Глава 15
Убей их всех

(координаты: 44°50′00″ с. ш. 38°17′00″ в. д.) —

г. Анапа (координаты: 44°53′40″ с. ш. 37°19′00″ в. д.),

Морхольд вытащил мачете и, уходя вбок от выстрелов, швырнул оружие. И только потом подхватил АК, выпавший из рук «плаща». Насчет «щенка» он не переживал. Жуть ужасно разозлилась. И крик юного бандита уже перешел в хрип.

Он подошел к хрипевшему на полу третьему, держащемуся за клинок, торчавший откуда-то между ребер. Поставил ему на грудь ногу и потянул мачете на себя. Наклонился, вглядываясь обоими – и правым, нормальным, и левым, начавшим работать, но пока щурящимся из-за шрама, – глазами в широко раскрытые дикие гляделки мародера. Ухмыльнулся.

– Мачете рулит, шкет, – и рубанул, добивая. – Однозначнее однозначного.

Люди с ужасом косились теперь на него. А когда, процокав когтями, к нему прибежала довольно облизывающаяся Жуть, страх стал прямо ощутимым.

– Отче, – Морхольд поманил монаха. – Помогите мне, пожалуйста.

Тот вскочил, кинулся к одноглазому и Багире. Морхольд засунул мачете в петлю на поясе, взялся за Багиру. Оттащил ее в сторону, подложил под голову чей-то мешок. Обернулся к монаху:

– С этим что?

– Дышит.

– Хорошо. Сейчас, у меня есть чем залатать. Так, а ну-ка, стоять…

«Мягкий» заплакал, сползая по ступенькам. Кинуться вниз башкой Морхольд ему не разрешил. Информация ему была необходима как воздух. И эта тварь ею обладала.

Он скрутил его шнуром, ранее держащим стремное пончо из мешков. Что надеть вместо этой дранины, у него уже появилось. И Морхольд постарался его даже не запачкать. Плащ, в смысле.

– Полежи, отдохни. Я тебя даже перебинтую… Позже… Наверное.

Жуть, сидя напротив хрипло дышащего мальчишки, завороженно смотрела на него. Скорее всего потому, что не встречала раньше таких маленьких людей. Сережка, клокоча бронхами, смотрел на животное не менее обалдело. Но не боялся. Несмотря на так до конца и не убранные клыки. Хотя, как показалось Морхольду, просто зверушка явно подросла. И клыки вместе с ней.

В мешке, оставленном рядом с трупами, у него было много современных сокровищ. По дороге, совершенно случайно, он прямо как по наитию спустился в овраг. И там обнаружил насквозь проржавевшую армейскую буханку, с «Красным крестом», разумеется. А внутри, громоздясь один на другой и похоронив под собой скелет с простреленным черепом и в ОЗК, лежали герметичные металлические контейнеры. И все оказались невскрытыми. Причину Морхольд нашел в руке скелета. Ржавый, до трухи, ПМ.

Так что ему было чем помочь всем пострадавшим. Лишь бы вовремя. Слишком серьезно зацепили одноглазого, что не узнал в бродяге сослуживца. Было очень интересно, как его занесло сюда, на Кубань. Если Морхольд правильно помнил, Седой жил в Екате. Ну, точно, и даже рассказывал ему как-то про тамошнее метро, когда они мерились, у кого оно длиннее. В Самаре или столице Урала.

Дела у ставшего одноглазым Седого оказались не особо. Тот еле дышал. Но монах настаивал, что тот выживет. Морхольд кивнул, соглашаясь. Оставил ему еще один бинт, чтобы поменять уже полностью намокший, и пошел к седой женщине.

Та уже пришла в себя и очень спокойно смотрела на него. Морхольд сел рядом, сжал ее руку.

– Как дела?

Она слабо улыбнулась бледными губами:

– Хреново, спасибо.

– Бывало и хуже?

Багира улыбнулась еще раз, чуть шире.

– Нечасто. Спасибо тебе.

Морхольд дернул подбородком.

– За что? Если бы я их пораньше сделал, а так…

– Не надо. – Она сглотнула слюну. – Ты молодец.

Морхольд молча кивнул. Между делом достав из пластиковой индивидуальной аптечки средство, помеченное как антишоковое. Воткнул иглу в плечо женщины, надавив на емкость.

Девочка-казачка, отыскав с матерью отца, не убивалась. Перебинтовав Багиру, теперь она помогала жене Чолокяна тянуть из того пулю, засевшую в мякоти. Настоящие русские женщины всегда знали, что и как делать в тяжелую минуту. Не ревели и не рвали на себе волосы. А просто и молча справлялись с проблемами.

– Ты это… – Морхольд погладил женщину по голове. – Держись, не сдавайся. Лекарства оставлю, выкарабкаешься. Знаешь, как его зовут?

И мотнул головой на так и не пришедшего в себя Седого.

– Нет. – Багира вздохнула, закусила губу. – А как?

– Женька.

– Смешное имя.

– Точно. То ли девчачье, то ли наоборот.

Он встал и пошел к «мягкому». Рассвет все же наступил, как ночь ни старалась оттянуть его подальше. И ему надо поторопиться. Сраная Бригада Смерти уже почти у Анапы.

Саша задрожал, понимая, что раз он не помер, то сейчас станет только хуже. И явно может стать больнее.

Морхольд сел рядом, достал мачете, покрутив его прямо перед лицом «мягкого». Понимая, что у него на лице так и написано кровожадное удовольствие и неприкрытая садистская радость от обладания этой нехилой стальной штукенцией.

– Ну, расскажи мне про Бригаду и про то, на кой ляд они прут к Анапе. Расскажешь?

Саша закивал, закусив губу.

– Умница. А если ты запнешься или начнешь врать, то смотри вон туда, – Морхольд дал ему подзатыльник. – Да не туда, дурак, на бочку смотри. Там еще до хрена углей. Я засуну туда свой мочет и потом начну медленно втыкать его, аж малинового от жара, тебе в кишки. И даже стану поворачивать, веришь, нет?

