ГЛАВА 10

Две недели пролетели незаметно, а все из-за того, что вставал Игнат Севастьянович поздно, зато спать ложился рано, как только темнело. Почти весь день, если не поступало приглашение от Фридриха Августа на обед, он занимался тем, что писал. Ему удалось раздобыть немного бумаги, несколько гусиных перьев, чернила и прочие аксессуары. Наконец-то у него появилась возможность записать свои знания на бумагу. Игнат Севастьянович надеялся, что ему удастся именно таким образом подсказать, если, конечно, получится (Петр мог просто проигнорировать), будущему императору, как поступать в той или иной ситуации. За день до того случая, что произошел с ним, барон вдруг задумался, а правильно ли он поступает? Если Петр Федорович узнает, что будет задушен русскими солдатами, не озлобится ли он на русский народ еще сильнее, не станет ли доверять немцам еще больше? С этими мыслями и простоял у окна весь вечер, вглядываясь вдаль. Но ответов так и не нашел, зато отметил, что за ним по-прежнему «хвост», приставленный принцем. И это было не так уж и страшно, Игнат Севастьянович даже привык. Изредка, проходя мимо них, учтиво кивал им. В этот раз ему показалось, что он увидел Кеплера. Иоганн почему-то был в сером, как осенний день, кафтане, коротких штанах, коричневых, перепачканных грязью чулках и темных, правда, в пыли, туфлях. На голове треуголка. Первоначально думал, что не он, но когда солдат повернулся к нему лицом, сомнения рассеялись. Кеплер кого-то ждал. Фон Хаффман предположил, что хозяйку гостиницы. Увы, это оказалось не так. Убедился через несколько минут, когда женщина в сопровождении слуги вышла из дома и направилась в сторону рынка. Иоганн на это никак не отреагировал. Вполне возможно, поняв, что с Гердой у него ничего не получится, нашел себе другую даму сердца. Вот только покрутившись невдалеке от гостиницы, дождавшись, когда хозяйка вернулась, а на улице стало темнеть, Кеплер вдруг, насвистывая себе под нос какую-то мелодию, неожиданно ушел. Игнат Севастьянович простоял бы у окна еще дольше, если бы не стук в дверь. Подумал, что хозяйка решила попытаться завладеть его сердцем еще раз, но ошибся. Пришедшим оказался человек от принца, Фридрих Август в который раз приглашал его на обед. Барон поблагодарил, а когда дверь за посетителем закрылась, выругался. Принц вот уже который раз приглашал его на прием, но о деле, порученном ему великим князем, ни разу не говорил. Отказаться было неудобно.

То, что этот обед запомнится надолго, Игнат Севастьянович не предполагал. Все было как всегда. Скромная трапеза, разговоры ни о чем. И даже на вопрос, как обстоят дела с набором рекрутов для великого князя, принц промолчал. Уже когда обед подходил к концу, как бы невзначай пробурчал только, что люди уже посланы по деревням да городам герцогства. Посетовал, что денег, выделенных его высочеством, мало, на что тут же получил твердый ответ:

— Больше денег, увы, великий князь мне не выделил.

Фон Хаффман лукавил. Вот только на это у него были свои причины. Он надеялся, что тех средств, что были у него сейчас, хватит на обратный путь. Возвращаться все-таки придется по землям прусского короля. Он бы предпочел морским путем, да только навигация скоро закончится, а так как принц с набором рекрутов тормозит, придется идти пешком. Последнее было громко сказано. Игнат Севастьянович надеялся, что удастся раздобыть лошадей, а для этого, как известно, нужны деньги.

Услышав, что денег больше не будет, принц побледнел. А то и понятно. Вот и получалось одно из двух. Либо принц его больше на обед не пригласит, либо ускорит дела. Фон Хаффман рассчитывал на последнее. Поэтому покидал замок с надеждой.

А затем был сюрприз, о котором он обязан был догадаться.

Из-за начавшегося холодного осеннего дождя Игнат Севастьянович вдруг забыл о своих «телохранителях». Даже не обратил внимания, что они пропали. Как не заметил, что от самого замка за ним на достаточном расстоянии следовал какой-то человек. Шел тот тихо, незаметно и признаков своих не подавал, а даже если бы и подал, то вряд ли Игнат Севастьянович обратил бы на это внимание.

Нападение произошло, когда барон свернул на узкую улочку, пройдя по которой, он через несколько минут оказался бы у гостиницы. За мгновение он вдруг ощутил, что происходит что-то странное. Выхватил шпагу из ножен и обернулся. На него, весь сырой, с такой же шпагой, как у него, приближался здоровенный мужик. Черная маска скрывала его лицо.

— Вот только тебя мне и не хватало, — прошептал Игнат Севастьянович, вставая в позицию. — Ну, что же ты, дружище. Начинай.

Такая выходка еще сильнее раззадорила нападающего. Он бросился на барона, словно перед ним был главный враг в его жизни. И только тут до Игната Севастьяновича дошло, кем мог быть этот громила в темных одеждах. Как же он сразу не догадался? Прошептал только:

— Старею.

Отбил первый удар, нанесенный врагом, и впервые в жизни допустил ошибку, сделав шаг к стене.

— Ну что, рогоносец, — проговорил барон, обращаясь к противнику, — ты готов?

Соперник взревел. Сорвал с лица маску, и Игнат Севастьянович понял, что не ошибся. Это действительно был рядовой Иоганн Кеплер. Здоровяк, который пригодился бы ему там, в России. Вот только, похоже, замыслам Герды суждено было осуществиться. Несколько ударов, решил Сухомлинов, и здоровяк отправится к праотцам.

