Глава 6



Хороший вкус и сила нелюбопытства

«Если мы не способны усомниться в том, что преподносится кем-то, как правда, критически относиться к властям, мы становимся легкой добычей первого же шарлатана, политического или религиозного».

Фильмы, которые мы снимаем в Imagine, различаются по времени и месту действия, по тональности и содержанию рассказываемых в них историй.

Например, мы снимали фильм «Гангстер» об американской мечте, о ценностях американского капитализма. В нем главный персонаж – полуграмотный афроамериканец, пытающийся подняться на торговле героином в Нью-Йорке 1970-х.

Мы сделали кино о мощи и накале школьных футбольных матчей в Техасе. Оно о том, как парни взрослеют, как познают, кто они на самом деле, это история о командной работе, об общности и принадлежности. А еще этот фильм («В лучах славы») о разочаровании, потому что в его кульминации команда Permian High Panthers проигрывает важный матч.

Мы сняли картину «Восьмая миля» о белом исполнителе хип-хопа.

Мы сняли фильм о фильме «Глубокая глотка» (Deep Throat), про то, как порнофильм на тему орального секса стал переломным моментом в нашей культуре.

Мы сделали кино о блестящем математике, нобелевском лауреате, хотя, пожалуй, на самом деле «Игры разума» о том, каково это – жить с психическим расстройством, шизофренией, и тем не менее пытаться работать и быть частью этого мира.

Но есть у этих картин и кое-что общее.

Во-первых, все они о становлении характера, об узнавании своих недостатков и достоинств, о преодолении психологической травмы и обретении цельности. Мне кажется, что американская мечта прежде всего о преодолении препятствий: обстоятельств, данных от рождения, недостатка образования, отношения окружающих, каких-то внутренних комплексов. Преодоление барьеров само по себе форма искусства. Поэтому если во всех моих фильмах и есть некая общая тема, то она заключается именно в том, как сложности и ограничения помогают добиться успеха.

Вторая черта, объединяющая перечисленные работы, это то, что никто в Голливуде не хотел их снимать.

Я уже рассказывал, как включать любопытство, чтобы обойти это «нет», которое так часто слышишь в Голливуде и вообще на работе. Первый отклик на большинство идей, хоть сколько-нибудь не вписывающихся в мейнстрим, – беспокойство, а первая реакция на беспокойство – говорить «нет».

Зачем мы будем прославлять наркодилера?²

Не лучше ли футбольной команде выиграть важный матч?

Кто станет смотреть целый фильм о проблемах белого хип-хоп-музыканта?

Для меня любопытство представляет собой инструмент, помогающий находить острые, интересные, необычные идеи. Любопытство дает обширный опыт и понимание популярной культуры, благодаря которому у меня есть чутье, чтобы определить, в каком случае что-то новое может получить сильный отклик. А еще любопытство дает мне смелость быть уверенным в этих интересных идеях, даже если они не популярны.

Иногда нужно отнюдь не привлечь аудиторию к чему-то, что сейчас в тренде, а создать аудиторию для чего-то необычного.

Я люблю проекты с душой, истории и персонажей, у которых есть сердце. Мне нравится во что-то верить. Мне нравится идея быть бунтарем, делать что-то на грани, но не слишком за гранью. Именно тогда я нахожу что-то очень важное и очень неординарное. Я дохожу до пределов любопытства.

Итак, иногда необходимо и нелюбопытство.

Когда появляется идея, которая идет вразрез привычному, но которая мне нравится, в конце концов я всегда говорю: «Я возьмусь!»

Не рассказывайте мне, почему это плохая идея, – я уже за нее взялся. Это и есть нелюбопытство.

Нелюбопытство – не только решимость взяться за интересную идею и продвигать ее, даже когда встречаешь скептицизм и неприятие. Это нечто более конкретное и важное.

Тот момент, когда в буквальном смысле выключаешь любопытство, не позволяя себе выяснять что-то дальше, когда, возможно, придется сказать кому-то: «Хорошо, но не стоит объяснять мне причины, по которым вы говорите «нет».

