глава III. НА ПАСТБИЩЕ

Ранним утром Хайди проснулась от громкого свиста. Когда она открыла глаза, золотистый солнечный свет падал сквозь круглое оконце на ее постель, на сено. Весь чердак казался золотым. Хайди удивленно озиралась, не понимая, где это она. Но тут снизу послышался басовитый голос деда, и она сразу все вспомнила. Какое счастье, что теперь она будет жить здесь, на альпийском пастбище у дедушки! А не у старой Урсель, которая почти ничего не слышит и все время мерзнет, так что ей приходится вечно сидеть или в кухне у плиты, или в комнате у печки. И Хайди тоже приходилось все время торчать где-то поблизости, поскольку Урсель была туга на ухо. Хайди порой делалось невмоготу, ей было тесно в четырех стенах, хотелось выбежать наружу, на вольный воздух. Как же она обрадовалась, проснувшись нынче на новом месте и вспомнив, сколько всего нового она увидела вчера! И сегодня она все это опять увидит! И главное — Лебедку и Медведку. Хайди вскочила с постели и мгновенно нацепила на себя все, в чем была вчера, — прямо скажем, немного. Затем она спустилась с чердака и выбежала из дому. Там уже стоял Козий Петер со своим стадом, а дедушка как раз выгонял из хлева Лебедку с Медведкой. Хайди бросилась ему навстречу, спеша поздороваться и с козами, и с дедушкой.

— Хочешь тоже пойти на выгон? — спросил дед.

Хайди запрыгала от радости.

— Только сперва надо хорошенько помыться, а то солнышко тебя засмеет, ежели увидит, какая ты чумазая. Вот гляди, я тут для тебя все приспособил.

И дед указал на большую кадку с водой, стоявшую на солнышке у двери. Хайди прыгнула в кадку и принялась там плескаться и скрестись, покуда не засияла чистотой. А дед между тем зашел в хижину и крикнул оттуда Петеру:

— Иди-ка сюда, козий генерал, да прихвати свою торбочку с хлебом.

Удивленный Петер пошел на зов и протянул старику торбочку со своим скудным обедом.

— Развяжи! — распорядился старик и сунул в торбочку краюху хлеба и такой же кусок сыра. Петер от удивления вытаращил глаза: эти оба куска были куда больше его собственной порции. — Так-так, сюда и плошка войдет, — продолжал старик, — ребенок ведь не может пить молоко, как ты, прямо из вымени. Надоишь девочке две плошки на обед, потому как она пробудет с тобой весь день. Да смотри, чтоб она со скалы не свалилась, слышишь?

Тут как раз вбежала Хайди.

— Дедушка, а дедушка, теперь солнышко уже не будет надо мной смеяться? — живо спросила она. Девочка так рьяно вытиралась грубым полотенцем, которое дед оставил возле кадки, что лицо, шея и плечи были у нее красными, как вареный рак. Уж очень она боялась насмешки солнца. Дед улыбнулся.

— Нет, теперь ему уже не над чем смеяться, — успокоил он ее. — А знаешь что, Хайди? Вечером, когда вернешься, тебе надо будет опять залезть в кадку и поплескаться там, как рыбка. А то, когда целый день ходишь с козами, ноги делаются черные-пречерные. Ну, теперь можете отправляться!

До чего же радостной была дорога вверх, на выгон! Утренний ветер унес с собою последние ночные облачка. Небо было ярко-синим, солнце заливало сиянием зеленые луга, голубые и желтые цветы поворачивали к солнцу свои головки. Хайди прыгала и визжала от восторга. Каких только цветов тут не было! И изящный красный первоцвет, и восхитительная синяя горечавка, и золотистый ладанник с нежными лепестками смеялся и кивал навстречу солнцу. Захваченная красотой луговых цветов, Хайди позабыла о козах и даже о Петере. Она вприпрыжку мчалась вперед, то и дело бросаясь в разные стороны навстречу то красному, то желтому сиянию. Ей хотелось поспеть повсюду. Она рвала цветы и складывала их в свой передник. Она все их возьмет домой и усыплет ими сено в своей чердачной спальне, чтобы там было так же красиво, как здесь. Петеру нынче приходилось все время быть начеку, и его круглым глазенкам, обычно не очень быстрым, сегодня было много работы. Ибо козы вели себя так же, как Хайди, — они тоже прыгали туда и сюда, и мальчику приходилось непрерывно свистеть, кричать и работать хворостиной, чтобы собрать их всех вместе.

— Куда ты опять девалась, Хайди? — крикнул он почти уже свирепо.

