Глава XXII. СЛУЧАЕТСЯ ТО, ЧЕГО НИКТО НЕ ЖДЕТ

Наутро, чуть свет, дедушка вышел из дому посмотреть, какой нынче будет день.

На вершинах гор лежал красновато-золотистый отблеск еще не вставшего солнца. Свежий ветерок покачивал ветви старых елей.

Старик еще постоял, задумчиво глядя, как начинают светиться золотом верхушки зеленых холмов, как расступаются темные тени в долине, как розовый свет начинает заливать горы и долы. И вот уже все сверкает утренним золотом. Солнце взошло!

Старик выкатил из сарая Кларино кресло, поставил его перед дверью хижины и пошел будить девочек и сказать им, какое нынче дивное утро.

А тут как раз появился Петер. Козы, вопреки обыкновению, шли не рядом с ним, а позади. Они сегодня предпочитали держаться от него подальше, потому что Петер, как сумасшедший, молотил кулаками воздух, и не стоило попадаться ему под руку — не поздоровится! Гнев и ожесточение Петера достигли высшей точки. Ведь столько времени он вынужден обходиться без Хайди, а он к ней так привык! И вот, пожалуйста, поднимаясь каждое утро к хижине Горного Дяди, он застает тут чужую девчонку в этой ее каталке, а Хайди только и знает, что возится с ней. И вечером, когда он спускается вниз, эта девчонка все еще сидит в своем кресле под елями, а Хайди опять-таки крутится возле нее. И за все лето она ни разу не пошла с ним на выгон, вот только сегодня наконец надумала, но опять-таки с этой девчонкой и, судя по всему, будет целый день с ней. Петер все это предвидел, и ярость захлестывала его. Вдруг он заметил кресло, гордо стоявшее на своих колесиках возле двери в хижину. Петер смотрел на него, как на заклятого врага, уже причинившего ему много зла, а сегодня и подавно. Петер огляделся: все тихо, кругом ни души. И тогда он как дикарь кинулся к креслу, схватил его и с такой злобной силой столкнул с горы, что кресло полетело вниз и мигом скрылось из глаз.

Петер, как на крыльях, бросился в гору и бежал без остановок до большого куста ежевики, за которым можно было спрятаться, уж больно ему не хотелось, чтобы Горный Дядя его заметил. Но с другой стороны, ему не терпелось поглядеть, что случилось с креслом, а этот куст был отличным наблюдательным пунктом. Можно сколько угодно смотреть на хижину и сразу спрятаться, едва появится Горный Дядя. Петер глянул вниз, и что же он увидел? Его заклятый враг все еще несся с горы и вдруг подскочил и перевернулся раз, другой, третий, потом снова подпрыгнул и кувырком полетел вниз, навстречу гибели.

И вот он развалился на части — подножка, подлокотники, обрывки материи разлетались в разные стороны. При виде кончины своего врага Петер испытал буйную радость. Он громко захохотал и затопал ногами от восторга. Он кружился, скакал, махал руками, не забывая, однако, время от времени глянуть вниз. И снова прыгал и хохотал. Он был вне себя от вида поверженного врага. Ведь эта кончина сулила ему много приятного. Чужой девчонке, ясное дело, придется уехать отсюда, ведь ей не на чем теперь передвигаться. Хайди останется одна и будет снова ходить с ним на выгон, будет ждать его по утрам, — короче говоря, все снова будет в полном порядке. Но Петер не подозревал, чем иной раз может обернуться злодеяние и что за ним может последовать.

Вот из хижины выбежала Хайди и помчалась к сараю. За ней шел Горный Дядя с Кларой на руках. Дверь сарая стояла настежь, две доски рядом были убраны, и сарай был весь как на ладони. Хайди заглянула туда, сюда, зашла за угол и вернулась. На лице ее было написано недоумение. А тут подошел дед.

— Что такое? Ты откатила кресло, Хайди? Зачем? — спросил он.

— Нет, дедушка, что ты, я его везде ищу, ты же говорил, оно стоит у двери, — девочка продолжала озираться в поисках кресла.

Ветер между тем набрал силу и, рванув дверь сарая, ударил ее об стену.

— Дедушка, это, наверное, ветер! — крикнула Хайди. — Ой, если кресло докатилось до Деревеньки, мы его еще не скоро добудем и не сможем уже никуда пойти.

— Если оно туда докатилось, то нам его и вовсе не видать, оно развалится на кусочки, — сказал дед, заходя за угол и глядя вниз. — Странная, однако, история, очень странная, — присовокупил он. — Чтобы свалиться с горы, креслу надо было сперва завернуть за угол.

