Глава 5

Как обычно, практически – ежегодно и не в одном месте, совершались набеги на Русь? Первым делом людоловский чамбул плотной массой прорывался сквозь казачьи заставы в места, заселенные земледельческим населением. Задержать их при этом мог только большой конный отряд, но откуда же ему было взяться? Граница велика, когда и каким путем отправятся людоловы на свой промысел – угадать было сложно. Наиболее удобные направления для вторжения конных масс в России перекрывались крепостями и конными сотнями дворян. Но прекрасно знавшие степь и прилегающие к ней территории татары обычно находили щелочку. А в Речи Посполитой и подобные охранные мероприятия предпринимались в крайне недостаточной степени.

Каждый налетчик брал с собой лук, двадцать стрел, саблю или дубинку и много сыромятных ремней для связывания добычи. Шли в набег минимум на трех лошадях, часто и на пяти-шести. Захромавших или приболевших коней закалывали на еду. Подавляющее большинство людоловов не имело даже примитивных тегиляев, потому что к серьезному бою не готовились изначально. Так уж получилось, но к семнадцатому веку кочевники Причерноморья максимально облегчились, избавившись от имевшихся у предков доспехов и тяжелого оружия, зато приобрели необыкновенную легкость и трудноуловимость.

Обычно, достигнув районов расселения земледельцев, чамбул рассыпался на множество мелких отрядов, прочесывавших местность в поисках добычи. Наткнувшись на серьезное сопротивление, татары немедленно уходили прочь, бросая добычу, которую трудно было транспортировать не на коне. Они шли грабить, а не воевать. Да и не могли ногаи, составлявшие более девяноста процентов людоловов, драться на равных ни с кем из соседей. Их специализацией было людоловство. Блестяще организованная разведка помогала им избегать стычек с вражескими всадниками, ведь победить у них был шанс только при огромном численном преимуществе.

Это не значило, что они бросали все и бежали, встретив тех же казаков или польских драгун. Нет. Часть уводили в полон, остальные принимались кружить вокруг врага, осыпая его стрелами. Скорострельность лука на порядок выше, чем огнестрельного оружия семнадцатого века, и на врага сыпался дождь из стрел. Причем стрел, направленных умелой рукой. При кажущемся неопытному глазу хаосе подобного кружения достигнуть такой согласованности действий могли только уверенные в своих силах, много тренировавшиеся всадники. Однако в случае, когда враг прорывался сквозь обстрел, ногаи были обречены. Их малорослые, невероятно выносливые лошади не могли сравниться с любыми другими в скорости и мощи. Если в степи догнать татарина было почти невозможно, то на поле боя ему было сложно оторваться от близкого противника. Попав под удар русских дворян или черкесских уорков, татары теряли порой больше половины всадников.

Захватив селянскую семью, ногаи тут же производили отбор. Стариков и малышей немедленно убивали. На рабских рынках они почти ничего не стоили, а дорогу переносили плохо. Мужчин и подростков связывали. По возможности утаскивали всех верхом, так легче убежать, если удавалось ограбить хуторок, все мало-мальски ценное грузилось на селянский воз и под присмотром ногая везлось кем-то из гонимых в рабство. Особую ценность представляли незамужние девушки. Их увозили только на лошадях, стараясь сохранить во что бы то ни стало. Для нищего пастуха даже мизерная часть цены продаваемой в гарем была большими деньгами.

Собственно, крымские татары в набеги ходили редко. Разве что когда бунчук поднимал сам хан или его наследник, калга. Тогда на врагов двигалась масса из сорока-пятидесяти тысяч человек и сотен тысяч лошадей. Противостоять им могло лишь немалое войско, которое еще надо успеть собрать и выдвинуть навстречу набегу, что очень нелегко. Повторюсь, боя людоловы тщательно избегали. Но большие походы были не так уж часты.

Да и вообще, крымские татары в большинстве своем в набегах были заинтересованы только косвенно – благодаря людоловству они получали дешевых рабов и жен. Поэтому ходили в набеги ногаи. Периодически они попадались врагам и уничтожались. Но это мало кого, кроме их самих, волновало. На смену одним вырезанным казаками или дворянами ногаям из азиатских степей приходили другие, выталкиваемые оттуда голодом или врагами.