Саша поверил, чуть не потеряв сознание. И заткнуть его потом оказалось практически нереально. Поток словоблудия приходилось изредка даже останавливать. И выходила весьма неприглядная картина.

Бригада оказалась немаленькой. Оголтелые и злобные шпаргонцы, скованные воедино лютой волей главаря, Шефа. Да, именно так его и звали. Без всяких там страшных Колосажателей, Отцов Боли или Раздраконивателей. Уже только за такое емкое краткое прозвище стоило оценить этого последователя Махно по достоинству.

Двести отпетых сорвиголов, сбежавшихся к нему со всего края, причем даже со Ставропольского и куска Ростова. При десяти пулеметах, минометном взводе в три трубы и группе разведки. Механизированная часть, правда, сильно подкачала. И состояла из одного старого БТРа, горючее для которого возил наливник, жравший ровно его половину. Но и этого явно хватит, чтобы задать хорошую трепку анклаву, сложившемуся в бывшем Джемете. В том случае, какой выпал.

Дела складывались хреновастые, что и говорить.

Морхольд вполне трезво оценивал свои шансы. Их оставалось все меньше. И если Бригада уже почти там, то вряд ли он успеет раньше, чтобы попасть внутрь и помочь осажденным. Но останавливаться Морхольд не собирался. Это вот на самом деле глупость. И идиотизм.

И что тогда? Все просто. Надо поторопиться. И Морхольд прекрасно понимал, кто ему поможет.

Чолокян, все еще кривясь от боли, стоял возле лошадей. Гладил чалую смирную кобылку, мирно хрустящую чем-то из торбы.

– Ты как? – Морхольд остановился рядом. Чолокян вздрогнул, но тут же успокоился. Черный плащ, снятый с вожака, бросался в глаза издали, как тут не перепугаться?

– Нормально. – Чолокян отвернулся, уставившись в гриву любимицы. – Лошадок взять хочешь?

– Ну да, – Морхольд кивнул. – Очень надо.

– Понятно.

Чолокян явно боролся с самим собой. И Морхольду вовсе не улыбалось ждать результата борьбы долго. Этот, как и все остальные, торчали ему серьезно. Самое дорогое, свои клятые жизни. И жизнь самого Чолокяна стоила подороже двух-трех лошадей. Но побороть жадность тяжело, ох и тяжело.

Одна из кобылок, гнедая трехлетка, неожиданно звонко заржала.

– Чу на тебя, – Чолокян вздрогнул, – балуй мне тут…

С улицы, куда громче, ответили. Морхольд улыбнулся. Пошел в ту сторону. И оторопел от увиденного.

Находка оказалась прекрасной. Вернее, оказался. Морхольд, в жизни не любивший лошадей, только и мог, что любоваться. Вороным и огромным жеребцом, косящимся на него и явно недовольным привязью. Две другие лошадки, стоявшие рядом, красотой не отличались. Невысокие, похожие, пегие. Но жеребец…

– Я даже знаю, как тебя назову, – Морхольд осторожно подошел к коню, стараясь лишний раз не нервировать животное. Получилось. И вот, взяв того под уздцы, Морхольд очень аккуратно провел ладонью по шее. Прислушался к мерно стучащему сильному сердцу. – Черт, никогда не говорил такого мужику. Но ты прекрасен.

Жеребец, всхрапнув, мотнул головой, тряхнув пустой торбой. Морхольд, отойдя к его подружкам, быстро отыскал мешок с овсом. Насыпал каждой и потом вернулся к коню. Насыпал и ему и, поглаживая, продолжал любоваться.

– Ты теперь будешь Джамбаз. Всегда мечтал, если будет конь, так его назвать. Понимаешь?

– Ты раньше ездил верхом? – мрачно поинтересовался Чолокян. – Он сильный и наверняка очень строптивый. Давай поменяю его на двух моих. Или на свою. Она спокойная, ходкая.

– А вот нетушки, – Морхольд ухмыльнулся. – Я ведь раньше почему к людям такой не очень добрый был? Потому как у меня коня не было. Теперь в два раза добрее стану.

– Как знаешь, – Чолокян подошел ближе. – Помогу немного, сам ты вряд ли что сделаешь. Запомнишь, если расскажу немного?

– Уж постараюсь.

Чолокян сморкнулся и начал рассказывать. Через пару десятков минут Морхольд пожалел, что под рукой не оказалось блокнота.

Он собирался в дорогу утром третьего дня.

Приведя все необходимое в порядок и походное положение. Подогнав и смазав все кожаные лошадиные ремни, подпруги и уздечки. Посчитав все возможные патроны. Смазав и вычистив самый глянувшийся ему АК. У двоих «бригадиров» с собой оказались весьма впечатляющие образцы. АЕК и «Гроза». Но доверять стоило проверенному, а не тому, чего не знаешь.

Плащ немного подшила молодая казачка. А жена Чолокяна, ворчавшего, но оставшегося с ранеными, сделала из трех разномастных комплектов униформы, бывшей у бандитов, один для Морхольда. Одежонка оказалась крайне кстати. Пообносился он очень изрядно.

Смешно, но большую часть пути Морхольд одолел меньше чем за две недели. Остаток от Тихорецка до Ахтырской занял полтора месяца. И он и впрямь попадал на Новый год.

За эти полтора месяца Морхольд прошел степи, сопки, берега Кубани. И даже проплыл немного. Плыть пришлось и на лодке, и на плоту… Морхольд еле-еле выжил после столкновения с новыми жителями седой Кубани-реки.

Оружие утопло по дальнейшей дороге. Но мачете он не выпустил. От его «вудленда» остались только летние брюки. И если бы не дожди, сменившие снег, кто знает, каково бы пришлось. Мешки Морхольд отыскал в Энеме. Натурально, для поклажи, а вышло как вышло. Свитер додержался практически до Ахтырского, пав жертвой длинных когтей мерзкой крылатой твари в Северской станице. А вот кожаный жилетокорсет дотащился с ним сюда… До его Ахтырки, той самой, где Морхольда и Седого четверть века назад учили убивать.

