Глава XX. ВЕСТИ ОТ СТАРЫХ ДРУЗЕЙ
Наступил май. С гор в долину хлынули полноводные ручьи. Яркое теплое весеннее солнце заливало Альпы. Все кругом вновь зазеленело, стаял последний снег, и, разбуженные манящими лучами солнца, первые цветы выглядывали из свежей травы. Радостный весенний ветер гулял в верхушках елей, сдувая с них старые потемневшие иголки, чтобы они скорее украсились свежими, светло-зелеными. Высоко в небе опять парил старый орел. Золотистый солнечный свет заливал горную хижину и землю вокруг, высушивая последние сырые места, так что вскоре снова можно было сидеть на земле, где душе угодно.
Хайди с дедушкой вернулись в Альпы. Девочка обегала все свои любимые уголки и так и не смогла решить, где же лучше всего. Но главное — подкараулить момент, когда ветер с таинственным воем и свистом срывается со скал и, набирая силу, налетает на старые ели, тряся и раскачивая их, словно бы с ликованием. Хайди тоже ликовала, хотя ветер и ее мотал из стороны в сторону. Потом она выбежала на солнечную лужайку перед домом и, опустившись на землю, стала пристально вглядываться в короткую еще траву, чтобы точно знать, сколько цветочков уже распустилось, а сколько еще только собирается распуститься. Множество разных веселых букашек и жучков резвилось в траве. Казалось, они радуются жизни и весне! И Хайди радовалась вместе с ними. Она с упоением вдыхала аромат весны, что источала проснувшаяся от зимней спячки земля, и думала, что никогда еще здесь не было так хорошо. И, похоже, тысячам крохотных существ, копошившихся вокруг, было так же хорошо, как ей. Казалось, все они гудят, жужжат и поют, перебивая друг дружку: «Дома! Дома! В Альпах! В Альпах!»
Из сарая то и дело доносились визг пилы и деловитое постукивание молотка. Хайди прислушалась. Это были знакомые, родные домашние звуки, она помнила их с первого дня своей жизни здесь. И конечно же, она вскочила и бросилась в сарай, надо же узнать, как идут дела у дедушки. Перед дверью сарая стоял уже готовый новехонький стул, очень красивый, а дедушка уже мастерил второй, точно такой же.
— А я знаю, зачем эти стулья! — восторженно закричала Хайди. — Для гостей из Франкфурта! Вот этот для бабуленьки, а тот, что ты сейчас делаешь, — для Клары, а потом… потом надо будет сделать еще один, — чуть помедлив, сказала Хайди. — Как ты думаешь, дедушка, фройляйн Роттенмайер тоже с ними приедет?
— Вот уж не могу сказать, — отвечал дед, — но стул сделать все же надо, чтоб ей было на чем сидеть, ежели она изволит приехать.
Хайди задумчиво воззрилась на деревянную спинку нового стула. Она представила себе фройляйн Роттенмайер сидящей на таком стуле и пришла к выводу, что этот стул вряд ли ей понравится. Немного погодя она сказала, задумчиво покачивая головой:
— Знаешь, дедушка, я не думаю, что она на него сядет.
— В таком случае мы предложим ей сесть на диван, покрытый зеленой травкой, — спокойно ответствовал дед.
Хайди задумалась, где же у них диван, покрытый зеленой травкой, но тут сверху донесся громкий свист, потом крики и звонкие щелчки хворостины. Хайди сразу смекнула, в чем дело. Она бросилась на шум, и вот уже ее со всех сторон окружили козы. Должно быть, им в альпийских лугах было так же хорошо, как Хайди, они так высоко скакали, так весело блеяли, как никогда прежде. Козы теснили Хайди, каждая хотела протиснуться поближе к девочке и выразить ей свою радость и приязнь. Но Петер стал отгонять от нее коз, ему самому нужно было поздороваться с ней и передать важное послание. Пробившись наконец к девочке, он протянул Хайди конверт.
