ГЛАВА 4
1
— Софья Матвеевна, улыбнитесь!
Преподаватель машет рукой и отворачивается:
— Боря, ты мне уже надоел!
— Но пять кадров осталось, Софья Матвеевна! Я бы пленку сегодня в печать сдал, когда за хлебом поеду.
Кто-то из палатки советует ему:
— А ты пойди девчонок сфоткай. Они купаются.
Женщина делано пугается:
— Не вздумай! Они там в костюмах Евы.
— Так это же то, что надо, Софья Матвеевна!
Три студенточки действительно плещутся на диком пляже. Когда проходит катер, приседают по горло в воду, чтоб не демонстрировать чужому глазу обнаженные груди. Они грызут дикие кисловатые яблоки.
— Господи, как домой возвращаться не хочется! — говорит одна.
— А я хочу, — говорит другая. — В ванную, на дискотеку, потом с Лешкой к нему на дачу!
— У вас дело к свадьбе?
— К матери-одиночке. Ему нужна... Ну такая, как наша Настя: чтоб одновременно умная и красивая.
И обе одновременно, в один голос, кричат:
— Настя!
Та заплыла на глубину, ближе к руслу, и теперь возвращается.
— Чего?
— Настя, а почему у тебя парня до сих пор нет, а?
— Так все ищут умных и красивых.
Девчонки хохочут, направляются к берегу, и только выйдя из воды, замечают Бориса, засевшего в кустах с фотоаппаратом. Визжат, швыряют в него огрызками яблок. Один попадает точно в глаз.
— За что, дуры? — кричит Борис, убегая. — Я для истории вашу красоту сохранил! Спасибо же потом скажете!
Солнце только наполняется жаром, на небе ни облачка, и ветра нет — полнейший штиль. Для купания такая погода в самый раз, но рыбакам по солнцепеку делать нечего, и Андрей, отведя душу за утренним клевом, возвращается на базу.
Впервые за долгое время он действительно занимался рыбалкой. Хорошо, был подсак, не то бы не перетащил за борт лодки двухкилограммового язя, да и окунь клевал крупный, и ерши шли королевские. А хоть бы и не королевские — в ухе каждый ерш сгодится!
Андрей, еще не причалив, крикнул из лодки прогуливающейся по берегу Анне Федотовне:
— Как насчет ухи?
— Аппетит появился? — обрадовалась женщина. — Давай я прямо сейчас сварю.
— Нет, варить ныне есть кому. Эта обещала, которая лягушек резать умеет.
— Настя?
— Она в котором домике остановилась?
— Настя не на базе живет, она с биологами, в палатках.
— Ах да! — Андрей чуть поскучнел. — Как же я мог забыть, Мишка же говорил. Студентка. А в свободное от учебы время... Ну и шут с ним! В общем, Анна Федотовна, вечером приглашаю вас на уху, передайте Сергею Ивановичу, что водка у меня еще от гостей осталась.
...Уха была как уха, не испортила ее Настя. До первых звезд просидели они за столом, все больше слушали гостью.
— В Кирене траву сильфий даже на монетах изображали, как царей и героев. — Тут она взглянула на часы. — Ой, уболтала я вас своими сказками, надо бежать, а то Софья в розыск объявит.
— Я б до утра слушала, — призналась Анна Федотовна. — Надо же, сколько живем, траву эту самую топчем, а ничего о ней не знаем.
— Не эту самую, — возразил Сергей Иванович. — Тебе же сказали: сильфия уже нет. Хотя поискать, конечно, можно. Надо не окуней таскать, а науке помочь, да и себе. Если найду, тыщу долларов за корешок заплатят?
Посмеялись и стали расходиться.
— Я провожу, — сказал Насте Андрей.
— Зачем? Мы же тут рядом.
— Тем более. Далеко бы и не пошел — страшно. Давай пакет понесу. Тяжелый ведь небось?
