Глава II

Я очень боялась, что со смертью вдовы и мой статус среди культурной элиты понизится. Но нет: меня продолжали считать дальней старушкиной родственницей, и многие мне сочувствовали. Надо же, столько лет о тете заботилась, а она отписала имущество неизвестно кому! Иные так осуждали вдову, что мне даже приходилось ее защищать. Мол, что вы, что вы, она для меня и так много сделала, а я ей седьмая вода на киселе… Ну да, признаю, насчет седьмой воды, конечно, привирала, правда, почти веря в собственную ложь. Теоретически она могла даже оказаться и не вполне ложью. Вдова однажды сама мне рассказывала, что до войны у нее какие-то очень дальние родственники жили в Туле, только фамилию их она забыла. А вдруг это как раз была какая-нибудь из моих бабушек? Словом, совесть моя по части дальнего родства с литературной вдовой оставалась почти чиста, а бедная старушка и после своей кончины продолжала мне помогать: я по-прежнему была вхожа всюду, куда мне требовалось. Меня воспринимали почти как свою, и это очень способствовало моему переходу в более солидную газету, с гораздо большей зарплатой.

С жильем тоже устроилось, мы сняли двухкомнатную квартиру на пару со знакомой журналисткой.

А потом произошла встреча с Романом…

Мы стали видеться почти каждый день. Он мне нравился. Не то чтобы «ах!», не был он тем, о ком я мечтала, героем моих девичьих снов и грез! Однако он в меня влюбился. Он меня хотел. Он не был жадным. Был вполне хорош собой. Словом, никого лучше за все эти годы мне так и не встретилось. Вскоре я переехала к нему. Так было проще, да и дешевле.

Сперва о женитьбе не шло и речи. Нас с Романом и так все устраивало. Он меня любил, а я позволяла себя любить, и нам обоим этого было достаточно. Так зачем себя связывать лишними обязательствами? Это совершенно не входило в мои планы, и я даже радовалась, что Роман не требует узаконить наши отношения. Видимо, подсознательно надеялась, что встречу кого-нибудь лучше, и пока довольствовалась тем, что есть. А Роман изо всех сил старался сделать меня счастливой. Даже общий быт нас не обременял. Если дома оказывалось нечего есть, мы шли в кафе или ресторан — оба уже достаточно зарабатывали и могли себе это позволить.

В квартире мы в основном только ночевали. Утром, едва позавтракав, бежали каждый на свою работу и вечера большей частью проводили вне дома. Светские тусовки (мне часто давали на них приглашения), клубы, театры, кино, выставки, посиделки у друзей — эта круговерть почти не прекращалась, и нам с Романом в ней было весело.

Так бы и шло дальше, не свались Роман с приступом аппендицита. Случай неожиданно оказался запущенный и серьезный. Врач, делавший операцию, сказал мне: «Еще какой-нибудь час и, возможно, его бы уже ничто не спасло». Именно тогда я вдруг поняла, как Роман мне на самом деле дорог, и как я люблю его, и что жить без него не могу!

Я проводила у него в больнице все возможное время, которое могла выкроить. Пока он не выписался, места себе не находила, и только когда мы вместе вернулись домой, успокоилась.

Внезапно обрушившаяся болезнь потрясла не только меня, но и Романа, заставив его всерьез задуматься о нашем будущем.

— Юля, мне уже тридцать лет, — сказал он. — Я вот, пока в больнице лежал, все время об этом думал. Понимаешь, раньше как-то недосуг было. Жизнь себе шла и шла… А тут понял: неправильно мы с тобой живем. Ни кола ни двора. Случись что со мной, получится, будто ты вообще мне никто.

— Перестань! — оборвала его я. — Ничего с тобой не случится! Все самое страшное позади.

— Нет, Юлька, давай поженимся, — не уступал он.

Я пожала плечами:

— Со штампом в паспорте наша съемная квартира в собственную не превратится. Не говоря уж о том, что в Москве нас с тобой не распишут.

— Хорошо. — Он кивнул. — Тогда давай перво-наперво накопим на квартиру.

— И сколько нам потребуется времени?

— Не так уж и много, — бодро откликнулся он. — Честно сказать, у меня уже кое-что отложено. Примерно на треть однокомнатной. Если мы с завтрашнего дня урежем себя по части ресторанов и прочих увеселений и не поедем никуда в отпуск, думаю, через годик накопим.

— Ее еще надо будет обставить, — вмешалась я.

— Вот обставим — и свадьбу сыграем.

— На нее тоже деньги понадобятся, — опять напомнила я. — У нас столько знакомых!

— Мы что, обязаны их всех приглашать? — удивился он.