Сейчас, отмывшись и даже подровняв бороду, Морхольд приободрился. Последний отрезок ждал его, и он оказался полностью готовым. Говорят, корни дают нам силу. Он и не спорил. Ахтыри и были его корнями. Местом, где из него, глупого беззубого кутенка, слепили вполне зубастого щенка. Щенка, выросшего в потрепанного, побитого, но все еще опасного старого пса.

Морхольд правил мачете и улыбался. Разгрузочных жилетов у «бригадиров» не нашлось. Зато они посмертно подарили ему два подсумка для РПК. Он уже примерил их, с подшитыми казачками ремешками, обхватывающими бедра. И остался очень довольным.

Он оглядел тех, кто остался в ангаре и пока не ушел. Людей, одной-единственной ночью сведенных вместе. И почему-то ему думалось, что надолго. Если не навсегда.

Одноглазый Седой в себя так и не пришел. Багира спала все время, изредка просыпаясь и жадно глотая воду. Мальчишка, после того как отец Евдоким разобрал мешок Морхольда, тоже дрых без задних ног. Жуть чаще всего находилась вместе с ним. Свернувшаяся в клубок где-то у Сережки под боком.

Монах находил себе кучу дел и радовался, что приносит людям пользу. Казачки, похоронив отца и мужа, никуда пока не собирались. Потихоньку, собирая оставшееся имущество части, налаживали быт. Чолокян, громко жалующийся на рану, почему-то крайне хозяйственно приглядывался к зданию бани и котельной.

Морхольд хмыкнул, отложив клинок. Стоило выспаться. Уходил он рано, и сил должно было хватить до поздней ночи. Отметки на карте бандитов, проверенные по словам «мягкого», сами показывали нужную дорогу. Морхольд знал, где сбор и где намечается нападение.

Точно ли там его мама и сестра? Он надеялся на это. Иначе к чему такой путь? К желанию расплатиться по грехам прошлого и помочь спасти чужие жизни? Морхольд закутался в спальник, злясь на ненужные мысли, и заснул.

Утро наступило быстро. Монах, карауливший спящих, толкнул его вовремя. Как и договаривались, как начало светать. Морхольд тихо встал и отправился вниз. Все вещи он приторочил к заводным лошадям еще с вечера. Будить никого не стоило, пусть спят. Он не был частью этого нового общества. А его участие в создании оного… ну, так уж сложилось.

– Отче, – он повернулся к монаху, провожавшему его по ступеням, – присмотришь за моей зверушкой?

– Да, – отец Евдоким кивнул. – Создание Божие, как не присмотреть.

– Точно не от лукавого? Клыки же там, вроде даже крылышки какие-то?

Отец Евдоким улыбнулся. Странной своей улыбкой. Вроде бы мягкой, но скрывающей внутри стальной сердечник.

– Лукавый не рогами меряется, а мыслями и делами. А она… что она? Живое существо, доброе к друзьям, с мальчиком любит играть. Правильно, наверное, что оставляешь. Хоть и зубастая, но ребенок.

Морхольд согласился. Оставлять Жуть было жалко, он к ней крепко привязался. Но еще жальче было думать про ожидающее впереди. А здесь, как обустроятся, всяко ей будет лучше.

Они оба ошибались. Звериное чутье обмануть сложно. Монах, оглянувшись на цокот, только вздохнул.

Спрыгнув на бетонный пол и сердито раздувая ноздри, Жуть уставилась на Морхольда. Скрипнула и припустила во всю прыть, одолев десяток метров зараз. Быстро вскарабкалась ему на плечо и зло, страх как болюче прикусила ему ухо. Морхольд расплылся от удовольствия и тут же ее погладил.

– Ты ж моя девочка хорошая…

Джамбаз и две лошадки стояли, похрустывая едой. Жеребец, стряхнув торбу и махнув роскошной чернущей гривой, потянулся мордой к Морхольду, радуясь. Плохо, видно, ему жилось с прежним хозяином, раз они так быстро сошлись душа в душу. Или просто чуял умный жеребец, что всю свою жизнь Морхольд хотел именно вот так. Не на крутой тачке или даже БТРе «восьмидесятке», не-не. А верхом на живой махине из стальных мускулов, покрытых иссиня-черной шкурой, рвануть на супостата, на выручку своим. А там… да хоть трава не расти. Лишь бы добраться до ублюдков, затоптать, вбить в землю ударом тяжелой железной дубины, рассечь пополам клинком, расстрелять в клочья. Потому что за правду. А важнее ее ничего на свете и нет. Вот таким, тут стоило быть честным, оставался Морхольд дурным романтиком.

– Сила в чем, отче? – он живо уселся в седло. – Как думаешь?

– Спросил бы чего умнее, – тронутые сединой черные усы дрогнули над улыбкой, – как будто я не русский поп. В правде, воин. Только в ней.

– Эт точно, – Морхольд протянул ему руку, нагнувшись, – берегите себя тут.

И тронул коленями коня. Умница Джамбаз мягко ударил копытами, с места набирая ход. Заводные пустились следом.

Монах, глядя, как всадник уходит в ворота, кивнул. Хотел было перекрестить, но замешкался, сам не зная, почему. И только когда тот скрылся в рассветной мгле, отец Евдоким прищурился и что-то прошептал вслед. А уж что, знал только он. И низкое серое небо, снова набухающее зимним тягучим кубанским дождем.

До Нового года оставалась неделя.

Морхольд, смахнув воду с лица, сплюнул. С голого куста, под которым он окопался, текло. Или лило, хрен редьки не слаще. Да пусть даже и стекало, какая разница? Поднял к глазам бинокль, высматривая посты «бригадиров». Судя по ночному грохоту, те уже где-то рядом. Стреляли недолго, видно попытавшись на шару пробраться за стены. Какие стены?

Крепости. Пусть и стоявшей не там, где исторически находилась Анапа. «Мягкий» Саша рассказал довольно, чтобы понять, что и к чему. Потому последние три дня Морхольд гнал, выжимая из лошадей все силы.

