Глава 3

Дипломатический прием, казалось, никогда не кончится, однако Корделии наконец-то удалось поручить вежливое выдворение наиболее пьяных из менее важных гостей своим помощникам, а уборку — крайне расторопной прислуге, и жестом пригласить Оливера проследовать за ней. Когда он неожиданно появился, приостановившись на дорожке, то выглядел так же роскошно, как и всегда, но выражение легкой паники в его голубых глазах внезапно напомнило ей кошку, по неосторожности забравшуюся в сушилку. Она направилась к саду, в свой любимый укромный уголок, проверила, не забрел ли туда случайно кто-нибудь из дипломатов, удобно расположилась на кушетке, пинком скинув туфли, и шумно выдохнула:

– Наконец-то все закончилось. О, мои ноги!

Оливер улыбнулся и уселся рядом на плетеный стул.

– Помню, как Эйрел растирал вам ступни после этих жутких мероприятий.

– О да, – она вздохнула, – зацепившись на секунду за воспоминание, от которого было не слишком больно, потом посмотрела на него с внезапной надеждой, но он не ответил на этот взгляд предложением сделать то же самое. Она села прямо, скрестила ноги и сама растерла себе ступни.

– Видела, как ты обходил всех по очереди, – продолжила она. – Спасибо. Сколько попаданий оказалось на этом вечере? Поищем в твоих карманах ключи от номеров в отелях, любовные послания на салфетках или дамское белье?

В бытность очаровательного Джоула помощником Эйрела из карманов его формы после подобных мероприятий порой извлекали совершенно неожиданные вещи, хоть он и клялся, что никто не подходил к нему достаточно близко, чтобы прикоснуться.

– Таинственные предметы белья были всего однажды, – запротестовал он в притворном негодовании. Однако после секундного размышления добавил: – Ну ладно, дважды, но то было в баре на Тау Кита, и все мы были пьяны. И оба раза — сплошная загадка. Думаете, они догадались написать спереди комм-код или что-то подобное? Или они ожидали, что я буду их разыскивать, как принц – Золушку?

Он изобразил пантомимой, будто со взглядом, исполненным надежды, держит перед собой изящные трусики. Корделия рассмеялась. Это было приятно.

– Или заставишь Имперскую СБ сделать это за тебя.

– Имперская СБ и так прибирала к рукам все, что я не мог точно опознать. Иногда я представлял себе, что мог бы раскрыть обаятельного цетагандийского шпиона, вынашивающего коварный план, но дело никогда не принимало настолько интересный оборот.

Корделия ладонью стерла с губ усмешку.

– Ну, – сказала она, откидываясь обратно на спинку кушетки. – А как прошла твоя встреча с доктором Тэном?

Он пожал плечами.

– Очень гражданский. Полон энтузиазма. И вел себя ужасно по-бетански.

– Это хорошо или плохо?

– Просто факт, полагаю. Этот опыт оказался куда более странным, чем я ожидал. – Казалось, он хотел сказать что-то еще, но потом отрицательно покачал головой и явно сменил тему. – Я оставил ему то, что он настойчиво называл моим образцом. Как будто мои гонады — это витрина кондитерской. Дальше, если не все мои гаметы окажутся нежизнеспособными… тогда следующий шаг не за горами.

– Знаешь, что будет?

– Более или менее. То есть знаю вопрос, но не ответ. Мне придется решать, заморозить свой образец сейчас и отложить все на некоторое время, или продолжать с оплодотворением. А дальше снова придется выбирать — заморозить ли все зиготы, эмбрионы, или что там ещё, или начать одну штуку выращивать. А, может, не одну, а больше.

– Когда Майлз размышлял над использованием этой технологии для моих будущих внуков, он рассчитывал вырастить дюжину за раз, причем одновременно. Будто свой собственный взвод. Помню, я предложила Катерине макнуть его головой в воду и держать там по очереди, пока он не передумает; впрочем, оказалось, что моя помощь ей не требуется. Все-таки, моя невестка — чудесная девочка. До сих пор не представляю, что он сделал, чтобы её заслужить.

Оливер усмехнулся.

– Зная Майлза, могу себе представить. Но нет, никакого взвода Джоулов. И даже расчет не хочу.

– Ты можешь нанять помощников. Я так точно планирую.

– По всей вероятности, придется. Не представляю, как ещё… Но постойте, вы же не собираетесь выращивать всех шестерых своих девочек одновременно?

– Нет, что ты! Хотя я пыталась вычислить оптимальную разницу в возрасте. И могу сказать, что её не существует. Или есть несколько вариантов, все зависит от того, что именно тебе нужно.

– Когда примете решение?

– Уже приняла, по крайней мере, по первому шагу. Сказала Тэну произвести оплодотворение всех шести. Он сейчас этим занимается, точнее, уже сделал. Ещё несколько дней уйдет на проверку генетических дефектов и необходимые исправления, если потребуется, а затем пять из них отправятся в холодильник, а одна, так сказать, в печку. И через девять месяцев Аурелия будет… моей проблемой, – она усмехнулась. – Это немного пугает, но правда, не может же с ней оказаться труднее, чем было с Майлзом.

Оливер кивнул, признавая, что это чистая правда.

– Чем больше я узнаю, каким был ваш первый год годе на Барраяре, тем больше удивляюсь, как вы оттуда не сбежали.

– Я основательно сожгла мосты на Бете сразу после Эскобарской войны. Но да, меньше, чем за полтора года... Я повстречала Эйрела, здесь, прямо на этой планете, которую сама же и открыла, и которая сейчас была бы дочерней колонией Беты, если бы ваши не явились сюда годом раньше. Помогла ему подавить военный мятеж, бежала, отправилась воевать против Барраяра, побывала военнопленной, вернулась домой, покинула дом, хотя, наверное, правильней сказать – сбежала оттуда. Потом я нашла Эйрела, мы поженились и не планировали ничего более бурного, чем жить в глуши как пара отставников и воспитывать ораву детишек. И я рванулась очертя голову навстречу первой и единственной беременности. А потом император Эзар свалил на него… на нас обоих это проклятое регентство. Первое покушение на убийство; я тебе про него когда-нибудь рассказывала? Акустическая граната, промах. А вот вторая граната попала в цель, это и была катастрофа с солтоксином. Мне в экстренном порядке сделали кесарево сечение, и Майлза пересадил в позаимствованный маточный репликатор хирург, который никогда не имел дела с этой штукой и, клянусь, боялся тогда ещё больше, чем я сама. А потом разразился весь тот бардак с мятежом Фордариана. Майлза мы извлекли из репликатора уже весной, всего покалеченного, бедный малыш. И, разумеется, граф Петр тут же взорвался почище любой гранаты. Между ним и Эйрелом разыгралась настоящая битва, и в результате они пять лет не разговаривали друг с другом. Да, таким насыщенным получился мой первый год на Барраяре. Неудивительно, что я была просто без сил.