— Не обязаны, но мне хочется.

— Если так, накопим и на это. — Пошевелив безмолвно губами и что-то подсчитав, он добавил: — В общем, через два года, начиная с сегодняшнего дня, надеюсь сделать тебе официальное предложение.

Мы честно старались копить, но нам постоянно что-нибудь мешало. То хотелось куда-то пойти, то я начинала умирать по какой-нибудь вещи, и Роман говорил: «Раз нравится, покупай». Каждый раз я обещала, что в будущем месяце в наказание отложу в два раза больше, но когда момент наставал, появлялся новый соблазн.

А потом тяжело заболела мама, ей требовалась срочная операция. Я привезла ее из Тулы к нам. Слава Богу, мама выздоровела, но ее лечение отсрочило покупку квартиры по крайней мере на год, а цены на жилье тем временем продолжали стремительно расти.

— Надо было в ЖСК вступить, — запоздало сетовал Роман. — Внесли бы часть денег, и уже получили бы квартиру. А теперь у меня даже на вступительный взнос не хватает.

— Если бы ты тогда внес, маму лечить было бы не на что, — разозлилась я.

Роман вспыхнул:

— За кого ты меня принимаешь! На твою маму я занял бы. Это святое.

— А кто тебе сейчас мешает занять?

— Нет. Занимать можно только в крайнем случае.

— Разве у нас не крайний случай?

— Ну не вопрос ведь жизни и смерти. Сами накопим. Мне скоро повышение обещают.

Я лично уже повысилась. Моя солидная газета неожиданно закрылась, но мне повезло. За два месяца до прискорбного события я получила приглашение поработать в толстом глянцевом журнале «Мисс Шик». Какое счастье, что сразу не отказалась! В сравнении с моей газетой глянцевый журнал представлялся мне понижением статуса. Как ни крути, развлекательное чтиво. Правда, зарплату там предлагали куда привлекательнее, чем в газете, однако не до такой степени, чтобы немедленно все бросить.

Им я, однако, ничего такого не сказала, наоборот, прикинулась, будто их предложение меня очень интересует, и попросила время на недолгое размышление. Кажется, это был один из самых умных поступков в моей жизни. Буквально на следующий день я совершенно случайно узнала, что нашу газету собираются прикрыть. Слух относился к числу совершенно непроверенных, однако, сопоставив кое-какие другие факты, я пришла к выводу, что он не беспочвенный, и почла за лучшее не рисковать. Лучше глянцевая синица в руках, чем солидный журавль в небе! Не дожидаясь, пока слух о кончине нашего печатного органа разнесется по всей Москве, я, изобразив, естественно, что нехотя, быстро приняла предложение.

Мы с Романом продолжали копить, однако никак не могли добраться до финиша. Нас будто какой-то рок преследовал! А возможно, это мы искушали судьбу. Стоило Роману однажды вечером, потерев руки, объявить мне: «Ну, Юлька, еще таких полгодика, и квартира, считай, у нас в кармане», — как случилось невероятное. Его машину переехал каток! Нам все потом говорили, что так не бывает. У них, может, и не бывает, а у нас бывает! Машина Романа стояла себе спокойно на стоянке. Рядышком бригада рабочих укладывала асфальт. Что случилось с водителем катка, мы так и не смогли выяснить. То ли он замечтался, дивясь на московское голубое небо в погожий денек, то ли заснул, убаюканный неспешным ходом своей медлительной машины… Какая уж теперь разница. В данном случае, важен, как говорится, не процесс, а результат: несчастный Ромин автомобиль оказался практически закатанным в асфальт. То есть что-то от него, конечно, осталось, но это не годилось даже на запчасти. Водитель вместе с катком, несмотря на тихоходность своего транспортного средства, скрылся с места происшествия со скоростью реактивного самолета. Другие рабочие к моменту приезда милиции тоже куда-то подевались, и оказалось, что никто, абсолютно никто не знает, какая организация меняла покрытие мостовой.

Оптимист Роман еще надеялся на страховую компанию, однако и они его отфутболили. Мол, это не страховой случай. «Вот если бы в вас врезался автомобиль. А каток не автомобиль, это строительная техника, действия которой выходят за рамки нашего с вами договора». Роман не сдавался. После долгих препирательств, страховая компания со скрипом выплатила ему треть стоимости его почти новой «Альфы», а остальное нам пришлось добавить из накоплений на квартиру. Без машины Роман был как без рук.