Да вот только атаковал сейчас не он, а Кеплер. Игнат Севастьянович только и успевал, что отражать удары. Наконец все же пропустил. Шпага вошла в грудь. Он сделал шаг к стене и начал медленно опускаться. Последнее, что увидел барон, прежде чем потерял сознание, было то, как к нему на помощь спешили люди принца.

— Где же вы, сволочи, раньше были? — прошептал барон.

— Наконец-то он пришел в себя, — раздался над ухом Игната Севастьяновича голос.

Барон зашевелился и открыл глаза. Над ним склонилась хозяйка гостиницы. В руках у нее порванная на ленточки простыня, на глазах слезы.

— Раз это ты, — забормотал Игнат Севастьянович, — значит, я не в раю.

— Но и не в аду, мой милый барон. Тебе просто повезло, мой любезный друг, — защебетала она, — шпага задела ребро и в каких-то дюймах прошла мимо сердца. Но, господин барон, — пролепетала Герда, вытирая слезы, — но ведь вы, — она снова перешла на «вы», отметил Сухомлинов, — не собирались убивать несчастного Кеплера, и уж тем более ввязываться в драку с ним.

— Я и не собирался, — произнес Игнат Севастьянович и попытался подняться. Жуткая боль пронзила все тело, и он застонал.

— Не вставайте, — тут же молвила хозяйка гостиницы, — лекарь запретил вам подниматься.

— Я и не собирался драться, — повторил фон Хаффман. Оглядел комнату и понял, что находится в своем номере: — Он сам накинулся на меня. Попытался убить, я защищался и если бы…

— Если бы не люди Фридриха Августа, ему бы это удалось.

Игнат Севастьянович закрыл на мгновение глаза, стараясь хоть таким образом утихомирить вспыхнувшую боль. Затем посмотрел на Герду и задал единственный вопрос, что интересовал его с того момента, как он пришел в себя:

— Что стала с Кеплером?

— Люди принца схватили его. И теперь он сидит в темнице и дожидается решения трибунала. Оказывается, несколько дней назад он покинул полк.

— Дезертир, — прошептал Игнат Севастьянович.

— И что теперь с ним будет?

— В лучшем случае сгниет в темнице, в худшем — четвертуют.

— Почему в лучшем? — уточнил барон.

— Новый правитель может расщедриться и объявить амнистию, и тогда Кеплер покинет застенки.

Игнат Севастьянович собирался кивнуть, но передумал. Испугался, что боль может вернуться.

— Я рад, что мои люди успели вовремя, — раздался голос.

Барон повернул голову и увидел вошедшего в дверь человека в черном. Удивленно взглянул на него. Раньше он его никогда не встречал. Вот и сейчас оставалось выяснить, кто это. А тот, опустившись в кресло, сам представился:

— Майор фон Зюйдергорн. Жандармерия города Киль.

— Так это вы приставили ко мне тех двоих.

— Я, но по личному приказу его высочества.

— Выходит, — проговорил фон Хаффман, делая вид, что удивлен, — Фридрих Август мне не доверяет.

— В какой-то степени да. А еще он опасался за вашу жизнь, барон.

— Вот только вот этого не надо. Я не так глуп, как кажется, майор, чтобы верить всему. Здесь в Голштинии, а особенно в городе Киль, у меня до этого момента врагов не было. Да и этот, — Игнат Севастьянович взглянул на Герду, — появился чисто случайно. Всему виной моя слабость в отношении к женскому полу. Понимаете, майор, не могу пропустить ни одной юбки.

Офицер понимающе подмигнул.

— Так вас никто и не обвиняет. Человек, который на вас напал — арестован.

— А нельзя ли его освободить, майор?

— Боюсь, что нет.

— А если за него похлопочет сам принц? — задал наводящий вопрос фон Хаффман.

— По вашему делу его, может, и простят, но вот дезертирство…

— А это уже мои проблемы, майор.

Офицер пожал плечами.

— Если он вам так дорог, что вы готовы замолвить за него словечко перед герцогом, то его, может быть, и отпустят. Вот только какой вам от этого прок?

— Разрешите мне, майор, не раскрывать свои планы.

— Ну, не хотите, так и не надо. А теперь позвольте откланяться.

Майор ушел, захлопнув дверь. Фон Хаффман просто не успел высказать все, что об его подчиненных он думает. Сколько времени они ходили за ним, а в этот раз куда-то пропали. Будь рядом, может, Кеплер и подумал бы, стоит ли нападать, а так выбрал момент и вляпался в неприятную историю. Хотя, если честно признаться, решил Игнат Севастьянович, попал в неприятности он, когда влюбился в эту особу, что сидела сейчас напротив него. Холодная, лживая и готовая пойти по трупам, вот только для чего? В то, что она влюбилась в барона, фон Хаффман не верил. Тем более не верил в то, что она испытывала хоть какие-то чувства к Иоганну Кеплеру. Мужика спасать нужно.

Между тем девушка встала с кресла, подошла к столу и взяла маленький пузырек с каким-то снадобьем, явно принесенный лекарем. Наполнила содержимым кубок и поднесла к барону.

— Пейте, барон, это облегчит вашу боль, — проговорила она.

— Вы лучше бы вина мне налили, сударыня, — молвил Игнат Севастьянович, но все же микстуру выпил. Не опасался, что это яд. Уже потом выяснил, что это было снотворное.

Вырубился и заснул. Пока спал, женщина сама вымыла пол, убирая с него следы крови. Затем ушла, чтобы распорядиться насчет ужина для барона. В какой-то степени она чувствовала за собой вину в отношении пруссака. Единственное, что она не понимала, так это для чего барон настаивал на помиловании Кеплера. Надеялся, что тот продолжит свои атаки в отношении ее и она сдастся? Неужели мстит за то неудобное положение, в котором оказался фон Хаффман?