— Я здесь! — донеслось откуда-то.

Но Петер ее не видел, так как Хайди сидела на земле за маленьким холмиком, заросшим ароматными цветами под названием «божья помочь». Воздух вокруг был напоен этим ароматом. Никогда в жизни Хайди еще не приходилось вдыхать ничего более прекрасного. Она сидела среди цветов и буквально пила этот воздух.

— Идем со мной! — крикнул Петер. — Не то свалишься со скалы, а это нельзя. Горный Дядя запретил!

— А где тут скалы? — осведомилась Хайди, не трогаясь, однако, с места, уж больно приятно обвевал ее ветерок сладостным ароматом «божьей помочи».

— Да вон они! Пошли скорее, нам еще далеко идти! Там, на самом верху, живет орел!

Это помогло. В мгновение ока Хайди вскочила и побежала к Петеру с полным передником цветов.

— Хватит с тебя, — сказал Петер, когда они вновь карабкались вверх. — А то ты опять где-нибудь застрянешь. И потом, если ты нынче все цветы соберешь, тебе на завтра не останется.

Последний довод подействовал на Хайди, да и передник ее был уже полным-полнехонек. Это верно, надо и на завтра что-то оставить. Козы теперь шли не так беспорядочно, они уже издали учуяли дивный запах трав с высокогорного пастбища, и их неудержимо тянуло туда. Пастбище, куда Петер гнал своих коз, лежало у подножия высоких скал, внизу заросших кустарником и елями, их острые голые верхушки вонзались прямо в небо. С одной стороны пастбище обрывалось в глубокое ущелье, так что дедушка был прав, предостерегая детей. Добравшись до места, Петер снял с плеча свою торбочку и аккуратно положил ее в небольшую ямку, чтобы уберечь от внезапных и очень сильных здесь порывов ветра. Петер знал, как это бывает, — налетит ветер, и тогда ищи свищи! Затем он разлегся на солнышке — отдохнуть после подъема. Хайди между тем сняла передник, полный цветов, аккуратно его скатала и положила в ямку рядом с припасами Петера, затем она подсела к мальчику и стала озираться. Далеко внизу во всем блеске летнего утра лежала долина. Потом глазам девочки предстало большое снежное поле на фоне темно-синего неба, за полем высились чудовищные каменные глыбы, справа и слева от них в синеву вонзались зубчатые каменные столбы. Хайди сидела, безмолвно глядя по сторонам. А кругом царил£ глубокая, торжественная тишина. Легкий ветерок нежно касался прелестных голубых колокольчиков и сияющих солнцем цветов ладанника, которых тут было видимо-невидимо. На своих тонких стебельках они радостно склонялись то в одну, то в другую сторону.

Петер уснул после трудов праведных, а козы разбрелись по кустам. Никогда прежде у Хайди не было так хорошо на душе. Она упивалась золотым снегом, свежим воздухом, нежным ароматом цветов и трав, и ничего ей больше не хотелось, только бы остаться тут навсегда. Так она сидела долго-долго, не сводя глаз с высоких скал, и ей уже начинало казаться, что каждая из них имеет свое лицо и все эти лица дружелюбно смотрят на нее, Хайди.

Вдруг до нее донесся громкий, пронзительный крик и клекот. Подняв глаза, она увидала, что над ней кружит огромная птица — она сроду таких не видывала — с широко раскинутыми крыльями.

— Петер, Петер, проснись! — завопила Хайди. — Смотри, смотри, это орел, он здесь, смотри скорее!

Петер мигом вскочил и вместе с Хайди стал следить за птицей, что взмывала все выше и выше и, наконец, исчезла за скалами.

— Куда он полетел? — спросила Хайди.

— Домой, в гнездо, — отвечал Петер.

— У него дом так высоко? О, как там, должно быть, красиво! А почему он так кричит?

— Так ему положено, — объяснил Петер.

— Давай полезем туда и поглядим, где он живет, — предложила Хайди.

— Да ты что! — возмутился Петер. — Туда ни одна коза не залезет, это во-первых, а во-вторых, Дедушка не велел тебе со скалы падать.