Мы, конечно, пережили и это, но отношения наши постепенно стали портиться. Может, их подтачивало ожидание, которое мы сами себе устроили? Плюнуть бы, когда он вернулся тогда из больницы, на все, пожениться, а остальное приложилось бы. Или мы все равно расстались бы. Может быть, на каком-то этапе нашим дорожкам судьба была разойтись? Кто знает… Но факт остается фактом: мы все чаще ссорились и все больше времени проводили врозь. Дела, будь они прокляты! Или мы сами их придумывали, чтобы поменьше видеться?..

Однажды вечером Роман, сияя, сообщил мне сногсшибательную новость: мы едем в Краснодар! Их компания только что построила там большой завод по производству соков, и ему предложили наладить производство!

— Юлька, ты понимаешь, что это для нас значит! — воскликнул он.

Я ничего не понимала и не хотела понимать. Я была в шоке.

— Это очень серьезное повышение, — не замечая моего состояния, продолжал он. — Меня и выбрали-то потому, что я сам из Краснодара и у меня до сих пор там связи. Одноклассник — вице-мэр! И других знакомых масса! Знаешь, сколько других претендентов на это место было. Но я-то там свой, а все остальные как москвичи пойдут. Начнется отторжение, а мне многие вопросы легче будет решать. Это и стало решающим фактором.

— Ты давно уже ни с кем из Краснодара не общаешься, — вяло заметила я, — и теперь тоже стал для них чужим.

— Ничего подобного! Я с ними перезваниваюсь. С праздниками поздравляю. А когда завод начинали строить, ездил туда в командировку, восстановил отношения. Ты что, не помнишь?

Я смутно припоминала, но какое мне было до этого дело? Роман тем временем в полном восторге продолжал:

— Про зарплату вообще не говорю: сразу в два раза увеличивают. К тому же дают казенную квартиру совершенно для нас с тобой бесплатно. Машину. Постоянный номер в пансионате под Краснодаром, считай, как дача. Лечение и прочее — само собой. Но главное — перспектива. И на месте есть варианты, а если не захочу, через три-четыре года вернусь в Москву. Понятно, не на прежнее место, а топ-менеджером. Ну, как тебе? Скажи, что я молодец!

В ответ мне удалось выдавить из себя лишь одно:

— А мне-то что делать в Краснодаре?

Стоило ли столько лет биться за Москву, чтобы ее снова покинуть.

— Можешь вообще ничего не делать! — радостно откликнулся он. — Спокойно рожай детей. Денег на всех хватит. Ты что, не понимаешь? Здесь мы с тобой никто, а там сразу станем большими людьми.

— Ага, — мрачно буркнула я. — В деревне.

Он возмутился:

— Хороша деревня! Краснодар — огромный современный город! Не сравнить с твоей Тулой.

— Причем тут Тула. Я там достаточно нажилась. И хочу жить в Москве. Понимаешь, в Москве, а не в Туле или в Краснодаре. Ни царицей, ни королевой, никем! Предпочитаю оставаться обычным человеком здесь. И просто женой быть не хочу.

— Юля, там тоже есть какая-то пресса.

— Какая-то меня не устраивает, — все сильней распалялась я. — И местные краснодарские новости мне освещать неинтересно. Мне казалось, мы понимаем друг друга, и ты тоже хочешь жить в Москве.

— Хочу! Но хорошо жить! Впрочем, то, что мне предлагают в Краснодаре, меня тоже очень даже устраивает. Второго такого шанса мне может не выпасть, и упускать его я не собираюсь.

— А обо мне ты подумал? — взвилась я. — У меня, может, тоже шанс есть. Место зам. главного в журнале освободилось. Ушла наша прежняя замша.

— Тебе его уже предложили? — Он насторожился.

— Еще нет, но я почти наверняка его получу.

— Раз так, еще неизвестно, чем кончится. А то, что я тебе предлагаю, гораздо больше и серьезнее. Мы там начнем новую, хорошо обеспеченную жизнь. Сама ведь постоянно твердишь, что твоя «Мисс Шик» — это чтиво.

— Гламурное чтиво, — упрямо поправила я.

Он отмахнулся:

— Какая разница! Дело в том, что это туфта. А я тебя зову в реальную жизнь. Подобных журналов еще сотня будет. Они как грибы плодятся. Вернемся в Москву, уж как-нибудь тебя устроим в приличное место.

— К тому времени я уже стану старая, и обо мне забудут.

— А ты не думала, что скоро для замужества и рождения детей станешь старая?

Я просто задохнулась. Слезы брызнули у меня из глаз.

— Ты на что намекаешь?

— Ни на что, кроме того, что хочу на тебе жениться и жить вместе с тобой в Краснодаре.

Я молчала. Слов не было. Бросить все, чего с таким трудом добилась — работу, друзей, веселую тусовку?