В постели Игнат Севастьянович провалялся почти две недели. Такого чудодейственного средства, что дала в свое время д'Артаньяну его матушка, у барона не было. Приходилось принимать то, что доктор прописал. И все это время хозяйка гостиницы ухаживала за ним. Благо, в постель не рвалась, и это Игната Севастьяновича сейчас устраивало. Зато, как только ему стало лучше, прибыл человек от принца с просьбой явиться в замок. Пришлось уже на следующий день туда отправиться.

Барона ожидали радостные для него новости. Наконец-то удалось нанять аж шестьдесят добровольцев, готовых служить в холодной России, да не кому-нибудь, а самому великому князю, как обмолвился Фридрих Август, будущему императору. Вот только такого количества Игнату Севастьяновичу было не нужно. Они могли бы пригодиться в будущем, но не сейчас. Барон поинтересовался у принца, что тот будет делать с теми, которых он отбракует.

— Зачислю в городской батальон, барон, благо есть вакансии, — был ответ.

Фон Хаффман понимающе кивнул.

— Не желаете ли взглянуть на них? — поинтересовался Фридрих Август.

— Да, ваше высочество.

— Тогда пройдемте со мной, барон.

Они спустились во двор и прошли в казармы, двухэтажное здание, соединенное с замком стеной. Миновали плац и вошли в двери. Тут к принцу подскочил офицер и доложил, что новобранцы построены и ждут.

Втроем они прошли по длинному коридору и вошли в просторный зал, в котором офицеры оттачивали свое владение шпагой. Сейчас тут находились те, кому только предстояло служить. Они выстроились в шеренгу. Сейчас в своей обычной одежде новобранцы не напоминали грозных вояк. С левой стороны в мундире голштинских гвардейцев стоял офицер. При появлении Фридриха Августа он вытянулся по стойке «смирно» и прокричал:

— Смирно!

Новобранцы, кроме одного, что стоял в конце шеренги, проигнорировали приказ.

— Смирно! — прокричал офицер еще раз.

На этот раз шевеления закончились. Офицер, чеканя шаг, направился к принцу. Остановился в метре, вытянулся и отчеканил:

— Новобранцы построены, ваше высочество.

Из шеренги кто-то присвистнул. Гневный взгляд офицера заставил человека больше не выражать такими звуками свои эмоции. Если бы он понял, кто был виновником, то, наверное, приказал бы всыпать тому шпицрутенов, посчитал Игнат Севастьянович. Между тем Фридрих Август улыбнулся. Подошел к офицеру, дружески похлопал по плечу, чем немало удивил барона, и только после этого направился осматривать воинов. Следом за ним, постоянно соблюдая расстояние, шел фон Хаффман. Внешним видом новобранцев, в отличие от барона, принц явно был недоволен. Низкорослые, слегка полноватые. В основном крестьяне. Бежавшие, скорее всего, от семьи в поисках счастья. Зато все эти параметры прекрасно подходили для задуманного бароном. А то, что они слегка полноваты, то тренировки, коими, в чем Игнат Севастьянович ни капли не сомневался, их нагрузит молодой князь, приведут мужиков в порядок. Между тем Фридрих Август останавливался, указывал на того или иного новобранца и заставлял выйти из строя.

— Открой рот, — приказывал он каждому.

Лишь только после того, как убеждался, что у тех хорошие зубы, хлопал по плечу и произносил:

— Гут!

Тех же, у кого были проблемы (а таких насчиталось человек пять), заставлял отойти в сторону, каждый раз бросая гневный взгляд на офицера. Тот в свою очередь как-то сжимался и бледнел, предчувствуя шпицрутены. Обойдя строй, Фридрих Август остановился и проговорил:

— Видишь, каких мы для великого князя людей нашли.

— И все же я вынужден, ваше высочество, нескольких отсеять. Боюсь, Петру Федоровичу не позволят иметь войско, превышающее разрешенный регламент.

Дядька наследника русского престола понимающе кивнул:

— Хорошо, барон. Я не буду вам мешать.

Принц ушел, оставив фон Хаффмана и новобранцев. Офицер, вновь вытянулся по стойке «смирно», и как только правитель покинул зал, облегченно выдохнул. Игнат Севастьянович взглянул на него и промолчал. Затем подошел к тем пятерым, вытащил из кармана кошель. Открыл его и протянул пять монет (каждому по одной).

— Это вам за причиненные трудности.

Гневно взглянул на офицера. В этот раз тот не побледнел, и уж тем более не сжался, а скорее, наоборот, расправил плечи. Сухомлинов еле сдержался. Обошел строй еще раз и произнес, обращаясь к офицеру:

— Вон те пятеро пусть выйдут из строя!

— Какие? — не понял служивый.

— Самые высокие.

Офицер тут же назвал новобранцев по фамилиям, и Игнат Севастьянович поразился, насколько тот был осведомлен. Неожиданно он подумал, что, вполне возможно, что те пятеро, коим он только что «позолотил ручку», всего лишь статисты, приглашенные лишь для массовости. Так сказать, попытка выполнить приказ принца на сто процентов. И нет ничего страшного, ведь все равно предполагалось, что служивых для Петра Федоровича будут отсеивать.

Из строя вышли еще пять здоровяков. Они были на голову, а то и на две выше остальных. Игнат Севастьянович оглядел их и вздохнул. Хороши молодцы, да вот только «не кондиция». Пусть служат на родине, а этих, что сейчас стояли в строю, он заберет с собой в Россию.

— Эти не подходят, — проговорил барон, обращаясь к офицеру, — а тем, — он кивнул на строй, — разъяснить, куда они отправляются служить.