Вот что я имею в виду. Когда занимаешься поиском финансовой поддержки и команды для съемки фильма, для себя уже сформулировал обоснование, почему этот фильм стоит снимать. Уже сто раз обсуждалось, почему это интересно, чем хорош сценарий, почему те, кого предполагается привлечь к работе, хорошо подходят для данной истории.

Доказывать в Голливуде умеют все. Ведь так мы работаем изо дня в день. И любой успешный режиссер или продюсер в этом большой мастер.

Вы, наверное, думаете, что, когда мне кто-то говорит «нет», я сразу интересуюсь, почему мне так ответили. Может, не понравилась какая-то мелочь, которую я могу быстро исправить.

Может, четыре человека подряд скажут мне одно и то же, назовут одну и ту же причину отказа – так почему бы мне не узнать ее? Может, услышав, почему идея не находит поддержки, я, как умный политик по прочтении результатов общественных опросов, передумаю.

Нет, так это не работает. Ведь в итоге интересная и необычная история превратится в нечто совсем другое, соответствующее популярной концепции.

Поэтому почти всегда, когда кто-то говорит мне «нет», на этом все и заканчивается. Я не хочу, чтобы собеседники приводили долгие убедительные аргументы, почему моя идея вовсе не хороша, или им не подходит, или могла бы быть гораздо лучше, если бы я ее как-то переработал.

Я отказываюсь от этого входящего потока, потому что боюсь, что меня разубедят в том, во что я действительно верю. Я опасаюсь быть втянутым в то, во что я не верю, только потому, что кто-то умный и убедительный станет вкладывать в это свои деньги.

Если я составил мнение по какому-то принципиальному вопросу, вроде выбора фильма для съемок, если я уже посвятил этому массу времени, средств, любопытства, то я не хочу больше никакой информации по этому поводу. Не хочу, чтобы меня пытались заставить «пересмотреть контекст» художественного решения, которое я уже принял.

Спасибо в любом случае, но я не хочу вашей критики.

Потому что есть кое-что, в чем я совершенно убежден: я не знаю, что знаю, что такое удачная идея. Да и вы это тоже вряд ли знаете. На самом деле никто в Голливуде не знает, хороша ли идея, пока фильм не вышел на экраны. Это становится понятно только после того, как все сделано.

И речь тут, кстати, вовсе не об успехе. В Imagine у нас были фильмы, которые пользовались успехом, но при этом они не обязательно были великими работами. Более того, у нас были некоторые действительно классные картины, которые не становились кассовыми: «Гонка», «Джеймс Браун: путь наверх», «Фрост против Никсона», «Дорз».

Априори мой интерес к чему-то, что я считаю хорошей идеей, так же правомерен, как чье-то решение о противоположном. Но уверенность в том, что та или иная идея хороша, довольно хрупка. Требуется энергия, целеустремленность и оптимизм, чтобы продолжать движение. Я не хочу, чтобы негативный настрой других проникал в мои мысли и подрывал мою уверенность. Я не хочу выслушивать список критических замечаний, будь они искренними или нет. Когда пытаешься снять кино, когда обосновываешь для себя это решение, тратишь месяцы или годы на работу, нужно выработать своего рода неуязвимость, чтобы фильм удалось снять и отстоять.

Когда я связываюсь с теми, кого хочу привлечь к работе, обычно это происходит примерно так.

Я высылаю сценарий и информацию о картине: я – продюсер, Рон – режиссер, у нас такой-то бюджет и такой-то состав.

Спустя некоторое время я звоню.

Мне говорят: «Мы не возьмемся».

Я уточняю: «Не возьметесь? Это точно? Вы уверены, что не хотите в этот проект? Ладно, большое спасибо. Я вам признателен, что ознакомились с материалами».

Если же мне кажется, что я говорю именно с тем самым человеком, который нам нужен, если считаю, что в данном случае отказ – это ошибка, я могу сказать: «Вы не можете отказаться! Вам стоит согласиться!»

Но на этом все. Никакого любопытства. Вырастает стена. Нелюбопытство.