Но тут вдруг Петер так громко свистнул и заорал во все горло, что Хайди вконец растерялась — что бы это значило? Однако козы прекрасно его поняли и одна за другой поскакали вниз, к мальчику, и вот уже все стадо собралось на зеленом склоне. Одни продолжали жевать сочную траву, другие просто резвились на лугу, а третьи, чтобы провести время, бодались друг с дружкой. Хайди тоже стала носиться по лугу вместе с козами. Она впервые увидела эту веселую, необычайно забавную картину — козьи игры на траве. Хайди подбегала то к одной, то к другой козе и знакомилась с каждой в отдельности, ведь тут каждая коза была наособицу, со своим обликом и повадками. Петер между тем вытащил из ямки свою торбу и аккуратно разложил на траве все четыре куска, которые там лежали. Большие куски — для Хайди, поменьше — для себя, ведь он хорошо знал, где чье добро. Затем он надоил полную плошку парного пахучего молока от Лебедки и поставил мисочку в середину аккуратного четырехугольника, получившегося из кусков хлеба и сыра. Наконец он позвал Хайди, но звать ее пришлось долго, куда дольше, чем коз, ибо девочка так увлеклась играми со своими новыми друзьями и подружками, что ничего уже не видела и не слышала. Но Петер знал свое дело и крикнул так, что, казалось, горы задрожали. Хайди тут же прибежала и, увидев аккуратно и аппетитно разложенную снедь, пришла в полный восторг.

— Хватит прыгать, — распорядился Петер, — пора обедать. Садись и ешь!

Хайди послушно села.

— Это мое молоко? — спросила она, продолжая восхищенно созерцать аккуратный четырехугольник с миской посередине.

— Твое, — отвечал Петер. — И эти два больших куска тоже твои. А как выпьешь молоко, получишь еще, я надою от Лебедки. Потом моя очередь.

— А ты чье молоко будешь пить? — осведомилась Хайди.

— Улитка, это моя коза. Ну давай, ешь! — поторопил ее Петер.

Хайди начала с молока, и едва она опорожнила плошку, как Петер поднялся и надоил еще одну. Хайди отломила кусок от своей краюхи, а то, что осталось, — много больше, чем хлеб Петера, протянула мальчику вместе с большим куском сыра:

— Можешь это взять, я уже сыта.

Петер в безмолвном изумлении уставился на Хайди — как это так? Никогда в жизни он не мог сказать, что уже сыт, и вот так, запросто, отдать свой хлеб. Он еще немного помедлил, все не мог поверить, что Хайди говорит серьезно. Наконец он принял ее дар, кивнув в знак согласия и благодарности, и впервые за свою бытность козьим пастухом пообедал так роскошно. Хайди тем временем разглядывала коз.

— Как их всех зовут, Петер?

Петер отлично знал всех коз по именам и мог тем легче хранить все это в голове, чем меньше там было каких-либо других знаний. Он без запинки начал перечислять все козьи клички, всякий раз тыча в поименованную козу указательным пальцем. Хайди напряженно ему внимала и в скором времени уже сама могла различать всех коз по внешнему виду и по именам. Каждая коза отличалась чем-то своим, сразу запоминающимся. Например, большой козел Турок с мощными рогами все время бодался, и потому, стоило ему подойти, козы разбегались кто куда, не желая знаться с таким грубияном. Только храбрый Щеголек, стройный проворный козлик, не уклонялся от встречи с Турком, наоборот, он так быстро и ловко сталкивался с ним рогами раза три или четыре, что большой Турок слегка оторопел и даже перестал задираться, а Щеголек со своими острыми рожками с веселым видом стоял перед ним.

Маленькая белая Снежинка то и дело блеяла, да так жалобно, что Хайди уже много раз подбегала к ней, гладила по голове, стараясь утешить. Вот и сейчас, услыхав блеяние, девочка опять кинулась к Снежинке, положила руку на шею козочки и участливо спросила:

— Что с тобой такое, Снежинка? Почему ты все время жалуешься?

Снежинка доверчиво прижалась к девочке и затихла. Петер, продолжая жевать и прихлебывать молоко, крикнул:

— Она ноет, потому что Старуха с нами больше не ходит, ее позавчера продали в Майенфельд.

— Какая старуха?

— Мать ее, понятное дело.

— А бабушка ее где?

— Нет у ней никакой бабушки.

— А дедушка?

— И дедушки нет.

— Бедная моя Снежинка, сиротинушка, — нежно прижимая к себе козочку, причитала над ней Хайди. — Но все равно хватит тебе плакать, теперь я буду каждый день с тобой сюда ходить, ты больше не будешь одна, а если что тебе понадобится, сразу мне скажи.

Снежинка ласково потерлась головой о плечо Хайди и заблеяла уже не так жалобно. Петер тем временем покончил с обедом и подошел к Хайди, которая по-прежнему с восхищением рассматривала коз.