— Какая жалость! — простонала Клара. — Значит, сегодня мы не сможем пойти на выгон, а может быть, и вообще никогда. А мне придется вернуться домой, ведь у меня больше нет кресла! Какая жалость, Хайди, подумать только!

Но Хайди с доверием и надеждой взглянула на деда и сказала:

— Дедушка, ты ведь обязательно что-нибудь придумаешь, правда? И все будет не так, как говорит Клара, да? Ей ведь не надо будет уезжать?

— Ну для начала мы сейчас же отправимся на выгон, как и собирались. А там поглядим, что нам делать дальше, — отвечал старик.

Девочки возликовали.

Он вернулся в хижину, принес оттуда кучу пледов, расстелил их на залитой солнцем земле возле хижины и посадил на них Клару. Затем он принес девочкам молока и вывел из хлева Лебедку и Медведку.

— Что-то наш Козий генерал нынче запаздывает, — пробормотал себе старик. — Утреннего свиста сегодня не было слышно.

Горный Дядя взял одной рукой Клару, а второй подхватил пледы.

— Ну что ж, двинемся с Богом, — сказал он. — Вперед! Козы пойдут с нами.

Хайди это пришлось по вкусу. Обняв одной рукой Лебедку, а другой Медведку, она шла за дедом, а козы были так счастливы, что Хайди опять идет с ними, что в порыве нежности слегка сдавили ее своими тельцами.

Добравшись до высокогорного пастбища, они вдруг, к своему удивлению, увидали на склонах мирно пасущихся коз и Петера, растянувшегося на траве.

— Это еще что за дела?! — возмутился дед. — В другой раз тебе не поздоровится, если пройдешь мимо, лежебока! Что это значит?

При первых же звуках знакомого голоса Петер вскочил, как ужаленный.

— Видать, рано было, видать, еще все спали, — залепетал Петер.

— Ты кресло видел? — спросил старик.

— Какое такое кресло? — робко переспросил Петер.

Горный Дядя больше ничего не сказал. Он расстелил пледы на солнечном склоне, усадил Клару и спросил, удобно ли ей.

— О да, благодарю вас, не хуже, чем в кресле, — проговорила она. — Место чудесное. Как же здесь хорошо, Хайди, как красиво! — восклицала Клара, озираясь по сторонам.

Дед собрался в обратный путь и наказал детям все время держаться вместе, потом добавил, что торбу с припасами положил в тенечке и, когда придет время обедать, пусть Хайди ее возьмет. Петеру он велел дать девочкам столько молока, сколько они захотят, но Хайди должна проследить, чтобы это было молоко от Лебедки. Под вечер он придет за ними, а сейчас ему надо поскорее пойти и поглядеть, что же сталось с креслом.

На лазурном небе, куда ни глянь, — ни облачка.

Снежные вершины гор, кажется, сияют тысячами золотых и серебряных звезд. Серые острые; скалы, как и встарь, прочно стоят и смотрят в долину. В синеве неба парит большая птица, и прохладный ветер овевает залитые солнцем Альпы.

Девочки были счастливы. Время от времени то одна, то другая коза подходила к ним и ложилась рядышком. Чаще других являлась нежная, изящная Снежинка, она клала голову на колени Хайди и не уходила бы вовсе, если бы ее не прогоняли другие козы.

Клара наконец поближе познакомилась со всеми козами и теперь уже не путала одну с другой, ведь у каждой козы, так сказать, свое лицо и свои особые повадки.

Козы прониклись доверием к новой девочке, подходили к ней, терлись о ее плечи — это был явный знак признания и благосклонности.

Так прошло несколько часов. Вдруг Хайди взбрело в голову, что недурно было бы перебраться туда, где множество цветов, надо же поглядеть, все ли они уже распустились и не хуже ли они, чем в прошлом году. Ведь вечером, когда придет дедушка и можно будет перенести туда Клару, многие цветы уже снова закроются.

Это желание было таким острым, что Хайди просто не могла ему противиться.

Она осторожно спросила:

— Клара, ты не обидишься, если я тебя ненадолго оставлю, мне надо… Мне ужасно хочется посмотреть, что там с цветами, но подожди…

Хайди осенило. Она вскочила, нарвала травы, потом, обняв за шею Снежинку, подвела ее к Кларе.