Награбив, чамбул уходил в степь, виртуозно путая следы. Здесь им, особенно буджакским ногаям, не было равных. Яворницкий описывает некоторые из уловок по заметанию следов в первом томе своей «Истории запорожских казаков», не буду повторяться. Да и место ли для подобных, весьма пространных отступлений в романе? Впрочем, нагруженным добычей, им было передвигаться куда трудней, чем налегке, и именно при возвращении они чаще всего попадали под удары врагов. Большинство вырученных из полона спасли от рабства в сходных обстоятельствах, отбив при угоне.

Те же, кому не повезло, следовали дальше, на рабские рынки. Сначала крымские, самый крупный в Кафе, потом османские. Девушки в гаремы, мужчины – на каторги. Османы считали, что именно наши предки наиболее подходили для гребли на их боевых галерах. Каждый год тысячи уводились людоловами в рабство. Иногда – десятки тысяч, в самые страшные годы, например при сожжении Москвы Девлет-Гиреем, в рабство могли попасть и сотни тысяч. КАЖДЫЙ ГОД ЛЮДОЛОВЫ ОПУСТОШАЛИ НАШИ ЗЕМЛИ.

Когда Аркадий попал в прошлое и стал там осваиваться, первой его идеей, к счастью, не высказанной вслух, была мысль о необходимости тотальной зачистки всех татар и ногаев. То, что он помнил из истории, давало для этого увесистейшие основания, да и рассказы вернувшихся из Крыма в двадцать первом веке приятелей настраивали его на откровенно враждебный к татарам лад.

«Геноцидить под корень!» – думал он тогда. Однако, начав знакомиться с реалиями жизни казаков, был весьма поражен большим количеством среди них татар. У запорожцев они в обязательном порядке крестились, а у донцов так и мусульман хватало. Разве что больших постов им не доверяли, главный на Дону атаман, также татарин, был христианином.

Не успел попаданец толком оглядеться, как одним из ближайших его друзей стал татарин. Точнее – ногай, зато из высшей знати – дед Срачкороба руководил всей буджакской ордой и был силистрийским пашой. Хоть они ушли от своих, многим вряд ли понравилось бы тотальное уничтожение их родственников. Следовательно, пришлось бы учитывать возможность предательства… да и вырезаемые наверняка приложили бы все усилия, чтобы прихватить на тот свет побольше уничтожителей. При незначительности казачьей популяции даже полная победа для них одновременно стала бы и окончательным поражением. Нужно было искать другой выход.

Увы, но для нарождающейся державы казаков соседство с татарами и ногаями было приговором. Набеги кочевников не давали ни малейшего шанса на экономическое развитие, а жить только за счет грабежа – путь в никуда. Рассчитывать на длительное мирное сожительство было наивно. Слишком привыкли многие кочевники пополнять свой бюджет за счет набегов. От соседей необходимо было избавляться. Но как?

Подсказку дал дружбан Срачкороб. Он рассказал попаданцу о легенде, что при включении, вполне мирном, Крыма в Османский султанат была личная договоренность между султаном и ханом, что если род Османов прервется, то наследует им Гирей. Аркадий попросил разведчиков подсобрать сведения и обнаружил, что легенда бытует и на южном берегу Черного моря. Более того, в Стамбуле все знали, что потерявший во время эпидемии чумы всех сыновей Мурад хотел уничтожить своих, бог знает почему, ненавидимых им братьев и воплотить легенду в жизнь. То есть, вполне возможно, это не легенда, а реальность, о которой осведомлен султан, иначе с чего это вдруг он затевал такое дело?

Зимние посиделки с друзьями за символической чаркой горилки стали для Аркадия пиром души. Ну не был он по характеру ни технарем, призванным двигать прогресс, ни великим воином, живущим полноценно только в битвах. Болтать на кухне про политику… для него не было более естественного занятия, как, впрочем, и для практически любого родившегося в СССР. Сколько себя помнил, столько и наблюдал подобное времяпровождение. Когда же подрос – сам стал участвовать. Теперь же ему довелось не просто перемывать косточки власть предержащих, но пытаться изменить к лучшему судьбу своего народа. Послезнание давало возможность отсечь наиболее неприятные пути развития, великолепное знание реалий семнадцатого века собеседниками помогало спрогнозировать действия соседей. Периодически втемную привлекали других атаманов: кто-то лучше всех знал Черкесию, кто-то – расклады внутрироссийские. Им рассказывали, под клятвой о нераспространении, только часть задумок.