— Уже разъяснили, господин барон, — усмехнулся офицер, — знают, милые, что их ждет.

— Вот и хорошо. Разместите их пока в казармах замка. Мне нужно еще кое-какие дела с его высочеством уладить.

— Хорошо, господин барон.

Игнат Севастьянович еще раз осмотрел строй. Затем покинул казарму и направился в замок. У ворот его уже ждал адъютант принца.

— Фридрих Август ждет вас, — проговорил он.

Поднялись в кабинет. Принц стоял у окна, держа на руках маленькую собачку. Он повернулся и произнес:

— Все ли вас устраивает, барон?

— Да, ваше высочество.

Принц погладил собачку и недвусмысленно намекнул на благодарности. Игнат Севастьянович клятвенно пообещал принести кошель перед отъездом, но за одну небольшую услугу.

— Какую? — поинтересовался Фридрих Август.

— Отдайте мне Иоганна Кеплера! — настойчиво попросил он.

— Для чего он вам, господин барон?

— У меня есть на него планы.

— Если вы его хотите убить, то палач сделает все более качественно и куда законнее, чем то убийство, что вы задумали, барон.

— С чего вы решили, ваше высочество, что я хочу его смерти?

— Разве я не прав? — удивленно спросил Фридрих Август.

— Увы, нет, ваше высочество. Я хочу забрать его с собой в Россию.

— Вы думаете, барон, что он согласится?

— А разве у него есть выбор? — вопросом на вопрос спросил Игнат Севастьянович.

Принц улыбнулся.

— Вот только мне нужна бумага, позволяющая его забрать из казематов.

— Будет вам бумага, — проговорил Фридрих Август. Опустил собачку на пол, и она тут же подбежала к ногам барона, завиляла хвостом. Сам же принц сел в кресло пододвинул к себе бумагу, взял перо и написал приказ. Затем протянул ее барону.

— Эта бумага разрешает вам забрать Иоганна Кеплера из тюрьмы. А теперь ступайте.

Барон подошел. Взял документ. Поклонился. И пятясь к двери, вышел наружу. Там Игнат Севастьянович пробежался глазами по тексту. Все складывалось очень даже хорошо. Лишь бы Иоганн не уперся. А то, не дай бог, согласится принять смерть. Игнату Севастьяновичу оставалось надеяться, что удастся найти такие слова, что повлияют на солдата.

Спустился по лестнице. Правильнее сказать — сбежал. Выяснил у дежурного офицера, где находится тюрьма, и направился туда. Неожиданно Игнат Севастьянович испугался, что принц сможет передумать.

— Выходит, у меня просто нет выбора? — прошептал Иоганн Кеплер.

После нескольких дней заточения вдруг начались какие-то подвижки. Когда появился охранник и велел собираться, даже подумал, что все. Герцог ни за что не простит покушение на человека, что прибыл по поручению Карла Петера Ульриха. С неохотой поднялся с соломы и направился к дверям. Вот только когда вышел, обомлел. В коридоре, рядом с охранником стоял барон.

— У меня к тебе разговор, Иоганн, — проговорил пруссак.

Вспыхнула на мгновение надежда. Непроизвольно кивнул и проследовал за бароном. Позади них семенил охранник, видимо опасался, что служивый вновь накинется на пруссака. Вот только Кеплер теперь уже насчет этого ничего не думал. Да и зачем? Там, в камере, где твои соседи только голодные крысы, так и норовившие тебя укусить, жизнь пролетела перед его глазами. Эх, лучше бы об этом он до своего идиотского поступка подумал, а не сейчас. Может, и избежал бы неприятностей. Неужто до последнего верил, что в убийстве барона его не заподозрят? Вот и сейчас, шагая позади пруссака, мысленно прикидывал, что же с ним будет. Даже предположил, что его жизнь принц Фридрих Август отдал в руки барона. Не ошибся, вот только после беседы понял окончательно, что ему грозит. Пруссак предлагал ему отправиться с ним в Россию.

— Выходит, что — нет! — был ответ.

С одной стороны, за дезертирство казнят, да еще и попытку убийства припомнят, с другой, где гарантия, что во время войны его не прихлопнут. Это Голштиния ни с кем не воюет. Россия же постоянно в военных походах. Недавно со Швецией отношения в который раз выясняла, до этого у Турции выход в Черное море оспаривала. Неизвестно, что еще императрице всероссийской в голову придет. Но если там перспективы погибнуть были туманны, то здесь они просто маячили.

Кеплер, прежде чем ответить, оглядел кабинет. Небольшой, с высокими потолками. Стены отштукатурены. На стенах никаких портретов. Только стол и два стула. За дубовыми дверями охранник. Стоит и ждет его решения. Одно слово, и дверь откроется.

— Здесь смерть, а там слава, женщины и деньги, — повторил вновь Сухомлинов.

Даже если тут и избежит смерти (вдруг Фридрих Август изъявит милость), шансов продолжить ухаживания за Гердой почти нет. Если бы она хотела, то не произошли бы те события, из-за которых он бежал из гарнизона. Не было неудачного покушения, да и не сидел бы он сейчас в тюрьме. Вспомнил, как налились кровью глаза, когда он увидел ее в объятиях барона. В тот раз сдержался, но потом чертов гусар никак не выходил из головы. Попытаться добиться в России чего-то можно. Вон у барона ведь получилось, так и у него получится. А там и до славы рукой подать. Женщины? Если удастся заглушить те чувства, что питал к Герде, так они никуда не денутся. Деньги? И он задал этот вопрос барону. Сухомлинов в ответ вынул небольшой мешочек. Развязал его и положил на стол две серебряные монеты.