Новую крепость построили в Джемете. Военморы, вышедшие в море во время удара, не смогли вернуться в Новоросс. И добрались именно сюда. Несколько кораблей, основавших ядро поселения. Последние десять лет все выжившие в бывшем курорте стягивались к ним, как только стало возможно выйти на поверхность. И строили, строили, собирая и разбирая все в округе для фортификаций.

Кто-то там, за серыми облаками, если он существовал, явно решил дать этим людям шанс. Море вокруг оказалось относительно спокойным. Дарящим людям многое необходимое. И еду в первую очередь. Хотя откуда-то со стороны Крыма порой доносило то ошметки непонятных существ, то странных опасных хищников.

Но военморы всегда военморы. Каста, гордая и несгибаемая. Погибаю, но не сдаюсь. А если не стоит гибнуть, то живу так, как будто жизнь в один миг. Кто другой прожигал бы ее, ломая чужие жизни ради своей. Настоящие русские военные моряки оказались слепленными из другого теста. Да и не военные, шедшие к ним по зову азбуки Морзе, тоже. Сплотившиеся вокруг них люди знали – развевающийся на мачте флагмана Андреевский флаг не даст в обиду никого. Большой десантный «Цезарь Куников», оказавшийся на учениях во время удара, грозно смотрел на любого врага стволами установок АК-630 и «Градами».

Три катера «грачонка» и тральщик «Вице-адмирал Захарьин» закрывали ему тыл. Опасаться было нечего. Два танкера, добравшиеся с Порт-Кавказа, обеспечили корабли топливом.

Но моряки смотрели вперед явно хмурясь. Потому вокруг Джемете и поднималась стена, собираемая из чего только можно. Хотя и она, Морхольд понимал это правильно, не гарантировала защиты на все сто процентов. Потому что главная защита любой крепости – мужество защитников. И отсутствие предателей.

Защитников у Анапы-Джемете оказалось не так много. Курорт, много женщин и детей, стариков. И не так и много молодых мужчин. А уж сколько их погибло в первые годы Беды, он представлял себе, как никто другой. Знал, проходил на собственной шкуре.

«Куников» и два «грачонка» месяц назад ушли вместе с танкерами. За топливом, за боеприпасами к стрелковому оружию, на поиски выживших у Туапсе. Три охотничьих команды отправились по берегу вслед за ними. Крепости, как воздух, требовались люди. Требовались агрокультуры, витамины, сохранившиеся медикаменты. Десять лет спокойной жизни дали свое. За строящейся стеной заплакали и засмеялись малыши, рождающиеся в окружающей их тьме и не подозревающие об этом.

А там, где дети, там и детские болезни. И Морхольд совсем не удивился, услышав от выжившего и даже идущего на поправку лазутчика Саши про уход из Джемете такого большого количества бойцов. Кто, кроме них, сможет обеспечить женщин и детей всем необходимым? То-то и оно, что никто.

И тогда кто-то из-за стены, кто-то, явно желающий иметь больше, нашел Шефа и его Бригаду. А на стенах крепости сейчас стоял взвод охраны, все мужчины и женщины с подростками.

Морхольд старательно пошарил биноклем в хмари, все гуще окутывающей побережье. Дождь, лениво прошедший с самого утра, накрыл всю долину сырым холодным покрывалом липкого тумана. Рассмотреть что-то в нем не получалось. Оставалось идти на звуки. И как его ни злила вновь начавшаяся стрельба, это оказалось на руку.

Одна заводная у него пала. Ее даже не пришлось добивать. Кобылка просто рухнула, всхрапнула и умерла. Убежала, обернувшись жеребенком в золотом раю для лошадок. Вторую, разобрав пожитки, Морхольд отпустил. Не стоило тащить доброе животное под пули. А волки или еще кто, ошивающийся по местным сопкам и логам, ее не сожрут. Сама прибредет к людям, выждав, когда закончится стрельба.

– Ну что, Джамбаз… – Морхольд встал, отряхнув штанины от налипшей грязи. – Вот и время пришло, мой верный боевой конь. Ты уж не подведи.

Жуть, решившая не сползать в сырость и грязь, сидела на луке седла. Нахохлившаяся, мокроперая и злящаяся. Последний день в пути она спала. И сейчас, разбуженная, колготила, скрежеща когтями, по медной обивке седла и кошмарила все вокруг. Жуткая боевая Жуть.

Морхольд достал из переметной сумы балаклаву, растянул на лицо. До первых кордонов она ему точно поможет добраться. А там война план покажет. Если он не ошибся, а это вряд ли, уже вот-вот должны начать говорить минометы.

На след Бригады он напоролся позавчера. Стоянка у них не отличалась скрытностью. Да и тяжело спрятать место, где ворочались, вставая на ночлег, двести с гаком мужиков, лошадей и обоз. Не говоря про колею, проложенную широкими покрышками БТРа и идущего за ним наливника.

И если он хотя бы немного стал разбираться в следах, то минометчики вчера вечером должны были добраться до Джемете. Костер, найденный им в грабовой рощице, оказался теплым. А отпечаток от брошенных плит спутать с чем-то другим он не мог. Кто знает, может, какие-то два дурака проштрафились и их заставили переть часть пути с «плитами» за спиной? Сложно объяснить это как-то еще, ведь в обозе хватало повозок.

К сожалению, Морхольд оказался прав. Со стороны моря, кашляя, донеслись звуки разрывов. Били восемьдесят вторыми минами, внахлест, стараясь закинуть их как можно больше. Если запас мин достаточный, осажденных ждет страшное дело.

Морхольд проверил оружие. Итак, что там у него имеется перед, скорее всего, последним боем в его никчемной и глупой жизни? Ну, как… хватит, чтобы войти в Валхаллу гордо, с тенями врагов, идущих за плечом.

Большой пожарный топор. Мачете. Обрез двустволки, найденный у седла одной из кобылок, и десять патронов к нему. Один он спалил, проверяя и обрез, и боеприпасы. АК и шесть полных магазинов по тридцать. Для разминки хватит по самое не балуй. А там, если пойдет как надо, разживется.