Уже зимой по Крыму поползли слухи о грядущей беде. Одни говорили, что казаки с дворянской конницей ворвутся по весне на полуостров и всех вырежут, никого не оставляя в живых и даже не беря пленников на продажу. Другие утверждали, что русский царь на такое не пойдет, а вот явившиеся откуда-то калмыки жаждут вырезать всех тюрок или обратить их в рабство. Многие роды Больших ногаев уже стали их жертвами, теперь они нацелились на Крым. Третьи спорили до хрипоты, что захватить их землю хотят польские паны, с помощью казаков, конечно. Ходили слухи и о казацко-черкесском заговоре. Учитывая, что против любого из вышеперечисленных союзов Крыму было в одиночку не выстоять, просто отбросить эти слухи как вздорные ни у кого не получалось. Главные покровители татар – османы – в это время прочно завязли в Персии и серьезного противодействия казакам не осуществляли.

Знавший куда больше о казацких планах Инайет-Гирей тем временем сосредоточил свои силы, ему, безусловно, верные, в столице, Бахчисарае, и главном татарском (остальные всегда были османскими) порту – Гезлеве. Именно туда он перевел свою артиллерию и срочно набранные пехотные, точнее конно-пехотные, части секбанов, вооруженные ружьями. Во время участившихся визитов знати – мурзы и беи приезжали с целью разведать обстановку – он не отрицал возможности великой беды для всего народа, если не удастся договориться с соседями, неожиданно усилившимися казаками. В другое время не сносить бы ему головы, но после нескольких неудачных покушений он тщательно берегся, убить его было не так уж и легко.

Пытались ли противостоять этим слухам несогласные с оставлением родной земли? Безусловно. Они пробовали поддержать боевой дух в людях, призывали вспомнить славные победы, богатую добычу, обещали скорую помощь из-за моря. Да вот о невозможности такой помощи слухи тоже были. И куда более убедительные, чем ее обещания. Все знали, что султан очень зол на татар из-за их нежелания идти на Персию. Злить такого могучего повелителя – оно, конечно, опасно, но идти в поход… лучше рискнуть неудовольствием халифа. Уж очень страшная память о походе Джанибека осталась.

К тому же призывы к храбрости и памяти о прежних победах действовали на немногих. Одно дело хвастаться своей немереной крутостью под кумыс или, да простит Аллах, кувшинчик вина. И совсем другое – идти в бой на огромную казацко-калмыкскую орду. Большинство мужчин в Крыму прекрасно отдавали себе отчет о реальном соотношении сил. Никаких шансов даже на ничью при появлении, безразлично, казацко-калмыкской, казацко-черкесской или казацко-русской армий у крымского войска не было. В победу верили только глупцы, а среди знати таковых после гражданской войны осталось немного.

Пытались найти какой-то выход противники хана за пределами полуострова. Плавали некоторые беи и в Стамбул, к султану, с мольбой о помощи. Мурад встречал их ласково, одарял богатыми подарками, однако немедленной помощи не обещал. Вот победит он персов, тогда… Крымскую знать такой оборот дела никак устроить не мог. Пока османы соберутся, казаки и калмыки в Крыму столько успеют натворить, что помогать там будет некому. Их посольство нашло самый положительный отклик у западноевропейских дипломатов в Стамбуле. Значительная часть рабов ранее перепродавалась для использования на галерах Испании, Франции, Генуи и Венеции… Француз даже пообещал похлопотать о субсидии, но дальнейшие события сняли этот вопрос с повестки дня.

Ездили послы и в Варшаву, и в Москву. Поляки ничего толком не ответили, король в это время был занят обустройством личной жизни, женясь на принцессе из дома Габсбургов, а сейм татарских послов, да еще неофициальных, проигнорировал. В Москве едичкульских мурз встретили куда более внимательно. Правда, говорил с тайным посольством не глава Посольского приказа, князь Черкасский, а дьяки. На высказанный страх перед казаками им попеняли бегством из-под руки государя к его лютому ворогу, крымскому хану.