Без сомнения, Лебедка с Медведкой были самыми чистыми и красивыми в стаде, казалось, они даже держатся с большим достоинством, нежели другие козы, предпочитают ходить по своим особым тропам и с презрением отклоняют приставания назойливого Турка.

Козы вновь стали разбредаться кто куда, и каждая — на свой манер. Одни — проказливо прыгая, а другие — основательно обследуя каждую травинку, а Турок то и дело пытался возобновлять свои атаки. Лебедка с Медведкой красиво и легко взбирались по камням, выискивая кустики получше, и, удобно пристроившись, изящно их обгладывали. Хайди, заложив руки за спину, внимательно за всем наблюдала.

— Петер! — обратилась она к мальчику, вновь разлегшемуся на траве. — Знаешь, Петер, а Лебедка и Медведка — самые красивые!

— Да, знаю, — отвечал он. — Горный Дядя их в такой чистоте содержит, холит, моет, солью угощает, а хлев у него — просто загляденье.

И вдруг Петер вскочил и огромными прыжками понесся вслед за козами, Хайди кинулась за ним. Что-то случилось! Петер мчался к тому краю пастбища, где был обрыв, скалистый и голый. Если какой-нибудь козленок по опрометчивости туда забредет, то легко может сорваться и поломать ноги. Петер, увидав, что любопытный Щеголек поскакал к обрыву, бросился за ним и поспел как раз вовремя, потому что Щеголек уже ступил на самый край. Петер хотел было его поймать, но внезапно упал и успел только в падении ухватить Щеголька за заднюю ногу. От неожиданности Щеголек сердито заблеял. Кто это смеет хватать его за ногу и портить удовольствие?! И он вознамерился продолжить путь. Петер позвал на помощь Хайди. Он никак не мог подняться и чуть не оторвал ногу Щегольку. Хайди подбежала, сумев мгновенно оценить бедственное положение обоих. Она сорвала пучок пахучей травы и сунула его под нос Щегольку, приговаривая:

— Пойдем, пойдем, Щеголек, будь умником! Смотри, ты же мог упасть, сломать ножку, и тебе было бы ужасно больно!

Козлик быстро повернулся и с удовольствием съел траву из рук девочки. Тем временем Петер поднялся, схватил Щеголька за веревку, на которой болтался колокольчик. Хайди взялась за веревку с другой стороны, и они вдвоем отвели неслуха к мирно пасущемуся стаду. Для пущей безопасности Петер поднял свою хворостину и хотел хорошенько всыпать своенравному козлику, а тот, увидав, что ему грозит, испуганно отпрянул.

Но Хайди громко закричала:

— Нет, Петер, нет! Не бей его, не надо, посмотри, как он боится!

— Он заслужил хорошую трепку, — проворчал Петер и снова собрался огреть Щеголька хворостиной. Но Хайди повисла у него на руке, в негодовании крича:

— Не смей его бить, ему будет больно, пусти его!

Петер удивленно воззрился на Хайди, чьи черные глазенки так гневно сверкали, что он невольно опустил хворостину.

— Ладно уж, отпущу его, но только с условием: ты завтра опять дашь мне своего сыру, — пошел на уступку Петер, желая получить возмещение за пережитый испуг.

— Да пожалуйста, бери сколько хочешь, и не только завтра, а всегда, мне этот сыр вовсе не нужен, — мгновенно согласилась Хайди, — и хлеб я тебе тоже буду давать, много, как сегодня, но только за это ты никогда, никогда не станешь бить Щеголька… и Снежинку тоже… и вообще всех коз!

— А мне без разницы, — отвечал Петер, и это прозвучало как обещание.

Он отпустил провинившегося Щеголька, и тот большими скачками радостно помчался к стаду.

Так незаметно прошел день, и вот уже солнце стало клониться к закату. Хайди сидела на траве и молча любовалась голубыми колокольчиками и ладанником, залитыми золотистым вечерним светом. Даже трава казалась позолоченной, а скалы мерцали и искрились. Вдруг Хайди вскочила с криком:

— Петер! Петер! Смотри! Горит! Все горы горят! И снег на вершинах! И небо! О! О! Смотри, смотри, вот та высокая скала вся в огне!

— Тут всегда так, — простодушно отозвался Петер, откладывая в сторону свою хворостину. — Только никакой это не огонь.

— Не огонь? А что же? — спросила Хайди. Теперь она бегала взад и вперед, чтобы всюду заглянуть, все увидать, и никак не могла наглядеться на эту удивительную красоту.

— Петер! Петер! Ну скажи, что это такое, скажи! — требовала Хайди.

