ГЛАВА 18
На вершине ледяного пика восседало оно. Чудовищное, невообразимое, сочащееся испражнениями и темным ихором, древнее, как сами седые звезды, существо. Оно обладало миллионом осклизлых когтистых щупальцев и миллионом глаз, каждый из которых сиял подобно безумному, умирающему в агонии солнцу. От одного лишь взгляда на это создание человеческий мозг начинал кровоточить и разжижаться, истекая наружу через уши.
Таков был С’ньяк.
Древние давно исчезли с лица вселенной. Только лишь несколько из них до сих пор живы, и все они исковерканы, обезображены до неузнаваемости. Навсегда лишены былого облика — как внешнего, так и внутреннего. И старейший среди них С’ньяк — тот, что вобрал в себя всю мудрость погибшего народа.
Когда-то, в необозримо далеком прошлом, Древние властвовали над космосом. Их цивилизация просуществовала так долго, что даже старейшие среди старейших помнят лишь самый ее конец, закат былого величия. Древние пережили тьмы войн и катастроф, знали взлеты и падения, переживали кризисы и вновь возрождались. Постоянная экспансия вела их от звезды к звезде, от системы к системе. Они вобрали знания множества других цивилизаций и сами обогатили их своими. Тысячи планет благословляли Древних, и тысячи же — проклинали.
Но со временем расцвет сменился упадком. Развитие — деградацией. Последним всплеском, последней надеждой гибнущего величия стал С’ньяк — великий ученый и лидер, создатель новых жизнеформ и целых миров. Его благосклонный гений дал Древним новый толчок, вновь повел их к невообразимым высотам. В конце концов этот интеллектуальный колосс достиг абсолютного просветления и обрел божественность.
Однако С’ньяк не преуспел. Слишком тяжкую ношу он взвалил на себя, и даже ему она оказалась непосильной. Древние были уже не те, что раньше. Некогда мудрые и благородные, теперь они предстали агрессорами, алчными до власти и равнодушными к чужим судьбам. Их империя все еще была непостижимо сильна и богата, но они жаждали большего.
Гораздо большего.
И в конце концов откусили чересчур много.
У всякой вещи две стороны. Наука способна дать безграничные возможности и сделать жизнь поистине великолепной, но она же способна уничтожить все подчистую и прекратить жизнь вообще. Древние в полной мере постигли эту обратную сторону познания. То, что они сотворили с собой и еще несколькими цивилизациями, по сей день отдается болью в сердечной мышце мироздания.
Целые эпохи минули с тех пор. Свидетелей того страшного катаклизма почти не осталось. А те, кто остался, вряд ли кому что расскажут. Даже С’ньяк почти не сберег воспоминаний — а ведь он был в самом центре событий. В центре того апокалипсиса, который вынудил их искать спасения в Темном мире.
Как вышло так, что он сошел с ума и обратился воплощенным кошмаром? Как вышло, что он воссел на вершине Бездны?
Туман времени скрывает ответы.
Бесконечно древнему и практически утратившему память С’ньяку давно не было дела ни до чего. Вот уже много веков… нет, тысячелетий он не обращал внимания на муравьиную возню, что творилась в окружающем мире. Демоны и смертные копошились где-то внизу, а С’ньяк равнодушно взирал на их суету.
Но сегодня… сегодня С’ньяка обеспокоили сильнейшие нарушения в такульту. Оно распылялось, расслаивалось, утрачивало стабильность. Один за другим архидемоны, эти живые энергоносители, прекращали функционировать.
Периодическое прекращение жизнедеятельности — это нормально. Одни уходят, другие занимают их место — таков естественный порядок вещей. Но в последнее время смертность взметнулась экспонентой.
Лаларту, Лалассу, Нъярлатхотеп, Хастур, Гелал, Ти-Со, Абхот, Кутулу, Акхкхару… все новые и новые… Один за другим, один за другим… Вот только что погиб Шаб-Ниггурат, один из самых ресурсоемких, — и С’ньяка словно кольнуло булавкой в седалище.
Это уже не шутки. Это всерьез. Кто-то явно подкапывается под само его существование.
Такого С’ньяк никак не мог допустить. Он просто обязан был вмешаться.
И он вмешался.
Все, кто участвовал в битве под Кадафом, навсегда запомнили то мгновение. В памяти каждого осталось выжжено огнем — где он в тот момент находился, что делал, с кем сражался.