Она откинула голову на подушку и шумно выдохнула.

– Но, когда я прилетела к Эйрелу, у меня был коварный эгоистичный план. Мы хотели завести шестерых детей. На Бете с ее строгим контролем рождаемости это было бы страшным нарушением всех социальных норм. Эйрел… он всегда это знал. Знал про мою мечту, от которой волей обстоятельств ничего не осталось. И сожалел, что не смог дать мне того, ради чего я отказалась от столь многого. Именно поэтому мы и заморозили гаметы, едва нам выпала передышка.

– Значит, он всегда рассчитывал дать вам больше детей.

– Скорее сказать, надеялся. К тому времени мы уже давно махнули рукой на расчеты. Они никогда себя не оправдывали, – она моргнула. – И не оправдывают до сих пор. Однако мы все-таки пришли к этому моменту. Сорок лет спустя. Но пришли, черт возьми, – она взъерошила свои непослушные волосы. – Итак, чего хочешь ты? Действительно хочешь, а не думаешь, какое решение будет самым благоразумным, или, что ещё хуже, прикидываешь, чего хочу я.

– Я думаю… – Оливер снова запнулся, потом продолжил. – Я думаю, что хочу сыграть в эту генетическую лотерею, как вы это назвали. Собрать и оплодотворить их все.

– Оставить свою заявку на будущее?

– Скорее, преобразовать сожаления о прошлом в нечто другое. Они меня уже измучили. Или, если это просто не сработает… – он оборвал фразу на полуслове.

Имел ли он в виду «поставить точку»?

– Тем не менее, это не значит, что с выбором будет навсегда покончено. Потому что у тебя останется возможность купить другие «скорлупки» без ядра. Есть ещё парочка альтернативных технологий для сборки зигот, но они несколько сложнее.

Он потер лоб.

– Никогда об этом не думал. Ситуация запутывается все больше и больше.

– Но не бесконечно. По крайней мере, появление детей заменит теорию практикой. А минуты сожаления – тем, что у тебя не будет и минутки свободной вздохнуть.

– Это говорит ваш опыт?

– Увы, опыт размером в одного ребенка не дает мне абсолютного знания. Факт, который должен меня притормозить, но я устала ждать.

Послышались легкие шаги. Фрида деликатно выглянула из-за густых кустов.

– Миледи, сэр, вам что-нибудь нужно?

Корделия подумала.

– Что-нибудь выпить, наверное. По-настоящему. Не воду и не яблочный сок. Бокал белого, наверно, если его ещё не унесли. Оливер?

– Как обычно, спасибо, Фрида.

Служанка кивнула и ушла.

– Вечером я еще на службе, – пояснил он, когда Корделия удивленно подняла бровь. – Иначе предпочел бы пить до полуночи в вашем обществе. Увы, это даст лишь иллюзию решения проблем.

Она сказала извиняющимся тоном:

– Я не хотела создавать тебе проблемы, Оливер. Я хотела сделать подарок.

Он усмехнулся:

– Вы прекрасно знали, что делаете.

Она поскребла шею и нахмурилась.

– Что и напоминает мне о следующем шаге. Если ты скажешь Тэну продолжать с оплодотворением, то прежде, чем снова сесть в шаттл и отправиться на свою «верхнюю смену» на орбите, должен будешь написать распоряжение о ближайших родственниках. Или распоряжение об уничтожении. Тэн даст тебе бланки для заполнения, они есть в клинике для каждой зиготы, которая у них хранится.

– Какое… распоряжение?

– Зиготы — это иные юридические единицы, чем гаметы. Гаметы — это собственность, часть твоего тела, отделившаяся от него. Зиготы — это судебный процесс, ожидающий своего начала. Вопросы наследования и все такое. С момента оплодотворения, даже если ты решишь их все заморозить, но особенно – если поместить хоть одну в репликатор, кому-то необходимо знать, что делать с твоими существующими или потенциальными детьми, если ты вознесешься на небеса в ярком сиянии, или поскользнешься в душе, ну, или с тобой ещё что-нибудь случится.

Оливер нахмурился.

– Верно. Вы как-то упоминали, что ваш отец погиб при крушении шаттла. Пример был выбран не случайно, ведь так, Корделия?

Она пожала плечами.

– Я до сих пор летаю на шаттлах.

– Я… э… Нет, признаюсь, я не заходил так далеко в своих размышлениях. А кого выберете вы? Полагаю, Майлза?

– По умолчанию, да. Но и осознанно тоже, что, впрочем, не доставляет мне особой радости. Если бы я хотела воспитать своих девочек на Барраяре, то начала бы все там, а не здесь. Добавлю, что если ты по какой-то причине не составишь распоряжение, их опекуном автоматически станет тот, кто считается твоим ближайшим родственником. Кстати, кто это?

Он выглядел озадаченно.

– Мать, я полагаю. Или старший брат.

– Можешь ли ты представить их в качестве воспитателей твоих осиротевших детей?

– Моих? Возможно. С натяжкой. Эйреловских… – его лицо приняло непередаваемое выражение. – Если бы я состоял в традиционном браке по-барраярски, и с детьми, думаю, что… хм, подождите, нет. Это стало бы проблемой семьи моей гипотетической супруги. Хм…

Корделия потерла глаза тыльной стороной ладоней.

– Тогда позволь задать тебе ещё один вопрос. Куда, как ты думаешь – или думал – приведет твоя карьера в ближайшие десять лет? Где ты окажешься?

Его брови резко поднялись, и он осторожно произнес:

– Я правильно понимаю, что вы сами хотите уйти в отставку на Сергияре? Остаться здесь колонистом на постоянное жительство?

– Это моя планета. Понимаешь, мне приходится мыслить по-другому, с тех пор, как три года назад моя жизнь разлетелась на куски. До этого… я рассчитывала вернуться на Барраяр в Округ Форкосиганов вместе с Эйрелом, когда он, наконец, уйдет в отставку, достигнув почтенного даже по галактическим меркам возраста, в котором уже нужен медицинский присмотр. Его отцу, тот был крепкий старый хрыч, и то меньше помощи требовалось, а он лишь немного не дожил до ста. Почему-то я думала, что Эйрел определенно проживет дольше с новым сердцем. Ну, хотя бы до ста десяти. А потом лопнула одна проклятая внутричерепная артерия. А мне осталось ещё двадцать шесть лет, – она пожала плечами. – Планы. Ничего хорошего в планах нет.

Он протянул было к ней руку, но потом уронил.

– Да.

Долгое время он молчал. Вернулась Фрида с напитками и снова ушла, с любопытством оглянувшись через плечо.

– Лет через десять я дослужу вторую двадцатку, – снова заговорил он. – Служить третью никогда не планировал. Я собирался задуматься об отставке и о своей последующей карьере в ближайшие шесть-семь лет. А где я буду на тот момент... Пока я на службе, от меня зависит не всё. Как вы только что напомнили, даже то, буду ли я завтра жив.

