V
Домой Ирина вернулась в отвратительном настроении. Последней каплей стал отъезд Марлинского в гостиницу с Мариной. Настя хотела отвезти его сама, но он сказал:
— Что вам зря ночью мотаться по городу. До дома отсюда рукой подать. А Марине по дороге.
С каким торжеством поглядела Марина на Иру и Настю! Мол, что ни делайте, а ночь все равно моя! Конечно, не Ирино дело, с кем проведет ночь Давид, однако неприятный осадок в душе остался. Да и Марлинский явно чувствовал себя неловко. Суетливо попрощался и поспешил запрыгнуть в Маринину машину.
Настя свирепо захлопнула дверь своей машины и, ударив ладошкой по рулю, воскликнула:
— Ненавижу эту бабу! Глупая! Серая! Прилипла к отцу, как банный лист! И что ему в ней понравилось? Неужели не мог себе найти кого-то получше! Вокруг полно достойных женщин. И собой хороших! И умных! И его бы боготворили! Так нет! Связался с охотницей за кошельками! Главное, в тираж уже вышла! Посмотреть не на что! А туда же лезет!
У Иры Марина тоже не вызывала симпатии, однако она с ней была практически незнакома и справедливости ради сказала:
— Может, она его любит…
Настю подбросило на сиденье.
— Любит? Да что вы, сами не видите? Кого такая может любить? Не-ет, у нее совершенно другой интерес. А отец, как назло, последнее время в Москву зачастил, и эта Маринка вокруг него крутится. Каждый раз надеюсь, что она за время его отсутствия другого себе найдет, так ведь нет. Желающих не находится. Больше всего боюсь, как бы он ее с собой не взял.
— Ну, он говорит, она человек полезный. Наверное, действительно ему помогает.
— Себе она помогает, — процедила сквозь зубы Настя. — Да ну ее. Надеюсь, само рассосется. Не такой же мой папа дурак.
Разговор с Настей отнюдь не улучшил Ириною расположения духа. Теперь она окончательно убедилась, что на концерт была приглашена лишь из вежливости. Плоха там Марина или хороша, но место возле Марлинского сейчас занято, и занимать очередь среди претенденток Ира не собирается. Тем не менее волнами накатывала обида. Ира пыталась прогнать ее от себя. Ведь ни на что, собственно, и не рассчитывала. Однако горечь не отпускала. Будто что-то блестящее, сияющее огнями, праздничное пронеслось мимо и, ослепив, скрылось, оставив ее стоять в сумерках. И чем настойчивее Ирина пыталась себя убедить, что совершенно спокойна, тем явственнее разрасталось в душе разочарование — тяжелое, как булыжник, и ледяное.
Нет, хватит думать об этом. Она просто забудет Марлинского и станет жить, как прежде. Тоже, в конце концов, не так плохо.
До сих пор собственная жизнь ее вполне устраивала. Подумаешь, не получилось семьи! Она давно уже с этим смирилась и даже находила определенные преимущества. Дома сама себе хозяйка. Нет необходимости терпеть чужие привычки, ломать себя в угоду желаниям другого человека, поступаться ради него собственным временем и собственными интересами. Это не столь уж легко и просто, даже когда человек любимый. А если не очень любимый или вообще нелюбимый! Сколько ее знакомых живут с мужьями или по инерции, или потому, что боятся детей без отца оставить, или имущество делить неохота. Иру подобная совместная жизнь совершенно не привлекала. Уж выходить замуж, так по большой любви, которой в ее жизни так и не случилось. А если так, то зачем? Она хоть одна, зато в согласии с собой.
В жизни Ирины были и романы, и даже один недолгий гражданский брак. Пару лет они прожили вместе, затем решили разъехаться, но еще какое-то время ходили друг к другу в гости. Со временем отношения становились все менее близкими, и в результате совсем сошли на «нет». До загса они так и не добрались, да никто по этому поводу и не страдал. Было, прошло и умерло.