Ну, все, наверное.

Вилли и Гнилушка скучали. Сидеть под навесом из драного брезента им давно надоело. Но если Вертяй сказал быть здесь, то поди нарушь приказ. Вилли давно злился и плевался на дружка, подбившего пристать к Бригаде Смерти. Сдалась она им!

Жили себе вольно, небогато, но ниче. И пожрать че было, и бабы гладкие встречались, да и ваще… Кубань край хлебосольный, особенно если хозяевам всяких хуторков на отшибе вовремя пузо ножиком пощекотать. Ну и че, пришлось смываться в последний раз, Гирю поймали, а они ушли. Нет, все Гнилушка: пошли под Шефа, он людей набирает, пошли да пошли. Вот и оказались здесь, на самом жопном и дальнем посту. Кого ждать со стороны Крымска, а?

Господин капитан Вертяй знал, кого. Пугал РДГшниками анапских, что могли вернуться. Да откуда они вернутся, если только ушли? И ушли ж по берегу. А один хрен, стоять и смотреть. Вот они стояли и смотрели, мокрые и голодные.

– Щас наши возьмут крепость – и все, хана, а мы здесь, – в который раз затянул Вилли. – Все ты, напоролся на Вертяя.

– Иди ты куда подальше, – прорычал Гнилушка сквозь пеньки зубов. – Стой, пока стоится.

– Сам иди, – Вилли обиделся и отвернулся. Туда, откуда недавно притопала Бригада. И замер, вслушиваясь.

По остаткам асфальта, ведущего с аэропорта, цокали копыта. И к ним, и быстро. Вилли торопливо прижал к плечу старенький АКСУ, пнул Гнилушку, кемарившего на мешке с песком.

– Ты че, урод? – завопил тот, но понял, подорвался, вставая рядом. – Кого там несет?

Вилли хотел ответить, но тут туман разошелся, выпуская всадника. И он успокоился, опуская ствол. Этого черта-жеребца узнал бы любой в Бригаде.

– Эй, Леший, эй! – и замахал рукой. – Давай сюда!

– Ты че?! – Гнилушка пихнул его в бок. – Сдурел?

– Это ж Леший, его Шеф искал вчера, все спрашивал… Эх и влетит же ему, а?

– Ты дурак, – Гнилушка повернулся к нему, – дурак.

Больше он ничего не сказал. Его отбросило назад, после того как рядом что-то свистнуло, рассекая воздух. «Что-то», большой и кривой топор, летя боком, снес Гнилушке половину головы.

Вилли оторопел, развернулся… и ничего не успел. Ему слегка досталось лошадиной грудью. Вилли отлетел в сторону, ударившись об кусок асфальта. В голове загудело, АСКУ, лязгнув, выпал из руки. Он вздохнул, пытаясь вогнать воздух в легкие, когда что-то шлепнулось ему на грудь.

– Не орать! – рявкнул незнакомый голос. – Рожу съест.

Вилли поверил сразу, промокшие штаны стали доказательством. Он лежал, боясь пошевелиться, не отрывая взгляда от частокола изогнутых желтоватых зубов. Мерзкая тварь, похожая на оперенную ящерицу, сопела прямо в его нос. Воняло плохо, кровью, мясом и смертью.

Шаги протопали к Гнилушке. Вилли вздрогнул, когда там жутко заскрипело. Мужик явно не хотел оставлять топор.

– Как тебя звать? – Дядька остановился рядом с ним, оказавшись только чуть похожим на Лешего. Из-за плаща Лешего и балаклавы с едва оставшимся рисунком, белым черепом. – Говори.

– Вилли.

Мужик гоготнул.

– Однако порадовал… Слушай, гитлерюгенд, ткни мне пальцем в минометную батарею, и я тебя пожалею.

Вилли не поверил своим ушам. Но жить хотелось сильнее, чем бояться, когда придется рвать когти. От Вертяя, если этот полудурошный попадет к тому в плен. А он точно попадет, пусть и не к Вертяю. Так что, недолго думая, он и ткнул. В сторону, где должны были стоять минометчики.

– Умница. А сколь там охраны вокруг?

Вилли осторожно попробовал пожать плечами.

– Ясно. Не знаешь?

– Неа.

– А на кой хрен ты мне тогда нужен?

Сказать что-то Вилли не успел. Топор закрыл собой все на свете, и он умер.

Морхольд вытер лезвие о бушлат недомерка. Война – путь обмана. А тылы должны быть защищенными. Пулю в спину словить не хотелось.

Жуть зашипела и полезла к нему на плечо. А он наклонился к товарищу Вилли, порадовавшись. Нагрудные карманы оттопыривали бутылки с «молотовым».

– Прямо праздник какой-то, не находишь?

Жуть не находила. Что-то с ней творилось неладное, этого ему еще не хватало.

Морхольд забрался на Джамбаза и отправился дальше. Прогулка обещала стать веселой.

Обоз попался где-то через полкилометра. Повозки, огромные, стояли вразброс, охраняемые через пень-колоду. Дисциплина у ребят с таким громким названием не просто хромала. Оказалась полным дерьмом. Хотя его все-таки остановили. Двое, решивших проверить пароль. Скорее всего, их насторожила Жуть. Вряд ли умерший хозяин плаща имел такого же любимца. Отвечать Морхольд не стал, ударив Джамбаза под брюхо.

Хороший рыцарский боевой конь весил где-то с тонну. Ну, может, меньше. Джамбаз явно был не меньше пятисот. Первого караульного конь с хрустом втоптал в землю. Второму Морхольд раскроил череп топором, уже спрыгивая и ударяя Джамбаза по крупу и прогоняя его. Конь явно понял, ударившись в галоп после того, как встал на дыбы, разворачиваясь на месте.