Она посмотрела в сторону.

– Эйрел как-то говорил о том, что хочет предложить тебе работу в Округе после того, как мы вернемся. Даже несколько вариантов на выбор. Понимаешь, у него тоже были планы.

– А-а, – Оливер отхлебнул своего безалкогольного пойла. – Думаю, я бы согласился. – Через пару секунд он продолжил: – Сейчас на Барраяре меня ничего особенно не держит. С семьей у меня были довольно близкие отношения только до восемнадцати лет, пока я не поступил в Академию, а потом мы все больше отдалялись друг от друга. Им всегда хватало той жизни в родном городе. А мне – нет. Мой отец умер, как вы помните, как раз перед тем, как я получил назначение на Сергияр. Мать много лет жила с сестрой. Округ, в котором я родился и вырос, с тех пор развивался; в последний раз, когда я там был, все, что было памятно для меня с детства, изменилось и было перестроено. Пропало. Так что перспектива остаться на Сергияре начинает казаться мне действительно привлекательной. – Он перевел ясный взгляд на неё. – Вы бы не хотели стать крестной матерью моим детям? Ведь так они останутся со своими наполовину сестрами. И даже больше, чем наполовину.

– Очень хотела бы, – заверила его она. – Учти, что центру понадобится несколько вариантов на «случай, если». В порядке от наиболее предпочтительных к менее, так что не нужно вычеркивать всю семью.

– А я смогу потом пересмотреть распоряжение?

– Разумеется. Пересмотр предполагается каждый год.

– Хм-м, разумно.

Она отхлебнула ещё вина, поставила бокал на низенький столик и побарабанила пальцами по подлокотнику кушетки.

– Если ты собирался… если ты когда-нибудь решишь выйти в отставку на Сергияре, могу ли я попросить тебя о том же?

Он ошеломленно посмотрел на неё.

– Вы ставите меня впереди Майлза?

– По крайней мере, впереди Барраяра.

Он сжал губы.

– Но… если вы умрете. Я не могу… это не… нет, я не в силах себе это представить.

Он мог, но не выдал себя ничем, кроме обеспокоенного взгляда. Внезапно он моргнул.

– Постойте, вы ведь говорите не только о замороженных эмбрионах, ведь так?

– Да, и не позднее следующей недели.

У него перехватило дыхание.

– Возможно, это самая ужасающе огромная ответственность, которую мне когда-либо предлагали. Не исключая командования кораблем или возможности оказаться последним человеком, стоящим между премьер-министром и грозящей ему опасностью, – он снова моргнул. – Черт возьми, Корделия, это крайне лестно, но вы точно в своем уме?

Она криво улыбнулась.

– Кто знает? Учти, что пока это гипотетическая возможность.

– Я понимаю. Но все же…

Он так и не договорил. Посмотрев на хроно, он нахмурился.

– Ох, черт, мне пора. Нужно вернуться на базу и переодеться. Вот уж не думал, получая назначение на службу в космосе, что мне придется провести столько времени, сражаясь с подрядчиками. И тысячами тонн бетона. Но нужна же моим шаттлам посадочная площадка.

Он осушил свой бокал и встал, глядя на неё, расслабленно лежащую на кушетке.

- Корделия?

– М-м?

Он сделал паузу, нервно сглотнул и потом выпалил:

– Вы не хотели бы снова как-нибудь выйти под парусом?

Она так удивилась, что села ровно. Когда Оливер был на третьем десятке, Эйрел научил его и ходить под парусом, и наслаждаться этим спортом. Сама Корделия предпочитала выходить на яхте именно с Оливером: так у неё было меньше шансов внезапно оказаться в воде из-за того, что кому-то вечно хотелось новых ощущений. От воспоминаний у нее перехватило дыхание, она сморгнула слезы.

– Я не выходила в плавание… целую вечность. Да, мне бы очень хотелось. Думаю, я могла бы найти время, – она неловко прервалась. – Подожди, ты же сказал, что продал свою лодку в прошлом году?

– Я что-нибудь придумаю, если вы сможете выкроить время.

– Ради такого не просто выкрою, а вырву. Звучит потрясающе. Действительно здорово.

Она поерзала на кушетке, протянула ему руку и скомандовала:

– Помоги встать.

Он посмотрел с усмешкой, но подался вперед, взял её за руку и галантно помог подняться. Она спустила ноги, нащупала туфли, и они вместе направились к дому, возле которого и расстались. «Тебе в одну сторону, мне – в другую, но ненадолго», – с довольным видом подумала она.

Джоулу снова удалось увидеться с вице-королевой лишь через три дня. Он заманил её на базу, предложив пообедать в офицерской столовой: еда обычная, зато отличная возможность сбежать от бесконечных бесед с комаррцами. По крайней мере, пока Джоул вел её по базе через огромную посадочную площадку для шаттлов, и они оба щурились от яркого солнечного света, она продолжала рассказывать об этом.

– Есть там что-то, что касается моих дел? – поинтересовался он, когда они добрели до края бетонной площадки. В отдалении дрожали в жарком мареве силуэты гор.

– Не напрямую. Как обычно, они хотят учредить дополнительные планетарные акции с правом голоса для людей, внесших существенный материальный или инвестиционный вклад в развитие колонии, обычная практика для их родных куполов. По странному совпадению, этими людьми скорее всего окажутся они сами. Мое встречное предложение выдать всем по десять неотчуждаемых акций с правом голоса, просто сдвинув в этой цифре десятичную точку, было отклонено моими советниками на том основании, что это воспримут как насмешку с моей стороны. Собственно, насмешкой это и было. Хотя я бы предпочла пустить под откос любое их начинание путем выноса его на референдум прежде, чем будут предприняты хоть какие-то шаги.

– Разрешить референдум было бы, несомненно, безопасно. Против проголосуют все, кроме самих комаррцев, верно?

– Возможно, нет. Оптимистов может привлечь на их сторону статистически маловероятная идея оказаться в числе немногих выигравших. Пойми, никто не станет срываться с насиженного места и лететь работать на Сергияр, не обладая врожденным оптимизмом, – через несколько шагов она добавила: – Ну, за исключением старых представителей русскоязычной диаспоры: эти были пессимистичны всегда, сколько я помню.

Джоул усмехнулся.

– Думаю, я могу пообещать, что объекты ваших экспериментов с зарождающейся местной демократией не станут преследовать вас и на моей имперской базе.

– Ты меня обманываешь, ну, и ладно… – и она озадаченно уставилась на то, к чему Джоул ее привел.

– Что вы видите перед собой, Корделия? – Джоул широким жестом обвел стоящие перед ними двухметровые штабеля мешков. Сложенные на поддонах, они простирались на десятки метров во всех направлениях. Как будто кто-то выстроил крупномасштабную модель некоего геологического объекта с бесплодной землей, испещренной плоскими горами и изрезанной оврагами, правда, слишком упорядоченными. Петляя почти беспорядочно, Джоул вывел Корделию к центру лабиринта.