В своей жизни Ира, конечно, не раз влюблялась, однако такого чувства, когда хочется раствориться в любимом, намертво вцепиться в человека, чтобы никогда больше от себя не отпускать, у нее не было. И ее так тоже никто никогда не любил. Ни для одного мужчины она не становилась надолго единственной.
Всю юность и молодость Ирина, разумеется, мечтала об этом. Вот встретится он — единственный и неповторимый, ее половинка… Но юность прошла, и молодость кончилась, а с ней и вера начала увядать. И однажды Ирина решила, что, видимо, ей не дано. И ушло непременное ожидание счастья, оставив после себя холодный ветерок в душе. Зато жить стало спокойнее. Все окончательно разложилось по знакомым и привычным полочкам: работа, подруги, родственники… Да и за сорок уже. Поздно ждать принца на белом коне.
Сняв сапоги и повесив плащ, Ирина достала из сумочки телефон. Шесть непринятых звонков, и все, разумеется, от Дарьи. Позже, после того, как концерт кончился, звонила каждые двадцать минут. А Ира как отключила перед концертом звуковой сигнал, так больше о телефоне и не вспоминала.
Экран засветился. Опять Дарья!
— Да дома я уже, дома, — проговорила в трубку Ирина.
— Почему не подходишь? Я вся извелась! Куда исчезла! — выпалила подруга.
— Только что из ресторана вернулась.
— Марлинский пригласил? — захлебнулась от восторга Дарья. — Значит, все-таки клюнул!
— Оставь иллюзии, — сердито оборвала ее Ира. — Там, кроме меня, собралось еще полно народу.
— Да-а? Но пригласил-то тебя хоть сам?
— Он и Настя.
— А потом проводил? — Дарья словно нарочно резала по живому.
— Нет. С Настей доехали.
— А он?
— Уехал с любовницей в гостиницу!
— У него любовница? Официальная?
— Не знаю, насколько официальная, и даже на сто процентов не уверена, любовница ли, но про них сплетничали, а я случайно подслушала. Факт тот, что она старается постоянно быть рядом с ним и явно претендует на роль любовницы, а вероятно, даже на большее.
— Ух ты!
— А ты полагала, такой мужчина без женского внимания окажется?
— Да я вообще ничего не полагала. Ждала, что ты расскажешь. Интересно-то как! На ужине какие-нибудь знаменитости с вами были?
— Скорее, люди, широко известные в узких кругах. Ни мне ни тебе их фамилии ничего не скажут.
— А я-то за тебя радовалась. Думала, в кои-то веки в высшем свете повертишься.
— Нет, вечеринка была вполне домашней. Для своих.
— Тоже неплохо. Ты пойми: выходит, он тебя включил в свой узкий круг. С такого трамплина, подруга, можно и прыгнуть.
— На самом деле ничего никакого значения не имеет. Он послезавтра улетает в Европу.
— Дура ты, Ирка. Улетит — прилетит. Не навечно ведь.
— К тому времени, когда прилетит, о моем существовании вообще забудет. Да и на этот раз пригласил меня в основном из-за Насти. Так что успокойся, Даша, остынь. Продолжения не намечается. Сходила на хороший концерт, и ладно.
— Ой, что-то ты не в настроении. Подозреваю, зацепил он тебя.
— Еще одно слово, и мы поссоримся.
— Молчу, молчу, — торопливо проговорила Дарья. — Закрыли тему. Будем считать, что я ошиблась. Живем дальше и радуемся баз Марлинского.
Минуло два дня. Ирина, встретив Настю, узнала, что Марлинский улетел. Не позвонил, не попрощался. Выходит, ему действительно нет до нее дела. До такой степени нет, что даже вежливости не требуется. Пригласил на концерт, ответил на гостеприимство, и кончено. Она понимала: нет у нее никакого права на него обижаться. Не за что. Они с Марлинский друг другу никто. Совсем чужие люди. И ни единым словом он ее не обидел. Не давал никаких обещаний. Появился и должен был исчезнуть, однако почему-то никак не исчезал.
