Глава 31
– Нет, вы это оставьте, Игорь Сергеевич, голубчик, – мягко произнес полицмейстер, удерживая Дружинина. – Зачем же вам в морг ехать? Екатерине Дмитриевне вы уже ничем не поможете, к вскрытию вас не допустят – да вы, чай, и сами не захотите. Там у нас есть хорошие такие женщины, они ее и обмоют, и к погребению приготовят. Отпевать будем, наверно, в церкви Воскресения, она тут близко. А хоронить… Скажем, на этом же Волковском кладбище, что тут рядом находится. Или ее родственники приедут, они и решат?
– Нет, родственники не приедут, – твердо заявил Углов.
Разговор происходил уже на улице, возле полицейской телеги для перевозки трупов, на которой покоилось тело Екатерины Половцевой. Рядом, в закрытой карете, сидел арестованный бывший лакей.
– Родственников не будет, – согласился с товарищем Дружинин. – Так что решение будем принимать мы. Вы сказали – на Волковском кладбище? Там, кажется, есть место, где писателей хоронят?
– Писателей? – удивился полицмейстер. – Нет, не слышал… Разве что критика Белинского не так давно погребли. Это место я знаю.
– Вот-вот, оно самое! – воскликнул Дружинин. – Белинский, Добролюбов, Писарев… Вот там Катю и надо положить. Ей бы это понравилось…
– Хорошо, я распоряжусь, – кивнул Глухов. – Сегодня 10-е, стало быть, хоронить будем 12-го. Так?
– Хорошо, пусть 12-го, – согласился Углов. – Но только чтобы утром, не позже десяти часов. Я, видите ли, спешу – мне надо прибыть… с докладом.
– Хорошо, я батюшке скажу и на кладбище распоряжусь, – согласился Глухов. – Что ж, если этот вопрос мы решили, давайте займемся арестованным. Сейчас время позднее, допрос проводить уже, пожалуй, не будем. Сейчас его отвезут к нам, в полицейское управление. Там есть камеры предварительного заключения, там до утра посидит. А утром прошу пожаловать ко мне в кабинет, там снимем с нашего злодея допрос по всей форме. Хорошо?
– Нет, откладывать нельзя! – твердо заявил Углов. – Вы же слышали – он и сейчас твердит, что никакого отношения к убийству Государя не имеет. А за ночь он в этом своем упрямстве еще укрепится, придумает отговорки… Допрашивать надо сегодня, сейчас!
– Ну, хорошо, если вы так настаиваете, давайте сейчас, – пожал плечами Глухов. – Я привык ночами работать. Садитесь вон в ту пролетку, вместе и поедем ко мне в управление.
– Нет, так тоже не пойдет, – остановил его Дружинин. – В управлении он точно так же будет запираться, как и здесь, когда мы объявили ему о причинах ареста. Нам нужны особые средства, совсем особые! Надо, чтобы он признался, чтобы все выложил. Все, что знает!
– Не пойму, о чем вы говорите! – нахмурился полицмейстер. – Что за особые средства такие? Если вы о пытках, так они запрещены еще указом императора Александра Павловича, уже полсотни лет тому назад…
– Ну, почему обязательно пытка? – пожал плечами Дружинин. – Просто такие особые средства… У нас нет времени, чтобы уламывать этого субъекта, ходить вокруг него на цыпочках. Нужно такое место, где бы у него быстро развязался язык. Скажем, если там будет гореть огонь… Кузница или доменная печь…
– Нет, кузница не подойдет, – покачал головой Углов. Как видно, он думал о том же самом. – Там будет слишком похоже на обычную пытку, и Никита Фомич воспротивится.
– Обязательно воспротивлюсь! – воскликнул полицмейстер. – Я вас решительно не понимаю! Почему вы так спешите? Почему обязательно хотите нарушить законодательные установления?
Члены оперативной группы переглянулись. Надо было обязательно убедить полицмейстера Глухова в своей правоте. Без этого они не могли добиться нужного результата. Не похищать же бывшего лакея, чтобы допросить его в укромном месте! Это могло закончиться провалом.
