Глава VII

Алка позвонила поздно вечером два дня спустя.

— Подруга, важная новость. Гора сама пришла к Магомету.

Я уже почти засыпала, потому ничего не поняла, за исключением того, что подруга пребывает в состоянии крайнего нервного возбуждения.

— Какая гора? К какому Магомету? — Тут мой полудремлющий мозг посетила догадка, и я добавила: — А-а, наверное твой Лебедев, не дождавшись моего приезда в Лондон, сам прибыл в нашу благословенную столицу?

— Мимо! — торжествующе выпалила она. — Какой еще Лебедев? С чего ты взяла?

— С того, что такие интонации у тебя появляются, когда ты меня хочешь кому-нибудь сосватать. А так как последним твоим протеже на соискание звания моего жениха являлся господин Лебедев…

— Выкинь из головы своего Лебедева.

— По-моему, он не мой, а твой. Я лично его даже не помню.

— Неважно! Лучше послушай, что я для тебя узнала. Туров не врал. У него действительно юбилей. В августе.

— С ума сошла, Алка. Неужели его секретарше позвонила?

— Даже не пришлось. Помнишь, я рассказывала тебе, что квартиру одним доделываю. Сегодня хозяин пришел полюбоваться на результат, и не один, а с приятелем. Тот хотел со мной познакомиться и для своей новой квартиры дизайн заказать. У него там в семье что-то произошло: то ли со старой женой развелся и ей прежнее жилье оставил, то ли наоборот, у него кто-то из детей женился, а они с женой решили отделиться. Мне хозяин рассказывал, но совершенно не помню. Да, в общем, и наплевать. Главное, ему мои услуги понадобились, и заказ очень выгодный.

— Но при чем тут Туров и его пятидесятилетие? — я уже изнывала от любопытства.

— Причинно-следственную связь, если честно, я не очень уловила. Понимаешь, они ходили, ходили по квартире, болтали о чем-то своем, а потом я вдруг случайно прислушалась, а они как раз про Турова заговорили, в частности, что ему в августе уже полтинник стукнет. И мой хозяин у того своего приятеля число уточнял. А после они со мной принялись советоваться, что бы такое оригинальное преподнести солидному мужику, у которого, в общем-то, все уже и так есть, на пятидесятилетие. Во сволочи богатые! Денег полно, а обожают на халяву проехаться.

— Алка, я как-то не поняла. Ты что, за свой счет будешь им подарки для Турова покупать?

— До такого они, конечно, не дошли, — засмеялась она. — Хотя, полагаю, если бы я сама предложила, не отказались бы. Но ведь советы в таком вопросе тоже денег стоят. Я в ответ деликатненько и намекнула, что за определенное вознаграждение готова обеспечить их очень оригинальными подарками. Они так обрадовались! Лень мужикам самим думать.

— Серая ты, Алка, и ничего в бизнесменах не понимаешь. Они просто рационально используют свои мозги. За то время, что надо ломать голову над подарком, он заработает во много раз больше, чем истратит, оплатив и твой совет, и подарок в магазине.

— Правильно мыслишь. Эх, наверное, я продешевила.

— Зато они тебя теперь и в качестве консультанта по подаркам станут рекомендовать друзьям и знакомым. По этому поводу многие мучаются.

— Мысль интересная. Слушай, Глафира, может, нам с тобой открыть магазинчик эксклюзивных подарков для «випов»?

— А оборотный капитал где возьмем? — возник у меня резонный вопрос.

— Так от Турова, — как о чем-то само собой разумеющемся сказала моя подруга. — Кстати, великолепный предлог для более близкого знакомства.

— Ну конечно. Туров всю жизнь только и мечтал меня финансировать!

— О чем он мечтал, нас с тобой не касается и не волнует, — нахально заявила Алка. — Это его сугубо личное дело. Нам важно, что он на тебя положил глаз.

— Ты сама себе противоречишь.

— Ничуточки.

— Но ведь если у Турова действительно юбилей, значит это не был предлог для знакомства, и я действительно понадобилась ему по делу.

— Да успокойся, Глашка, запал на тебя мужик, запал! Двух мнений быть не может. Вот попросишь у него деньги на магазин, заодно и чувства проверишь.

— Я, по-твоему, кто? Куртизанка?

— Наоборот, я хочу тебя замуж за него выдать.

— Ты же его ни разу не видела!