— Вот! — сказал он без дальнейших объяснений.
Хайди страшно удивилась.
— Ты что же, получил это письмо на выгоне?
— Нет.
— А где же ты взял его, Петер?
— В торбе с хлебом.
И это было правдой. Накануне вечером в Деревеньке почтовый служащий передал ему это письмо для Хайди. И Петер сунул его в пустую торбу. А утром положил сверху хлеб и сыр и отправился за козами. Он видел нынче и Хайди, и Горного Дядю, когда забирал Лебедку с Медведкой. Но ни о чем не вспомнил. И лишь в полдень, когда, умяв хлеб с сыром, Петер полез в торбу в надежде найти хотя бы крошки, он обнаружил вчерашнее письмо.
Хайди внимательно прочитала адрес на конверте, потом бросилась в сарай к деду и радостно протянула ему письмо:
— Из Франкфурта! От Клары! Хочешь послушать, что там написано, дедушка?
Старик охотно согласился послушать, а Петер, шедший за Хайди по пятам, решил тоже выяснить, в чем дело. Он встал, прислонясь к дверному косяку, чтобы удобнее было наблюдать за Хайди, которая распечатывала конверт.
В письме говорилось:
«Дорогая Хайди!
Мы уже все упаковали и через два или три дня выезжаем, как только сможет папа, хотя он с нами не едет, ему сначала нужно поехать в Париж. Каждый день к нам приходит доктор и уже с порога кричит: „Пора! Пора ехать! В Альпы! В Альпы!“ Он все время торопит нас с отъездом. Если бы ты знала, как ему понравилось в Альпах! Всю зиму он приходил к нам почти каждый день и всякий раз говорил, что должен еще раз все-все мне рассказать. Он садился рядом со мной и во всех подробностях описывал мне те дни, что провел с тобою и с твоим дедушкой в Альпах, рассказывал о горах, о цветах, о тишине, которая царит вдалеке от деревень и проезжих дорог, и о чудесном свежем воздухе. Он часто говорит: „Там, наверху, люди могут вновь обрести здоровье“. Он и сам очень изменился в последнее время, помолодел и повеселел. О, как же я рада, что увижу все это своими глазами, и тебя, Хайди, и Петера, и коз! Я так хочу с ними познакомиться! Только сначала мне придется провести полтора месяца в Бад Рагатце, на водах, так велит доктор, а потом мы снимем квартиру в Деревеньке, и в хорошие дни меня будут относить на гору, и я весь день буду с тобой. Бабуленька тоже едет. Ей тоже очень хочется побывать у тебя!
А фройляйн Роттенмайер, ты только подумай, не пожелала с нами ехать! Бабуленька чуть не каждый день спрашивает: „Дражайшая Роттенмайер, что вы скажете насчет поездки в Швейцарию? Не стесняйтесь, если вам хочется ехать, милости просим!“ Роттенмайер всегда страшно вежливо благодарит и заявляет, что ей не хотелось бы показаться нескромной. Но я-то знаю, что у нее на уме. Себастиан тут таких ужасов порассказал об Альпах после того, как проводил тебя домой! И скалы там все отвесные, и на каждом шагу можно свалиться в пропасть, и подъемы там круче некуда, того и гляди сорвешься вниз! В этих горах только козам раздолье, а людей везде подстерегают невесть какие опасности. Вот она и перетрусила так, что забросила все свои мечты о путешествии в Швейцарию, а ведь сколько разговоров было! Тинетта тоже напугалась и тоже ехать не желает. Так что мы приедем вдвоем с бабуленькой. Себастиан проводит нас до Бад Рагатца, а потом вернется домой.
Я так хочу тебя видеть, просто не могу дождаться!
Будь счастлива, милая Хайди, бабуленька шлет тебе тысячу приветов!
Твоя верная подруга Клара».