Забыть о ритме столичной жизни? Невыносимо и невозможно. Выйти замуж за Романа мне по-прежнему хотелось, но только в Москве. Нужно во что бы то ни стало убедить его, что Краснодар — не единственный шанс для роста.

Я-то, наивная дура, полагала, будто он со мной советуется! А он, оказывается, уже все решил и дал согласие.

— Не хочешь, оставайся, — наконец, объявил он. — Я все равно поеду. А тебе оставлю возможность подумать. Захочешь — приезжай! Только советую не тянуть с решением.

— Я никуда не поеду. — А что еще мне оставалось ответить в такой ситуации?

Несколько дней мы с Романом не разговаривали. И вот, явившись с работы, я обнаружила на столе ключи и эту самую записку.

Сперва я расстроилась, параллельно, впрочем, несколько утешившись тем, что на целый год обеспечена халявным жильем. Утешалась я, правда, недолго. До того самого момента, когда мне понадобилось снять небольшую сумму с нашего общего счета, на котором мы с Романом держали свои накопления. Счет оказался пуст. Я в бешенстве принялась звонить в Краснодар.

— Где наши деньги?

— Наши? — удивленно переспросил он. — Какие наши? Мы с тобой расстались. По твоей же, напомню, инициативе.

— Не прикидывайся идиотом! — Я была до того возмущена и зла, что голос меня едва слушался. — Наши общие деньги, которые мы с тобой вместе копили на квартиру!

Роман воспринял мои вопли с олимпийским спокойствием.

— Я подсчитал, сколько ты вносила, а сколько я. Сколько из общей суммы нам пришлось потратить на тебя, на твою маму, на мою машину. Я все тщательно сложил, вычел, разделил, и как раз вышло: твоей части хватает ровно на то, чтобы оплатить за год квартиру. Остальное в чистом виде мое.

— Откуда ты помнишь, кто из нас сколько вносил?! — продолжала бушевать я.

— А я с самого начала записывал.

На мгновение у меня пропал дар речи. Я с ним жила пять лет, а он, оказывается, все записывал. Все мои дебеты и кредиты! Кошмар и ужас! Хорошо еще, я ему не докладывала точный размер своих заработков, всегда немного занижала. Раза так в полтора. Тем более, журналистика — дело тонкое. Один месяц только на зарплату живешь. А другой — то гонорар в каком-нибудь дружественном органе схватишь, то в конвертике от кого-то получишь в целях повышения заинтересованности темой, то еще что-нибудь симпатичное обломится. Роману о подобных тонкостях моего ремесла знать было совершенно необязательно. Ему, так сказать, все равно, а мне лишняя кофточка или сапоги из бутика. Должна же я соответствовать уровню своего гламурного журнала. Да что я, в конце концов, словно оправдываюсь. Я его соки тоже не контролировала. Крупно подозреваю, мой бывший тоже не все свои премии домой доносил. Они там, у себя, периодически устраивали мальчишники. Нет, не очень часто. Но бывало. О, разумеется, это происходило только в интересах дела. Для укрепления отношений с партнерами и внутри коллектива. Я ведь не возражала. Мужикам иногда надо отдохнуть, расслабиться.

— Ну, предположим, ты записывал, предположим, моя доля и впрямь оказалась настолько мала. Но почему ты мне ее не оставил, а вместо этого, не спросив ни слова, заплатил за квартиру? С чего ты взял, что я захочу в ней остаться? Может, я предпочла бы снять теперь что-нибудь подешевле?

Меня трясло от ненависти к нему. Я думала, он мужик, а он оказался банальным скрягой. Я целых пять лет жила с… калькулятором!

— Извини, я как-то не подумал, — голос его по-прежнему звучал подчеркнуто вежливо и спокойно, словно ему уже было на меня наплевать. — Мне казалось, тебе эта квартира нравится. Ну, хорошо. Я ошибся, и потому готов вернуть тебе половину суммы. Считай, что можешь жить целый год за половину стоимости.

Невероятная щедрость и самопожертвование! Нет, но куда же я раньше смотрела? Он ведь, наверное, всегда был таким. Почему же не замечала? Или не хотела замечать?

— А если я захочу получить свою долю полностью?

— А смысл? — хмыкнул он. — За квартиру я уже все равно заплатил. Жить сам в ней не смогу, а ты за такую сумму ничего приличного наверняка не снимешь.

В логике ему не откажешь!

— А если я не согласна с твоей калькуляцией?

— Не нравится — подавай в суд, — опять хмыкнул он. — Только что ты к заявлению подошьешь?

— Пошел ты к черту! — только и оставалось выкрикнуть мне.

