* * *
Гениальный английский ученый XVII века Роберт Гук (1643–1705) был одним из тех, кто способствовал распространению научного знания, как альтернативы религиозным представлениям о мире. Он был современником и непримиримым оппонентом Исаака Ньютона. По спектру интересов и талантам Гука иногда ставили в один ряд с Леонардо да Винчи. Гук совершил открытия и сформулировал важные идеи в области физики, астрономии, архитектуры, палеонтологии и биологии. Несмотря на то, что он умер 300 лет назад, его разработки используются в современных механизмах часов, микроскопов и машин.
Именно Гук, рассмотрев в микроскоп тончайший срез пробкового дерева, впервые употребил слово «клетка», назвав этим словом базовую единицу всего живого, которую он увидел в окуляр3.
В наше время, когда ученые работают в рамках своей узкой специализации, широта научной деятельности Гука кажется удивительной. Находчивость и проницательность таких ученых, как Гук, поражают воображение. Но особое восхищение вызывает не столько тот переворот во взглядах на мир, начиная от движения планет до знаний об организме человека, который они совершили, а тот факт, что они сами были революционерами. Они противостояли презрению, насмешкам и сложившейся за 2000 лет властной структуре, которая определяла границы дозволенного, решая, о чем можно спрашивать, а о чем нельзя.
Исследователь вопросов любопытства Барбара Бенедикт предложила нам такое объяснение: «Одна из причин, по которой ученые XVII–XVIII веков добились незаурядных результатов, состояла в том, что они задавали вопросы, которые до них никто не задавал». Например, Гук, как она сообщила, «изучал через микроскоп собственную мочу. Это было за гранью. До него никто даже не подумал взглянуть на мочу, как на предмет научного исследования».
Бенедикт занимается исследованиями в области литературы, является профессором-стипендиатом Чарльза А. Дана в Тринити-колледже в Коннектикуте. Тема любопытства увлекла ее, потому что она постоянно встречала это слово и это понятие, изучая литературу XVIII века. «Слово «любопытный» попадалось мне в каждом тексте, я даже раздражалась, – говорит Бенедикт. – Что вы имеете в виду, обращаясь к кому-то «любопытный читатель»? Это комплимент или наоборот?»
Бенедикт так заинтересовалась общественными взглядами на это явление, что написала историю любопытства в культуре XVII–XVIII веков под простым заглавием: «Любопытство».
По сути, согласно Бенедикт, до Ренессанса официальная власть, которой были наделены монархи, система организации общества и ограничения применительно к тому, о чем можно было спрашивать, были слиты воедино и неразрывно связаны.
Власть имущие контролировали информацию точно так же, как армию. История подчинялась правителям.
В таком укладе любопытство считалось грехом, нарушением границ. Это было «крамольное устремление», как пишет в своей книге Бенедикт4.
Любопытство, в том числе и научное, бросало вызов властной структуре общества, начиная лично с монарха.
Оно ставило под сомнение «мудрость» двух предшествующих тысячелетий: «Я король, потому что Бог повелел мне быть королем. А ты холоп, потому что так велел Бог», то положение вещей, которое, в конечном итоге, и привело к американской революции.
Любопытство – умение задавать вопросы – это не только возможность познавать мир. Это возможность его менять. И люди это всегда понимали, даже во времена Ветхого Завета и мифов Древней Греции и Рима.
До сих пор есть места, где сегодня быть любопытным почти так же опасно, как и в 1649 году. В Китае существует интернет-цензура: власти контролируют всю Сеть в стране с населением в 1,4 млрд человек, половина из которых имеет к ней доступ5.
И повсюду любопытство воспринимается с оттенком вызова и дерзости.
Представьте, что вы задали кому-нибудь вопрос.
Вам могут ответить: «Это хороший вопрос». Или: «Любопытный вопрос».
Часто, отвечая «Это хороший вопрос», ваш собеседник уже знает ответ: отчасти именно поэтому он и счел его хорошим. Кроме того, они могут искренне посчитать хорошим и тот вопрос, который заставит задуматься.
Но если вам отвечают: «Любопытный вопрос», – скорее всего это означает, что вы поставили человека в затруднительное положение. Возможно, у него нет ответа на данный момент, либо он чувствует, что своим вопросом вы посягаете на его авторитет.
Итак, почему же Интернет не смог привести нас в Золотой век любопытства?
Думаю, вы согласитесь, что ввод поискового запроса – тоже проявление своего рода любопытства. Можно набрать, скажем, в Google вопрос «Что движется быстрее – пчела или машина?» и выйти на пару полезных обсуждений.
Однако Интернет рискует превратиться, как выражается Барбара Бенедикт, в усовершенствованную версию священника. Некий более масштабный вариант источника, знающего все ответы.
Да, иногда нужно просто узнать размер ВВП Украины или количество унций в пинте. И для этого у нас всегда были достоверные информационные ресурсы – справочники вроде Всемирного ежегодника (World Almanach).
Это то, что касается фактов.
Но вот действительно важный вопрос: имея на руках весь объем человеческих знаний, станем ли мы более или, наоборот, менее любопытны?
Когда вы читаете о скорости полета пчелы, возникает ли у вас желание побольше узнать об аэродинамике или, наоборот, полученной информации будет достаточно, чтобы вы смогли спокойно вернуться в Instagram?
Карл Маркс назвал религию «опиумом для народа»6. Он имел в виду, что религия была придумана с целью давать людям устраивающие их ответы, чтобы они не задавали больше вопросов.
Каждый из нас должен внимательно следить за тем, чтобы Интернет не превратился из источника вдохновения в анестезию.
В двух случаях у вас не получится найти решение в Интернете, равно как и Роберту Гуку в этих случаях невозможно было почерпнуть что-то из Библии или указов короля Карла I: там вы не получите ответ на вопрос, который не был задан, и не сможете найти новую идею.
Интернет может сообщить нам лишь то, что уже известно.