Выслушав все это, Петер вдруг отскочил от двери и принялся яростно размахивать хворостиной направо и налево, так что козы с перепугу ударились в бегство и огромными прыжками понеслись вниз с горы. С ними такое не часто случалось. Петер, продолжая махать хворостиной, мчался следом. Казалось, он хочет излить свой неслыханный доселе гнев на какого-то невидимого врага. А враг этот был не кто иной, как франкфуртские гости, которые, к величайшей досаде Петера, в скором времени должны были появиться здесь.
Хайди же буквально распирало от счастья и радости, и уже на другой день она помчалась к бабушке, чтобы рассказать ей о тех, кто приедет из Франкфурта, а особенно о тех, кто не приедет. Бабушке непременно нужно узнать об этом, ибо она уже так наслышана об этих людях, можно сказать, хорошо их знает, и, кроме того, она всегда живо интересуется всеми делами и заботами Хайди!
Хайди отправилась к бабушке среди дня, ведь теперь она опять могла ходить одна куда ей вздумается. Дни снова были долгими, солнце припекало, и до чего же приятно было бежать вниз по сухой и теплой земле! А в спину дул легкий и веселый майский ветерок, подгоняя девочку.
Бабушка больше не лежала в постели, а снова сидела в своем углу за прялкой. Но по лицу ее было видно, что тяжелые думы гнетут ее. Это началось вчера вечером, и всю ночь эти думы терзали ее, не давая уснуть. Петер вчера явился домой мрачнее тучи, и по отдельным его выкрикам она поняла, что в скором времени ожидается нашествие каких-то людей из Франкфурта на хижину Горного Дяди. Больше Петер ничего не сказал. Бабушка же сразу представила себе, что за этим может последовать. Вот что тревожило ее и не давало уснуть.
Хайди с порога бросилась к бабушке, села на низкую скамеечку у ее ног и с жаром, захлебываясь словами, принялась выкладывать свои новости. Радость переполняла ее. Но вдруг она смолкла на полуслове и озабоченно спросила:
— Что с тобой, бабушка? Ты ни капельки не рада?
— Да нет, Хайди, что ты говоришь, я очень за тебя рада, сама знаешь, мне твои радости всегда в радость, — отвечала бабушка, стараясь притвориться веселой и довольной.
— Но бабушка, я же прекрасно вижу, ты боишься. Ты, верно, думаешь, что с ними приедет фройляйн Роттенмайер, да? — с некоторой опаской спросила Хайди.
— Нет, нет! Ничего подобного, ничего подобного! — успокоила ее старушка. — Дай-ка мне руку, Хайди, я хочу чувствовать, что ты пока еще здесь, со мной. Тебе это, конечно, только на пользу пойдет, но я… не знаю, как я это переживу.
— Не надо мне никакой пользы, бабушка, если ты не можешь это пережить! — сказала Хайди так твердо, что старушку обуял новый страх.
Ничего не поделаешь, придется ей считаться с тем, что люди, которые приедут из Франкфурта, могут забрать Хайди с собой. Девочка опять вполне здорова, и, значит, так тому и быть. Вот чего она боялась больше всего, сознавая, однако, что нельзя позволить Хайди заметить ее страх, ведь девочка относится к ней с таким состраданием и может, чего доброго, заупрямиться, не пожелает ехать с господами во Франкфурт. Нет, так нельзя. Старушка судорожно искала выход из положения, но недолго, ибо выход был только один:
— Хайди, почитай мне, — попросила она, — мне сразу станет легче на душе и мысли прояснятся. Прочти мне песню, которая начинается словами «Бог все знает…»
Хайди прекрасно знала старую книгу, мгновенно нашла нужное стихотворение и звонко начала:
Бог все знает
И прощает,
Сердце нам исцелит Он.
Волны в море
С сушей в ссоре,
Ты не в море, ты спасен!
— Да, да, это как раз то, что нужно, — с облегчением проговорила старушка, и горестное выражение мало-помалу исчезло с ее лица.
Хайди задумчиво наблюдала за ней. А потом спросила:
— Бабушка, «исцелит» — это значит, все может вылечить, и человеку опять будет хорошо?