— Нет. Пара книг. Наш однокурсник в Дубну сегодня за продуктами ездил, я его попросила в книжный заскочить и еще кое-что по мелочи прикупить...
— Давай, давай.
Так и дошли до поляны, где горел костер и сидели студенты с гитарой. Осталось только обогнуть куст дикого шиповника, но как раз его цепкие колючки и прихватили пакет. Андрей вроде не сильно дернул — просто целлофан оказался слабым. Пакет порвался, содержимое его оказалось на земле. Увидев, как Андрей расстроился, Настя рассмеялась:
— Ничего страшного, я до палатки и в руках все донесу.
Андрей наклонился, чтоб подобрать книги. Из одной из них выпала фотография, та, которую сделал сегодня Борис. Обнаженная Настя выходила из воды. В ту секунду Бориса с «мыльницей» она еще не видела, потому чувствовала себя уверенно, смело.
Прекрасный получился снимок.
— Боттичелли, «Рождение Венеры», — сказал Андрей. — У тебя здесь такой спокойный взгляд... Привыкла к фотосессиям?
— Или дай ее сюда, или забирай, — сухо ответила Настя. — Не надо фотку вот так разглядывать, это не совсем этично.
— А позировать в таком виде, значит, этично?
— Мне надо оправдываться и что-то объяснять? — Она дернула плечиками и быстро удалилась в сторону палаток.
2
В этом массажном кабинете работали настоящие тайки. Сеансы здесь стоили дорого, но проблем с посетителями не было: очередь составлялась за неделю. Обслуживали клиентов девочки молоденькие, фигуристые, почти не одетые, но никаких вольностей себе не позволяли. По-русски они говорили с акцентом, но это только приветствовалось.
Самую классную массажистку звали Кисикис, или что-то в этом роде. Она заканчивает работать с поясницей Рассадина и говорит ему:
— Господин знает, что у него сегодня последний сеанс? А жаль, тут еще есть с чем работать.
— Ну почему же последний, — довольно отвечает Константин Евгеньевич. — К тому же, если надо, приду хоть завтра.
— У вас закончилась проплата. Мы в долг просто не имеет права работать.
— Деньги не проблема, — сразу поскучнел Рассадин.
— Буду рада, если так. Вы хороший клиент.
Едва выйдя из салона, он вынул сотовый, стал названивать в приемную Стаса. Юля долго не брала трубу, но наконец не выдержала.
— Девушка, как бы мне связаться с вашим шефом? Ах, в местной командировке... В сортир пошел, что ли? — Он отключился и зло, что с ним редко бывало, закончил: — Не хочет меня слышать. Ничего, услышит!
Тут же сделал второй звонок:
— Бислан? Исчезни на час. Мои ребята с Аланом говорить будут. Я тебе уже достаточно заплатил и еще дам, не волнуйся! Разве хоть раз обманул?
Уже закончив говорить с охранником Алана, Рассадин буркнул удовлетворенно:
— Это кто ж сказал, что гордый народ не продается? — И дал команду своим нукерам ехать к Алану. — Я там появлюсь через сорок минут, чтоб все было уже тихо и мирно.
И ровно через сорок минут Константин Евгеньевич входил в номер ресторатора. Увиденным он был удовлетворен: три охранника робко шевелились среди валявшихся стульев, вытирая с лица кровь и сопли, Хряк и водитель со скрещенными на груди руками стояли возле стола Алана. Сам он сидел, сжав ладонями виски.
— Ты, Алан, друзей встречаешь как-то не по-кавказски. Где твое гостеприимство? Где радость на лице, кофе на столе, а?
Алан даже не поднял на него глаз:
— Что вам нужно? Я же плачу, я регулярно плачу...
— Да брось ты об этих копейках! Я вообще их могу не брать! Не буду брать! Слово! Мы же в юности вместе — какие пиры закатывали, а?! Девчонки, ночевки, вино... Комсомольская юность — это ведь нельзя предать...