— Вот, теперь ты будешь не одна, — сказала Хайди, подталкивая Снежинку поближе к девочке.

Снежинка отлично все поняла и с удовольствием улеглась рядом с Кларой. Хайди сложила сорванную траву на колени Клары, и та весело сказала, что Хайди может идти к цветам, а она с радостью побудет вдвоем с козочкой. Впервые в жизни.

Хайди припустилась бегом, а Клара принялась травинку за травинкой, листок за листком скармливать Снежинке то, что лежало у нее на коленях, и козе это так понравилось, что она потеснее прижалась к своей новой подружке и медленно ела из ее рук. Сразу видно было, как приятно Снежинке так спокойно и мирно лежать под защитой Клары. Ведь в стаде ей частенько доставалось от больших и сильных коз. Кларе это тоже показалось восхитительным — сидеть одной среди всей этой красоты, рядом с нежной Снежинкой, доверчиво и беспомощно глядевшей на нее. И она внезапно ощутила острую, неодолимую потребность стать самой себе хозяйкой, иметь возможность хоть когда-нибудь помочь кому-то, а не нуждаться всегда в помощи других. Множество совсем новых мыслей посетило Клару: и неведомая доселе жажда жить в этом прекрасном, залитом солнцем мире и делать что-то на радость людям, как сегодня она порадовала Снежинку. Совершенно новое чувство родилось в ее душе. Теперь она твердо знала — все переменится к лучшему. Сердце ее готово было выпрыгнуть из груди от счастья. Она обняла козочку за шею и воскликнула:

— Ах, Снежинка, до чего хорошо здесь, наверху, ах, если бы я могла навсегда остаться в Альпах, со всеми вами!

Хайди тем временем добежала до заветного места, и крик восторга вырвался у нее. Весь склон холма был словно покрыт золотом. Это сияли цветы ладанника. Пышные кустики голубых колокольчиков легонько клонились на ветру, и над поляной стоял такой густой пряный аромат, как будто кто-то щедро рассыпал здесь драгоценнейшие благовония. Но этот упоительный запах источали маленькие коричневые цветочки «божьей помочи», тут и там видневшиеся среди золотых чашечек ладанника. Хайди стояла молча, любуясь цветами и с наслаждением вдыхая восхитительные ароматы. И вдруг она круто повернулась и в волнении кинулась назад, к Кларе.

— О, Клара, ты обязательно должна там побывать! — еще издали крикнула она. — Там столько цветов, и такие красивые, вечером уже так не будет. Может, я сумею тебя донести, как ты думаешь?

Клара с изумлением взирала на взбудораженную Хайди. И качала головой:

— Нет, Хайди, нет, что это тебе вздумалось? Ты же куда меньше меня! Ах, если бы я могла ходить!

Хайди озиралась вокруг, словно что-то ища, похоже, ее посетила какая-то новая мысль. На пригорке сидел Петер и смотрел вниз, на девочек. Он сидел так уже давно, несколько часов, и все пялился вниз, словно никак не мог уразуметь, что же такое он видит. Ведь он уничтожил эту вражину — кресло, чтобы все кончилось, чтобы эта треклятая девчонка не могла больше передвигаться, и вдруг они все появились на выгоне, и девчонка сидит себе рядом с Хайди как ни в чем не бывало. Этого не могло и не должно было быть, и все-таки — вот она, перед ним, хочешь не хочешь.

Но вдруг Хайди снизу посмотрела на него.

— Петер! Спустись к нам! — крикнула она не терпящим возражений тоном.

— Не пойду! — крикнул он в ответ.

— Пойдешь как миленький! Иди сюда сейчас же, я не могу одна, ты просто обязан мне помочь. Ну, давай скорее! — требовала Хайди.

— Не пойду! — упрямо повторил он.

Тогда Хайди бросилась вверх по склону. Глаза ее сверкали.

— Петер, если ты сию минуту не придешь, я сделаю такое, что тебе уж точно не понравится, можешь мне поверить! — кричала Хайди.

Это его задело, и он здорово перепугался. Ведь он совершил большое зло, ни одна душа не должна узнать об этом. До сих пор сделанное только радовало его. А вот теперь Хайди говорит с ним так, будто она все знает. Но если ей что-то известно, то она вполне может рассказать об этом деду. А его Петер боялся больше всех на свете. Если Горный Дядя узнает, что случилось с креслом, тогда… Страх уже душил Петера. Он поднялся и пошел, навстречу Хайди.

— Иду, иду, только ты этого не делай, ладно? — проговорил он, настолько присмирев от страха, что Хайди даже стало его жалко.

