Эта стадия поэтики (другие именования этой стадии — нетрадиционалистская, неканоническая, индивидуально-творческая) утверждается во второй половине XVIII в. в литературах Европы и в ХХ в. в некоторых восточных литературах [Бройтман С.Н., 2001].

Каждая из стадий развития литературы реализуется в таких основных понятиях: автор и герой, слово и образ. На протяжении нескольких тысячелетий развитие поэтического образа по мере развития человеческого сознания шло от стадии синкретизма (неразрывности, единства человека и природы) к стадии эйдетической поэтики (комплекс «идея–образ»), на которой слово выступало как посредник между человеком, Богом и миром и «вещало» от лица истины. Для этого был создан особый, искусственно украшенный «риторический язык» для обслуживания ритуалов, культовых обрядов, общественного красноречия, общения в высших слоях общества — язык, оторванный от практической жизни. Примеры тому в российской поэзии — оды М.В. Ломоносова и Г.Р. Державина.

Со второй половины XVIII в. в поэзию буквально врывается прозаизм — «простое слово», живой язык, который описывает конкретную ситуацию, реальное психологическое состояние. При этом, отмечает М.М. Бахтин, акцент общения переносится с отношений надличностных — на межличностные [Волошинов В.Н., Бахтин М.М., 2000]. Так в литературе начинается эпоха художественной модальности, раскрывающая уникальность личности, ее неповторимость, самоценность, ее отличие от других. Уже одним названием стихотворения «Я и Вы» противопоставляет себя Николай Гумилев обществу «залов и салонов»:

Да, я знаю, я вам не пара,

Я пришёл из иной страны,

И мне нравится не гитара,

А дикарский напев зурны.

<…>

Я люблю — как араб в пустыне

Припадает к воде и пьёт,

А не рыцарем на картине,

Что на звёзды смотрит и ждёт.

(Н. Гумилев)

Природа, объекты и явления которой использовались для создания условного поэтического образа по сходству, становится живой буквально:

Есть радость у огня.

Есть муки у железа.

Есть голоса у леса...

Всё это — про меня.

В моём пустом дому —

Большое ожиданье,

Как листьев оживанье

Неведомо к чему.

(Б. Окуджава)

Словарь определяет понятие модальность (лат. Modus — способ, вид) как способ, вид бытия или события; элемент некоего конечного множества; модальный — обусловленный обстоятельствами; модальность… ничего не прибавляет к содержанию суждения… а касается только значения связки по отношению к мышлению вообще [Модальность. Словарь]. Из определения «обусловленный обстоятельствами» видно, что данное понятие может трактоваться неоднозначно и является спорным.

С.Н. Бройтман определяет поэтическую модальность как отношение образных языков, создающее особую художественную реальность, которая не может быть понята однозначно [Бройтман С.Н., 2001, с. 58]. В художественной модальности образ, создаваемый автором (замысел автора), чем-то сходен с действиями Комнаты в Зоне из кинофильма «Сталкер», исполняющей только самые сокровенные желания [Стругацкий А., Стругацкий Б., 1979]: никто не знает истинного смысла этого образа, может быть, и сам автор, как никто не знает и своих самых сокровенных желаний…

Для поэтики художественной модальности необходима возможность «высказывания с установкой на выражение» [Якобсон Р.О., 1987], выбора языка — простого, свободного слова, обладающего эстетической автономией, что превратило слово не только в изображающее, но и изображенное. Для появления такой возможности должно было произойти «раздвоение» автора-героя, его несовпадение — в ходе повествования — с собой, его преобразование из объекта изображения — в субъекта, чтобы иметь возможность оценить свои действия даже в тех случаях, когда рассказ ведется не от первого лица. Возникает пара «автор — герой», к которой затем присоединяется и третье лицо — читатель со своей оценкой.

В результате «слово, которое для героя — способ изображения, для первичного автора еще и предмет изображения, а потому оно начинает обращаться на себя, разыгрывать себя, становиться стилистически трехмерным, то есть включающим: 1) предмет; 2) его отражение; 3) отражение этого отражения, или образ образа», «отношение слова к слову» [Бройтман С.Н., 2001, с. 46]. Повествование обращается к воображению читателя, опирающегося на его опыт, на его представление о мире.

Все эти особенности хорошо видны в стихотворении Р. Бернса «Новогодний привет старого фермера его старой лошади» (1786), где герой обращается к «верному другу», с которым они прожили вместе три десятка лет:

Привет тебе, старуха-кляча,

И горсть овса к нему в придачу.

Хоть ты теперь скелет ходячий,

Но ты была

Когда-то лошадью горячей

И рысью шла.

Не цитируя все достаточно длинное стихотворение, приведем еще последние три строфы:

Утомлены мы, друг, борьбою. Мы все на свете брали с бою. Казалось, ниц перед судьбою Мы упадем. Но вот состарились с тобою, А все живем!

Не думай по ночам в тревоге, Что с голоду протянешь ноги. Пусть от тебя мне нет подмоги, Но я в долгу —  И для тебя овса немного Приберегу.

С тобой состарился я тоже. Пора сменить нас молодежи И дать костям и дряхлой коже Передохнуть

Пред тем, как тронемся мы лежа

В последний путь.