– Много-много мешков со стройматериалами. Не принадлежащих мне, замечу благоразумно.

– И доставленных подрядчиком на несколько месяцев раньше срока – вот вам первая подсказка.

– Подрядчиком? На несколько месяцев раньше? Да неужели? Твой рассказ уже начинает смахивать на пьяные галлюцинации.

Он хмуро кивнул.

– Хотя я ещё даже не начал пить. Это, по идее, пластбетонная смесь для новых взлетно-посадочных полос на второй базе в… кстати, уже решили, где она будет?

– В Гридграде, – она наморщила нос. – Может, жители и захотят переименовать свою деревушку после этих потрясений, но это будет уже, к счастью, не моя проблема. Если только они не пожелают назвать её в честь Эйрела и не заставят меня приехать и произнести ещё одну дурацкую речь.

Хорошее местоположение, рядом с экватором, как и у Каринбурга. Чистый выигрыш в энергии при отправке шаттлов на орбиту. Джоул был доволен, по крайней мере, этим аспектом. А вот тем, что путь до места составлял десятую часть окружности экватора…

– И всё же до Гридграда нам пока далеко и долго. По расчетам, мы сможем начать строительство фундамента для взлетно-посадочной полосы самое раннее в следующем году. А если более реалистично, года через полтора.

– И всё же не вижу, в чем тут проблема. Ведь бетонную смесь перевозят с места на место при необходимости, не так ли? – она с сомнением показала на раздутые мешки. – Если только в Гридграде никто спешно не откроет новое производство стройматериалов, а такое предложение на мой стол не поступало. Хотя, думаю, со временем это все же случится.

Джоул покачал головой.

– Перед вами инновация по последнему слову техники. Этот пластбетон очень крепок, когда схватывается, при этом устойчив к регулярным воздействиям большой силы. Позволяет инженерам использовать вполовину меньше обычного объема и веса, а потому и затраты ниже, даже при более высокой цене за тонну. За тысячу тонн, в нашем случае.

Она посмотрела на Джоула, вопросительно приподняв брови.

– Пластбетон. Который простоит столетиями, верно? И не то чтобы вам не хватало места для хранения. У вас на базе полно пустых квадратных километров, если нужно. Зарезервированы самой Империей под будущие казармы и взлетно-посадочные площадки. Хотя мне, возможно, стоит тебя предупредить о том, что некоторые каринбургские застройщики уже положили на них глаз.

– Простоит только после того, как его смешают, и он схватится. – Джоул взмахнул рукой в ещё одном широком жесте. – Вы пропустили мимо ушей слова «инновация по последнему слову техники». Устойчивость ингредиентов пластбетона старого образца действительно выдающаяся. Эта же дрянь хороша, только когда свежая. Если не смешать её с активатором и не уложить до окончания срока годности, а он истекает меньше чем через год от настоящего момента, её химические свойства ухудшаются. Сколько производитель держал эту штуку у себя на складе, остается только гадать, но точно держал какое-то время.

- Пластбетон с планируемым старением? – в её вопросе послышалась смесь восхищения и сарказма. – Кто бы мог подумать?

– К сожалению, только не офицер службы снабжения, разместивший его на базе на прошлой неделе. Очевидно, испытав невероятное потрясение от вида огромного количества грузового транспорта, заблокировавшего главные ворота, он подписал накладную на груз, не согласовав ничего с инженерами. Основная проблема заключалась в том, что груз предполагалось доставить вовсе даже не сюда, а в Гридград, когда будет принято решение о новом месте для базы.

– Итак, они не только сплавили вам это сомнительное сырье, но ещё и содрали с вас дополнительную плату за доставку? Прекрасно.

– А бухгалтерия базы тоже не согласовала с инженерами ничего, лишь пересчитала мешки, чтобы удостовериться, что их количество совпадает с указанным в накладной, восхитилась беспрецедентной точностью и оплатила счет.

– Этот промах можно исправить. Один только неправильный адрес доставки должен дать тебе юридическое основание для этого. Заставь их приехать, забрать груз и верни средства. Эйрел бы так и поступил.

– Эйрел бы пригрозил, что заставит их всё это сожрать, и они бы ему поверили.

Джоул прервался, на мгновение позавидовав стилю командования, который ему самому всегда казался недостижимым или, как минимум, превосходящим его возможности. Уловка Эйрела состояла в том, что она никогда не была уловкой, но чистой правдой.

– Я это уже сделал. Ну, за вычетом обещания заставить их всё сожрать. Они заявляют, что подобный шаг разорит их бизнес, и в этом случае они не смогут поставить нам пластбетон в следующем году. И нет ни одного поставщика им на замену. По крайней мере, таких, чтобы справились с нашими объемами. Я поставил своего самого смышленого парня из службы снабжения на проверку, как все обстоит на самом деле, и он это подтвердил.

Корделия изогнула бровь.

– Этим ребятам – «Плас-Дан», верно? – стоило бы быть поумнее и не пытаться нассать в ведерко, из которого они же собираются напиться.

Джоул ухмыльнулся, услышав, как она цитирует одно из сетований Эйрела на политику. Не из тех, конечно, что он произносил публично, к большому личному сожалению Джоула.

– Вы правы, но тем не менее. А ведь это гражданские колонисты, находящиеся в вашем ведении, ваше превосходительство. Всего лишь пара слов, так сказать, вам на ушко…

При взгляде вблизи на это самое ушко, застенчиво выглядывающее из непослушных волос, мысли Джоула слегка спутались. Ее прическа разительно отличалась от тех времен, когда она носила тяжело ниспадающие распущенные волосы или аристократично убирала их назад и украшала живыми цветами.

На её лице появилось выражение тревоги.

– Черт, я так и знала, что ты солгал. Хочешь, чтобы я присмотрелась к этому «Плас-Дан»? Посмотрим, может у меня получится разобраться с ними.

– Определенно стоит попытаться. Но, прошу вас, по возможности не срывайте поставку партии пластбетона на следующий год.

– Ладно… – она хмуро огляделась в их уединенном укрытии. – Ты за этим привел меня сюда? Затащил, фактически, в конус тишины, не включая этого самого конуса, который предупредил бы всех, что мы обсуждаем какие-то секретные дела? Впрочем, не скажу, что мне не доставило удовольствия прогуляться.

Полдень сегодня выдался жарче, чем в день вечеринки в саду. Ярко светило солнце, заливая все вокруг золотым светом. Не болят ли у неё ноги после такого долгого перехода пешком через всю базу? Он бросил взгляд на её туфли; кажется, они достаточно практичны для ходьбы. Раз, наверное, в десятый он пожалел о том, что не предложил ей тогда растереть усталые ступни, когда они были так приглашающе обнажены. Но после своего визита в репликаторный центр он был изрядно выбит из колеи. Да и вдруг она бы посчитала его предложение чересчур дерзким? Всё же это было место Эйрела.