Ирина то и дело ловила себя на том, что вспоминает его. Улыбку. Глаза. Седую гриву. Заразительный смех. Острый профиль. Руки с тонкими сильными пальцами. Это было как наваждение. Он являлся перед ее мысленным взором везде и всюду. И чем старательнее она гнала мысли о нем, тем чаще они возникали.
Даша, соблюдая конвенцию, о Марлинском больше не заговаривала, и Ирина теперь жалела, что они об этом договорились. Теперь ей даже хотелось поговорить о Давиде. Гордость, однако, мешала первой нарушить установленное табу. Оставалось надеяться, что Дашка первой не выдержит. Но та по-прежнему молчала, вероятно чувствуя себя виноватой. Заронила Ирине в сердце напрасную надежду!
Но время шло. Жизнь вернулась в привычную колею. Дом, работа, родители, племянники. С Настей Ирина почти не сталкивалась. Только несколько раз издали видела, как та садится в машину. Приближался Новый год. Дашка звала Ирину к себе.
— Ну что ты опять с родителями будешь сидеть, — убеждала она подругу. — Они у тебя уже старенькие. Отметят — и на боковую. А ты останешься одна перед телевизором куковать, как в прошлый раз. Навестишь их второго. Какая им разница. Ты и так у них каждую неделю бываешь. А я собираюсь кучу гостей пригласить. С маскарадом. Чтобы все костюмы себе придумали. Ты, кстати, тоже думай. В шарады поиграем. Потанцуем. Оторвемся по полной программе. Вылезай, Ирка, из собственной скорлупы.
— Да у тебя, наверное, все парами будут.
Ира знала: в гостях, где собрались семейные пары, собственное одиночество ощущаешь особенно остро.
— А вот и не угадала. Не все парами, — с загадочным видом проговорила Дашка.
— Понятно. Опять решила меня кому-нибудь сосватать. — Ире совсем расхотелось идти.
— И снова не угадала! К нам придут только две женатые пары. А еще приглашены ты и целых два холостых мужика. Один вдовец, другой разведенный. Оба знакомые моего дурака по бизнесу. Причем вдовец прибудет с собственной родной сестрой — тоже незамужней. — В Дашкиных зеленых глазах блеснуло торжество. — Ну как тебе, подруга, такой расклад?
— Ясно, — кивнула Ирина. — Мне предназначается вдовец?
— Ничего тебе не предназначается. На месте разберетесь. Для меня главное, что ты комплексовать не будешь как единственная незамужняя.
— Я не комплексую. Просто не люблю, когда меня сватают. Идиотское ощущение.
— Так вот, тебя никто сватать не будет. Понравится — познакомишься и возьмешь. Не понравится — дело хозяйское.
Иру разобрал смех:
— Дашка, а ты не боишься такой ситуации: вдруг нам с сестрой вдовца обеим разведенный понравится. Тогда мы с ней подеремся и весь праздник тебе испортим.
— Ну, на твой счет я спокойна, — ничуть не смутили ее предостережения Дарью. — Ты драться за мужиков никогда не умела. А подеретесь — тоже развлечение. Мне главное, чтобы на моего дурака не покушались. Не отдам.
— Артур как мужчина не в моем вкусе. А вот вдовице ведь может понравиться.
— Она не вдовица, а сестра вдовца. А если на моего дурака глаз положит, это будет последний Новый год в ее жизни. Ну так договорились? Придешь?
— Я постараюсь. Если родители согласятся.
Даша негодующе всплеснула руками.
— Ты, никак, отпрашиваться у них собираешься.
— Да не в том дело. Если никто, кроме меня, к ним встречать Новый год не придет, получится, будто мы их бросили.
Однако, к немалому удивлению Иры, родители, узнав, что она собирается к Даше, даже обрадовались.
— Правильно, Ириша, конечно, иди, — поддержала мама. — Мы все равно с отцом президента послушаем, шампанского под куранты выпьем — и спать. А твое дело молодое. Гуляй. И без того все одна да одна.
Тридцатого вечером к ней заглянула Настя.