— Да, да, деточка, верно, — кивнула бабушка. — Что ж, если Господу так угодно, то как бы ни складывалась жизнь, нужно быть твердым в своей вере. Прочти-ка еще разок, Хайди, надо это хорошенько запомнить и никогда не забывать.
Хайди прочла эту песню еще раз, потом еще и еще. Ей и самой хотелось ее запомнить.
Когда вечером Хайди возвращалась домой, в небесах одна за другой стали зажигаться звезды. Они искрились и сверкали, словно желая своим светом вновь разжечь великую радость в сердце девочки. Хайди то и дело останавливалась и смотрела в небо, и вот, когда уже все звезды, весело сияя, смотрели вниз, на нее, она не смогла удержаться и громко крикнула им:
— Я поняла. Господь прекрасно знает: если человек радуется и верит, твердо верит, это исцеляет!
И звезды в ответ мерцали, приветствуя Хайди, и освещали ей путь, покуда она не добралась до дому, где ее поджидал дед. Он тоже стоял, любуясь звездами, ибо давно уже они не сияли так восхитительно красиво.
Не только ночи, но и дни в этом мае были на удивление ясными и светлыми, как давно уже не бывало, много лет. Часто по утрам Горный Дядя изумленно смотрел, как на безоблачном небе всходит солнце, поражая роскошью красок, свойственной скорее закату, и всякий раз повторял:
— Добрый год, солнечный, в травах нынче особая сила будет. Гляди, генерал, чтоб твои попрыгуньи от хорошего корма не очень зазнавались.
В ответ на это Петер звонко рассекал воздух хворостиной, и на лице его явственно читалось: «Уж я-то на них найду управу!»
Так проходил зеленеющий май. И вот уже настал июнь со все более жарким солнцем и долгими-долгими светлыми днями. В Альпах расцвели цветы, все вокруг сверкало, и воздух был напоен их сладостным ароматом.
Июнь уже близился к концу, когда однажды утром Хайди, наскоро умывшись, выскочила из хижины, — ей хотелось поскорее очутиться под елями, послушать их шум, а потом подняться немного повыше, посмотреть, не распустился ли большой куст золототысячника, ведь его цветы так красиво светятся на ярком солнце. Но едва зайдя за угол дома, Хайди вдруг истошно закричала, так что дед выскочил из сарая, очень уж необычно звучал этот крик.
— Дедушка! Дедушка! — вне себя кричала девочка. — Иди сюда! Иди сюда скорее! Смотри, смотри!
Старик подошел к ней и взглянул туда, куда указывала Хайди.
На гору поднималась странная процессия, такой здесь сроду никто не видывал. Впереди шли двое мужчин, они несли плетеный портшез, на котором сидела девочка, закутанная в пледы. Далее верхом на лошади ехала внушительного вида дама, которая весьма оживленно озиралась по сторонам и беседовала с молодым человеком, ведшим под уздцы ее лошадь. Следом за ними какой-то парень катил пустое кресло на колесиках, — очевидно больную девочку удобнее было поднимать на гору в портшезе. И замыкал это шествие носильщик, тащивший на спине громадный ворох платков, пледов и меховых одеял.
— Это они! Они! — вопила Хайди, прыгая от радости.
Это и впрямь были они. Процессия все приближалась, и вот уже носильщики опустили портшез наземь. Хайди бросилась к Кларе, и девочки восторженно обнялись. Тут подъехала бабуленька. Хайди кинулась к ней, и бабуленька, спешившись, очень нежно с ней поздоровалась, затем повернулась к Горному Дяде, который подошел поприветствовать гостей. И ни малейшей натянутости не было в момент их встречи, ибо они заочно уже прекрасно знали друг друга, словно были Бог весть как давно знакомы.