Ибо среди всех кошмаров Лэнга явление С’ньяка оказалось самым кошмарным.
Вначале над великим ледяным пиком поднялась струя густого фиолетового дыма. Она уплотнялась, расширялась… а потом кверху взметнулось нечто вроде ядерного гриба.
И вместе с ним взметнулся страх.
Хотя какой там страх? Ужас. Кромешный липкий ужас хлынул от этого бесформенного облака. Безудержный, неостановимый, непреодолимый. Достаточно было просто посмотреть туда, чтобы бесстрашный, крепкий как скала боец превратился в хнычущего ребенка.
Даже Креол спрятал глаза, отлично помня, что случилось с ним в тот единственный раз, когда он видел С’ньяка. Да, тогда он был значительно слабее, тогда он был всего лишь магистром… но ему все равно не хотелось испытывать это снова!
Но это бы еще полбеды. В конце концов, на солнце тоже смотреть не стоит — однако люди как-то мирятся с его присутствием в небе. Хобокен мгновенно сориентировался и отдал общевойсковой приказ — в сторону пика голов не повертывать, фиолетовое облако разглядывать не сметь!
Гораздо хуже то, что этот беспредельный ужас — всего лишь побочный эффект. С’ньяк еще даже ничего не сделал — он просто «выпрямился во весь рост». Раздувшись до размеров грозовой тучи, он окинул взглядом весь Лэнг и запустил щупальца в самую ткань реальности.
Для начала он замедлил скорость маны. До предела. Почти до нуля. И не только в свободном эфире, но и в надях — духовных линиях. Везде. По всему Лэнгу. В теле каждого живого существа — смертного или бессмертного.
Если не считать эг-мумий и некоторых других, демоны от этого пострадали мало. А вот люди… все колдуны просто лишились магии. На них словно надели ошейники из хладного железа.
Перестали действовать и заклинания. Потухли огни пиромантов, растаяли снега криомантов, утихли ветра аэромантов. Телекинетики махали руками — и не могли ничего сделать. Теневики с криком выпадали из своей уютной Тени — и тут же оказывались в клыках демонов.
Одним ударом С’ньяк обезмажил армию Серой Земли.
Хуже всех пришлось ифритам и Хубаксису. В отличие от людей, джинны буквально дышат маной и каждый с рождения волшебник. Магия заменяет им мускульную силу, заменяет сердцебиение и кровоток. Лишившись ее, Правое Крыло Огня бессильно опало наземь. Грозные ифриты предстали дрожащими, еле способными двигаться доходягами.
Даже автоматы стали замирать. Их приводит в действие не только мана, но она все же является ключевой энергией. Теперь, когда ее ток прекратился, автоматы стали просто несуразными механизмами, ни за что бы не заработавшими без колдовства.
Не повлияло это на паладинов и Рыцарей Света — ибо им силы придает не магия, но духовная сила и покровительство богини. Не повлияло и на эйнхериев — однажды воскрешенные Дланью Нергала, они жили уже сами по себе, не нуждаясь в притоках маны. Но даже обычные люди почувствовали внутри какую-то пустоту, нехватку.
Многих колдунов это застало в самый неподходящий момент. Малдавия Пушистая, например, как раз в этот момент перекидывалась из огненной кошки в штормовую — и в результате застряла точно посередине. Впервые в жизни бедная колдунья испытала то, что испытывают при превращении проклятые оборотни. Мучительную боль, ломку костей, тошноту — и все ради того, чтобы выплеснуться в нормальную форму, обратиться субтильной женщиной с вертикальными зрачками.
Но она хотя бы осталась жива. А вот Кълар Гаситель в этот момент находился на высоте двух ларгинов — и, лишившись магии, камнем полетел вниз. Погиб и его брат, Късар Могильщик — он как раз выманил на себя целую орду Диких Псов и собирался расправиться с ними Хороводом Молний… но тот не сработал, и колдуна сожрали живьем.
Маршал Хобокен отчаянно пытался спасти положение, но не видел, не находил к этому пути. Повторялось Дориллово Ущелье — только теперь колдуны по другую сторону окопов.
И они бесславно гибнут!
На краю гибели оказался даже сам Креол. Он ведь таки догнал Йага. Этот подлый трус сумел пробегать от Креола достаточно долго, чтобы действие Длани Мардука рассеялось… Ну так что с того? Креолу этого времени тоже было вдоволь, чтобы приготовить новую.