— Можно, оказывается. — Алан так и не убрал ладони с висков. — Чего вы в конце концов хотите? Ну есть же у вас разумное требование...
— Есть. — Теперь голос Константина Евгеньевича стал жестким, холодным. — Ни твоих людей, ни тебя с этой минуты не обижу. Но ресторан — мой. Неделю даю, чтоб все документы на этот счет оформил. Обещаю год кормить бесплатно. Столик свой иметь будешь.
— Не смешно, — сказал ресторатор.
— Не смешно будет, если через неделю «да» не скажешь. Тебя ведь пока не били, Алан. — Водитель, как бы демонстрируя, что имеет в виду Рассадин, бьет кулаком в лицо одного из притихших охранников, бедолага при этом еще ударяется затылком о стену. Кровь начинает литься из носа и губ. — Придет в себя, спросишь его об ощущениях. И потом, я ведь у тебя не жизнь отнимаю, дружок. Хватка у тебя есть, деньги есть или добудешь, откроешь новое дело, это у тебя получится, будут трудности — обращайся, помогу. Неделю даю, ровно неделю.
Рассадин со своими людьми убрался, а Алан все еще продолжал недвижимо сидеть. Зашевелились было охранники, стали оправдываться, расставлять мебель, но Алан приказал им убраться.
— Свободны. Совсем.
Те ушли.
Бислан появился минут через пятнадцать.
— Молокососы, — кричал он, имея в виду своих охранников. — Без меня ничего не могут! Не надо платить им ни копейки!
— Ты же, когда их представлял, говорил, что они лучшие из лучших.
— Э, все братья-племянники, как было отказать? Но теперь я возьму... У меня вправду на примете такие ребята...
— Нет, Бислан. — Только теперь ресторатор решительно встал со стула, подошел к шкафу, взял оттуда дорожный чемодан. — Рисковать я больше не могу. Собираю бумаги и сегодня же вечером вылетаю в Вену. Там отсижусь. Номер проплачен до конца года, так что живи здесь спокойно. Тебя трогать не будут, понимают, что эти проблемы ты не решаешь. Я буду время от времени тебе звонить и говорить, что надо делать.
Бислан озадаченно погладил чуб:
— Получается... Это получается... Это что получается?
— Если Рассадина не устраивают те суммы, которые я ему выплачиваю, то он и их потеряет. Ресторан ему я не отдам. Он уже на мели, он долго не продержится.
— А мне, значит...
— Ждать. Потом уже буду думать, что делать со службой охраны. В двадцать тридцать выезжаем, сопроводишь меня до аэропорта. А сейчас гуляй, мне надо переодеться и перебрать бумаги.
— Я поеду на второй машине, буду прикрывать сзади.
Времени Алану хватило лишь на то, чтоб уложить вещи и документы, принять душ. Он хотел немного поспать, но разве уснешь после всего, что произошло и что предстоит?
В двадцать тридцать его машина тронулась от ресторана. Бислан не пристроился сразу за ней, а пропустил пару машин. Так и ехали минут десять, пока не забеспокоился Алан:
— Почему отстаешь? Что за тактику ты выбрал?
Бислан посмотрел на часы:
— Сейчас, сейчас... — Отключил связь и еще сбавил скорость.
Алан, видно, что-то заподозрил, стал перестраиваться в правый ряд, но было уже поздно. Раздался сильнейший взрыв, и его машина превратилась в огненный шар.
...Минут десять спустя пробку, образованную развороченной иномаркой, милицейскими машинами, «Скорой», тихо объезжал водитель Рассадина вместе с хозяином.
— Что, Константин Евгеньевич, Бислан теперь ваш?
Тот покачал головой:
— Скорее, ваш. Единожды предавший...
— Он говорил, что деньги ему нужны, чтоб навсегда улететь в Турцию вместе со своей кралей.