— Понимаешь, это… это как-то само собой происходит, — объяснил Петер.

— О, посмотри! — взволнованно кричала Хайди. — Они все красные! И скалы, и снег! И горы! Петер, как их зовут?

— Горы никак не зовут, — отвечал мальчик.

— Ох, до чего же красиво — красный снег! Смотри, как будто на скалах растет много-много роз! Ой, а сейчас они опять серые! Ой, ой, все потухло! Все кончилось, Петер!

Хайди в изнеможении опустилась наземь, и вид у нее был такой, словно для нее и в самом деле все кончилось.

— Завтра опять будет все то же самое, — утешил ее Петер. — Вставай, домой пора!

Громким свистом он созвал коз, и они пустились в обратный путь.

— И каждый день так бывает, да, Петер? — спрашивала Хайди, воодушевленная его словами.

— Почти.

— А завтра будет?

— Да, завтра уж точно, — заверил ее Петер.

Столько новых чувств и впечатлений нахлынуло на Хайди, что она всю обратную дорогу молчала. Наконец, она увидела деда, сидящего на лавке возле хижины. Там он по вечерам всегда поджидал своих коз. Хайди бросилась к нему, и Лебедка с Медведкой тоже. Они отлично знали хозяина и свой хлев.

Петер крикнул вслед Хайди:

— Завтра снова пойдем! Доброй ночи!

Ему очень хотелось, чтобы Хайди опять пошла с ним на пастбище.

Хайди подскочила к Петеру и протянула ему руку, обещая завтра пойти с ним. Потом девочка обняла Снежинку и прошептала ей на ухо:

— Спи спокойно, Снежиночка, и помни: завтра мы снова увидимся, так что не надо больше так жалобно блеять.

Снежинка ласково и благодарно смотрела на Хайди.

Девочка вернулась к деду.

— О, дедушка, там было так чудесно! Огонь и розы на скалах, синие и желтые цветочки. Смотри, что я тебе принесла!

И Хайди вытряхнула из аккуратно свернутого передника все свое цветочное богатство. Но что за вид был у бедных цветов! Хайди глядела на них, не узнавая. Более всего они напоминали сено.

— Ой, дедушка, что это с ними? — испуганно пролепетала Хайди. — Они сейчас совсем другие, почему?

— Просто они хотят расти себе на солнышке, а не лежать в твоем переднике, — объяснил дед.

— Тогда я больше не стану их рвать. Да, дедушка, а почему орел так громко кричит?

— Давай-ка ополоснись сперва, а я пойду надою молочка, мы с тобой вместе поужинаем, а уж потом я все тебе расскажу про орла.

Хайди послушалась. Уже сидя на высоком стуле с плошкой молока в руках, девочка опять обратилась к деду с тем же вопросом:

— Почему орел так кричит?

— А он просто смеется над людьми, которые живут в тесноте, в деревнях и городах, и только и делают друг дружке гадости.

И старик закричал, подражая орлу:

— Если б каждый из вас шел своим путем и поднялся в горы, как я, вам было бы куда лучше!

Дед прокричал это так, что Хайди невольно вспомнила клекот орла.

— А почему у гор нету имен, дедушка? — продолжала свои расспросы Хайди.

— У них есть имена, — отвечал старик, — и если ты сумеешь описать мне гору так, чтобы я ее узнал, я скажу тебе, как ее зовут.

Хайди так точно описала ему гору с высокими каменными столбами, что дед с удовольствием сказал:

— Все правильно, эту гору я знаю. Она называется Фалькнисс. А еще какую гору ты приметила?

Хайди описала гору с большим снежным полем, которое сначала вдруг окрасилось красно-розовым цветом, а потом вдруг потухло, стало серым.

— И эту я знаю, — сказал дед. — Это Кезаплана. Значит, понравилось тебе на пастбище?

И Хайди поведала ему все, что случилось за день, как там было красиво. Особенно ей полюбился вечерний огонь, и пусть дедушка скажет, откуда этот огонь берется, а то Петер ничего про это не знает.

— Понимаешь, — отвечал дед, — это от солнца. Когда оно желает горам доброй ночи, то посылает им свои самые красивые лучи, чтобы горы до утра его не забыли.

Такое объяснение очень понравилось Хайди, и она просто не могла дождаться утра, чтобы снова пойти на выгон и снова увидеть, как солнышко желает горам доброй ночи. Но ничего но поделаешь, надо ложиться спать. И девочка сладко проспала на своем сенном ложе всю ночь. Ей снились сверкающие горы с красными розами наверху. А еще ей снилась резвая Снежинка.