— Ну хорошо, так и быть, — успокоила она его. — Только пойдем сейчас со мной, ничего страшного тебе делать не придется.

Подойдя к Кларе, Хайди немедленно всем распорядилась. Петер с одной стороны, а Хайди с другой подхватили Клару под руки и подняли с земли. Это прошло легко. Но дальше было труднее. Клара ведь не могла стоять, так как же им двигать ее вперед? Хайди была слишком мала, чтобы ее рука могла служить Кларе надежной опорой.

— Ты лучше обними меня за шею, да покрепче, вот так. А Петера возьми под руку и обопрись на него, так мы сможем тебя тащить.

Но Петер сроду еще не ходил ни с кем под руку. Клара охотно ухватилась за его предплечье, но его рука висела плетью.

— Да не так, Петер! — возмутилась Хайди. — Согни руку, вот правильно, теперь Клара сможет как следует взяться. И не вздумай опустить руку, ни в коем случае! Так, хорошо, а теперь пошли!

Они попытались идти, но это оказалось совсем непросто. Клара была не такой уж легкой, а разница в росте ее помощников все только осложняла. С одной стороны ее тянули вверх, а с другой вниз. От этого она чувствовала страшную неуверенность. Она пробовала встать то на одну, то на другую ногу, но ничего не получалось.

— Да ты ступи как следует, на всю ногу, — посоветовала Хайди, — тебе будет не так больно.

— Ты думаешь? — робко пролепетала Клара.

Но тем не менее послушалась, поставила одну ногу на землю, а потом и вторую, тихонько вскрикнула, потом опять подняла ногу и поставила ее уже мягче.

— О, и вправду лучше, не так больно, — с радостью сказала она.

— Теперь попробуй еще разок, — с жаром потребовала Хайди.

Клара повторила движение, потом еще раз, и еще и вдруг воскликнула:

— Я могу, Хайди! Получается! Смотри, смотри! Я могу делать шаги! Один за другим! Я могу ходить!

Тут уж Хайди возликовала:

— Ой! Ой! Надо же! Ты и вправду идешь, Клара? Ты можешь ходить? О, если б дедушка видел! Клара, ты можешь ходить! Только подумай, ты же идешь сама, своими ногами! — вопила Хайди вне себя от восторга.

Клару крепко держали с двух сторон, шаги ее раз от разу делались все увереннее, и это замечали все трое. Хайди визжала от радости.

— О, теперь мы будем каждый день все вместе ходить на выгон и гулять где захочется! — кричала она. — И ты будешь ходить сама, как все, и тебе не придется ездить в кресле, и ты выздоровеешь! С ума сойти! Да это самая большая радость, какая только может быть!

Клара от всего сердца соглашалась с ней. Конечно, разве может быть на свете большее счастье, чем стать здоровой, уметь ходить, как все другие люди, а не быть до конца дней прикованной к креслу калекой!

Они были уже неподалеку от цветочного рая и уже видели золотое сияние ладанника под ярким солнцем. Еще немного, и они добрались до колокольчиков. Нагретая трава так и манила к себе.

— А не посидеть ли нам тут немножко? — робко спросила Клара.

Хайди радостно согласилась, и девочки уселись посреди цветов. Клара впервые села прямо на сухую теплую землю, и ей это страшно понравилось. Кругом клонили свои голубые головки колокольчики, сияли золотом цветы ладанника, источали дурманящий аромат коричневые цветочки «божьей помочи». Какая красота, Боже, какая красота!

Хайди, сидящей рядом с Кларой, тоже казалось, что так красиво здесь еще никогда не бывало. Она даже не сознавала, отчего в сердце у нее такая радость, отчего все время хочется громко кричать от восторга! Но тут она вспомнила, в чем дело, — Клара выздоровела! И это самая большая радость из всех возможных радостей! Клара же притихла от восхищения окружающей природой и теми возможностями, что отныне открывались перед ней. Нельзя даже сказать, что она была абсолютно счастлива, нет, просто солнце и аромат цветов переполняли ее блаженством и она была не в силах даже слово вымолвить.

Петер тоже молча и неподвижно лежал посреди луга, и глаза его слипались.

Но вот из-за скал повеяло ветерком, и кусты над ними зашелестели. Хайди беспрерывно вскакивала и бросалась то в одну, то в другую сторону — надо же, тут еще красивее, а там цветы еще пышнее, а здесь еще лучше пахнет, и всюду она, хоть на минуточку, а садилась наземь.