— Ирочка, я буквально на минутку. Только что с самолета. В Австрию к папе летала на Рождество. Привезла вам от него подарок. Он велел обязательно вручить до Нового года.
Она протянула ей большую коробку.
— Ой, что вы! — смутилась Ирина.
— Я — совсем ничего. Целиком и полностью папина инициатива. А устно вам от него еще огромный привет. И пожелание удачи в новом году.
— Прямо не знаю, как мне его теперь отблагодарить, — продолжала смущаться Ирина. — Вот уж неожиданность так неожиданность.
— Могу вам дать его телефон. Запишите. — И Настя продиктовала номер. — Этот у него всегда включен. В любое время дня и ночи, — уточнила она. — А теперь, извините, побежала отсыпаться.
— Конечно, конечно, бегите.
Ира еще какое-то время простояла в прихожей, изумленно разглядывая коробку, обернутую в подарочную бумагу с изображением рождественских колокольчиков. Надо же! Вспомнил! Прислал подарок! Или Настя ему напомнила из своих каких-нибудь соображений? Ну хоть в пику Марине. Кстати, она, интересно, тоже на Рождество к нему ездила? Ира не прочь была бы узнать, но не спрашивать же у Насти. Если только сама случайно расскажет.
При воспоминании о Марине радость от подарка несколько померкла. Нет, все равно, конечно, приятно, особенно если Марлинский сам о ней вспомнил.
Пройдя на кухню, Ирина поставила коробку на стол и разорвала обертку. Как она и предполагала, коробка конфет. Тоже с рождественской картинкой: Санта-Клаус на санках, с оленьей упряжкой. Очень приятно и красиво, но весьма нейтрально. Вполне вероятно, Настя сама купила и сказала, что от папы. Хотя ей-то зачем? Кстати, и телефон отцовский дала. Значит, он, по крайней мере, в курсе, даже если конфеты и дочь покупала.
А вообще, очень кстати. Ира решила взять с собой коробку к Даше на Новый год. Хорошими конфетами ныне, понятно, никого не удивишь, но эти — необычные. В Москве таких не продают. Вот только пришло же подруге в голову затеять маскарад! А Ира оставила решение с костюмом на последний момент. Недосуг было раньше. Зачеты у студентов принимала.
Накануне праздника она вытряхнула на диван содержимое шкафа и задумалась. Что из этого можно с наименьшими потерями превратить в маскарадный костюм? Стать знойной испанкой? Многоярусная яркая юбка в наличии. Вместо шали вполне сгодится черный павлово-посадский платок в алую розу. Хорошо бы еще льняную белую крестьянскую блузу, но таковой у нее не было. Не страшно. Есть белая майка. А сверху — черный жилет. Если еще дополнить наряд длинными бусами и серьгами-кольцами, получится эдакая испано-цыганка. И под это еще — черные сабо.
Ира, быстро переодевшись, подвела посильнее глаза и губы и осталась вполне довольна достигнутым эффектом. Вот еще бы черный парик. Глаза-то у Иры карие, а волосы светловаты. Темно-русые. На жгучую испанку не тянут. Парика, однако, нет. Никогда не носила. Ира в азарте даже подумала, не перекраситься ли, но все же на столь кардинальное изменение не решилась. Новый год пройдет, а ей сколько потом брюнеткой ходить? Или жди, пока волосы отрастут, или снова изволь перекрашиваться.
Тут она вспомнила! Жена брата одно время черный парик носила. Может, он у нее сохранился? Минуту спустя выяснилось, что действительно сохранился, и племянник обещал завтра утром завезти. Вопрос с костюмом решен. Теперь надо позвонить Марлинскому — поблагодарить за презент и поздравить с наступающим Новым годом.
Уже взяв телефон, Ирина заколебалась. Может, лучше завтра? Хотя вдруг закрутится, забудет. Неудобно получится. Давид решит, будто Настя ей ничего не передала. Ирина, затаив дыхание, медленно набрала номер. Сейчас ее тревожило лишь одно: только бы Марина не взяла трубку!