Со стороны повозок по нему выстрелили. В два ствола. Морхольд распластался на земле, отползая в сторону, и потянул за собой убитого. Бригада оказалась богата на подарки. У этого в разгрузке виднелась старенькая РГДшка. Лишь бы таких же не оказалось у стрелков за повозками. Он успел достать гранату, когда краем глаза заметил летящее дымящееся яйцо. Морхольд схватил Жуть и закинул на себя труп, изгваздавшись в потеках с головы.

Жахнуло, засвистело и застучало. В борт ближайшей телеги с полотняным верхом, разрывая ткань, втыкались осколки. Один пропахал Морхольду правую руку, распустив кожу рукава. До живого вроде бы не добрался. Потом тяжелое тело, под которым он прятался, несколько раз тряхнуло. Стрелки явно проверяли, выпустив несколько пуль. Ждать стало нельзя. Гранату он кинул не очень ловко, понимая, что не долетит, и еще раз прижимая к себе многострадального покойника.

Кто-то все-таки заорал, Морхольд откатился в сторону, не глядя паля в ту сторону. На четвереньках заполз под дно повозки, прижал приклад к плечу, стреляя короткими, по три патрона. Невысокий крепыш-обозник, орущий матом и держащийся за разодранное мясо на ноге, заткнулся, откинул голову назад и застыл.

Его напарник, убравшись за свою повозку, прятался за колесом, явно снятым с трактора. Гранат или «молотова» у него, судя по всему, больше не было. В отличие от Морхольда. Только цель он увидел другую. Через разорванный тент в глаза сразу бросались квадратные зеленые ящики со стальными петлями ручек. И что в таких хранится? Правильно, детишки, боеприпасы. Потратить «зажигалку» на одного ублюдка – или шваркнуть ее в этот склад на колесном ходу? Правильно, и Морхольд, согласившись с самим собой, выбрал второй вариант. Осталось только вжаться в землю и молиться кому угодно, чтобы не зацепило.

Шандарахнуло пусть и не сразу, но так, что он оглох, а Жуть, испуганно завизжав, даже разодрала ему грудь, прячась под плащом. Морхольд выкатился из-под тоже занявшейся «своей» телеги и захромал к своей главной цели. Совершенно справедливо полагая, что его сейчас вполне можно принять за раненого, бредущего в поисках санитаров. Если, конечно, порванная при падении маска позволит такую штуку.

Он пробежал до поворота, ведущего уже к прямому выходу к морю. И замер.

Стена серела впереди. Настоящая крепостная стена, исполненная по лекалам свихнувшегося мира. Из плит, забетонированного частокола стальных толстых труб, кирпича, кузовов от самосвалов, двух вагонов для щебня и прочего хлама. Но смотрелась она солидно, имея только небольшие разрушения.

Хотя поливали ее серьезно. Пусть в основном и из легкого стрелкового.

БТРа Морхольд пока не заметил. Судя по грохоту, тот находился где-то левее. КПВТ, пусть и редко, долбил именно в той стороне.

Дела у защитников Джемете шли не очень. Даже без бинокля становилось ясно, что их куда меньше нападавших. На видимом участке он насчитал от силы человек пятнадцать. Разве только за стеной сидеть намного лучше, чем в развалинах домов.

Хотя стоило признать, что надежда продержаться как можно дольше у них явно была. Так как сам план Бригады потихоньку начал казаться ему просто очень авантюрным. Осадой тут не пахло, а на серьезный штурм огневой мощи не хватало. Разве что на стены идти с лестницами. Но…

Морхольд скрипнул зубами, понимая, что тут не авантюра, а расчет. Внутри самой крепости стреляли. И стреляли хорошо. Предатели там все-таки нашлись. И немало. Вот почему так нагло перли вперед люди Шефа. Перебегали ближе, укрываясь за остатками строений перед видимыми укреплениями, и, не жалея патронов, поливали огнем стену. А вот отвечали им очень экономно. И тогда все складывалось в совсем понятный пазл.

Если моряки ушли искать боеприпасы, то, значит, внутри Джемете их мало. И нападавшим просто надо дождаться. Когда сторонники Бригады смогут открыть какой-то проход внутрь или когда у защитников почти не останется патронов.

А их становилось с каждой минутой все меньше. Даже затих единственный пулемет, вот только огрызавшийся очередями в сторону десятка «бригадиров», упорно подбирающихся к выступу с небольшим ДОТом на нем.

Сзади сухо треснуло. Морхольд развернулся, вскидывая АК, когда в него выстрелили. В грудь ударило кувалдой, и он сполз по стенке, выпучив от боли глаза. А потом прямо в горло стрелку, тому самому второму обознику, вцепилась Жуть. Бандит захрипел, падая назад и паля во все стороны.

Выскочивший из-за него напарник выстрелил. Пуля вжикнула, прочертив борозду прямо по макушке Морхольда, АК висел на ремне сбоку, а под руку подвернулась половинка кирпича. Ее он и швырнул, рванувшись следом в прыжке.

Кирпич попал «бригадиру» в плечо, и следующие выстрелы ушли вбок. Морхольд сбил бандита с ног, покатился кубарем, отпихнув автомат в сторону и слепо ударив локтем в лицо. Под ним чавкнуло, вминая нос, «бригадир» завыл, левой рукой лапая нож. Морхольд упал на него сверху, сел, не обращая внимания на хруст и боль в спине. Не до того. Ударил кулаком, снова попав в нос и придавив левую руку своим коленом. И ткнул большими пальцами в глаза, вгоняя их в череп.

Мужик заорал, захлебываясь криком, замахал руками, умудрившись вцепиться Морхольду в лицо. Пришлось отпихнуть руки и искать что-то тяжелое. Мачете было не достать. Морхольд нашарил обломок и ударил острым краем в висок, и еще раз. Тот дернулся и замер. Изо рта, обросшего густыми черными волосами, лениво потянулась красноватая ниточка слюны.

Морхольд встал на карачки, отползая в сторону и косясь через плечо на стену. Повезло, в грохочущей сотнями стволов канонаде никто не обратил внимания на крохотный эпизод с его участием. И спасибо умельцу Петру. Больно, сломано что-то, но жилет, усиленный пластинами и так здорово выручивший его спину, выручил и сейчас.