– Однако, – сказали им в Посольском приказе, – ежели возвернетесь на старое место, то великий государь, так уж и быть, простит вам все ваши вины и возьмет обратно под свою руку.

Послы высказывали боязнь, что при возвращении их могут побить-пограбить те же казаки или калмыки, возвращаться на старое место хотелось далеко не всем. Их стали заверять, что и к казакам, и к калмыкам будут посланы гонцы с письмами, чтоб те возвращающихся ногаев обижать не смели. Защищать ногаев, желающих жить при крымском хане, служащих врагам России, в Москве не жаждали. С чем послы и убыли обратно.

В Москве в это время присутствовала и очередная казацкая станица. Они легко и дешево смогли вызнать у дьяков итоги переговоров и успели сообщить о них в Азов. Так что когда послы вернулись в степь, там уже ходили слухи, что ослушников-ногаев царь отдал на волю казаков и калмыков. Их пропустят в глубь казацких земель и там погромят-порежут. При этом рассказывались такие жуткие подробности предстоящего действа, что у слушавших волосы дыбом вставали. Оказывается, и от Голливуда может быть польза. Желание идти обратно в Поволжье у многих пропало окончательно. А вот беспокойство и страх перед неведомым грядущим – нарастали. Пошли слухи о предсказаниях каких-то святых людей, что спастись ногаям и крымским татарам суждено, если они уйдут на юг, по направлению к Мекке.

– Спастись сможем только в Анатолии! – убежденно утверждали весной одни.

– Нет! – также уверенно отвечали им другие. – Спасение ждет нас в Сирии!

Умело подстегиваемые все новыми и новыми слухами, один другого страшней, люди в степи и городах тревожились все больше и больше. А власти распространению этих слухов, как ни странно, препятствовать не пытались. Крым и Причерноморские степи бурлили в ожидании перемен.

Для наследования трона Гиреями должны были умереть все Османы. В 1637 году их было четверо. Султан Мурад IV, два его брата, Касим и Ибрагим, томившиеся в «Клетке» гарема, без доступа к женщинам и в ожидании визита палача. Там же, в «Клетке», сидел вполне довольный жизнью Мустафа I, успевший два раза побывать султаном. Женщины его не интересовали, пребывание на престоле султанов для него было кошмарным воспоминанием… Учитывая его бесплодие и очень заметное безумие, из всех раскладов Мустафу можно было убирать.

Операцию готовили долго и тщательно, потратив огромные, по меркам нищей Вольной Руси, деньги. Вот здесь попаданцу оставалось поблагодарить писателей-детективщиков и режиссеров, снимавших фильмы на подобную тематику. Сам он столько разнообразных ходов и интриг выдумать не смог бы. Забавно, но пару ходов предложили друзья, опираясь на его пересказы художественных произведений. Рассказывать он умел, в отсутствие развлекательной литературы, о кино и мечтать не приходилось, слушать его друзья очень любили. И запоминали услышанное на удивление качественно. В их пересказах сюжеты прочитанных им книг и увиденных фильмов пошли в народ. Упрочняя Аркадию и без того стойкую славу колдуна.

Выступая в поход на персов в феврале, султан сделал заговорщикам роскошный, поистине халифский подарок. Обозвать его королевским означало жестоко оскорбить султана, титул Османов приравнивали к императорскому. Он приказал удавить Касима. То есть поначалу он приказал удавить обоих братьев, но Ибрагиму вымолила жизнь его мать, Кеслем-султан. Это не прошло мимо внимания заговорщиков, в планы была внесена соответствующая поправка.

Мало было затеять войнушку внутри Османской империи. Надо было успеть воспользоваться ею для решения своих проблем. Татарской и польской. Воевать с такими противниками одновременно – опасная, чреватая крупными неприятностями затея. Попытка Хмельницкого в реале использовать татар против поляков показала бесперспективность такого решения. Стоит османам решить внутренние проблемы, и кочевники ударят в спину. Аркадий не раз и не два рассказывал друзьям все, что смог вспомнить о Хмельниччине. Все пришли к согласию, что от татар надо избавляться. Куда их выпихивать – также было ясно. В Малую Азию. Оставалось придумать, как это сделать. Зимние вечера длинные, яркое освещение для разговоров не обязательно, к весне план освобождения от нежелательных соседей был готов.