– Да… нет. Не только за этим.

«Совсем не за этим», – признал он. Возможно злополучная компания «Плас-Дан» была самым благовидным предлогом, первым, за который он смог ухватиться. Хотя натравить на них Корделию действительно было бы логично.

– Есть еще кое-что личное и совсем с этим не связанное.

Она прислонилась к штабелю мешков, скрестила руки на груди и улыбнулась.

– Я всегда готова тебя выслушать.

Он набрал воздуха в грудь.

– После нашего недавнего разговора я сказал Тэну провести оплодотворение клеток.

– Мои поздравления! То есть, ты уже почти отец. Я так полагаю, ты принял решение заморозить зиготы до той поры, как придет время принимать решение по поводу службы?

– Да, действительно. Во всяком случае, именно так я и сказал Тэну, когда он связался со мной утром, чтобы сообщить новости. Он звонил по другой причине. Сказал… с одним ничего не получилось. А ещё он сказал, что это нормальный отсев на этой стадии.

Она задумалась, затем кивнула, признавая:

– Я начала с двадцати яйцеклеток, которые привезла с Барраяра. С половиной по тем или иным причинам ничего не вышло. Биология на микроуровне куда как более сложная, чем привыкли думать люди. И более жестокая.

И его собственная биология добавила к этим потерям ещё одну. «Вы всегда будете на шаг впереди меня, Корделия?»

– Полагаю, Тэн рвался объяснить мне, как неспециалисту, все детали. Я никогда не был большим знатоком молекулярной биологии. Это не механика. Это…

Она ждала, по-прежнему стоя в тени от штабеля мешков и прислонившись к нему спиной, но, Джоулу показалась, что она резко насторожилась. «Когда вам удобно, мистер Джоул».

Он уставился на свои форменные ботинки.

– Ещё две недели назад я даже не думал о чем-то таком. Неделю назад я был просто… обескуражен, полагаю. Я колебался. Но мысль о четырех призрачных сыновьях так быстро укрепилась в моем сознании. Сначала я думал только об одном, а там уже видно будет. Потом о двоих, потому что обычно считается, что мальчику нужен брат, хотя не уверен, что мой собственный брат ценил меня. А потом, «но что, если»… Как я могу, уже к сегодняшнему дню, как я мог бы…

Он умолк, не столько запутавшись в словах, сколько сбитый с толку собственными путающимися мыслями.

– Оплакиваешь никогда не существовавшего потерянного ребенка?

Он кивнул.

– Что-то в этом роде.

Он и сам такого от себя не ожидал. Когда он распорядился Тэну начинать, какая-то часть его разума спорила (или надеялась?), что из этой затеи может вообще ничего не получиться, и испытание окажется позади. Его жизнь вернется на нулевую отметку. Напряжение спадет. «Раньше начнешь, раньше закончишь». А потом, когда его потаенное темное желание частично исполнилось… есть ли у него теперь право называть это горем? Он снова посмотрел на Корделию.

– И мне не с кем больше поговорить об этом, кроме вас. По правде говоря, именно это настоящая причина, почему мы сейчас здесь.

«Наконец-то».

Она закусила нижнюю губу и копнула носком туфли красную землю.

– Знаешь, Оливер… Я думаю, не в плену ли ты у собственных привычек. В этом ведь нет ничего незаконного, аморального и скандального. Это не свергнет правительство Империи и не принесет будущему Сергияра ничего, кроме пользы. Необходимость осмотрительно молчать осталась в прошлом вместе с ее причинами. Ты просто пошел в репликаторный центр и купил анонимно пожертвованную яйцеклетку, вернее, три. Многие так поступают. Об этом можно поговорить с кем угодно, правда.

– Проще сказать, чем сделать. И вы знаете, почему.

– Если тебя ужасает, что тебя раскритикуют люди, чьи мозги намертво застряли в периоде Изоляции или ещё более дремучих временах и местах, хотя период Изоляции закончился ещё до их рождения, что ж… Если хочешь сыграть в игру «А как поступил бы Эйрел?», то, знаешь, он бы сказал: «Расскажи об этом, черт тебя побери!» или даже выразился бы покрепче, – она задумалась и моргнула. Признаться, такой взгляд на вещи всегда здорово пугал его молодых помощников, когда он вошел в тот возраст, что помощники стали сильно моложе его. Старшее поколение, помнившее, как он буянил по всей Форбарр-Султане в самые неудачные свои годы на третьем десятке – после страшной гибели первой жены, не удивилось бы ничему. Но, разумеется, младшее поколение не затевает бесед со стариками, если есть хоть малейшая возможность этого избежать, так что в большинстве случаев их иллюзии не пострадали.

Он подумал, не имеет ли она в виду своего сына Майлза. Она посмотрела на него. Взгляд серых глаз был серьезным и честным.

– Оливер, ты в порядке. Всё в порядке. Это современный Сергияр, а не Барраяр в старые времена. Никто никого не убьет в порыве праведного гнева, честное слово.

– Но при этом даже вы говорите об «анонимно пожертвованной яйцеклетке».

Улыбка исчезла с её лица.

– Активно нарываться на неприятности тоже не стоит.

Он усмехнулся.

– Попробуй, – подбодрила она его со своей обычной, доходящей до смешного прямотой. – В следующий раз, когда соберетесь с сослуживцами посплетничать у кулера с водой, или что там ещё вы делаете на базе или на орбите. Так и скажи: «К своему пятидесятому дню рождения я решил обзавестись сыном» – или что-нибудь в этом роде. Ладно, те, кто помоложе, не поймут, но почти у всех старших офицеров есть дети. Ты обнаружишь, что вступил в клуб, о существовании которого прежде даже не подозревал. Спроси у них совета, и ты моментально завоюешь их симпатии.

Последний аргумент был убедительным. Однако он строго заметил:

– Солдаты Империи не сплетничают. Мы лишь обмениваемся важной информацией.

Она хихикнула:

– Ну да. Все твои сослуживцы сплетничают как прачки.

Он ухмыльнулся в ответ. На сердце у него полегчало, хотя он не совсем понимал, почему.

– В точности так. Ну, разве что врут и хвастаются больше.

Он осознал, что стоит совсем рядом с ней, и напоенная теплом тень штабелей из мешков со стройматериалами скрывает их: только руку протяни, и получится Корделию обнять. На таком расстоянии он удивился, в очередной раз обнаружив, что эта высокая женщина уступает ему в росте. В воздухе висела тишина, которую не нарушали даже грохот и вой взлетающих и заходящих на посадку шаттлов. Они могли быть сейчас за сотню километров от всех, где-нибудь в вулканических холмах. Возможно, отправились на пикник. Кстати, неплохая идея для этих выходных…

Запахи, витавшие в неподвижном воздухе, дразнили его чувства. Легкий запах пота, её волос, аромат её мыла, сухой пластбетонной пыли. Он подумал о ее губах, когда она взглянула на него с насмешливой полуулыбкой и слегка запрокинула голову, и о том, что она стоит неподвижно, и что бы это значило? Он вдруг также понял, что некая безмозглая часть его тела на полном серьезе считает, что прижать вице-королеву спиной к стене из мешков с пластбетоном и взять ее прямо так, стоя, приятно разнообразило бы день им обоим.