После первых же слов приветствия бабуленька оживленно заметила:
— Дорогой мой Дядя! Как же у вас тут замечательно! Кто бы мог подумать! Да вам любой король позавидует! А какой чудный вид у моей милой Хайди! Роза, да и только! — говорила она, прижимая к себе Хайди и гладя ее по румяной щечке. — Но как же здесь красиво! Клерхен, детка, тебе нравится здесь?
Клара в восхищении озиралась по сторонам. Никогда в жизни она не видела ничего подобного, даже и не подозревала, что на свете может быть такая красота.
— О, бабуленька! Как красиво, как хорошо! — повторяла Клара. — Я и вообразить не могла! Бабуленька, мне так хочется здесь остаться!
Горный Дядя между тем подкатил поближе к портшезу кресло на колесиках, взял с носилок пледы и расстелил их на кресле. Затем подошел к Кларе.
— Пожалуй, лучше нам пересадить барышню в ее привычное кресло, там ей будет удобнее, а то в этом кресле ей малость жестковато, — сказал он и, не дожидаясь ничьей помощи, своими сильными руками поднял Клару с плетеного портшеза и очень осторожно пересадил в мягкое кресло. Затем прикрыл ей колени пледом и подмостил под ноги подушку так, словно всю жизнь только и делал, что ухаживал за больными. Бабуленька с удивлением взирала на него.
— Дорогой мой Дядя, — сказала она, — если бы я знала, где вы учились ухаживать за больными, я сегодня же послала бы туда всех сиделок, которых я знаю, чтобы и они научились тому же. Как вам это удается, уму непостижимо!
Старик слегка улыбнулся.
— Дело не в учении, а в жизненном опыте, — отвечал он, и лицо его, несмотря на улыбку, было печальным. Перед его глазами вновь ожила очень давняя мучительная картина — человек, навеки прикованный к креслу, изувеченный так, что не мог пошевелить ни рукой, ни ногой. Это был его капитан, которого после жестокой битвы на Сицилии он едва живого вынес с поля боя, а потом долгое время ухаживал за ним, капитан не желал видеть возле себя никого другого и не отпускал, покуда не кончились его земные муки. Воспоминания нахлынули на старика, и ему вдруг показалось, что теперь для него главное — ухаживать за Кларой, стараясь как только возможно облегчить ей жизнь, ведь он это хорошо умеет.
Над хижиной, елями, острыми серыми скалами расстилалось безоблачное лазурное небо. Клара все не могла налюбоваться окружающей ее красотой.
— О, Хайди! Если бы я могла ходить, мы бы с тобой сейчас пошли за дом, под ели! — с тоской проговорила она. — Если бы я могла вместе с тобой любоваться всем, что я так давно знаю, хотя никогда прежде не видела!
Хайди поднатужилась, и ей удалось сдвинуть кресло. А дальше, по сухой траве, его легко было докатить до елей. Хайди остановилась. Такое Клара тоже видела впервые в жизни. Высоченные старые ели с длинными разлапистыми ветвями, кое-где достающими до земли, толстыми и пушистыми. Бабуленька пошла вслед за девочками и тоже замерла в восхищении. Она не могла бы сразу сказать, что красивее в этих старых-престарых деревьях. То ли пышные шуршащие верхушки, уходящие в небесную синь, то ли прямые крепкие стволы. Казалось, эти мощные деревья говорят о долгих-долгих годах, что они стоят здесь, глядя вниз, на долину, где живут и умирают люди, где постоянно все меняется, и только ели всегда остаются теми же, что были.
Хайди между тем подкатила кресло к хлеву и распахнула дверь, чтобы Клара могла как следует все рассмотреть. Правда, смотреть там сейчас было особенно не на что, поскольку обитательниц хлева не было дома. Клара с грустью сказала:
— Бабуленька, а нельзя мне дождаться, когда придут Лебедка с Медведкой и Петер с остальными козами? Ведь если мы вернемся так рано, как ты говорила, я их не увижу, бабуленька, подумай, как жалко!