Успешное устранение самого Мурада и его последнего из остававшихся в живых братьев, Ибрагима, давало казакам серьезную надежду, что в ближайшие годы османам будет не до Северного Причерноморья. Настала пора решать татарскую проблему. Если люди не могут жить рядом, одному из них стоит съехать на новое место жительства. Именно о таком одолжении и хотели попросить атаманы крымских татар.

Просто так родину не бросают. Расставаться с домом предков, где вырос, знаешь каждую досочку и щелочку, доставшимся от них земельным участком с посаженными отцом фруктовыми деревьями или лавкой, в которой еще дед торговал, – совсем нелегко. Многие предпочтут взять в руки оружие и защищать свое достояние и память о родных до последней капли крови. Тем более непросто принимать такое решение народу. Всему. Причем народу воинственному, привыкшему накладывать дань и требовать свое. Надо быть весьма убедительным при таких просьбах. Люди не будут драться за свою землю только в случае безнадежности, недостижимости победы. Вот именно обреченность и внушалась татарам всю зиму и начало весны. Необходимо также, по крайней мере желательно, сочетать кнут и пряник. Зная, что на новом месте их ждут не нищета и рабство, а еще более обеспеченная и, главное, безопасная жизнь, большинство предпочтет уехать, чем остаться.

Аркадий активно поучаствовал в разработке целого комплекса мер по выдворению татар на юг, в Анатолию. Но назвать их его разработкой было нельзя. Не менее активно над ними работали Татаринов, Хмельницкий, Срачкороб. Из-за обоснованной боязни утечек информации большое количество людей привлекать побоялись, зато сами усилий и времени на раздумья и споры не пожалели. Дал несколько дельных советов и крымский хан. Перспектива занять трон Османов его весьма привлекала, никакие рыцарские предубеждения этому не помешали.

Кнутом послужил союз с калмыками и черкесами. Даже, скорее, не кнутом, а приставленным к виску заряженным пистолем. У одних казаков такое предложение звучало бы неубедительно. Но если к Перекопу, захваченному запорожцами, в любой момент могут подойти десятки тысяч конных воинов, только что загеноцидивших остатки Дивеева улуса, да поддерживает их не меньшее количество казаков с огнестрельным оружием, то даже храбрецы задумаются, стоит ли ставить на девиз: «Родина или смерть!»

При сложившихся обстоятельствах без мощного союзника шансов победить у татар не было. Ломанулись в Крым со стадами через захваченный казаками, но не перекрытый для движения Перекоп некоторые из родов Едичкульской орды. Те, кто вовремя и правильно понял дивеевский намек и имел такую возможность. Из тех же, кто кочевал вдали от перешейка, спаслись только везунчики, бросившие все имущество. Немногие сумевшие выбраться из вражеского бредня рассказывали о бесчисленных ордах бронных всадников, сметающих все на своем пути. Существовавшее ранее патовое положение мгновенно превратилось в проигрышное для татар. Они не могли принять бой, потому что были обречены в нем на разгром и не имели возможности рассчитывать на длительную партизанскую войну. Уже в июне степь высохнет, стоит пустить пал, и отряды скрывающихся в ней всадников будут обречены.

В старые времена выходили в броне на врага и татарские всадники. Не надо быть большим умником, чтобы сообразить: в бою шансов победить или просто уцелеть у прикрытого броней намного больше, чем у защиты не имеющего. Однако позже крымские татары и ногаи от ношения защитного снаряжения отказались. У их потенциальных врагов латы и кольчуги были все равно лучше, а вот сверхвыносливые татарские кони таскать на спине слишком большой груз не могли. Силенок не хватало. Кольчуги смогли носить только обладатели дорогих коней. Татары сделали ставку на легкость и стремительность, и не прогадали. Их неуловимые отряды продолжали наводить страх на соседей. Да, при прямом столкновении с сильным противником они нередко терпели жестокие поражения, но обычно место и время для битвы выбирали сами татары, так что недруги попадали заведомо в неблагоприятные условия. Однако сейчас подобная узкая специализация поставила их в безвыходное положение. Выйти на бой с врагами для них означало подписать себе смертный приговор.