«Черта с два. Я никогда не дам тебе распоряжаться моими действиями в отношении вице-королевы».

И все же, как долго действует этот чертов бетанский спрей для носа?

Он стряхнул с себя временный гипноз и резко отступил назад. Не перевела ли она только что дыхание? Ему самому точно пришлось, хотя он и надеялся, что сумел это скрыть.

– Итак, – произнес он оживленно, – ужин, ваше превосходительство?

Она не сразу отошла от стены. Опустила голову. Не перестала улыбаться, вот только улыбка её стала более твердой — той самой любезной улыбкой для головидения, не для него.

– Как скажешь, Оливер. Веди.

Он хотел было предложить ей опереться на его руку, но раздумывал слишком долго, и она уже шагала впереди. Пришлось последовать за ней.

«Я должен найти лодку. Как угодно».

Когда они возвращались к зданию, в котором располагалась офицерская столовая, Корделия заставила себя не хмуриться. Она была почти уверена, что Оливер собирался её поцеловать. И почти уверена, что ей бы это понравилось. Раньше так точно нравилось. Правда, если случалось, то по особым поводам…

«Не глупи, женщина. Он предпочитает мужчин». И она знала это уже не один десяток лет.

«Да ну? Почему же он тогда не нашел себе никого за три прошлых года?» Не в те безумные первые месяцы, разумеется. Но она знала, что ему оказывали знаки внимания люди обоих полов и даже изредка заходивший гермафродит. Она все это наблюдала, еще когда они жили в Форбарр-Султане, и позже, когда он получил назначение на Сергияр. В самом начале Оливер их неловко избегал, с головой погрузившись в новые рабочие задачи, которых у него, как у помощника самого могущественного человека на планете, хватало с лихвой. Потом последовал тот удивительный период, когда он так увлекся Эйрелом, что никого больше не замечал. И лишь со временем он прекрасно научился всем своим видом демонстрировать недоступность, как это умеет любая добродетельная и верная матрона из форского семейства. Как и она сама, наверное, но она при этом была женой Эйрела, и лишь немногие мужчины в здравом уме и трезвой памяти решились бы досаждать ей нежелательными знаками внимания. Хотя её светская рассеянность, несомненно, помогла сгладить острые углы. А любому, чьи пустые надежды она не могла осадить сама, можно было намекнуть через имперскую СБ. Такие сведения расходятся быстро.

Что говорило и о том, что ей недоставало опыта в таких вещах. Да она никогда и не начинала его набирать. Ей было тридцать три года, и она служила капитаном Бетанской Астроэкспедиции, и находилась в столь не располагающей к романтике ситуации, что хуже некуда, когда Эйрел, ха, свалился на нее со всей своей любовью – ее губы дрогнули в улыбке, когда она вспомнила тот исключительно удачный оборот, что подобрал Оливер, и желание нахмуриться растаяло окончательно, – и больше её жизнь никогда не была прежней.

Она подумала о доверии Оливера — настоящем, а не в той истории с «Плас-Дан», которую он использовал в качестве благовидного предлога. Он, как она запоздало поняла, пытался постичь суть технологической неудачи, не имея слов для её описания или даже представления о ней. У него не было никакого способа аккумулировать внутри себя этот опыт. Поможет ли ему, если она предложит дать имя погибшей зиготе? Вызовется помочь ему сжечь посмертное приношение? Не будет ли это слишком навязчивым? Оскорбительным? Или просто непонятным? Нет, нет, она не могла ошибиться, услышав в его голосе это замешательство и боль. Возможно, просто стать для него сочувствующим слушателем было уже достаточно. Единственным другом, с которым он мог поговорить. «Проклятье. Я хотела подарить тебе радость, а не… это».

Офицерская столовая на базе делилась на две части. Внизу был кафетерий для тех, кто спешит, наверху – собственно столовая, уже не столь утилитарная, с широкими окнами, выходящими на космопорт. Еду для обоих залов готовили на одной кухне, только блюда для подачи наверх сервировали более изящно. И она, и Эйрел часто проводили со своими офицерами рабочие встречи за едой в этой столовой, когда приезжали на базу по делам колонии. Обычно они занимали небольшую отдельную комнатку из тех, что располагались по обе стороны главного зала. Но сегодня Оливер просто провел Корделию за столик у окна. Головы поворачивались в их сторону, пока они шли к столику. Персонал, конечно же, немедленно уделил им самое пристальное внимание. К счастью, официант был из старослужащих, уже не испытывавших священного трепета при появлении адмирала и вице-королевы.

За салатом и основным блюдом они обсудили первостепенные, по мнению Корделии, из нескольких тысяч практических вопросов, включая то, на что и как повлияет строительство новой базы. Оливера слегка забавляло то, как горячо и открыто она надеялась, что именно посредством крупных военных инвестиций и привлечения большого количества строителей подстегнет развитие поселения Гридград и сдвинет центр колонизации из Каринбурга с его полупустынной экосистемой (не говоря уже о границе тектонических плит, и, как следствие, спящих вулканах) на более благоприятные, процветающие и геологически стабильные территории.

– Прежде всего, это место никогда не предназначали именно для колонии, – доказывала она. – Его выбрали потому, что пещеры той горы, которая сейчас называется Маунт Тера, отлично подошли под склад. Там прятали запасы флота вторжения от всякого постороннего народа вроде, хм, пролетающих мимо кораблей Бетанской Астроэкспедиции, пока тогдашние барраярские «ястребы» разрабатывали до крайности идиотский план завоевания Эскобара. И пещеры выполнили своё назначение, в точности как от них и ожидалось, надо отдать должное кровавым головорезам Эзара.

Оливер поднял руки ладонями вверх, признавая поражение в споре – он слышал все ее аргументы и раньше.

Краем глаза она заметила движение в сторону их стола, и это был не официант с их десертом. Она прервалась на полуслове и оглянулась. Это оказалась адъютант Оливера, лейтенант Фориннис, и Корделия, испугавшаяся было, что произошло что-то экстренное, успокоилась, когда девушка нерешительно и даже как-то виновато отсалютовала.

– Адмирал Джоул, сэр. Добрый вечер. Ваше превосходительство. – Уважительное движение в сторону Корделии не походило ни на воинский салют, ни на поклон, ни на реверанс, а скорее напоминало книксен. – Прошу прощения, что прерываю вас, – быстрый взгляд на их пустые тарелки выражал надежду, что она явилась не слишком некстати, – но я получила вот… это и не знала, что делать. Я показала его полковнику Мартин, но она тоже не знала, и поэтому сказала, что нужно спросить вас, сэр, поскольку вы, возможно, знаете, о такого рода штуках все. Кто-то сказал мне, что видел, как вы пошли сюда, и… э… вот.