(Р. Бернс, пер. С. Маршака)

С этой лошадью связана вся семейная жизнь героя: «Когда я стал встречаться с милой, тебе всего полгода было». Потом настал день, «когда, танцуя/И щеголяя новой сбруей,/Везла со свадьбы молодую/Ты к нам домой./Как любовался я, ликуя,/В тот день тобой!». Вспоминая совместно прожитую жизнь, фермер часто использует местоимение «мы», подчеркивая их общность и истинность дружбы. И за содержанием обращения, отражая их отношения, встает образ надежного человека, который в беде друга не бросит.

И еще один короткий штрих, характеризующий героя: даже сейчас, спустя тридцать лет, жену свою он называет «милой».

Но слова, которыми пользуется герой-личность, — это еще и предмет изображения, «образ образа»: честно и достойно прожитая жизнь, в которой мы боролись, не сдались, и поэтому спокойно готовимся к своему последнему пути.

Как уже отмечалось выше, в исторической поэтике анализ развития поэтического образа идет как констатация фактов, в отрыве от остальных процессов, происходящих в человеческом сообществе, хотя вербальное творчество — это элемент системы «культура». Так, констатируя развитие поэтического образа в эйдетической поэтике как следствие развития человека, в результате которого вырабатываются аналитические процедуры мышления и новые принципы образного сознания, его познания себя и формирования как личности, причины этого развития опять не указываются. А причины, с позиций функционально-системного подхода, скрыты в еще двух взаимосвязанных элементах системы «сообщество»: рост объема знаний наук, особенно естественных (что ведет к повышению общего уровня образования населения) и соответствующее развитие экономики (особенно сфер производства), требующее от ее работников развития мышления (аналитического) и воображения (образного сознания) [Меерович М.И., 2011]. Так что не случайно совершившееся к тому времени преобразование эстетического сознания и начало стадии поэтики художественной модальности (в Европе — вторая половина XVIII в.) как результат появления новой модели мира совпадает с началом промышленной революции.

Отделение (на принципе различения, личности от мирового единства, которое в эйдетической поэтике привело к зарождению тропов) продолжается по мере ускоряющегося темпа развития всех сфер жизнедеятельности социума и приводит в поэзии к трансформации простых синкретических форм в метонимические и метафорические тропы. Отмечая эту эволюцию, С.Н. Бройтман указывает, что в метафорических тропах, где признаки одного предмета переносятся на другой на основании какого-либо сходства между ними, древний синкретизм превратился в простое сходство. В метонимических тропах, где основанием переноса значения становится наличие каких-либо отношений («смежности») между предметами, древняя буквальная сопричастность стала простой связью [Бройтман С.Н., 2006, с. 9].

С позиций ТРИС появление различных форм тропов — это разрешение очередного противоречия «упростить язык и при этом усложнить смысл, сделать его более объемным», возникшего в поэтическом творчестве как элементе культуры развивающегося социума. Разрешалось оно уже указанным способом — изменением принципа действия системы — и выступает как очередной этап развития поэтических образов, создаваемых поэтическим воображением. Технологически (в терминологии ТРИС) [Меерович М.И., 2005] это происходит за счет:

1) объединения разнородных элементов в бисистемы («овдовевшая лазурь» у А. Фета [31], «осколок памяти» у К. Симонова [27], «позванивает тишь в июльский колокольчик» у В. Вихорева [8]);

2) устранения элементов, выполняющих вспомогательные функции («дул север» у А. Фета [32]);

3) объединения альтернативных свойств («концентрированная размазанность» [Меерович М.И., Шрагина Л.И., 1997]);

4) объединения системы с антисистемой («Я славлю ту разлуку,/Что связывает нас» [Б. Окуджава]).

Подведем итоги проведенного анализа.

Появление поэтического образа как искусственной системы вызвано потребностью человека в эстетическом общении с природными объектами, другими субъектами и собственным внутренним миром.

Создание поэтического образа осуществляет поэтическое воображение субъекта как процесс отбора и синтеза элементов-слов, его составляющих, в целостный образ. При этом повышение смыслоемкости поэтического образа идет в направлении повышения уровня его управляемости за счет развития поэтического воображения.

В целом развитие поэтического образа идет в направлении повышения уровня его идеальности — повышения смыслоемкости (с точки зрения потребности человека) как результат развития поэтического воображения: от нерасчлененной целостности человека с природой (стадия синкретизма) через отрыв слова от действительности (стадия эйдетической поэтики) до отношения образных языков, создающих особую художественную реальность, которая не может быть понята однозначно (поэтическая модальность) и соответствует первому закону идеологии ТРИС.

Появление новых стадий и их содержание соответствуют третьему закону идеологии ТРИС: исчерпав возможности своего развития, предыдущие стадии системы входят как элемент в новую, последующую систему, что отчетливо видно на примерах различных форм параллелизма и тропов.

Развитие поэтического образа внутри каждой стадии также происходит в соответствии с первым законом идеологии ТРИС: в синкретизме — от нерасчлененности до тропа, в эйдетической поэтике — от идеи-образа до прозаизма, в поэтической модальности — от одноголосого слова к отношению образных языков. А повышение функциональности поэтического образа идет в соответствии с группой законов развития систем за счет устранения «вспомогательных» элементов — устранения высокопарных и лишних слов, перенесения признаков с эпитетов и определений (прилагательных) на само понятие, и т.д. [Меерович М.И., Шрагина Л.И., 1997, 2008].

Это позволяет нам рассматривать поэтическое воображение — продукт социокультурного развития человечества — как искусственную систему.