– Ох, мать твою, больно-то как… – Морхольд вздохнул, очень опасливо. Внутри потянуло режущей на выдохе болью, и ему пришлось сморгнуть, сгоняя слезы. – У-у-у…

Жуть подскочила, заглядывая в глаза.

– Все хорошо, девочка, – Морхольд сграбастал ее и чмокнул в голову. – Как же мне с тобой повезло, а?!

Он стащил маску, совершенно разодранную, и вытер ею лицо. Выпрямился, когда прямо рядом с головой брызнуло крошкой. Хлесткий звук выстрела из «плетки» он услышал тут же. И, не глядя, погрозил стрелку из крепости кулаком. Схватил погибшего «бригадира» за шиворот и подтянул, поднимая повыше. Больше по нему не стреляли.

Хлестнуло еще раз. Сверху, ссыпав кирпичную крошку и застонав, над Морхольдом навис бандит. Морхольд сглотнул, понимая, что снайпер увидел и разобрался во всем. И даже только что спас ему жизнь.

Стоило отблагодарить, занявшись уже тем, за чем сюда пришел. Тем более, что из-за стены продолжала доноситься стрельба. А минометы все били и били. Он осторожно выглянул, стараясь рассмотреть бандитские позиции получше.

Минометчики засели рядом с остатками аквапарка. Единственная сохранившаяся горка, по иронии самая большая, высилась перед начальным участком стены. Торчала мрачным памятником людям, щерясь огрызками пластика и ржавым скелетом металлоконструкций. А минометчики сидели под прикрытием полуразрушенного здания справа.

Морхольд, вжавшись в стену какой-то развалюхи, осторожно выглянул, ища глазами хотя бы насколько-то безопасный маршрут. И пока его не увидел.

Свою артиллерию Шеф прикрывал серьезно. Морхольд насчитал человек пять хорошо экипированных ребят, закрывающих тылы. И двое уже целились в его сторону. Все, эффект внезапности потерян.

За серьезными парнями, как муравьи, сновали заряжающие, доставая и передавая мины. А ящиков там, закрытых от крепости высоким участком какого-то основательного здания, оказалось…

– Ни шиша себе! – присвистнул Морхольд, разглядев имеющийся боезапас. – Хреновые дела.

Так… и чего сделать? На бросок гранаты просто так не подберешься. Не дадут, зажмут в развалинах и все, пиши-пропало. А снайперу их достать? И как ему дать понять об этом? Как-как?

Морхольд кинулся к убитым. Зашарил по нагрудным карманам и подсумкам. Жуть, спрятавшаяся в углу, косилась на него и поскрипывала. Когда Морхольд радостно засмеялся, да в голос, ящерка удивленно заквохтала.

– Ничего ты не понимаешь в колбасных обрезках, Жуть, – он показал ей картонный цилиндр. – Это же целеуказание.

Так, тут вроде понятно. И, если прокатит, снайпер ему поможет. Те двое, как ни пытались засесть, чтобы их не зацепили со стены, все равно как на ладони. Если правильно на них показать. Понятно, что тратить патроны на врагов, не лезущих под стены, стрелок не будет. Потому, надо полагать, пока и живы. Ну, а если… он сам попробует побыть живцом, выманит их на себя? Если замысел сработает, то стрелок положит тех двоих. И все, останется только подобраться ближе. Вот только как обратить на себя внимание?

Идея пришла неожиданно. И показалась глупой. Но попробовать стоило. Все равно другого выхода нет.

Выбить «Спартак-чемпион» из автомата, имея привычку, плевое дело. А привычка, оставшаяся с юности, имелась. И даже если союзник-стрелок знать не знает про футбол, на такой звук он должен обратить внимание. Даже в грохоте, стоявшем вокруг. Особенно если все это еще и сопроводить трассерами. А такой магазин у Морхольда имелся.

Он замер, выжидая ответа. Он просто должен был быть. Ну, ну?! В голову последнего из нападавших, все еще стонущего, прилетела пуля. Морхольд кивнул сам себе и, высунувшись из-за своего угла стены, выпустил ракету. И привлек к себе внимание. Пуля жахнула его в плечо, пусть по касательной, но зацепив.

– Кипятить твою календулу! – Морхольд выдохнул, разрывая бинт и запихивая его в прореху плаща. – Да чего ж так больно-то постоянно!

«Плетка» стеганула выстрелом. Морхольд высунулся с другой стороны, когда снайпер долбанул еще раз. Над укрытием ближайшего к нему «бригадира» взлетела крошка. Ну вот, сигнал оказался истолкован верно. И теперь дело за ним.

– Сиди здесь, – Морхольд щелкнул Жуть по носу, – и не суйся за мной.

И пополз, скинув плащ и оставшись только в штормовке, снятой с одного из бандитов в Ахтырях. Сырость и холод, явно обрадовавшись, тут же накинулись на него. А битые кирпичи радостно вгрызлись в локти и колени, пробиваясь через ткань.

Пули свистели прямо над головой, но пока никак не могли зацепить. Вихляя, Морхольд добрался до последнего защищенного участка, остова «калины», и высунулся из-за него. По железу тут же долбануло, но хозяин «плетки» знал свое дело очень хорошо. «Бригадир» упал из-за укрытия, судорожно загребая пальцами землю.

Морхольд вскочил и понесся вперед, очень надеясь успеть, пока второй не сможет открыть по нему огонь. Но не повезло. В этот раз ему пришлось щучкой нырять в сторону, вжимаясь во взрыхленную и перемешанную с крошкой асфальта землю. Пули выбили фонтанчики прямо перед его лицом, когда со стены снова хлестко ударило.

Тогда-то он смог рвануть последние пару десятков метров. Добежал, на ходу чиркнув спичкой по приклеенному чиркашу, запалил фитиль и нырнул под очереди, летящие к нему от бегущих навстречу стрелков. «Зажигалка», лениво крутясь, полетела к ящикам с минами. Морхольд, пропахав плечом гравий, влетел головой в бетон укрытия, откуда только недавно по нему вовсю палили. И тут-то грохнуло.