— Я в Испанию тоже вроде как навсегда собирался. — И повторил: — Единожды предавший...
— Наш так наш, — легко согласился водитель. — Может, заодно и Стаса, а?
— Тяжело мы умнеем, дружок. Этот фейерверк — он для Стаса как раз и устроен. Авось теперь поймет, чем непослушание его закончиться может. Кстати, что с начальником его охраны?
— С Паниным? Ищем подходы. Никак не найдем!
3
Панин вместе с шефом и подполковником Щербиной, ставшим почти своим в их офисе, решил провести время на стрелковом стенде. За их спинами стояла беседка с уже накрытым столом: вино, салаты, фрукты. Туда троица и отправилась, сдав ружья сотруднику стрельбища.
— Вадим, — спросил Щербина, — у тебя выходов на фээсбэшников никаких нет?
— Подумать надо, — неопределенно ответил Панин.
Валерий Иванович теперь уже повернулся к Стасу:
— По Алану эта контора все дела у нас забрала, сама копает. Я так кумекаю, кавказский след ищут. Бислан, оказывается, взорвал своего покровителя, почистил его сейф и куда-то исчез.
— С трудом в эту версию верится, — тихо сказал Станислав Викторович.
— Почему? Кому еще нужен бизнесмен средней руки? Хотя узнать бы что-нибудь не мешало, но — нет выходов.
На их огневой рубеж вышли другие стрелки. Узнали Стаса, вскинули в приветствии руки. Стас им ответил тем же, а Панину пояснил:
— Знаешь, кто это, в синей кепке? Заместитель ресторатора, где собираются столичные сливки общества. Актеры, певцы, депутаты... Если появится желание...
— Им в службу охраны человек не нужен?
У Стаса вытянулось лицо:
— Не понял. Ты что, торгуешься со мной таким образом? Место поденежней ищешь, а? Так и я же вроде не скупой...
— Тут другая проблема, Станислав Викторович. Друга надо пристроить. Чтоб подальше от мордобоев. Расчудесный парень, но все воюет и воюет...
Панин как в воду смотрел! Именно в это время Мишка просил своих соседей по книжным развалам:
— Посмотрите за моим столиком пять-десять минут, сбегаю пивка холодного хлебну.
— Так у нас же водочка есть...
— Нет, все, с ней буду завязывать...
Как раз подошла электричка, хлынул народ, и Мишке пришлось в толпе плыть к намеченной цели. Впереди него шла женщина лет пятидесяти, крестьянского вида, в вязаной кофте, из кармана которой торчал край кошелька. Руки женщины были заняты сумками, и если кто вздумал бы выхватить этот кошелек... Только Мишка об этом подумал, как его обогнал хлипкий мужичок, выхватил этот самый кошелек, сделал шаг в сторону... Мишка одной рукой схватил его за плечо, повернул как надо, а второй врезал от души по морде. Женщина обернулась, выронила сумки, закричала...
И вот все трое участников происшествия сидят в комнате милиции, знакомой Гречихину. Хлипкий мужичок держит у носа красный от крови платок, женщина поглаживает его по плечу, но смотрит на Мишку:
— Отпустите его, товарищ милиционер, парень же не знал, что это мой мужик, вот и дал в торец. Я ж так понимаю, добра хотел.
Сержант что-то пишет, а капитан Куропаткин поворачивается к пострадавшему:
— Вы что скажете? Претензии имеете?
— Имею, — просипел мужик. — Кто это придумал, что туалеты платные? Вот мне и пришлось за десяткой лезть...
— К нападавшей на вас стороне претензии есть? — уточнил сержант.
— А чего, бьет как бьет.
4
Комната Андрея на базе выглядит как фотогалерея. На стенах ее висят распечатки кадров, которые он снимал на кинокамеру. Сергей Иванович с женой, Мишка, Вадим, Настя...