— Мне-то зачем его видеть? — искренне изумилась Алка. — Я же тебя, а не себя за него выдаю! Объективные данные у него неплохие, тебе он нравится. Чего же боле, как говаривала Татьяна в «Онегине».

— Почему ты вообразила, будто он мне нравится?

— А что тебе в нем не нравится? — ответила она вопросом на вопрос.

Я засмеялась.

— Да вроде ничего.

— Что и требовалось доказать. Ты, Глафира, наконец встретила мужика, который и тебе понравился, и которому ты приглянулась.

У Алки есть удивительная способность: умеет она убеждать. Сколь бредовыми ни казались бы поначалу ее утверждения, в конце концов я начинаю верить в ее правоту. Однако в случае с Туровым, несмотря на ее многочисленные логические выкладки, меня не оставляли сомнения, и я, хотя и вяло, но еще сопротивлялась.

— Знаешь, я всю жизнь смеялась над тетками, которые, стоило какому-нибудь мужику им улыбнуться, тут же бежали покупать свадебное платье. А теперь сама по твоей милости оказываюсь в этой роли.

— Потому что зря смеялась! Половина из этих теток, купив свадебное платье, действительно вышли замуж, а ты сидишь, слишком много думаешь и только сама себя пугаешь. Кто ныл, что подходящих мужиков нет? И вот подходящий. На блюдечке с золотой каемочкой из ресторана. Отрицательных эмоций у тебя не вызывает, одни положительные.

— Насчет положительных пока не знаю.

— Какая разница, давай работай. А то будут одни отрицательные. Когда другая его ухватит.

— Все равно о магазине я даже заикаться не буду.

— Забудь ты про магазин. Потом разберемся. С ним, скорее всего, будет больше возни, чем дохода. Ты о себе, о себе подумай. Сосредоточься-ка на Турове.

— Чтобы на нем сосредоточиться, мне нужно, по меньшей мере, придумать план его юбилея. Иначе даже не будет повода ему позвонить.

— Наконец-то слышу разумные слова, — одобрила Алла. — Вот и придумай, позвони, встреться.

— Без тебя знаю, что мне делать.

— В этом я как раз сомневаюсь, — одобрение в ее голосе сменилось скепсисом. — Прямо чувствую: если отпустить тебя на самотек, проморгаешь мужика.

Мое терпение начало иссякать.

— Если ты будешь так его навязывать, мне точно ничего не захочется.

— Тогда молчу! — испуганно воскликнула она.

— То-то же, — хмыкнула я и с удовольствием положила трубку.

Уже устроившись в постели и закрыв глаза, я вдруг осознала, что Алкины старания даром не прошли. Она сумела пробудить во мне интерес к Турову. Надо завтра ему позвонить. А что, если я в самом деле ему приглянулась?

И утром мысли о Турове меня не оставили. Придя на работу, я первым делом начала продумывать варианты его торжества. Идея с детским днем рождения казалась мне симпатичной, однако таила в себе множество трудностей. Будь я уверена, что большинство гостей Турова окажутся такими же прикольными, как он сам, задача сильно упростилась бы. Но ведь почти наверняка соберется куча солидных и серьезных дядек и их амбициозных жен. И если я пережму с юмором, они как пить дать обидятся. Без элемента шока мне точно не обойтись, но его следует обязательно компенсировать тактичным и одновременно изящным переходом к пышному торжеству.

Я набрасывала план за планом, и все они мне не нравились. Никак не удавалось нащупать верный нюанс, который все расставил бы по своим местам. К тому же ужасно раздражал телефон. Вернее, два телефона. А Мавра еще призывает меня завести второй мобильник!

— Слушаю, — жалобно простонала я.

— Какой-то голос у вас невеселый, Глафира, — раздался в ответ встревоженный баритон.

Туров! Легок на помине. Я обрадовалась, но почти тут же разозлилась. С чего, собственно, радоваться? Он сейчас спросит, как дела с его юбилеем, и я буду вынуждена признаться, что пока не могу придумать ничего путного. Великолепно! Небо в алмазах!

— У вас что-то случилось?

— Да нет, в общем-то, все нормально, Никита Сергеевич.

— Во-первых, Никита, а во-вторых, по-моему, не совсем нормально.

— Не обращайте внимания. Просто плохое настроение, — ляпнула я.

— Тогда предлагаю срочно его поднять.

— Каким образом?

— Самым лучшим и традиционным, — бодро проговорил он. — Выпить и закусить в нашем любимом ресторане.