Но когда он попытался ее метнуть… ирония судьбы.
Злая, жестокая ирония. Креол собирался применить заклинание, лишающее сил. Но С’ньяк, можно сказать, применил таковую Длань на всех колдунов в мире. И действовать она будет не несколько минут, а неограниченно долго.
Надо ли говорить, как это обрадовало Йага?
По меркам архидемонов Йаг всегда считался дохляком, нападающим исподтишка шакалом, но даже так — он все равно архидемон.
Что можно поделать с ним без магии?!
Креол отступил назад, глядя в бездонные черные буркалы. Одной рукой он сжимал посох, другой раскручивал цепь. Эти великолепные артефакты сосредоточили в себе такую мощь, что даже С’ньяк не может отключить их одним усилием воли. Они по-прежнему действуют… пока что.
Но что с них проку? В руках простого смертного этот сверхмощный посох — просто ковырялка из черного стекла. Да, адамантовый наконечник по-прежнему может убить архидемона… но попробуй-ка, дотянись до него!
Зато цепи, к счастью, безразлично, насколько ее хозяин маг. Она питается не маной, а ненавистью, гневом. Этих чувств у Креола всегда было столько, что из ушей хлестало. Он скрипел зубами от бессильной ярости — и цепь раскалялась добела, заставляя Йага осторожничать, держаться чуть поодаль.
Так дикий зверь отшатывается от факела.
Но Йаг — не зверь. Он терзает своих жертв не когтями. Даже не думая приближаться, он молча буравил Креола взглядом — и сознание архимага начало меркнуть. Против своей воли Креол погрузился в жуткую грезу, кошмар наяву. Со всех сторон хлынули мороки — и Лэнг растворился в них.
Четыре года назад Креол похожим образом сражался с Оллак-Кергханом, демоном из Сонного Царства. Только там все было гораздо проще. Анамрады сильны, но где уж им сравниться с архидемонами…
Оллак-Кергхан действовал куда топорнее. Он входил в уже сотворенный сон и захватывал его, воплощая собой самый большой страх жертвы. Креол тогда выставил перед собой двух отроков, и, пока анамрад превращался в мертвецов и лягушек, маг спокойно с ним расправился.
Йаг работает гораздо изящнее.
Одурманенный, неспособный сопротивляться Креол перестал воспринимать действительность, отличать сон от реальности. В навеянной Йагом грезе он снова стал ребенком, а потом подростком. Снова пережил издевательства Халая Джи Беш. Ужасную войну с куклусами. Исчезновение дедушки. Временную слепоту и черную желтянку. Строительные работы на Вавилонской башне. Смерть императора Энмеркара Первого и коронацию его юного внука — Энмеркара Второго. Победу над учителем. Смерть отца. Создание своего Шедевра и первую встречу с Инанной…
За какую-то минуту перед Креолом пронеслись целые десятилетия.
Будь на его месте кто другой, он бы уже не вышел из этого навеянного кошмара. За пять минут несчастный прожил бы во сне целую жизнь и умер, став пищей для демона.
Но Креол быстро понял, что все это не взаправду. Как и всякий уважающий себя маг, он умел контролировать свои сны — и для этого даже не требовалась магия. Он собрался, сосредоточился и еще до того времени, как началось путешествие в Содом, разорвал путы.
Йаг недовольно скривился. Он не любил, когда добыча огрызалась. Ему нравилось видеть сны с ней в унисон и в полной мере переживать все ощущения. Ах, что за сладость в этих дивных грезах, что за бесподобный вкус! Там, в Подземье, Йаг постоянно нежился в окружении тысяч слуг, окутывавших его живым коконом, — и каждый любил хозяина больше жизни!
Но раз уж это не действует… Йаг мгновенно изменил тактику. Теперь он предельно замедлил восприятие Креола. Послал ему сказочные грезы, полные вина, гашиша и одалисок, одарил невероятным счастьем — и маг потерялся в дивной фантазии.
Он и ее бы тоже стряхнул с легкостью — но вначале требовалось осознать, что это морок. А здесь время почти не двигалось. Креолу казалось, что прошли мгновения, он не успел даже поднести к губам чашу — однако его физическое тело уже двадцать минут стояло соляным столпом.