Она резко протянула руку с плотным конвертом из цветной бумаги, стиль которого Корделия узнала сразу же, хотя совершенно не рассчитывала увидеть здесь. Оливер также его узнал, и его брови поползли вверх, когда он взял конверт, чтобы рассмотреть поближе.

– Так, так, так, что у нас тут, лейтенант?

– Думаю, это приглашение на прием в цетагандийском консульстве. Хотя формулировки несколько… туманны. Предположительно от лорда гем Сорена. – Она произнесла эту фразу с мрачным подозрением.

– Что ж, так оно и есть. Адресовано лично вам, ошибки быть не может. Написано от руки, что вполне подобает молодому преуспевающему гему. Кто-то его этому научил. Это если он не запаниковал и не заплатил за написание письма опытному каллиграфу, что будет считаться ужасно вульгарным, если его в этом уличат. Бумага изготовлена вручную, приятна на ощупь, хотя, вне всякого сомнения, куплена.

Он вытащил из конверта карточку, осторожно поднес её к носу и принюхался.

Корделия откинулась на спинку стула, происходящее явно начало ее забавлять.

– Что ещё можешь определить?

– Корица, роза и гардения, я полагаю. Не предельно слабый запах, но, возможно, он сделал поправку на адресата, что обозначает некоторые усилия соблюсти дипломатическую вежливость. А может быть, даже прямолинейность, боже упаси. Посмотрим, что скажете вы, Корделия.

Он передал ей карточку вместе с конвертом.

– А разве парень может заливать свои письма духами? – встревожилась Фориннис. – Или у них в консульстве все так приглашения рассылают?

– Вы когда-нибудь слышали о языке цветов, лейтенант? – уточнила Корделия.

Девушка нахмурила густые прямые брови.

– А это не обычай времен периода Изоляции? У каждого цветка свое значение, ну, там, красные розы означают любовь, белые лилии — скорбь и прочие хрено… эээ… вещи в таком роде?

– Совершенно верно, – ответил Оливер. – Но культура цетагандийских гемов, разумеется, когда они у себя дома, одними цветами не ограничивается. В ход идут разные объекты, их художественный выбор и сочетания, в том числе и цветы и – само собой – ароматы, их вы сами назвали. Все они несут зашифрованные послания.

– Я полагаю, мне стоит показать это послание службе безопасности базы?

– Зашифрованные социальные послания, как правило, – прояснил Оливер. – Посредством плазменных пушек гемы выражаются куда более прямолинейно. Уверен, это ранит их чувство прекрасного.

– А-а. Прекрасного, – повторила за ним Фориннис, в чьем голосе сомнение расшифровывать не требовалось.

Оливер продолжил:

– Итак, элементы, которые вам необходимо учесть для расшифровки послания, включают в себя выбор бумаги, чернил, конкретный стиль каллиграфии, подбор слов – дополнительные очки присуждаются за скрытые поэтические аллюзии – и способ доставки; кстати, каким образом оно к вам попало?

– Думаю, кто-то отдал его у ворот, а затем его доставили с общей почтой базы.

– Понятно.

Девушка вытянула шею, разглядывая письмо, которое всё ещё было в руках у Корделии.

– И что же говорит это послание? То есть, содержит.

– Ну, начнем с того, что оно написано по всей надлежащей форме, что означает уважение, проявляемое в целом, в личном или профессиональном плане, – начал Оливер.

– Или же следование предписаниям из учебника по этикету, – добавила Корделия. – Что, надо отметить, не говорит ничего плохого об этом мальчике.

Она отдала Оливеру послание, которое он повертел перед собой ещё раз.

– Сама по себе бумага достаточно нейтральна, – продолжил он. – Цвета конверта и карточки достаточно приятно сочетаются, так что скрытой агрессии нет. Стиль каллиграфии формальный, не фамильярный, но и не официальный. Однако же, ароматы… хм.

– Что? – чуть не взвыла Фориннис.

Корделия подхватила:

– Корица говорит о теплоте, что, предположительно, дает вам намёк на то, как интерпретировать другие ароматы композиции. Розы — даже цетагандийцы следуют здесь земной традиции — говорят о любви, страсти или дружбе, в зависимости от оттенка розы.

– Вы можете определить цвет розы по её запаху? – охнула Фориннис.

– Цетагандийцы могут, – сказал Оливер. – Как и многие другие люди, стоит им немного попрактиковаться. Сверхспособностей для этого не требуется.

– О боже, я забыла, что означает гардения. Оливер, помоги нам.

– Надежда, – ответил он, чуть прищурив голубые глаза, хотя выражение его лица оставалось предельно невозмутимым. – Лорд гем Сорен просит вас о свидании, лейтенант, и надеется, что вы согласитесь на его просьбу.

С этими словами он вернул девушке послание, которое она взяла с неподдельным удивлением.

– Вот те раз! Но почему?

Корделия изогнула бровь. Происходящее не предвещало ничего хорошего ни для лорда гема, ни для фор-лейтенанта. Что стоит сделать Корделии: поморщиться или расслабиться и наслаждаться шоу? Скорее, второе.

– Среди гемов высока конкуренция, – пояснил Оливер. – Об этом конкретном геме мне пока не очень много известно, но, исходя из общего правила, нетрудно догадаться, что он либо хочет похвастаться вами, либо порисоваться перед вами.

Фориннис все ещё смотрела в недоумении.

– Не уверена, что поняла вас, сэр.

Оливер в раздумьях провел по губам тыльной стороной ладони.

– Или же можно предположить, что пост атташе по культуре – это частое прикрытие для шпионажа. А самый ловкий способ шпионить за командующим соперника — это встречаться с его секретарем.

Фориннис ужасно оскорбилась.

– Сэр! Я бы никогда!

– Я и не предполагал, что вы на это способны, лейтенант.

– Это, конечно, работает в обоих направлениях, – отметила Корделия. – Какую ложную информацию вы планируете скормить на этой неделе цетагандийскому консульству, Оливер?

Лейтенант вышла из своего оцепенения, тоже задумавшись над вопросом.

– Никакую особенно. А вы?

– Сразу не скажу. Надо подумать.

– Но что мне со всем этим делать, сэр? – спросила Фориннис, помахивая своим… потенциальным любовным письмом. Или приманкой? Цетагандийцы не хуже обычных, не модифицированных генетически людей могут наврать посредством этих цветочных ароматов, в конце концов.

– Мы не воюем с Цетагандой, а дипломатические отношения между нами в настоящее время даже нельзя назвать напряженными.

«По стандартам Оливера, точно нет», – подумала Корделия.

– Вы вольны принять приглашение или же отклонить его по вашему желанию, лейтенант.