Так бежали часы. Солнце давно уже перевалило за полдень, когда несколько коз направились к цветочной поляне.

Это место не было для них привычным, их сюда не водили, им не нравилось пастись среди цветов. И теперь казалось, что это идет депутация коз, возглавляемая Щегольком. Их, похоже, выслали на поиски тех, кто так надолго бросил коз без присмотра, вопреки всем правилам. Козы, надо заметить, отлично чувствуют время. Обнаружив пропавших лежащими на цветочной поляне, Щеголек громко заблеял, и ему ответил целый козий хор. И козы двинулись на приступ. Первым опомнился Петер. Он долго тер глаза — ему приснилось, что кресло на колесиках опять стоит возле хижины, целехонькое, обитое красной материей. Уже просыпаясь, он видел, как блестят на солнце его золоченые гвоздики, но, как выяснилось, это блестели всего-навсего желтые цветы ладанника. Петера вновь охватил страх, который было исчез при виде целого и невредимого кресла. И хотя Хайди пообещала ему ничего не делать, его терзала мысль, что все это может выплыть наружу. Он с кроткой готовностью вернулся к своим пастушеским обязанностям и вовсю старался угодить Хайди.

Когда они вернулись на выгон, Хайди сбегала за торбой. Давно пора было обедать. Собственно говоря, угрожая Петеру, Хайди имела в виду только содержимое торбы. Еще утром она приметила, как много вкусностей дед уложил в торбу, и с радостью предвкушала, как поделится с Петером. Но когда он заупрямился, она хотела сказать ему, что раз так, он ничего от нее не получит, однако Петер все истолковал на свой лад. А теперь Хайди доставала из торбы яства и раскладывала их на три равные кучки. Кучки получились столь внушительными, что Хайди с удовольствием подумала: «Петеру достанется еще и то, что не съедим мы с Кларой».

Она пододвинула каждому его кучку и с наслаждением опустилась на землю рядом с Кларой. После таких трудов не грех и закусить!

Все шло, как и предполагала Хайди. Девочки наелись, но после них осталось еще столько еды, что Петеру улыбнулось счастье умять еще одну такую же кучку. Он молча все слопал, потом и крошки подобрал, однако проделал это без обычного удовольствия. Словно что-то камнем лежало у него в желудке, душило и мучило его. Каждый кусок едва не застревал у него в горле.

Обед нынче начался так поздно, что вскоре уже дети приметили Горного Дядю, поднимающегося к ним. Хайди бросилась ему навстречу. Ей хотелось первой сообщить ему о том, что сегодня случилось. Однако она была так взволнована этой счастливой новостью, что с трудом подбирала слова и запиналась. Но дед живо смекнул, что хочет сказать ему внучка, и лицо его просветлело. Он прибавил шаг и, подойдя к Кларе, сказал со счастливой улыбкой:

— Ну, значит, мы отважились? Значит, мы победили?

Он поднял Клару с земли, обнял ее левой рукой, а правую подал ей для опоры, и Клара, чувствуя за спиной надежную защиту, пошла еще увереннее и смелее, чем раньше.

Хайди скакала вокруг, радостно визжа, а дед выглядел поистине счастливым. Но потом он снова взял Клару на руки со словами:

— Ну, на сегодня хватит, а сейчас нам пора домой!

Он знал, что Клара нуждается в отдыхе, у нее сегодня был трудный день.

Когда вечером Петер пригнал коз в Деревеньку, то увидел множество людей, столпившихся вокруг чего-то или кого-то. Кое-кто пытался пробиться поближе и поглядеть, что же там такое. Петер, конечно, тоже был не прочь посмотреть. Толкаясь и работая локтями, он ввинтился в толпу.

Вот оно!

На траве валялось сиденье от кресла, а рядом кусок спинки. Красная мягкая обивка и золоченые гвоздики свидетельствовали о былой роскоши этого кресла.

— Я видел, как его тащили наверх, — заметил пекарь, стоявший рядом с Петером. — Бьюсь об заклад, оно стоит не меньше пятисот франков. Вот только никак не пойму, что с ним такое приключилось!

— Может, ветер его столкнул с горы. Дядя вроде так говорил, — сказала Барбель, которая все не могла надивиться на такую дорогую вещь.

— Хорошо если ветер, а не кто-нибудь другой, — опять заговорил пекарь. — А то ему бы не поздоровилось! Если отец девочки во Франкфурте узнает, он-то уж велит дознаться, как это вышло. Я, например, от души рад, что уже целых два года не был наверху. Подозрение может пасть на каждого, кого там в это время видели.