— Сражаться не надо, колдовать не надо, напрягаться не надо — только удовольствия… — шептал голос в голове Креола.
Йаг не трогал свою жертву. Наоборот, ограждал ее от других демонов. Один случайный толчок, и морок развеется, архимаг придет в себя — а зачем это Йагу? Куда выгоднее держать смертного в счастливом оцепенении. Пройдут месяцы, прежде чем он наконец сообразит, в какую паутину угодил… а к тому времени все давно будет кончено.
А вокруг продолжал нарастать хаос. Вслед за маной С’ньяк снизил электрическую проводимость плазмы. Совсем чуть-чуть, едва заметно, но этого оказалось достаточно, чтобы перестала действовать большая часть плонетского оружия.
Плазмеры и автоплазмеры, плазменники и плазмометы — все они превратились в бесполезные куски металла. Что же до плазматорных установок, то для них подобное изменение вовсе оказалось фатальным — одна за другой они начинали трястись, гудеть… а потом взрываться.
Теперь половина войска осталась безоружной. Лазеры и магнаторы работали по-прежнему, но в плонетской военной системе они всегда играли вспомогательную роль. Основную ношу несло плазменное оружие — мощное, дешевое, безотказное.
Одного маленького изменения законов физики хватило, чтобы его уничтожить.
В принципе, С’ньяк мог просто убить всех и каждого. Заморозить Лэнг до абсолютного нуля, удалить кислород из атмосферы, стократно умножить гравитацию, разорвать молекулярные связи или выжечь прану в носителях жизни. Любую битву он мог закончить в несколько секунд.
Только тогда ведь и многие демоны умрут — не говоря уж о всех без исключения рабах. А С’ньяк еще помнил, что это нежелательно… по какой-то причине. Неизвестно по какой, но вроде бы это важная причина…
Поэтому пока что он все же действовал избирательно и аккуратно.
Люди гибли сотнями и тысячами. Но Йаг поддерживал в сердце этой бойни островок спокойствия, неторопливо вытягивая жизнь из своей жертвы. Креол уже испил из грезящейся ему чаши, и его лицо озарилось блаженной улыбкой.
Йаг протянул к нему еще одно ментальное щупальце. Всадил его поглубже и затрясся от удовольствия. Какой деликатесный разум! Удивительно сильная воля! Столько ярких эмоций!
И ведь он еще не хотел в это ввязываться! Не хотел лезть в драку, надеясь отсидеться в лабиринтах Подземья, среди своих постылых, почти лишенных разума слуг! Если бы Шаб-Ниггурат не нашел его там, не выковырял из норы, не принудил напасть на мага Креола, Йаг лишился бы добычи, какой у него не было уже много веков!
То, что сейчас Шаб-Ниггурат сидит в посохе этой самой добычи, делает ситуацию особенно пикантной.
Йаг уже начал подумывать, что хорошо бы перенести Креола и еще десяток-другой самых аппетитных гостей в свои глубинные чертоги и там уже спокойно, не отвлекаясь на суету… как вдруг его укусили за хвост!
И не просто укусили — вгрызлись!
Архидемон обомлел. Он был совершенно уверен, что вблизи нет ни единого смертного… и он не ошибался. Чудовище, что яростно жевало его хвост, оказалось несомненным демоном… доброй сотней демонов в едином теле!
Демоволк наконец-то разыскал хозяина.
Сам такой же демон, пусть и питающийся себе подобными, демоволк даже не заметил, что С’ньяк сотворил с магами. Он вовсе не обратил внимания, что хозяин сидит с дурацкой улыбкой и пялится в пустоту.
Демоволк знал только одно — прямо перед ним мясо! Вкусное-превкусное мясо!
И он впился в него зубами.
— И-у!.. — тоненько пискнул Йаг.
Звук получился такой тихий и жалобный, словно его издал выпавший из гнезда птенец. Просто Йаг чрезвычайно редко открывал рот и с трудом уже помнил, для чего это вообще нужно. Вместо лопотания языком он предпочитал посылать сигналы прямо в мозг собеседника, а материальную пищу попросту презирал.
Чистая мысль, чистое сознание, сладкий мир грез…
— И-у!.. — снова пискнул он, уже чуть громче. С громким клацаньем демоволк отхватил Йагу хвост и втянул его в глотку.