— Пить, увы, не могу. Я за рулем. Закусить в принципе возможно. Только вот мои предложения по поводу вашего юбилея еще не до конца сформировались.

— Не беда, — похоже, мои слова его совершенно не обескуражили. — Вот встретимся и вместе поформируем. У меня тоже кое-какие идеи возникли. Давайте через часик. А еще лучше — я сам за вами заеду. Тогда можно не только закусить, но и выпить.

— Спасибо, но мне потом нужно еще ехать…

— А если это «потом» перенести на завтра? — в его голосе мне послышалось скрытое ожидание.

— К сожалению, никак. Там срочное дело.

— Ну, тогда жду вас ровно в два за нашим столиком. Договорились?

— Да, — подтвердила я и обалдело уставилась на умолкнувшую трубку.

Наш любимый ресторан. Наш столик. Что все это значит? Неужели Алка права, и он не просто заказал юбилей? А действительно, зачем ему сегодня на меня тратить время, если я без обиняков ему объявила, что не подготовилась. Ой, глупости! Просто решил поделиться своими идеями. Но тон у него был такой… дружеский, теплый, даже интимный. Нет, он явно со мной флиртует, причем, похоже, не «дежурно».

Или я выдаю желаемое за действительное? Алка мозги мне прокомпостировала, я и повелась. Да зачем я ему нужна? Если только действительно юбилей как следует провести. Ну еще, может, он обедать не любит в одиночестве, а кандидатуры лучше меня на сегодня не нашлось. Для флирта и интимных отношений мужики его возраста и положения предпочитают женщин помоложе. Помечтать, конечно, приятно. Вот он меня увидел и сразу влюбился. Но в меня даже в молодости с первого взгляда ни разу не влюблялись, так что вряд ли такое может случиться сейчас.

Подойдя к шкафу, я открыла створку и оценивающе поглядела на себя в зеркало. Сорок пять, положим, мне действительно не дашь. Выгляжу на хорошо сохранившийся сороковник, однако на тридцать и уж тем более на двадцать пять не тяну. Нет, я совсем не расползлась, подобно многим сверстницам. Держу себя в форме, и талия пока на месте. Волосы крашу регулярно, поэтому седины не видно, а цвет очень естественный, волосы густые. С кожей мне тоже повезло — до сих пор гладкая и упругая, и морщин глубоких нет. Конечно, если приглядеться, мелкие около глаз найдешь, но они и у тридцатилетних бывают. К тому же Алка всегда говорит, что на подобную ерунду мужчины внимания не обращают. Это, пожалуй, верно. Во-первых, они воспринимают нас не по частям, а целиком. Исключение — ноги или бюст. Их, если они какие-то особо выдающиеся, мужик еще способен выхватить взглядом отдельно, но и только. Остальное он берет общим планом, как бы в совокупности. А во-вторых, мужчина в пятьдесят лет мелочей вроде морщин возле глаз вообще не заметит. Теперь практически у всех после сорока дальнозоркость развивается, даже у близоруких.

Приняв поправку на дальнозоркость Турова, я вновь уставилась на себя в зеркало и осталась вполне довольна. Нет, голова от собственной красоты не закружилась, но Алка права: нужно больше себя ценить. Некоторые ведь в моем возрасте уже на бабоёжек похожи, так мне-то чего теряться. Надо пользоваться, пока есть чем. В конце концов, такие мужчины, как Туров, на дороге не валяются, а мне с ним интересно и хорошо. Да и что я теряю? Максимум заказ, если я ошиблась и он испугается моей ответной реакции. Но дела у нас сейчас идут неплохо, подумаешь, один раз лишусь процента.

— Глаша, — вывел меня из задумчивости голос шефа.

Вздрогнув, я выглянула из-за створки шкафа.

— А-а, вот ты где. Дай мне калькуляцию серебряной свадьбы. Там клиентка на проводе, что-то хочет еще добавить, а тебе не дозвонилась.

— Немудрено. У меня сегодня телефон разрывается как сумасшедший.

— Неважно. Сам поговорю. Калькуляцию, калькуляцию. — Дима нетерпеливо пошевелил пальцами в воздухе.

— Да я ее еще не делала.

Шеф смерил меня удивленным взглядом. Привык, что я составляю смету сразу, как только договорюсь с заказчиком. Но я последние два дня ни о чем не могла думать, кроме туровского юбилея.

— Тогда сделай прямо сейчас.

— Дима, никак не могу. У меня встреча с клиентом.