— Ах, Клерхен, душа моя, надо радоваться всей этой красоте, а не горевать заранее о том, чего ты можешь не увидеть, — урезонивала ее бабуленька, идя вслед за креслом, которое катила Хайди.
— Цветы! — вдруг вскрикнула Клара, — смотри, бабуленька, все кусты в цветах! Какие красивые, красненькие! А колокольчики голубенькие, вон там, смотри, они кивают! Ах, если бы я могла нарвать цветов!
Хайди тут же кинулась и нарвала ей целую охапку.
— Это еще что! — сказала Хайди, кладя цветы на колени Клары. — Вот если ты когда-нибудь поднимешься с нами на пастбище, вот там ты увидишь цветы! Красный золототысячник, его там видимо-невидимо, и колокольчиков куда больше, чем здесь, а кипрея столько, что кругом все кажется золотым, а еще там есть такие цветы с большими листьями, дедушка говорит, они называются «солнечный глаз», а потом еще такие коричневые с круглыми головками, «божья помочь», от них такой запах! Когда там сидишь, просто нет сил встать, до того красиво! Не оторвешься!
Глаза Хайди сверкали от желания поскорее вновь увидеть то, о чем она рассказывала Кларе, а та, конечно же, заразилась этим желанием, и в ее кротких голубых глазах отражалось пламенное нетерпение Хайди.
— Бабуленька, я хочу туда! Как ты думаешь, мне можно будет подняться туда? — с тоской спрашивала она. — О, Хайди, если б только я могла ходить, я бы с тобою лазила по горам, везде-везде!
— Я тебя туда обязательно отвезу, — успокоила ее Хайди и, чтобы показать, как легко это будет сделать, взяла такой разбег, что кресло чуть не полетело вниз с горы.
Но, к счастью, дед оказался рядом и успел вовремя перехватить его.
Пока гости и Хайди дышали воздухом под елями, старик не терял времени даром. Перед скамейкой возле хижины стояли стол и стулья. Стол был уже накрыт к обеду, который пока еще варился в котелке над очагом в хижине и жарился на большущей вилке. Но вскоре все было подано, и гости вместе с хозяевами с удовольствием уселись за стол.
Бабуленька была в полном восторге от этой дивной столовой под ясным синим небом, откуда открывался восхитительный вид на горы и долину. Мягкий ветерок нес желанную прохладу и легонько шумел в верхушках елей, казалось, это была музыка, специально заказанная к праздничному обеду.
— Такого со мною еще не бывало! Какая прелесть! — все восклицала бабуленька. — Но что я вижу! — восторженно вскрикнула она. — Глазам своим не верю! Ты взяла второй кусок жареного сыра, Клерхен!
И в самом деле, на Кларином ломте хлеба лежал уже второй кусок золотистого лоснящегося сыра.
— О, бабуленька! Это так вкусно! Куда вкуснее, чем то, что подают в Рагатце! — сказала Клара, с аппетитом принимаясь за это новое для нее лакомство.
— Вот и славно! Вот и славно! — с удовольствием подбадривал ее дед. — Это наш горный ветер виноват, он все недостатки кухни возмещает!
Вот так, весело и уютно, протекал этот обед на свежем воздухе. Бабуленька и Горный Дядя прекрасно нашли общий язык, и их разговор делался все оживленнее. Их взгляды на вещи и людей удивительным образом совпадали, как будто они уже долгие годы были в самых что ни на есть дружеских отношениях. Они по-настоящему увлеклись беседой, но вдруг посреди разговора бабуленька заявила:
— Клерхен, скоро нам уже надо будет возвращаться. Вот-вот за нами придут с лошадью и портшезом.
Радостное личико Клары омрачилось, и она принялась умолять бабуленьку:
— Ну пожалуйста, бабуленька, ну еще хотя бы часик или два, мы же еще не видели дом внутри и Хайдину постель, и вообще все… О, если бы день был подольше хотя бы часов на десять!
— Увы, это невозможно, — ответила бабуленька, однако ей тоже хотелось заглянуть в хижину.