Самое обидное, что последнее слово осталось за ним. Прежде чем я кинула трубку, он успел сказать:

— Завтра же переведу твои деньги.

Вот сволочь! Что же это делается с нынешними мужиками? Ведь еще неделю назад звал меня с собой, умолял, в вечной любви клялся, а теперь счета выставляет. Копейки, мною потраченные, подсчитывает. Подумать только, он эти пять лет на меня финансовое досье вел! Единственное утешение, что я сама его бросила. Но все равно, как противно! До чего же низко. Раньше мужик, если любимая женщина его оставляла, долго страдал, мучился, умолял вернуться, уговаривал, добивался…

Тут меня осенила совершенно неожиданная догадка. Вдруг Роман и не собирался брать меня с собой? Тоже заранее скалькулировал. Не сомневался, что я из Москвы уехать не соглашусь, потому так спокойно и предложил, сам для себя уже все решив и согласившись на новую должность. Да если рассудить, он меня и не особенно долго уговаривал. Скорее для проформы. А как только я отказалась, поспешил смыться. Может, вообще не один? Я тут, наивная, утешаю себя, будто сама его бросила, а он там, в своем Краснодаре, уже с кем-то гнездышко вьет. Ну, конечно! Потому и согласился туда ехать. Решил все проблемы разом. И в должности повысился, и от меня отделался. Гад! Сволочь! Негодяй!

Мне так себя стало жалко, что я рухнула на диван и проплакала часа полтора. Придя в себя, я позвонила Милке — единственному человеку на свете, с которым могла поделиться своим горем, не потеряв при этом лица.

Мила Шепитько — моя единственная близкая подруга еще с институтских времен. Почему мы с ней подружились и до сих пор дружим — большая загадка. Более разных людей, пожалуй, и не сыскать. Мила — тихая, спокойная девушка из московской интеллигентной семьи, а я… Со мной, полагаю, все ясно.

Однако недаром ведь говорят, что противоположности притягиваются. Вот и нас с Милой притянуло. И если моя выгода в этой дружбе была очевидна с самого начала (Мила мне и в Москве помогала освоиться, и даже подкармливала первые годы, не она лично, конечно, а ее мама и бабушка), то какая выгода была Миле от меня — ума не приложу. Разве что я намного нахальнее ее. Обычно ведь как получалось. Миле говорили «нет», и она дисциплинированно поворачивалась и уходила. Я же, закаленная самостоятельной жизнью, не принимала ответа «нет» и тут же бросалась качать права. Иногда номер не проходил, но чаще мои старания увенчивались успехом. Так мы с ней и бесплатные путевки в институте получали, и экзамен один с четверки на пятерку ухитрились пересдать. А потом, когда накрылась первая Милкина работа в журнале «Кабинет», который просуществовал всего три месяца, я, выдав себя за ее сестру, выбила причитающиеся ей деньги, которые, естественно, собирались зажилить. Журнал-то работал на «черном нале», поди докажи что-нибудь. Но я справилась. И мы с Милкой славненько эти денежки потом прокутили. Конечно, не полностью, но большую часть. Милка все равно уже на них не рассчитывала и восприняла как подарок.

А потом, до недавнего времени, если мы вместе и кутили, то по большей части на мои. Правда, Милка, в отличие от меня, кутить и тусоваться особенно и не любит. Да и я больше люблю вести с ней задушевные разговоры на ее кухне. Тусоваться-то можно практически с кем угодно, а вот душу могу открыть только Милке. Остальных туда только пусти. Тут же с удовольствием наплюют, изваляют в перьях и выставят на всеобщее обозрение. Знаем. Проходили. Больше не хочется. А Милка всегда внимательно выслушает, посочувствует, и даже когда она не сможет ничего дельного присоветовать, мне все равно становится легче. Такая вот «милотерапия».

К счастью, подруга моя оказалась дома. Всю предыдущую неделю мне никак не удавалось ее поймать. Она записывала блок своих кулинарных телевизионных передач «Ложка-поварешка». Услыхав ее голос, я хотела сказать, что надо бы встретиться, но вместо этого снова зарыдала. А мне-то казалось, что все уже выплакала. Как бы не так! Я захлебывалась, икала в трубку и никак не могла остановиться.

Мила перепугалась.

— Юля! Юля! Объясни, что случилось? С тобой? С Романом? Куда мне приехать?

— Тебе не… не надо, — сквозь всхлипы с трудом проговорила я. — Сейчас приеду сама и все расскажу. Роман оказался жуткой сволочью.

— Он тебя бросил? — охнула Милка.

— Нет, все гораздо хуже, — ответила я. — Жди.