– Однако, если вы пожелаете отклонить приглашение в особо язвительной манере, уверена, адмирал Джоул предоставит вам полезные справочные материалы, – заметила Корделия.

– Существует целое учебное пособие для военных при дипломатических миссиях в Цетагандийской империи, и я хотел бы посоветовать его вам как полезный информационно-справочный материал, лейтенант. Хотя не советовал бы вам пользоваться им практически, покуда вы не набрались нужного опыта. Иначе это покажет слишком высокую и лестную степень вашей заинтересованности. – Через пару секунд он добавил: – А ещё это пособие чрезвычайно длинное и подробное.

– Вы прочли его, сэр?

– Мне пришлось практически выучить этот проклятый учебник наизусть, когда я стал личным помощником премьер-министра. Пригодилось мне это гораздо скорее, чем я думал. Во время войны в Ступице Хеджена.

– Понимаю, сэр, – взгляд Фориннис из-под нахмуренных бровей стал задумчивым. – Вы полагаете, это будет полезно для… э… продвижения по службе? Знать своего врага?

– Фраза «Знать нужно всё» могла бы стать девизом адмирала Форкосигана. Никто не в состоянии добиться этого в полной мере, но под его командованием это было бы отнюдь не из-за недостаточного количества попыток. Я счел необходимым предупредить вас о возможных рисках и ожидаю, что вы их осознаете. С остальным, полагаю, вы справитесь сами.

– Сэр. Э… спасибо, сэр. Мэм. Спасибо, что уделили мне время.

Она неуверенно и вымученно улыбнулась, отсалютовала и отправилась прочь, вертя послание перед собой.

Корделия убрала ладонь ото рта, едва приличия позволили не скрывать усмешку.

– Оливер, ты подначивал бедную девочку!

– В этом состоит моя работа как наставника. Хотя, конечно, есть вариант, что я пожалел этого несчастного придурка лорда-гема.

– Не уверена, что понимаю, каким образом ты совершаешь милосердный жест, напустив на него Фориннис?

– Предположительно, мы это выясним. По крайней мере, я надеюсь, она сама доложит мне позже.

– Хочу услышать все сплетни, которые она принесет. О, боже мой!

– Встретимся со щетками у городского фонтана?

– Я принесу свое грязное белье, если ты принесешь свое.

Он состроил довольную физиономию:

– Спасибо, предпочту не развивать эту метафору дальше.

Впрочем, принесенный десерт избавил его от этой необходимости. Однако, когда он посмотрел в том направлении, куда ушла девушка, его сдержанная улыбка переросла в тихий смешок.

– Поделись шуткой, – велела Корделия.

– Это её ароматное послание напомнило мне одну историю, которая произошла с Эйрелом. Бог ты мой, я даже не знаю, стоит ли её рассказывать. Я ведь могу оказаться единственным живым свидетелем.

– А если ты рухнешь мертвым, она пропадет для исторических хроник? Ну же, Оливер, делись.

История явно была не из тягостных, иначе бы он так не ухмылялся.

– Вам, может, и расскажу. Не могу себе представить, как рассказать такое Фориннис. Да и кому-либо ещё, – он проглотил кусочек щербета. – В общем, дело было так. Когда война в Ступице Хеджена только-только закончилась, мы на довольно долгое время зависли на орбите Вервана. Юный Грегор обхаживал верванцев и разбивался в лепешку, чтобы произвести на них хорошее впечатление, а Эйрел и я тем временем разбирались с деталями — шестисторонним соглашением о прекращении огня и мирными договоренностями. Там был один совершенно несносный цетагандийский эмиссар, который решил, что нам можно морочить голову, несмотря на только что проигранную ими войну. Он пачками слал все эти письма, написанные от руки каллиграфическим почерком, жутко официальные и псевдоуважительные, которые, разумеется, приходилось расшифровывать одному бедолаге...

– Бедолагой был ты?

– Чаще всего, да. По крайней мере, мне доставались самые пылкие. В общем, на нас обрушили лавину посланий, каждое следующее ароматнее прежнего — до дюжины запахов одновременно. Мы уже замучились отсылать их в лабораторию для химического анализа, чтобы убедиться, что мы разнюхали верно. И большинство их, если интерпретировать в правильном порядке, что, как считал отправитель, мы по некоторым причинам сделать не в состоянии, содержали разнообразные смертельные оскорбления. Эйрел всё больше и больше зверел от выходок этого гемского паразита, и когда я бился над расшифровкой очередного послания, он потребовал: «А ну дай сюда эту хреновину», вырвал его у меня из рук и пошел с ним в туалет. Где и снабдил это послание меткой… эээ… своего собственного запаха.

Корделия зажала рот салфеткой, замаскировав смех изящной имитаций кашля. Да уж, озверел так озверел.

– Он сказал, что уж этот-то ответ они переведут без труда. А потом запихал это послание в тот же конверт, в котором его доставили, и велел мне лично передать его на цетагандийский флагман. Увидев выражение лица того дипломата, когда до него дошло, я понял, что в жизни ничему так не радовался. Даже сквозь гем-грим было видно, что он побледнел как смерть.

– Боже мой! И что произошло потом?

– Этот тип ни слова не сказал. Но, очевидно, Эйрел был прав насчет того, что они всё поймут. Этот недоумок исчез из делегации бесследно, а следующий их дипломатический представитель был настроен куда более примирительно и… э-э… не благоухал.

– Ты прав. Я никогда об этом не слышала.

– О, исторические хроники очень старательно умалчивают об этой переписке. Причем, насколько я знаю, с обеих сторон. Я счел, что это было проделано идеально, но нужно было самому видеть, как все усугублялось, чтобы оценить эффект в полной мере. И я окончательно понял, что Эйрел сделает для Барраяра что угодно. Без исключений.

– Это… правда.

– За этот жест Эйрелу совершенно было не стыдно. Он определенно сработал и нагнал на цетов страху. Однако же, потом он немного устыдился того, что потерял терпение.

– О да, у него был на этом пунктик.

«Истории про Эйрела, – подумала Корделия. – Постепенно подавляющее, неизмеримое его присутствие в нашей и не только жизни сводится к «историям про Эйрела»«.

– Терпеть не могу говорить о нем речи на публику, – вздохнула она. – Каждая аккуратная, отредактированная вылизанная речь, из которой вырезаны все неподходящие фрагменты, заставляет его выглядеть мельче и проще. Они превращают его из реального человека, которым он был, в символ, который они хотят увидеть.

– Может быть, в символ, который им необходим?

Она отрицательно покачала головой.

– Лично я думаю, что им надо привыкать иметь дело с правдой.

Он поморщился:

— На меня в прошлом и так свалилось слишком много вещей, о которых следовало молчать.

Она кивнула, понимая, то, о чем он так и не сказал.

— Но, черт возьми, как я рад, что мне не приходится произносить эти дурацкие речи.

— О да.