Когда он пришел в себя, мира вокруг не оказалось. Вместо него клубились, перемешиваясь, черный дым и серая пыль. Остатки боезапаса продолжали взрываться, но звуки доходили, как сквозь плотную подушку. Морхольда вывернуло, в голове нарастал звон. Он вытянул руку, стараясь встать. Ноги держали хреново. Левая снова подкашивалась.

Его согнуло, кашель забулькал внутри, заплескался наружу сухими ошметками. Рвануло знатно, как он и хотел. И хорошо, что получилось уцелеть.

Из серо-черной завесы, что-то крича и как-то очень медленно двигаясь, шатаясь, но целясь в него, кто-то шел. Морхольд пошарил руками по груди, но ремня АК не нащупал. Только кровь, текущую с шеи, и вспоротую кожу плаща. Странно, но боли он не ощущал. Откуда-то издалека докатился сухой треск, и кусок раствора от обломка, на который он опирался, брызнул в стороны.

Морхольд оскалился и вытащил мачете. От этой тяжести даже повело в сторону, прижимая к земле. Голова кружилась, и казалось, что еле ползущий навстречу «бригадир» стреляет куда-то в небо. Хотя, странное дело, Морхольд видел дорожки, оставляемые пулями в оседающей пыли. Пулями, летевшими в него.

Нога запнулась, и он упал. Скрежетнула сталь мачете, воткнувшегося в землю. Морхольд поднял взгляд на человека, переставшего просто так тратить патроны и решившего прицелиться. И услышал странный гудящий вой.

За спиной стрелка расцвел ярко-рыжий цветок. Чуть в стороне распустился еще один. И Морхольд, закрывая лицо ладонью, покатился в оказавшуюся рядом глубокую яму. Но огонь быстро бежал к нему, и он понял, что не успевает.

«Куников» отстрелялся «Градом» и высадил десант. Морпехи и их дети, такие же хмурые крепыши в черных беретах набекрень, прыгали на берег, неслись в крепость и за стены. Грохот за ее гребнем потихоньку затихал. Внутри крепости он затих сразу же, как вернувшиеся намного раньше корабли подошли к берегу.

Морпехи зачищали периметр. Шли осторожно, изредка останавливаясь и добивая бандитов. Стрелять приходилось совсем мало. С системой реактивного залпового огня состязаться в силе непродуктивно. Хотя большая часть «Бригады» смогла удрать. Преследовать их не стали. Не до того было.

Мрачный старший прапорщик Мейджик, прикрыв глаза очками, осторожно шагал по покрытому серым налетом участку с недавним большим взрывом. Он понял, что здесь произошло, увидев плиту от миномета. Торчавшую в кирпиче крепостной стены где-то на уровне метров двух. Вбитая в кирпич наполовину, не меньше. Сдетонировали боеприпасы. Страшное дело.

Мейджик остановился рядом с недорытой ячейкой для стрельбы. Валявшийся в ней бандит в густо заляпанном кровью жилете и драной штормовке не шевелился. Волосы на голове и лице у него обгорели. Одна рука тоже подкоптилась, но не особо сильно. Не нравился он прапорщику. Контузия, скорее всего.

На груди у мужика что-то шевельнулось. И зашипело. Мейджик вздрогнул, понимая, что это мутант. Длинная тощая ящерица, скалившая на него зубы. АК-102 поднялся, палец прапорщика лег на спусковую скобу.

– Стой! Стой! Не стреляй!

Мейджик замер, глянув через плечо. К нему неслась неизвестная молодая женщина в камуфляже и с СВД за спиной. Бежала, спотыкаясь и чуть не падая. И ревела. Мейджик, разглядев слезы, даже не поверил своим глазам. Но так и было. Она и в самом деле ревела на бегу.

– Не стреляй!

Прапорщик убрал палец со спуска и чуть отодвинулся, пропуская ее.

Дикая баба грохнулась на коленки, совершенно не обратив внимания на шипящую ящерицу. А та, вот ведь, порскнула в сторону, ошалело мотая головой. Когда баба несколько раз влупила бандиту кулаком по груди, Мейджик понял, что у нее что-то не в порядке с головой. А та продолжала плакать и что-то шептала. И тут бандит открыл глаза.

Морхольд моргнул. Жизнь неожиданно вернулась. А с ней и боль. Но это ладно, это нормально. Он потерпит. И помрет не просто так.

Морхольд смотрел на плачущую женщину с СВД за спиной. И улыбался. Даша не соврала.

– Привет, – говорить получалось плохо, горло еле прогоняло воздух и слова. – Привет, сестренка. Экая ты у меня красивая стала.

– Привет, – она гладила его по голове и всхлипывала. – Ну как так, а?

– Нормально, – слух накатывал волнами, в голове ощутимо гудело. – Ты меня как узнала-то?

– Дурак, – сестра всхлипнула, – я ж тебя даже по куску уха узнаю. Не то что по всему лицу, пусть и с бородой.

– Это хорошо, – Морхольд сглотнул, – мама?

– Все хорошо, с ней все хорошо… Эй, врача позовите, врача!

Врач – это хорошо. Врач, это когда так… р-рраз и не больно.

Морхольд провалился в уже виденное красное «нигде». Холода здесь снова не было. Только тепло и уют. А потом, ломая алый кокон, прямо в грудь ему воткнулось что-то острое и холодное. И пришлось открыть глаза.

К сестре прибавилась еще одна женщина. И тоже красивая. С серо-голубыми большими глазами. Когда ее ладонь ударила Морхольда по лицу, он даже удивился.

– За что?

– Не спать! – голос у нее оказался приятным. Хотя и строгим. – Не спать!

– Да я чуть-чуть совсем… – Морхольд закашлялся и понял, что ему не дают умирать. – С вас свидание.

Сестра улыбнулась. И сероголубоглазка тоже. А Морхольд, всех обманув, нырнул обратно. В тепло и покой.