— Это ты получишь сразу, если согласишься, — проговорил фон Хаффман.

Кеплер уже собирался протянуть руку и взять деньги, но барон пододвинул их к себе и повторил:

— Они твои, но при условии, что согласишься. Мертвому они не нужны.

— У меня нет выбора. Я согласен, — молвил Иоганн и протянул руку, чтобы взять монеты.

— Не так быстро, — проговорил Игнат Севастьянович. Он протянул один серебряный, а второй вернул обратно в кошелек. — Не то чтобы я боюсь, что ты убежишь с моими деньгами. Как убежишь, так и поймают. Стоит только мне слово перед Фридрихом Августом замолвить, и на тебя тут же откроют охоту. Доставят живым или мертвым. Хотя последнее для тебя было бы лучшим исходом. Я опасаюсь совершенно другого. — Поймал удивленный взгляд громилы, улыбнулся и пояснил: — Поедем мы по землям Фридриха II, а с твоим ростом есть все шансы угодить к нему в гренадеры. Боюсь, что вытащить тебя из рук его величества у меня не получится. Сам нахожусь в немилости.

Иоганн взял монету. Барон улыбнулся и прокричал:

— Стражник!

Дверь в камеру скрипнула, и на пороге появился все тот же охранник.

— Принц позволил мне забрать с собой этого заключенного, — молвил Игнат Севастьянович, запуская руку за пазуху. — Вот даже бумага специальная имеется. — Тут же извлек ее из внутреннего кармана и протянул караульному.

Тот взял. Прочитал.

— Все нормально. Можете забирать его.

Подошел, снял кандалы с рук и ног. Кеплер потер запястья.

— Приятно чувствовать себя опять свободным, — проговорил он. — Не знаю, чем я теперь буду вам обязан.

— Будьте любезны, Иоганн, во время нашего путешествия не подведите.

— Постараюсь, но обещать не могу.

Охранник проводил их до самых ворот тюрьмы.

Протянул бумагу караульному, что нес там вахту. Тот тут же не замедлил их открыть, выпуская обоих наружу. Уже здесь, на улице, Игнат Севастьянович остановился.

— Вот что, Иоганн, — проговорил он, — я сейчас возвращаюсь в гостиницу. Завтра иду в городскую казарму за нашими товарищами, и уже к вечеру мы выступаем. Вы уж сами решайте, как вам поступить. Можете со мной, а можете уладить свои личные дела в городе, ведь, наверное, такие у вас имеются.

— Имеются. Вот только даже если бы их не было, в гостиницу я больше не пойду. Не желаю ее больше видеть.

— Хорошо. Поступайте, как желаете. Но знайте, я вас буду ждать в полдень у замка.

— Будет исполнено, господин барон.

Неожиданно для Кеплера барон протянул ему руку, давая понять, что теперь он бывшему солдату гарнизона доверяет. Последовало рукопожатие. Разбежались, как в море корабли.

Правда, прежде чем идти в гостиницу, барон направился на рынок, где продавали коней, и приобрел для себя черного жеребца. И лишь только после этого он добрался до гостиницы. Игнат Севастьянович разговаривать с хозяйкой не стал. Говорить, что Кеплер теперь свободен, не стоило. Бегом поднялся в номер. Начал собирать свои вещи. Потом лег спать. Не отреагировал, даже когда Герда ближе к двенадцати ночи постучалась в дверь. Зато утром в хорошем настроении он отправился к замку. Там у ворот его ждали всадники. Ровно пятьдесят человек. Барон выругался. Начал было корить себя за глупость, когда за спиной раздался голос Кеплера:

— А вот и я, господин барон.

Игнат Севастьянович развернулся и увидел великана. Тот держал под узду коня. На нем была все та же серая одежда, что и несколько дней назад. На поясе была прикреплена шпага. В двух кобурах, что были закреплены на седле, вложены пистолеты. Сухомлинов не сомневался, что те были заряжены.

Барон кратко описал их маршрут. Объяснил ситуацию, что была в немецких землях. Назначил заместителей, среди которых оказался и Кеплер, и лишь только потом дал команду выступать.

Их путь пролегал через Росток, Штеттин, Данциг и Кенигсберг. С таким отрядом Игнат Севастьянович рассчитывал посетить родной замок барона. Затем через Ригу прямиком в Ораниенбаум, где его уже будет ждать его высочество Петр Федорович.

— Иоганн, — раздался вдруг голос.

Фон Хаффман невольно вздрогнул. Что-то подсказывало, что обращались к нему, а не к Кеплеру, которого и рядом сейчас не было. Отряд разбил лагерь недалеко от Ростока, а сам барон отправился в город, чтобы разведать обстановку да заодно пополнить запасы. С собой взял юркого паренька по имени Зигфрид. Пока тот улаживал дела, он (барон фон Хаффман) отправился в трактир, чтобы перекусить в первый раз за все время путешествия по-человечески. То, что им удавалось добыть в пути от Киля до этого города, его, к сожалению, не устраивало. Иоганн, вспомнил вдруг Черный гусар, было вторым именем барона. Так называть его мог только человек из далекого прошлого фон Хаффмана. Те, с кем он познакомился совершенно недавно, знали его не иначе как барон Адольф фон Хаффман.

Игнат Севастьянович обернулся на голос и обомлел. Перед ним стоял Ганс Шнейдер. Гусар в темно-синем костюме стоял, опираясь на трость.

— Не ожидал вас, Иоганн, здесь встретить. Прошел слух, что вы бежали в Россию.