— Ладно. Выясню, что ей там приспичило, и велю перезвонить тебе позже. А еще лучше, сама с ней свяжись, когда сделаешь.

— Так и собиралась.

Я снова поймала на себе его недоумевающий взгляд.

— У тебя новая прическа? Очень тебе идет.

И он удалился, оставив меня в полном недоумении. С этой прической, равно как и цветом волос, я хожу уже года два. Великолепная наглядная иллюстрация, как и что в нас видят мужчины. Вопрос, почему он это заметил именно сегодня? И на комплименты наш Дима обычно крайне скуп. Выходит, что-то в моей внешности его сегодня зацепило. Или причина в том, что я только что решила изменить к себе отношение? Так быстро подействовало? Но если впечатлился даже мой начальник, который ко мне вообще никогда не питал даже намека на крамольные чувства, то как, интересно, поведет себя Туров?

Я вернулась к зеркалу. Значит, так. Приосаниться, лопатки свести, грудь вперед, живот поджать… Вот с попой не помню. Вроде бы ее тоже полагается каким-то образом поджать. Однако эта часть моего тела — не криминальная, пусть остается как есть.

Посмотрев на себя, я рассмеялась. Ну вылитый маршал на параде! Поистине, чем больше стараешься, тем хуже результат. Лучше обойдемся народными средствами. Скомандовав себе «вольно», я причесалась, подкрасилась и отбыла в ресторан.

Туров ждал меня за нашим столиком. И не просто ждал. Посредине стола красовался большой букет гиацинтов! Я невольно бросила взгляд на другие столики. Какие-то маленькие букетики оказались и на них. Но не гиацинты. Выходит, это для меня?

— Глафира, я понял, что пить вам сегодня нельзя, но любоваться цветами, надеюсь, можно? — поднялся мне навстречу Никита. — Вот я и решил… Для поправки, так сказать, настроения.

— Спасибо. Это мои любимые весенние цветы.

— Мне тоже понравились. Яркие, пахнут весной.

Гиацинты благоухали на весь столик, а у меня забилось сердце от радости.

— Что будем есть для поднятия настроения? — поинтересовался он.

«О юбилее ни слова, — подумала я. — Значит, действительно это только повод?»

Но все же Туров пригласил меня для делового разговора, и я начала:

— Знаете, кое-какие мысли по поводу вашего юбилея у меня есть.

Порывшись в сумочке, я извлекла на свет свои записи и, глядя в них, хотела продолжить, когда он перебил:

— Ой, умоляю, давайте на потом оставим. И, может, даже вообще не сегодня. Совсем настроения нет. Как вспомню, что мне скоро пятьдесят, начинаю чувствовать себя птеродактилем или динозавром. А сегодня день такой чудесный. Солнечно. Весна. Хочется чувствовать себя молодым, полным сил. И такая чудесная возможность — пообщаться с приятным человеком.

Это уже было интересно. Он не просто оттягивал разговор о делах, а давал понять, что приглашена я сегодня совсем не за этим. Или мне снова кажется, а ему просто хочется сперва пообедать и поболтать? Я отважилась на провокацию:

— Для того чтобы почувствовать себя молодым и полным сил, пригласили бы кого-нибудь помоложе, а не заморенную работой и жизнью женщину. Боюсь, я не очень хорошее средство для вашего омоложения.

— Глафира, во-первых, перестаньте кокетничать, а во-вторых, с кем-нибудь помоложе, как вы изволили выразиться, я, наоборот, почувствовал бы себя даже старше, чем есть.

— Почему?

— Потому что молодость не заразительна, а разрушительна. Только глядя на молодого человека, окончательно понимаешь, насколько ты стар.

— Никита, ваши слова звучат ужасно. Я уже чувствую себя глубокой старухой.

Он досадливо крякнул:

— Вот. Поднял, называется, человеку настроение. Хотел сделать комплимент, а в результате вышло наоборот.

— Буду великодушна и разрешу вам объяснить смысл комплимента своими словами.

— А смысл его в том, что мне с вами замечательно разговаривается и у нас очень много общего.

Видимо, я не сумела скрыть изумление. Что у нас общего? Мы с ним встречаемся второй, ну третий раз в жизни, считая Лизину свадьбу, и почти ничего друг о друге не знаем.

— Не удивляйтесь, не удивляйтесь, — продолжал он. — У нас с вами масса общего. Детство прошло в одно и тоже время и жили мы в одном и том же городе. Думаете, этого мало?

Я пожала плечами.