– Поймите, Никита Фомич, мы имеем дело не с обычным злодеем, каких вы видите каждый день, – обратился к Глухову статский советник. – Это государственный преступник, пошедший на невиданное дело – хладнокровное убийство императора! К тому же, как мы подозреваем, совершивший это преступление по заданию какой-то из европейских держав. То есть у него имеется множество причин, чтобы скрывать свое подлинное имя и имя того, кто его послал. В таких случаях обычные нормы дознания не действуют! К тому же у меня имеется Высочайшее распоряжение закончить расследование непременно к 12 мая. Вот почему титулярный советник Дружинин настаивает на особых условиях допроса. Я тоже полагаю, что…
– Придумал! – внезапно перебил его Дружинин. – Вокзал, вот что нам нужно!
– Вокзал? В каком смысле вокзал? – удивился Глухов.
Углов же, видимо, понял замысел своего товарища, потому что заявил:
– Да, Никита Фомич, нам необходим именно вокзал! Распорядитесь, чтобы преступника отвезли на Николаевский вокзал. И мы туда же отправимся.
– Ну, хорошо, поедем на вокзал, – пожал плечами полицмейстер. – Но учтите, что вы меня не убедили, и недозволенных мер воздействия на арестованного я не допущу.
– Все будет в рамках закона, – успокоил его Углов.
Полицмейстер дал команду своим помощникам на покойницких дрогах, и они направились в морг. А карета с арестованным и пролетка полицмейстера, в которой ехали и члены опергруппы, направилась на Николаевский вокзал.
– Ну, а теперь куда? – спросил Глухов, когда оба экипажа остановились перед зданием вокзала.
Вопрос свой он адресовал Углову, однако титулярный советник ответил вместо своего начальника.
– Теперь нам нужен паровоз, – заявил он. – Желательно – под парами. Не знаете, сейчас на станции есть паровозы, готовые к отправлению?
– Понятия не имею, – пожал плечами полицмейстер. – Но сейчас узнаю. Синицын! – позвал он, обращаясь к агенту, сидевшему на козлах. – Сходи-ка, братец, к начальнику станции, спроси, есть ли поезда, готовые к отправлению.
– Да, чтобы паровоз был под парами! – пояснил Дружинин.
Агент удалился в сторону служебных помещений. Спустя некоторое время он вернулся и сообщил:
– Господин начальник извещает, что никаких пассажирских поездов до утра не будет. Только грузовые составы. Один как раз готовится к отправлению. Стоит на шестом пути.
– Отлично! – воскликнул Дружинин. – Отправляемся на шестой путь!
Он подскочил к карете, распахнул дверь и приказал арестованному:
– Вылезай! Да поживее, мразь!
– Что же вы ругаетесь, ваше благородие? – отвечал арестованный, выбираясь из кареты. – Арестовали ни за что ни про что, а теперь еще обзывают по-всякому…
– Можешь не называть меня «ваше благородие», – заявил на это Дружинин. – Ты, я думаю, тоже не из простых людей. Но от этого ты не становишься лучше! Впрочем, не будем терять времени; главный разговор у нас впереди. Пошел, чего встал!
И он подтолкнул задержанного в сторону железнодорожных путей. За ним последовал Углов, за ним – полицмейстер с агентом. Процессия из пяти человек миновала первые два пути, на которые подавались пассажирские составы. Затем пришлось спуститься на железнодорожное полотно и огибать стоявшие здесь товарные составы. Достигнув шестого пути, Дружинин уверенно повернул налево, где находилась голова поезда. Вскоре показался и паровоз. Титулярный советник быстро вскарабкался в кабину и приказал находившейся там поездной бригаде:
– Ну-ка, ребята, ступайте пока, чайку попейте. У нас тут дело государственной важности.
Машинист начал было возражать, но затем, поняв, что имеет дело с людьми высокого ранга, махнул рукой и последним покинул паровоз. Тогда Дружинин высунулся из кабины и скомандовал:
– Ну что, Андреич, пускай наш закадычный друг Григорий сюда лезет, и ты за ним. А больше нам здесь никто не нужен. Да и тесно тут, троим едва места хватит.
– Нет, я не могу допустить, чтобы допрос задержанного проходил без моего присутствия, – заявил Глухов. – Я здесь представляю закон! И пыток я не допущу!