Барон рукой показал на соседний стул. Шнейдер тут же исполнил его просьбу, понимая, что просто так на вопросы его приятель не ответит. Подозвал трактирщика и заказал вина. Тот кивнул и тут же ушел выполнять его просьбу. Пока его не было, Игнат Севастьянович проговорил:

— Я поступил в России на службу к великому князю Петру Федоровичу…

— Тому, что, несмотря на свой возраст, в оловянные солдатики играет, — усмехнулся Шнейдер.

— Играет, — согласился фон Хаффман. — Пока в оловянные, а потом и свою армию иметь будет.

— Не верю!

— А ты думаешь, я сюда на воды отдыхать приехал?

— А разве нет?

— Для отдыха я бы выбрал место подальше от старины Фрица. Чай, небось до сих пор мечтает мне голову за ту злосчастную дуэль отрубить.

Шнейдер побледнел. Игнат Федорович заметил, что рука приятеля скользнула к эфесу шпаги.

— Брось, дружище, — проговорил он, — не думаю я, что у нас Фриц такой уж кровожадный. Небось, отошел. После многочисленных побед. Забыл, что у него когда-то в гусарах Адольф Иоганн фон Хаффман служил.

— Не знаю. Может, и отошел. Вот только неделю злился на полковника за то, что он тебе дал возможность скрыться.

— Неужели прознал старик, что именно он поспособствовал мне дезертировать?

Ганс удивленно взглянул на барона, и Игнат Севастьянович вдруг понял, что сболтнул лишнее.

— Не бойся, я про это Фридриху не сообщу. Не того я полета птица, чтобы с королем за одним столом сидеть да шнапс пить. Король ругался за то, что не приставил полковник к тебе человека, что не отходил бы от твоей кровати ни на минуту.

— Ну, что сделано, то сделано. Прошлое не вернешь.

— Не вернешь, — согласился Шнейдер. — Так, значит, ты в этих краях, мой старый друг, по делам?

— По делам.

— А что за дела?

— Я же не спрашиваю, какими судьбами ты здесь!

Ганс Шнейдер взглянул на трактирщика, что принес вино. Потом перевел взгляд на пустые бокалы и протянул один. Его тут же наполнили из кувшинчика.

— А я и не скрываю, — проговорил он, когда трактирщик отошел, — приехал сюда на воды. После ранения при Соре я вынужден был взять отпуск, благо полковник не возражал, и отправился в эти края.

И вновь память барона фон Хаффмана напомнила о себе. Игнат Севастьянович вдруг вспомнил, что Ганс Шнейдер был из этих мест.

— Прихожу в себя, — продолжал между тем гусар, — лечусь. Параллельно изучаю научные книги.

— Не иначе, в ученые метишь?

— Почему бы и нет. Война вскоре кончится…

— Ты еще в монахи подайся.

— Шутишь?

— Конечно. Какой из тебя монах? Ты ведь ни одной юбки не пропустишь.

— Тебе не уступлю.

Фон Хаффман утверждать обратное не стал. Не хотелось хвастаться своими похождениями. Неожиданно Ганс вдруг сменил разговор.

— Как ты сбежал, все у нас разладилось. Разведке вдруг уделять внимания стали меньше. Да и сама армия, из-за множества откомандированных по разным делам отрядов, значительно уменьшилась, — проговорил вдруг Шнейдер, и Игнат Севастьянович понял, что тот хочет поведать о последнем сражении, в котором участвовал его приятель. — Вот этим и воспользовался Карл Лотарингский. Нанес по нашей армии внезапный удар, благо погода ему благоприятствовала. Стоял легкий туман, что позволил скрыть его приближение. — Ганс отхлебнул из бокала, посмотрел куда-то вдаль холодным взглядом и продолжил: — Раним утром. Потом говорили, что часов, наверное, около пяти, когда Фридрих проводил совещание с командованием, король и узнал о столь дерзкой наглости австрийской кавалерии. Лично выскочил государь из шатра, чтобы увидеть все своими глазами. Было поздно. Австрийцы построили боевые порядки. Понял, что пути к отступлению перекрыты. Вот только австрияки почему-то медлили. И тогда Фридрих пошел ва-банк. Король воспользовался медлительностью и атаковал. Через три часа наши войска наносили удары на правом фланге и в центре. Я был на правом фланге с нашими доблестными гусарами. Нам было легче, чем пехоте в центре. Те были встречены массированным огнем мушкетов и артиллерии. Они были отброшены. Мы несли большие потери, но с третьего раза все же смогли опрокинуть австрияков. Нам помогло мародерство, что учинили те. Наконец их сопротивление в центре было сломлено. Австрияки начали отступать к лесу, до которого мы их и преследовали. Мне, правда, победу увидеть не удалось, пуля попала в плечо, и я свалился с лошади. Когда же меня подобрали маркитантки, мне стало известно, что уже к полудню все поле боя принадлежало нам. Австрийцы отступили к Яромиру, Фридрих велел разбить лагерь на поле боя, где и оставался аж пять дней. Меня же раненого отправили в родные земли.

Шнейдер замолчал, взглянул на фон Хаффмана.

— Как бы я желал, чтобы ты был в тот день на поле битвы с нами, барон. Но ты дезертировал.

Он стукнул по столу, чем привлек к ним внимание.

— Если бы я не дезертировал, — прошептал Игнат Севастьянович, — так меня все равно там бы не было. Если не меч палача, так топор или веревка…

— А если бы Фридрих передумал?

— Не думаю, дружище.

Ганс тяжело вздохнул. Фон Хаффману вдруг стало интересно, как в отношении него теперь поступит его приятель.

— Я по-прежнему в розыске? — поинтересовался он.