Йаг всегда стерегся прямых схваток. Но сейчас ему пришлось в таковую вступить — потому что демоволк желал продолжения трапезы. Рыча и рявкая, он бросался то с одной стороны, то с другой, ища места, куда вонзить зубы.
Йаг следил за ним пустыми мертвыми глазами. Он не мог зачаровать демоволка усилием воли и не хотел убегать — этот противник не вызывал у него уважения. Просто огромная псина, которую взрастили для травли демонов.
Очень медленно Йаг повернулся, распрямился, поднял громадные ручищи и в неожиданно мгновенном рывке стиснул ими демоволка. В этом горбатом несуразном теле таилась ужасающая сила. Рукопожатие Йага могло превратить уголь в алмаз.
И сейчас из демоволка брызнула кровь, как из переспелого граната.
К небу поднялся душераздирающий вой. Демоволк бился в агонии, страшно кричал, но продолжал щелкать челюстями. А потом он рванулся особенно сильно… и дотянулся Йагу до горла!
Именно в этот самый момент Креол моргнул. Он уставился на груды лакомств, на извивающихся гетер, ужасно удивился тому, как бездарно проводит время… и его взгляд снова стал осмысленным.
Маг моментально понял, в какую ловушку угодил. Понял и то, что у него остался единственный шанс.
И метнулся вперед с посохом.
Адамантовое лезвие вошло Йагу в бок. Креол навалился на него всем весом, даже не помышляя о поглощении души. Из-за чар С’ньяка он просто не мог этого сделать.
Йаг захрипел. Бездонные черные омуты, заменяющие ему глаза, закружились спиралями. Змеиная шея изогнулась, хлестнула, подбрасывая сжимающего ее демоволка, и архидемон начал медленно оседать. Кусок адаманта грыз его изнутри, прорывал один орган за другим, нанося раны, смертельные даже для бессмертного.
Креол давил на посох с невероятной злобой. У него волосы поднимались дыбом при мысли о том, какой судьбы он только что избежал. Жуткой, долгой и очень гадкой кончины.
И через некоторое время маг понял, что пыряет уже труп. Очень вонючий и уродливый труп.
— Прощай, поганое угрёбище, — проникновенно произнес Креол. — Я был знаком с тобой недолго, но успел возненавидеть всем сердцем.
Демоволк тоже был на последнем издыхании. Он все еще слабо подергивался, но видно было, что ему не выжить. Йаг его фактически раздавил.
Креол произнес длинное ругательство — без магии он ничем не мог помочь бедному чудовищу. А жаль, право — прекрасный был питомец. Сколько пользы он принес Креолу! Сколько пользы мог бы принести в будущем!
Маг опустился на колени, приподнял огромную башку и встретился с уже мутнеющим взглядом. Демоволк приоткрыл пасть и последним усилием лизнул хозяину руку.
А потом издох.
— Кто-то мне за это ответит, — процедил Креол.
Не тратя больше времени на мертвых, он поднялся на ноги, осмотрелся — и ужаснулся.
Всего-то полчаса маг провел в ловушке Йага — но за это время ситуация ухудшилась катастрофически. Теперь, когда им стал помогать С’ньяк, демоны восторженно повалили в атаку. Даже Хобокен ничего не мог поделать в таком положении — и поскольку с Креолом связаться не получалось, он скомандовал ретираду.
Только и с этим ничего не выходило. С’ньяк частично свернул пространство. Отсек вторженцев от внешнего мира, запер их под невидимым колпаком. Скрупулезно и методично он прижимал армию Серой Земли к стене.
А после этого запустил все вулканы.
Они извергались и до этого, но хаотично, вразнобой и не в полную силу. Вплотную к Кадафу их не было, так что особой угрозы они не представляли. Монгор Вулкан даже ухитрился использовать иные из них против самих же демонов.
Теперь все стало совсем иначе.
Столбы газов и вулканической пыли взметнулись на сотню тысяч локтей. Громадные горы раскалились почти докрасна, трещины в коре засветились оранжевым. Отовсюду раздался такой гром и треск, точно целая орда гигантских кузнецов замолотила по наковальням. Во все стороны ринулись пепловые тучи, способные задушить одним лишь касанием.
Креол бешено скрежетал зубами. Все пошло не по плану. Еще слишком рано. С’ньяк еще не должен был заметить их присутствия.
И где проклятый лугаль, отчего он не отвечает?!