Снимков Насти много. Но только ими дело не ограничивается. Картонные листы с нарисованной студенткой лежат на тумбочке, кровати, подоконнике. Они выполнены с юмором — Настя почти везде в роли стриптизерши. Вот у шеста на сцене, вот держит кончиками пальцев бюстгальтер — и зрители тянут к ней руки, вот с охапкой травы, скрывающей самое-самое. А вот — в роли Венеры, выходящей из морской пены. Именно этот рисунок, эту обнаженную Настю Андрей сейчас одевает: рисует на ней блузку, сапоги, макси-юбку...
— Вот так-то лучше, — говорит, отбрасывая карандаш. — Это мы сейчас ей и преподнесем!
Он сворачивает тонкий картон в трубку и выходит из дома. На соседней веранде сидит Сергей Иванович, перебирает блесны.
— Андрюха, представляешь, на любимой «вертушке» тройник сломан.
— На желтой?
— На ней.
— У меня есть такие же. Вам сейчас принести?
— Зачем? Мы же после обеда вместе за окунем поплывем, не передумал?
— Поплывем.
— Я легкий спиннинг для Насти оборудую. Ты ее возьмешь?
— Предложу. А там уже ее дело.
Андрей идет по знакомой тропе, минует куст, возле которого он порвал Настин пакет, и останавливается. Там, где стояли палатки студентов, теперь ничего нет, и между кустов бродит лишь лодочник, который привозил в гости Вадима и Мишку. Моторка его причалена у поваленного на берегу дерева.
— А где биологи? — спросил Андрей.
— Отработали. Я их сегодня за два приема к электричке отвез. Вернулся сюда, да, видать, напрасно. Чудные они какие-то. Все облазил, а пустых бутылок после них нету. Может, прикопали где? Посмотри свежим глазом.
— Вы когда домой возвращаетесь?
— Часок тут еще поброжу. Грибов на супчик наберу.
— Меня захватите?
5
Водитель и Волин нашли хорошее место для парковки. Отсюда хорошо видна Москва-река и ее другой берег. Плюс к этому у них еще есть мощный бинокль. Им вооружился сейчас Волин, держит в окулярах Бислана. Тот бродит по дикому, заросшему бурьяном участку. Вот обходит ржавую, давно брошенную бортовую машину с порванным тентом. Кабина ее раскурочена, дверца держится на честном слове. Бислан с силой дергает ее, обрывает, и теперь кабина просматривается насквозь.
После этого бывший охранник Алана идет к реке. Здесь берег укреплен бетонным бруствером.
— Нас бы это место устроило, — говорит Волин. — В воде камни, арматура, на земле битое стекло, так что рыбаков, собачников и отдыхающих не будет, никто не помешает.
— Бислану бы твою логику. — Водитель набирает номер по сотовому. — Здравствуй, дорогой. Звоню тебе в восемнадцать ноль-ноль, как и договаривались. Товар у нас, готовы передать.
Водитель держит трубку так, чтоб и Волин слышал ответ кавказца:
— Я завтра утром скажу, куда подъехать.
— Утро — понятие растяжимое, могут быть пробки... Или в метро?
— Нет, не хочу, чтоб рядом кто-то был. Найдем тихое место, я один, ваш человек один — никого больше. Пусть привезет кейс на катере. И пробок еще не будет. В четыре утра позвоню.
— Твоя воля. Билеты на Турцию взял?
— Взял. Но если вы хотите номер рейса узнать...
— Что ты, Бислан! Просто хочу тебе счастья пожелать.
Бислан позвонил ровно в четыре. В это раннее время Волин и водитель устроились уже под порванным тентом ржавой машины. Звонка этого они ждали с опаской: вдруг у кавказца есть совсем иной вариант места встречи? Но нет, он озвучил то, о чем люди Рассадина и мечтали. Будет ждать катер на берегу Москвы-реки в районе Марьино в пять утра, то есть через час, ориентир — брошенный грузовик.