— Увы, мой друг, но розыск не отменили. Теперь тебя ищут как отъявленного дуэлянта и дезертира. — При последнем слове лицо Шнейдера изменилось, словно он только что съел кислый лимон. Игнату Севастьяновичу стало понятно, что тот никогда бы не выдал его как дуэлянта, но вот к дезертирству у его приятеля было, по всей видимости, совершенно иное отношение. Ганс не уважал людей, бежавших позорно с поля боя. Вот только Сухомлинов поле боя никогда не покидал. Дрался до последнего. И в те годы, когда воевал в царской армии, и в тот период, когда вынужден был защищать свою родину от немецких оккупантов в форме солдата Красной армии, ни когда был гусаром. Игнат Севастьянович был уверен, что и Адольф Иоганн фон Хаффман ни за что бы поле боя не покинул, иначе уклонился бы от дуэли с господином Мюллером. Ох уж этот бюргер, как же он изменил обычный образ жизни барона!

— Ты меня сдашь властям? — спросил он, наливая вино в бокал Шнейдера.

— Я никогда не предаю друзей, даже если те вынуждены были дезертировать, — на слове «вынуждены» Ганс сделал ударение, давая таким образом понять, что прекрасно понимает, в каком положении оказался его товарищ. — Если бы хотел, давно бы это сделал. Для меня все еще по-прежнему существует такое понятие, как честь. Если тебе хочется меня обидеть, так давай скрестим наши шпаги на пустыре.

— Я не собираюсь и не собирался с тобой драться, друг. К тому же у меня есть миссия, что я должен выполнить.

— Так ты — Миссия? — улыбнулся Шнейдер.

— В какой-то степени. Я тоже хочу изменить жизнь…

— Свою?

— Нет. Чужую. Но от судьбы этого человека в какой-то степени, на данном этапе, зависит моя участь.

— Я, кажется, догадываюсь, кто этот человек, — молвил Ганс.

Фон Хаффман улыбнулся.

— Ты хочешь повторить судьбу Лефорта, Бирона?

— В какой-то степени. Единственно, я не хочу закончить свою жизнь как Бирон. Категорически против того, чтобы провести остатки отведенного мне пути в Сибири.

Шнейдер наполнил еще раз бокал и тут же залпом осушил.

— И куда ты теперь? В Россию?

— Я не буду говорить. Боюсь, что лишние знания укорачивают жизнь. Забудь, Ганс, что ты меня встречал. Для тебя же лучше. Спокойнее.

— Согласен.

Игнатий Севастьянович встал из-за стола.

— Надеюсь, еще увидимся, — проговорил он. — Auf Wiedersehen.

Откланялся. Бросил на стол серебряную монету и вышел из трактира. Не пройдя квартала, наткнулся на Зигфрида. Юнец тащил две корзины, наполненные припасами.

— Пора к своим возвращаться, — проговорил Сухомлинов, забирая у того одну из корзин.

Игнат Севастьянович всегда придерживался правила: доверяй, но проверяй. Он верил, конечно же, что Шнейдер не сдаст его властям, но опасался, что тот по пьяни вдруг проговорится и привлечет к его персоне ненужное внимание.

Дней через пять отряд оказался в землях Восточной Пруссии. Что-то внутри Игната Севастьяновича шептало ему, что барон фон Хаффман оказался в родных краях. Неожиданно что-то заныло под ложечкой, какие-то чувства, незнакомые Сухомлинову, но так понятные Адольфу заставили изменить его планы. Вместо того чтобы проехать в стороне от своего родного поместья, не сказав товарищам по путешествию ни слова и пришпорив лошадку, Игнат Севастьянович поскакал к замку. Кеплер проводил его взглядом.

— Куда это он? — спросил Зигфрид.

— Замок у барона в этих краях, — проговорил Кеплер (только ему фон Хаффман поведал историю барона).

— Ну, значит, проведает земли да нас потом догонит.

— Если догонит, — вздохнул Иоганн. — Что-то я опасаюсь за нашего командира.

— А чего опасаться — барон птица вольная.

— Да есть причины, — проговорил верзила, взглянув на Себастьяна. Голштинец пользовался уважением у барона и являлся заместителем во время его отсутствия. — Я вслед за бароном поскачу, как бы чего недоброго не случилось. Мы вас потом догоним. Дня через два-три. Думаю, барон, если все нормально будет, денек-другой предпочтет в замке переночевать.

— Ладно, догоняй приятеля, — проговорил Себастьян.

Кеплер пришпорил коня и поскакал следом за бароном. Настиг он фон Хаффмана у замка. Адольф сидел под деревом и, казалось, смотрел на замок. Кеплер огляделся. Приметил удачное место, откуда, как предполагал Иоганн, было хорошо видно и барона, и дорогу, ведущую к замку, и саму фортификацию. Кеплер никак не мог понять, почему вдруг фон Хаффман остановился у реки. Одумался? Или у него были какие-то другие причины, о которых Иоганн просто не знал. Человек, укутанный в серый плащ, на белоснежной лошадке появился совершенно с другой стороны. По позе, в которой сидел наездник, Кеплер понял, что это женщина.

— Так вот ты кого ждал, господин барон, — прошептал он, но ошибся. Фон Хаффман неожиданно вздрогнул, когда его тела коснулась рука. Спешившаяся девушка подошла к барону так тихо, что тот даже не расслышал.

И так барон вздрогнул…

Игната Севастьяновича охватывали странные чувства. С одной стороны, вроде перед ним поместье барона, в котором фон Хаффман прожил все детство, с другой — крепость, в которой ему в жизни удалось побывать всего два раза. Сначала как солдат Красной армии, с другой… Тут сложно было даже что-то сформулировать. Самозванец, которому замок и не родной вовсе. Нужно было бежать отсюда. И внутренний голос навязчиво кричал это, но при этом второй (а голосов почему-то было два) требовал, чтобы он увидел ту, ради которой ввязался в дуэль.