— Немало, — убежденно произнес он. — И юность у нас с вами общая, и зрелые годы…

— Ясно, в общем, мы с вами почти родственники.

— Не иронизируйте. Москва превратилась в настоящий Вавилон.

— Среди которого мы с вами единственные здесь родились, выросли и всю жизнь прожили.

— Некоторое преувеличение в ваших словах, конечно, есть, но в целом вы гораздо ближе к истине, чем думаете. Меня сейчас большей частью окружают люди, съехавшиеся со всех концов нашей необъятной родины. Начнешь что-нибудь при них вспоминать, а в моем возрасте уже иногда начинает одолевать ностальгия по молодым годам, так вот, ударишься в воспоминания, а в ответ — никакой эмоциональной поддержки. Я сперва удивлялся. Жили вроде в одной стране, ан нет: многое у нас было разным. До смешного: помните, хлеб был такой черный — «Орловский» назывался. Кирпичиком, с масленой корочкой. Вкуснейшая вещь, между прочим. А где-то, кажется, в конце восьмидесятых исчез. Кому он помешал? Хлебозаводы, на которых его выпускали, до сих пор есть, а хлеб отошел в область предания. А самое-то интересное, что и в прежние времена его оказывается нигде, кроме Москвы, не было.

— Помню. Я тоже его очень любила. — Я вдруг почти ощутила на языке вкус «Орловского». — А еще был такой круглый — «Столовый». Круглый, правда, и сейчас есть, только вкус у него совершенно другой.

— И от «Бородинского» нынче одно название, — скорбно проговорил Туров.

Я усмехнулась:

— Никита, можно подумать, мы с вами сидим не в одном из лучших ресторанов Москвы, а в голодающей губернии. Кто бы со стороны послушал.

— Зато единение налицо, — иронично откликнулся он. — Видите, я всего лишь два сорта хлеба упомянул, а какая у вас эмоциональная реакция! А будь вы на пятнадцать лет моложе или из другого города, сейчас в лучшем случае вежливо мне поддакивали бы. Знаете, даже у мороженого в разных городах был разный вкус. Например, эскимо за одиннадцать копеек в Москве это совсем не то, что эскимо за одиннадцать копеек в Ялте.

— И сама Ялта теперь, между прочим, уже заграница, — добавила я.

— Никак не могу привыкнуть. Меня все детство туда возили. До сих пор воспринимаю ее как родной город.

— И Ялту, и вообще Крым. — Я вполне разделяла его ностальгию.

— Вас тоже туда возили? — Он просиял.

— Всего один раз. Но, наверное, именно потому так ярко запомнилось.

— А куда именно?

— Куда-то под Ялту. Зрительных и эмоциональных впечатлений полно, а вот название поселка забыла. И спросить теперь не у кого.

— Моих родителей тоже уже нет. — Помолчав, он с задумчивым видом продолжал:

— Представляете, папа мой умер в сорок семь лет. Моложе чем я сейчас! А мне он казался солидным, пожилым человеком. Совершенно себя таким не ощущаю.

— Ой, у меня то же самое. Мама была такая строгая, я всегда ее побаивалась. Мне даже в голову бы никогда не пришло с ней на равных общаться: непреодолимая возрастная дистанция. Чтобы я могла с ней поговорить, как сейчас Сашка со мной! Да никогда! А уж выговаривать ей, как Мавра мне, — даже в голову не пришло бы. Это было просто невозможно.

— Похожее ощущение, — покивал Никита. — Дома отец и мать были полными хозяевами. Мои суждения и взгляды на мир их вообще не интересовали и в расчет не принимались.

— Полная диктатура, — хмыкнула я.

— Именно, — подтвердил он. — Любящая, но диктатура. Видите, и тут мы друг друга понимаем.

— Как странно, — поневоле вырвалось у меня. — Действительно у нас много общего.

Он посмотрел мне в глаза.

— Ничего странного. «Встретились два одиночества».

Я вспыхнула. Что еще за намеки? Он, как ни в чем не бывало, задумчиво продолжал:

— В этом городе почти каждый по-своему одинок. И очень трудно встретить человека, с которым говоришь на одном языке. Ой! — скорчил он извиняющуюся гримасу. — Что-то меня на лирику потянуло. Обещал вам настроение поднимать, а сам…

— Никита, вы мне подняли настроение, — перебила я.

— Правда? — Уголки его губ вздернулись, лицо неожиданно сделалось лукавым. — В таком случае, может, перейдем к делу?