Ближайшая дорога проходила метрах в двухстах параллельно реке, именно с этого направления и стоило ждать Бислана.
Через пять минут после звонка, в еще сером предрассветном воздухе, они увидели, как замедлили ход, а потом застыли фары легковушки.
— Неужели он не один? — встревоженно спросил Волин.
Легковушка высадила пассажира и тут же уехала.
— Один, — сказал водитель. — И что, если подойдет сюда, сразу стреляешь?
Волин похлопал ладонью ствол снайперской винтовки с глушителем:
— Мы с ней это сами решим. Пока очень плохая видимость, оптика не поможет.
Бислан, как поначалу показалось, шел напрямую к ним, но замедлил шаг, остановился и поменял маршрут. Спустился вниз, к воде, но шел не берегом, а посреди уклона, то и дело на секунду-две появляясь вверху, чтоб оглядеть местность. Уклон переходил в бетонный, хорошо просматриваемый берег метрах в ста от места засады. Волин без всякого риска мог бы с этой дистанции послать пулю туда, куда надо, но Бислан на чистое место не вышел. Катер он стал ждать, оставаясь невидимым для снайпера.
Шепотом выругался водитель, на что Волин сказал тихо:
— А ты бы поступил иначе?
С реки послышался шум катера.
Волин поймал в оптику лодочника: ничем не примечательное лицо, чуть одутловатое, мешки под глазами.
— Кто он?
— Старый знакомый Рассадина. Был торгашом, отсидел, шеф дал ему шанс немного подзаработать... А вообще, это не наше дело. Наше дело — Бислана не упустить. Стреляй до того, как он возьмет кейс. Чтоб не вырывать его потом из рук.
— Денег жалко?
— Не думаю, что там все настоящие, но все же... Так, хорошо лодочник остановился, да?
Катер причалил к бетонному берегу, ибо в другом месте, там, где ждал его кавказец, была отмель. Лодочник, не выходя из катера и не глуша мотор, поднял кейс на уровень лица и, заметив, что Бислан держит одну руку в кармане, спросил:
— Ты, вижу, с оружием?
— Береженого Бог бережет.
— Ну зачем же нам идти на подлянку? Рассадин сказал, что мы вроде как все свои.
— Я своих как раз и боюсь.
— Это тоже понять можно. Деньги смотреть будешь? А то, может, тебе туфту подсунуть хотят?
Бислан наконец выходит из-за укрытия и идет к катеру. Уже протягивает руку к кейсу, и Волин готов спустить курок...
Но тут случилось неожиданное.
Непонятно откуда на воде появился летящий к этим двоим мощный армейский катер. Из бурьянов выскочили трое человек и тоже побежали туда же. Лодочник выругался, швырнул кейс под ноги Бислану, дал мотору полные обороты и на встречном курсе к появившемуся катеру помчался к другому берегу реки.
— Бей, — просипел водитель, — обоих бей!
Бислан успел схватить кейс, но так с ним и свалился на бетонную плиту. Лодочника выцедить оказалось немного сложнее: военный катер развернулся и полетел за ним, перекрывая обзор. И все же Волин изловчился выстрелить.
— Попал? — спросил водитель.
— Не знаю, — честно признался снайпер. — Но надо срочно линять, пока им не до нас. Что с винтовкой делать?
— Ты дурак, что ли? Без нее бы хоть уйти. Бежим!
А катер лодочника благополучно добирается до берега реки и выскакивает на песок. Только здесь мотор глохнет. Тут же рядом с ним оказываются и преследователи. Молодой рослый мужчина, видно, старший из них, первым подбегает к лодочнику и видит, что тот мертв, затылок его залит кровью.
— Ну как же мы... — обреченно говорит он, а кто-то тут же дает ему пояснение:
— Это не наша пуля, Павел Романович. Никто из наших стрелять не мог.