Еще одним выталкивавшим татар прочь обстоятельством было их нежелание жить под владычеством иноверцев. Хотя исламский фанатизм у подавляющего большинства татар отсутствовал, более того, они, с точки зрения тех же османов, были плохими мусульманами, не соблюдающими полной мерой шариат, власть над собой иноверцев, как показала история, они переносили плохо. Естественно, никто там перехода власти к христианам ощутить не успел, но запустить соответствующие слухи оказалось несложно. Всем непонятливым объясняли, что теперь Крым стал не самостоятельным государством, как мечтал Инайет-Гирей, а вассалом нечестивых казаков. И лучше ВРЕМЕННО уйти, чтобы потом, вместе с огромной османской армией, вернуться.

Пряников было два зримых и один подразумевавшийся. Во-первых, имелось в виду, что Гирей, взойдя на престол огромной и богатой империи, не забудет своих одноплеменников, надо же ему будет на кого-то опереться. Ресурсы халифата были несравнимо больше, чем Крыма, вся знать, выступавшая за Инайета в недавней внутренней разборке, рассчитывала на значительные пожалования от Гирея, избранного султаном. Считалось, что новый султан выделит своим соплеменникам земли каких-нибудь ослушников. Постоянные бунты курдов против властей давали властителю прекрасный повод для земельного передела. Во-вторых, атаманы предложили совместный поход на Польшу, с разграблением ее земель, до которых татарам не удавалось дойти со времен Бату. То, что многочисленным предполагаемым союзникам будет легко уничтожить маленькую кварцяную армию, сомнения ни у кого не вызвало. А за время разграбления собрать новое войско поляки наверняка не успели бы. Грабить без серьезного сопротивления – что может быть лучше? Было и в-третьих. Подразумевалось, что, утвердившись на новом месте, татары вернутся и попробуют отобрать родные земли обратно. Нетрудно было предположить, что, опираясь на мощь великой империи, отвоевать Крым намного легче, чем удержать против сильных врагов в одиночку.

Предложение татарскому народу на переезд было озвучено сразу после возвращения казачьей гребной флотилии из Стамбула. Никакого восторга оно у жителей Крыма, не только татар, не вызвало. На полуострове вполне комфортно устроились и процветали греки, армяне, евреи, караимы, принявшие ислам славяне. На последних весьма кровожадные планы были у многих атаманов – не любили предателей казаки. И, при малейшей возможности, эту нелюбовь выражали весьма решительно и изобретательно. От описаний малоаппетитных подробностей воздержусь. Попаданцу пришлось приложить немалые усилия, чтобы настоять на свободном их выпуске вместе с татарами. Хотя чувства атаманов к вероотступникам он разделял полностью, но… максимально бесконфликтный уход татар был несравненно важнее наказания каких-то сволочей. С трудом, но убедить в этом атаманов ему удалось.

Хан Инайет-Гирей созвал большой курултай, чтобы ответить на предложение не от своего личного имени, а от всего народа Крыма. В Бахчисарай съезжались прореженные недавней междоусобицей беи и мурзы. Поначалу мнение о необходимости дать отпор звучало часто, но тут в Крым явились немногочисленные беженцы из Дивеева улуса. Показательный геноцид этого ногайского объединения и был призван переломить настроение беев и мурз. Ну, и прибарахлиться заодно немного. Казакам катастрофически не хватало лошадей для увеличения своей конницы. Казацкие послы, присутствовавшие на курултае, не скрывали, что вскоре в степях севернее Перекопа не останется ни одного мусульманина.

– Казаки далее терпеть людоловские налеты не намерены! – было однозначно, без экивоков, заявлено почтенному собранию. – Мы не верим, что наши народы смогут мирно жить рядом друг с другом, и просим вас уйти!