Все сразу же направились туда, а Горный Дядя твердой рукой подкатил кресло к двери. Но дальше дело не пошло, кресло оказалось чересчур широким для дверного проема. Тут старик, недолго думая, поднял Клару и на руках внес в хижину.
Бабуленька все внимательно оглядела, заглянула во все уголки и осталась весьма довольна тем, как домовито, уютно и удобно все устроено.
— А Хайди спит вон там, наверху, верно? — осведомилась она и тут же бесстрашно полезла по узкой стремянке на сеновал. — О, как тут дивно пахнет! Должно быть, такая спальня очень полезна для здоровья!
Она забралась наверх, за ней уже поспешал Горный Дядя с Кларой на руках, а за ними вслед лезла и Хайди.
И вот все собрались вокруг красиво застеленного сенного ложа Хайди. Бабуленька в задумчивости не сводила глаз с этого ложа, время от времени глубоко вдыхая пряный аромат свежего сена. Клара была в полном восторге от спальни Хайди.
— О, Хайди, как тут у тебя весело! Можно прямо с постели смотреть на небо, и запах такой чудесный, и слышно, как ели шумят! Я никогда еще не видела такой занятной спальни! Просто прелесть!
Горный Дядя вдруг обратился к бабуленьке:
— Я тут вот о чем подумал, — начал он, — ежели мадам бабуленька соизволит поверить мне и не сочтет это недопустимым, то я предложил бы оставить нашу барышню здесь, чтобы она могла набраться сил. Вы привезли с собой столько одеял и платков, что мы устроим тут для нее отличную мягкую постель. И пусть мадам бабуленька не беспокоится, уход за барышней я возьму на себя. Все будет в лучшем виде, не извольте сомневаться!
Клара с Хайди восторженно защебетали, словно две выпущенные на волю пташки, а лицо бабуленьки просветлело.
— Дорогой мой Дядя! Вы превосходнейший человек! — воскликнула она. — Знаете, о чем я только что думала? О том, как полезно было бы Клерхен пожить здесь! Но уход за больной так обременителен для хозяина дома! И вдруг вы предлагаете именно это! Да еще так, как будто тут нет ничего особенного! Я бесконечно вам признательна и хочу поблагодарить вас от всего сердца! Дорогой мой Дядя!
Старик немедленно взялся за дело. Он вынес Клару на воздух, усадил в кресло. Хайди неслась за ним, не зная, как высоко нужно подпрыгивать от такого радостного известия! Затем он собрал все платки, пледы и меховые одеяла, перекинул их через руку и сказал с довольной улыбкой:
— Как удачно, что мадам бабуленька экипировалась будто для зимнего похода! Нам это очень кстати!
— Дорогой мой Дядя, — отвечала подоспевшая бабуленька, — осторожность и предусмотрительность — недурные качества и весьма помогают от многих зол. Если путешествие по вашим горам обошлось без бури, ветра и ливня, то надо только Бога благодарить, что, впрочем, мы и делаем. А мое защитное снаряжение оказалось совсем не лишним, тут даже и говорить нечего!
За этим разговором дед с бабуленькой вновь поднялись на чердак и стали расстилать на сене одеяла и пледы. Их оказалось так много, что постель Клары выглядела как маленькая крепость.
— Вот теперь хорошо, ни одна травинка не пробьется, — сказала бабуленька, прощупывая постель, но сквозь мягкие укрепления и в самом деле ни одной сухой травинке было не пробиться.
Очень довольная, бабуленька спустилась по стремянке и вышла к девочкам, которые сидели рядышком с сияющими лицами. Они упоенно обсуждали, что будут делать целыми днями, покуда Клара здесь. Но надолго ли она останется? Этот вопрос крайне занимал обеих, и они тут же задали его подошедшей бабуленьке. Она ответила, что спрашивать надо дедушку, он лучше знает. Когда дед подошел к ним, ему был задан тот же вопрос, и он ответил, что месяца как раз хватит, чтобы судить, идет ли барышне на пользу альпийский воздух. Девочки возликовали. Это превзошло все их ожидания.