Много еще разных мнений было высказано по этому поводу, но с Петера вполне хватило и одного. Он тихонько выбрался из толпы и во все лопатки припустился бежать, словно спасаясь от преследования. Слова пекаря нагнали на него страху. Да какого! Теперь он знал, что в любой момент может заявиться полицейский чин из Франкфурта и станет расследовать эту историю. Если выяснится, что всему виною он, Петер, его схватят и отправят во франкфуртскую тюрьму. Петер воочию все это увидел, и волосы у него встали дыбом.

Он приплелся домой совершенно разбитый. Не ответил ни на один вопрос матери и даже не стал есть картошку. Он сразу повалился на кровать и застонал.

— Видно, Петер опять щавелю наелся, у него, наверное, живот болит, раз он так стонет, — предположила Бригитта.

— Ты должна давать ему с собой больше хлеба. Дай ему завтра кусочек от моей порции, — с сочувствием сказала бабушка.

Когда девочки легли спать, Хайди, глядя на звездное небо, проговорила:

— Клара, а ты сегодня не подумала, что Боженька не поддавался на все наши молитвы только потому, что сам придумал что-то гораздо лучшее?

— Почему ты вдруг спрашиваешь об этом?

— Знаешь, во Франкфурте я так горячо молилась, чтобы скорее вернуться домой, но ничего не получалось, и я решила, что Боженька меня не слышит, а теперь я понимаю, что если бы я сразу уехала из Франкфурта домой, то ты никогда бы не приехала сюда и не выздоровела бы.

Клара глубоко задумалась:

— Хайди, но тогда выходит, что мы вообще ни о чем не должны просить Господа, потому что Он всегда имеет в виду что-то лучшее, о чем мы и понятия не имеем.

— Нет, Клара, нет! Ты думаешь, все происходит просто так, само собой? — взволнованно воскликнула Хайди. — Нет, Богу надо молиться каждый день и рассказывать Ему обо всем, буквально обо всем. И тогда Он услышит нас и поймет — мы не забыли, что всем, что имеем, обязаны Ему. А если мы забудем Бога, то и Он нас оставит, так бабуленька говорит. Но даже если мы не получим то, о чем просим в своих молитвах, все равно нельзя думать, что Господь нас не слышит и потому незачем больше молиться, нет, надо просто молиться по-другому. Вот так: теперь я точно знаю, милостивый Боже, Ты придумал для меня что-то лучшее, и я этому только рада.

— Как ты все это сообразила, Хайди? — удивилась Клара.

— Сперва мне все объяснила бабуленька, а потом так все и вышло, что ж тут не понять. Но я еще вот что думаю, Клара, — продолжала Хайди, садясь в постели, — нам надо сегодня хорошенько поблагодарить Господа за то, что Он нам послал такое счастье — ты теперь можешь ходить!

— Конечно, Хайди, ты права! Как хорошо, что ты мне напомнила! А то я от радости все на свете позабыла!

Девочки еще долго молились, каждая на свой лад вознося хвалы и благодарности Господу Богу за то чудо, которое Он ниспослал так долго хворавшей Кларе.

Утром дед сказал, что нужно обязательно написать бабуленьке и спросить, не соблаговолит ли она подняться к ним, чтобы увидеть кое-что новенькое. Но у девочек созрел другой план. Они решили сделать бабуленьке настоящий сюрприз. Пусть Клара сперва научится хорошо ходить, опираясь только на руку Хайди. И пока бабуленьке ни о чем знать не следует. Они спросили деда, сколько времени это потребует, и тот ответил, что, пожалуй, дней восемь. Итак, решено было просить бабуленьку приехать как раз к этому сроку. Но ни словом не упоминать о новостях.

Следующие дни были для Клары самыми лучшими здесь, в Альпах. По утрам она просыпалась полная радости:

— Я здорова! Я здорова! Мне не надо больше ездить в кресле, я сама могу ходить, как все другие здоровые люди! Какое счастье! Какое счастье!

Потом она училась ходить, и день ото дня это давалось ей все легче и легче. А от ходьбы просыпался такой аппетит, что дед с каждым днем все толще резал хлеб и больше намазывал масла, с удовольствием наблюдая, как она уписывает эти бутерброды. И все подливал ей в плошку парного молочка. Так минула неделя, и вот уже завтра должна приехать бабуленька!