Игнат Севастьянович и сам не знал, почему свернул. Вместо замка приехал сюда, к реке. Спрыгнул с лошади. Минут пять стоял, а затем опустился на жухлую траву. Сел, обхватив руками ноги, и закрыл глаза. Прислушивался к шуму текущей воды. Не расслышал, когда к нему подошли сзади. Вернулся в реальность только тогда, когда чья-то рука коснулась его плеча. Непроизвольно вздрогнул и открыл глаза. Без страха встал. Враги и полицейские так не поступают. Уже по одному прикосновению понял, что стоявший за его спиной человек девушка. В этом он тут же убедился, когда повернулся.

Это была Катарина. Девушка тут же скинула с головы капюшон и прильнула к его груди.

— Я знала, что ты вернешься, Адольф, — прошептала она.

Игнат Севастьянович провел рукой по ее шелковым черным волосам. Какая-то искра вновь проскочила между ними, и в голове моментально прояснилось. Фон Хаффман улыбнулся. Теперь он прекрасно понимал, почему барон в тот вечер не удержался.

— Но тебе нельзя этого делать. Жандармы тебя все это время разыскивают, — продолжала девушка.

Игнат Севастьянович вдруг понял, что еще немного, и его вольные похождения закончились бы в один момент. Тогда прощай, Россия, Петр Федорович, личная гвардия Его Высочества! Да здравствует топор палача, а что еще хуже, виселица, а все из-за того, что весной он вступился за честь и достоинство стоявшей сейчас перед ним девушки! Оказывается, у барона к Катаринке (как нежно называл ее Адольф) были чувства.

— Я ждала тебя. Чувствовала своим сердцем, что ты вернешься, — проговорила она. Со всей страстью, что кипела сейчас в ее нежной девичьей груди, стала его целовать.

Игнат Севастьянович вдруг понял, что ответная страсть охватывает его. Дремавший до этого внутри него барон вдруг ожил и залепетал:

— Ich liebe dich, meine Seele.

Их уста слились в страстном поцелуе. Неожиданно что-то в голове фон Хаффмана щелкнуло. Игнат Севастьянович отстранил от себя девушку и посмотрел в ее голубые глаза.

— Как же ты обнаружила, что я вернулся? — спросил он.

— Я каждый день приезжала сюда. На берег реки. На наше место.

В голове вновь что-то щелкнуло, и фон Хаффман вдруг сделал шаг назад. Только сейчас он заметил, как в их сторону направляются несколько человек в черных кафтанах, двое из которых были вооружены допотопными фузеями. Еще у одного был старенький мушкет, а у замыкавших процессию троих верзил — алебарды. Возглавлял же эту процессию молодой мужчина в темно-сером кафтане, в белоснежной рубашке. В руках офицер сжимал саблю.

— Вот незадача, — прошептал Игнат Севастьянович.

В то, что девушка могла его предать, он не верил. Скорее за ней был закреплен наблюдатель (а может, и не один), который каждый день, на протяжении нескольких месяцев, в надежде, что ему удастся заловить дезертира, ходил на берег реки. Любопытно было знать, кому господин барон Адольф Иоганн фон Хаффман так неудачно перешел дорогу, раз на него организовали целую охоту. В этот раз охотникам повезло. Пока барон и Катарина лобзались на берегу, тот успел сбегать за помощью.

Сухомлинов вытащил из ножен шпагу. Сделал в воздухе ею восьмерку и со всего размаху рубанул воздух.

— Лучше погибну в бою, чем от руки палача, — проговорил Игнат Севастьянович. Взглянул на Катарину. Улыбнулся: — Уходи. Тебе этого видеть не нужно.

Девушка попятилась к лошади. Накинула капюшон на голову, скрывая таким образом лицо. Барон вздохнул. По крайней мере, он не увидит ее слез. Катарина вскочила в седло, пришпорила и умчалась в сторону замка. Фон Хаффман проводил ее взглядом. Взвесил в руке шпагу. С таким оружием против семерых хорошо вооруженных воинов, у которых, наверное, и приказ: «Живым в случае сопротивления не брать», у него не было никаких шансов. Вот только умирать как трусу, преступнику не хотелось. Адольф решил прихватить с собой на тот свет как минимум двоих из жандармерии, понимая, что на большее рассчитывать, пожалуй, не стоит.

Полицейские остановились. Тут же обе фузеи и мушкет оказались направлены в его сторону. Офицер опустил саблю и сделал шаг вперед.

— Барон, — проговорил он, — предлагаю вам сдать свое оружие. Вы же видите, что сопротивление бессмысленно.

Фон Хаффман расхохотался. Эхо прокатилось над берегом реки.

— Я хочу продать свою душу как можно дороже.

Офицер усмехнулся.

— Неужели вы рассчитываете, что вам удастся уйти от ответа перед судом? Надеетесь, что мои люди будут стрелять на поражение, или предполагаете, что я соглашусь скрестить с вами саблю? Не надейтесь. Нам дано указание только вас ранить. Обездвижить и только после этого доставить вас в Берлин, где вас, барон, и будут судить за участие в дуэли и дезертирство.

Рассчитывал Игнат Севастьянович легко отделаться — не получилось. О таком варианте он забыл. Поэтому, не мешкая, чтобы те не успели среагировать, со шпагой кинулся на офицера. Думал, что хоть этого прихватит в ад.

Офицер приготовился было нанести отпор дезертиру, как вдруг со стороны леса с шумом выскочил всадник, вооруженный шпагой.

— Это что за… — пролепетал он, когда кавалерист ворвался со всей скорости в его отряд, убивая сразу двоих с алебардами.