– Хорошо, залезайте, – разрешил титулярный советник, который окончательно взял инициативу в свои руки. – А насчет пыток посмотрим…
Услышав слово «пытки», задержанный поначалу категорически отказался залезать на паровоз. Однако, получив от Углова пару чувствительных ударов, смирился и стал подниматься по лесенке. Вслед за ним поднялись Глухов с Угловым. Агент Синицын остался на земле.
Когда все четверо оказались в кабине, Дружинин распахнул дверцу топки. На пришедших пахнуло жаром – в топке вовсю бушевало пламя. Однако титулярному советнику этого жара, видимо, было мало. Он схватил лопату и, умело орудуя ею, словно заправский кочегар, подбросил в топку еще угля. А затем сказал, обращаясь к руководителю группы:
– Теперь это орудие труда какое-то время не понадобится. Можно использовать его для других целей. У тебя веревки много?
– Достаточно, – отвечал Углов.
– Тогда давай, привязывай его к лопате, – распорядился Дружинин.
– А, так ты хочешь сделать, как в ГРУ с предателями поступали! – догадался статский советник. – В печку его засунуть!
– Точно так, – кивнул Дружинин. – Я только еще не решил: с головы начинать или с ног. Правильней, наверно, ногами его подавать: так дольше мучиться будет.
– Что значит – в печку?! Меня – в печку?! – закричал бывший лакей. – Как это?! Это против всяких цивилизованных норм!
– А яд императору подсовывать – это по нормам? – спросил его в ответ Углов.
– А с бандитами дружбу водить – это цивилизованно? – добавил Дружинин. – Между прочим, к тебе, гадина, еще особый счет есть. Из-за тебя погибла женщина… Лучшая женщина, которую я когда-либо знал! И ты за это ответишь!
– Помогите! – вскричал бывший лакей, кидаясь к полицмейстеру. – Защитите меня от этих извергов! Я вам все расскажу, клянусь! Завтра же! Только увезите меня отсюда!
– Да, я так и сделаю! – заявил Никита Фомич. – Вижу, что допустил ошибку, дозволив вам привести арестованного сюда. Я его забираю и ухожу.
И он действительно взял бывшего лакея Кругликова за рукав. Однако титулярный советник бесцеремонно скинул руку полицмейстера и отодвинул его в сторону.
– Вы, Никита Фомич, пока отдохните, – заявил он. – Вон там, на скамеечку, сядьте и отдохните. Вы свой протест против наших действий заявили – и достаточно. Дальше за все мы со статским советником отвечаем. А если попробуете нам помешать – придется отправить вас наружу, к вашему агенту.
Никита Фомич попробовал настоять на своем, но на помощь Дружинину пришел Углов, и полицмейстер сдался.
– Ладно, драться я с вами не буду, – сказал он. – Но имейте в виду – за нарушения закона вам придется отвечать.
– Так и быть, ответим, – сказал Дружинин. После чего произнес, обращаясь уже к задержанному: – Да не брыкайся ты так, стой смирно! А то вон лопата ходуном ходит. И давай, дорогуша, открой ротик пошире, я вон эту тряпицу тебе в него засуну, чтобы не орал.
– Не надо тряпицу! Не надо на лопату! – зачастил задержанный. – Зачем затыкать мне рот? Ведь вы хотели услышать мои показания!
– Да, хотели, – подтвердил Углов. – А что, ты уже готов их дать?
– Я готов, совершенно готов! – вскричал бывший лакей. – Я все расскажу, с самого начала!
Члены опергруппы переглянулись.
– Ну, если готов, мы слушаем, – сказал Углов. – Только смотри, без утайки. А то печка вон, еще не остыла… Давай с самого начала: имя, звание, род занятий. Потом – от кого получил задание, при каких обстоятельствах, как его выполнял. А вас, Никита Фомич, – Углов повернулся к полицмейстеру, – я попрошу его показания тщательно записать. А он потом подпишет. Бумага у вас найдется?
– Найдется и бумага, и карандаш, – отвечал Глухов.
– Вот и отлично! – заключил Углов. – Начали!