Вскоре они заметили, что наверх спешат носильщики и проводник с лошадью. Носильщиков сразу отправили восвояси.
Когда бабуленька собралась уже сесть на лошадь, Клара восторженно крикнула:
— Бабуленька, как хорошо, что нам не надо прощаться, ты ведь не насовсем уезжаешь, ты будешь навещать нас здесь, правда? Тебе ведь захочется посмотреть, как мы тут живем и что делаем. Это так весело, верно, Хайди?
Хайди, у которой сегодня одна радость сменялась другой, смогла выразить свое согласие только очень высоким ликующим прыжком. Бабуленька села на лошадь, а Горный Дядя схватил лошадь под уздцы и уверенно повел ее вниз с горы. И сколько бабуленька ни протестовала, сколько ни говорила, что он не должен так далеко ее провожать, ничего не помогло. Старик твердо заявил, что проводит ее до Деревеньки, так как гора достаточно крутая и ездить верхом тут небезопасно.
Оставаться одна в Деревеньке бабуленька не пожелала. Она предпочла вернуться в Бад Рагатц, чтобы оттуда наведываться иногда к внучке.
Еще до возвращения деда явился Петер с козами. Завидев Хайди, козы со всех сторон бросились к ней, и в мгновение ока девочки оказались в самой гуще стада, и Хайди каждую козу представляла Кларе.
Таким образом, вскоре Клара уже свела долгожданное знакомство с изящной Снежинкой, удалым Щегольком, чистенькими козами Горного Дяди Лебедкой и Медведкой, — короче говоря, со всеми-всеми, включая даже здоровенного Турка. Петер все это время стоял в сторонке, бросая грозные испепеляющие взгляды на безмерно довольную Клару.
Когда же девочки наконец приветливо крикнули ему: «Здравствуй, Петер!» — он не ответил, а лишь яростно рассек воздух хворостиной и припустился бегом. Козы ринулись за ним.
Ко всем прелестям, которые сегодня довелось увидеть Кларе, добавилась еще одна.
Уже лежа в своей роскошной мягкой постели, куда, конечно же, забралась и Хайди, Клара устремила взор в открытое круглое оконце и, захваченная красотой увиденного, воскликнула:
— Хайди, смотри, кажется, будто мы на возу едем прямо в небо!
— Верно! А знаешь, отчего звезды так весело нам подмигивают?
— Нет, не знаю. Что ты хочешь сказать?
— Понимаешь, они там, на небе, видят, как хорошо Господь все устроил для людей. Людям не надо ничего бояться, они могут быть спокойны, потому что все в этом мире только к лучшему. Вот звезды и радуются за нас, смотри, они подмигивают нам, как будто говорят, что и мы с тобой непременно должны радоваться. Ой, Клара, а ведь мы с тобой забыли помолиться на ночь! Это плохо. Мы должны как следует просить Господа Бога не оставлять нас и сделать так, чтобы мы были спокойны и ничего не боялись. Господь все видит!
И девочки стали читать молитву, каждая свою. Затем Хайди легла щекой на круглую руку и мгновенно уснула. А Клара долго еще не спала, потому что никогда в жизни она не видела ничего волшебнее этой постели в свете звезд.
Собственно говоря, она вообще впервые в жизни видела звезды. Ее никогда не выносили из дому ночью, а в комнатах шторы задергивали раньше, чем за окнами зажигались звезды. И вот теперь она лежала, то открывая, то закрывая глаза, как бы проверяла, светят ли еще те две большие яркие звезды, подмигивают ли ей, по странному выражению Хайди. На небе все было по-прежнему. Но Клара никак не могла вдоволь наглядеться на это мерцающее сияние, пока, наконец, глаза ее сами собой не закрылись. Но даже во сне она видела две большие светлые звезды.