Слово «просим» прозвучало как «приказываем», это, пожалуй, был самый рискованный момент на курултае. Нетрудно догадаться, что далеко не все представители крымско-татарской и ногайской знати испытывали к казакам положительные чувства. По взглядам некоторых, слишком молодых или недостаточно умных, было видно, что они атаманов, присутствующих на курултае, готовы немедленно на кусочки порезать. Требование выметаться вон с родины из уст чужаков – прекрасный повод их уничтожить. Однако всех мурз, способных собрать вокруг себя татарскую знать и повести ее против хана, Инайет-Гирей успел перебить или изгнать в предыдущие годы. Да и умение мыслить у многих беев было развито на очень хорошем уровне, иначе они не выжили бы в тех же набегах на Русь – слишком увлекающиеся обычно из походов не возвращались. Отступить, но взять свое, – так часто они поступали в бою, так решили действовать и сейчас.

Весна – это хорошо! Просто прекрасно! Кончились зимние холода и вьюги, все вокруг цветет и благоухает. Скот начинает отъедаться на молодой траве. Но и в хорошем бывает червоточина. Молодую зеленую траву невозможно поджечь. Поэтому самое эффективное оружие кочевников против сильных врагов в это время неприменимо. А явившиеся в Северное Причерноморье недруги были очень многочисленны и сильны.

Эта весна для ногаев, кочевавших между Доном и Днепром, началась обычными хлопотами по приему молодняка. Кобылицы и овцы, пережившие суровую зиму, приносили приплод, забот у пастухов было традиционно немало. Именно по этой причине в походы весной ногаи ходили редко и малым числом. Пастухи были заняты. К тому же неудачный набег прошлой осенью и гражданская война в Крыму сократили их число. Конгломерат из разных ногайских родов по-прежнему называли Дивевым улусом, хотя мансуров в нем осталось немного, теперь они кочевали вокруг Гезлева в Крыму. На старом месте численно доминировали переселившиеся недавно сюда едичкульцы. Большинство здесь сейчас составляли роды Больших ногаев. Они сбежали с берегов Волги из-за невозможности продолжать прежний образ жизни. Давление России с севера и калмыков с востока вынудило их переместиться под крыло крымского хана.

В марте несколько сот Больших ногаев, не выдержав напряжения, забили молодняк, не способный перенести дальнюю дорогу, и двинулись на северо-восток, решив положиться на милость Аллаха. Кочевать возле Крыма оказалось намного хуже, чем в родном Приволжье, и они пошли обратно. Моля Аллаха о защите в пути от злых казаков и калмыков. Ссориться с царем по их поводу тем было не с руки, потому, натерпевшись в дороге страху, они благополучно вернулись на родину. Остальные частично не захотели возвращаться, большей частью же – побоялись. О чем потом сильно жалели.

В апреле степь забурлила. На кочевья со всех сторон обрушились многочисленные, прекрасно вооруженные и синхронно действующие враги. Казаки, калмыки, черкесы. Никаких шансов отбиться или хотя бы спасти родных у кочевников не было. Противники были несравненно многочисленнее и лучше вооружены, попытки некоторых храбрецов сопротивляться они пресекли в зародыше. Кони у калмыков татарским не уступали в выносливости, а у казаков и черкесов были более быстрыми.

Впрочем, попавшим в калмыцкий плен особо жаловаться не приходилось. Последние соблюдали правила, действовавшие у них еще со времен Потрясателя Вселенной. Побежденных кочевников не уничтожали, а использовали. В мирное время с них собирали налоги, очень умеренные, кстати. В военное – гнали их впереди себя на врага. Посему жизнь для многих почти не изменилась, они остались в степи, уже как данники калмыков, и стали кочевать вместе с новыми хозяевами. Разве что переместились кочевать на новые земли.

По взаимной договоренности черкесам досталась часть девушек. Их (и рабов, нахватанных в соседних черкесских племенах), по предварительной договоренности, уже ждали у устья Терека персидские купцы на своих бусах (торговых судах). Казаки брали лошадей, которых им не хватало для увеличения собственной конницы, девушек рассчитывали набрать позже, в Польше. Все остальное захватили калмыки, составлявшие большинство среди нападавших. За несколько недель вся территория была очищена от ногаев, как самостоятельной силы. Невоенный люд (женщины, дети, старики) покочевал с сильно поредевшими стадами на восток, на калмыцкие земли, мужчин оставили при калмыцком войске, для его усиления. Настала очередь решать крымский вопрос.