Я ведь не хочу, чтобы кто-то бросал тень сомнения на проект, поразмыслив всего час, тогда как я обдумывал его три года. Если мне сказали «нет», я должен собрать всю свою решимость и уверенность, взять свою идею и преподнести ее следующему человеку с не меньшим энтузиазмом и заинтересованностью. Невозможно что-то делать, пытаясь проглотить и нейтрализовать критику окружающих.

Бывали моменты, когда я слишком быстро включал нелюбопытство. Мы с Роном Ховардом вывели Imagine Entertainment на биржу в 1986 году³. Мы подумали, что это будет новый подход к управлению компанией в творческой отрасли. Но публичными компаниями намного сложнее управлять, чем частными, особенно в «неточных» сферах бизнеса вроде кино и телевидения. У нас был недостаточно высокий уровень капитала. Нам было неудобно жить по правилам для публичных компаний, регламентирующим, что мы должны раскрывать, о чем можно говорить, о чем говорить нельзя. Спустя семь лет, в 1993 году, мы с Роном выкупили компанию у акционеров. Перед тем как вывести компанию на рынок, мы определенно не проявили должного любопытства, чтобы узнать, что такое быть публичной компанией.

Что касается фильмов, то надо сказать, что и здесь был один памятный момент, когда мне не следовало придерживать свое любопытство. Я имею в виду фильм «Плакса» (Cry-Baby) 1990 года. Он возбудил мое любопытство. Сценарий я получил от Джона Уотерса, прочитал его, и он мне понравился.

Я только что посмотрел «Лак для волос» (Hairspray), над которым Уотерс трудился, как сценарист и как режиссер, и его работа мне понравилась. Я подумал, что «Плакса» может оказаться либо провалом, либо неожиданным хитом вроде «Бриолина» (Grease).

Я сказал да. Мы собрали невероятный состав: Джонни Депп в главной роли, Уиллем Дефо, Патти Херст, Трой Донахью, Джоуи Хизертон, Игги Поп, Трейси Лордс.

Мне нравилось работать с Джоном Уотерсом. И с Джонни Деппом. Но вот что я упустил: я не посмотрел другие работы Уотерса. Мне кое-кто говорил: прежде чем покупать фильм Джона Уотерса, посмотри несколько его работ. Он не совсем мейнстримовый. Прежде чем давать добро «Плаксе», мне советовали посмотреть по крайней мере фильм «Розовые фламинго» (Pink Flamingoes), ведь он весьма провокативный.

Но я ничего этого не сделал. Я не хотел колебаний и сомнений. Я решил, что моего любопытства к этому конкретному фильму Уотерса достаточно.

По кассовым сборам «Плакса» получилась провальной.

Все, в общем-то, ясно: мне просто нужно было посмотреть предыдущие работы Джона Уотерса. Мне нужно было посмотреть «Розовых фламинго». Я совсем не обдумывал этот сценарий. Я пришел в восторг и не хотел долго колебаться и взвешивать свое решение.

Так как понять, когда не стоит быть любопытным?

Это вовсе не так сложно, как кажется.

По большей части, любопытство заряжает энергией и подталкивает вперед. Оно ведет вас туда, где вы раньше не бывали, знакомит с людьми, которых вы не знали, помогает узнать что-то новое о тех, кого вы знаете.

Иногда оно открывает вам очень неприятные и болезненные уголки, о которых тем не менее нужно знать. Трудно читать о насилии над детьми, о войне, трудно слушать о боли, которую пережили те, кого любишь. Но вы обязаны учиться слушать и понимать даже в таких случаях.

Иногда необходимо выслушать критику в свой адрес: умный руководитель может дать отличный совет, как работать более эффективно, как лучше писать и быть более убедительным. Коллега может подсказать, что вы делаете не так, что мешает работе или разрушает те отношения, которые нужно подпитывать и развивать.

В этом и есть конструктивный эффект любопытства и готовности прислушаться, даже если разговор неприятный.

Также вы легко поймете, что нужно переставать быть любопытным, когда результаты обратны тому, что нужно вам, когда это тормозит ваше движение вперед, убивает настрой, разрушает уверенность. Если вы встречаете критику, в которой мало полезного, самое время включить нелюбопытство.