Глава IX
Выпал снежок, на улице вкусно пахло морозом.
– Знаешь, – признался мне как-то князь, – тебя ведь государь забрать от меня хотел, подьячим в Тайный приказ. Еле отговорил, не для тебя оная служба. Пытать пойманных да бумагу марать – к сему склонность иметь надобно. А ты – охотник: хитрый, умный, удачливый. Важно сие – чтобы служба не в тягость была, интересно чтоб. Тогда и удача будет. Только удача дурным да ленивым не достается. Надобно усилия приложить, да смекалку: где надо – саблей поработать, где надо – лестью и деньгами. Способности у тебя есть. Вот и думаю – убрать тебя из Москвы, с государевых глаз подальше, чтобы у великого князя и государя нашего соблазна не было тебя в Тайный приказ отправить или…
Князь замолчал.
– На новое задание отправить? – не выдержал я.
– Догадлив. Время мне только нужно все обдумать.
Как говорится: солдат спит – служба идет. Пусть князь думает, а я пока отдохну в тепле. Ну как пошлет далеко, да по морозу и снегу? А пока я упражнялся с другими дружинниками – перенимал русский кулачный бой, осваивал тонкости владения саблей. Орудовал ею я неплохо – по моим представлениям, но когда встретился в учебном бою с Орефьевым Павлом – невзрачным, небольшого роста, но очень вертлявым, то проиграл три схватки подряд. Павел ловко уходил, даже можно сказать – ускользал от ударов. Складывалось ощущение, что он телом перетекает с одного места на другое. Быстро колю саблей в грудь ему, а клинок ударяет в пустое место. Павел же стоит рядом и, усмехаясь, держит свою саблю у моей шеи. Причем он точно не пользуется способностями, какие есть у меня, – уж это я бы заметил. Дядька Митрофан лишь ухмылялся в усы.
– Павла еще никто на саблях одолеть не мог. Лучший боец в Москве, а то и во всем Великом княжестве.
Я понаблюдал как зритель за другими его учебными боями и вечером подошел к Павлу.
– Научи, как ты это делаешь? Покажи приемы.
– Долгое это дело. Я в плену у турок был, так хозяин на мне тренировался, деревянными палками вместо сабель. Уж сколько раз мне от него доставалось – бил-то он в полную силу. Хороший рубака был, от него я и научился. Только не пошло у него что-то с шахом ихним, отравили его ядом во дворце. Два года я у турка пробыл, пока Господь не сподобил на родину вернуться. Не освоишь за несколько дней.
– А кто сказал, что за несколько дней? У нас вся зима впереди, ежели князь по-иному не распорядится.
– Я не против.
Подойдя к Митрофану, я попросил впредь ставить меня к Павлу.
– Учиться хочешь? Дело хорошее, только ты не первый, никто больше недели не выдерживает.
На следующий день и начали. Взяли в руки палки и стали отрабатывать удары, стойки, позиции. Дружинники поглядывали на меня сочувствующе – некоторые из них уже пытались пройти эту школу. Когда дошло до приемов, я тоже чуть не взвыл. Палка больно била по пальцам рук, по ребрам. Иногда доставалось и по голове. Я же не смог ни разу не то что ударить – коснуться палкой Павла. Обливаясь потом, я костерил себя последними словами – неуч, возомнил, что если противники твои мертвы, а ты жив, то саблей владеть умеешь. Получи-ка по пальцам, по голове – глядишь – спесь и чванство уйдут.
Стиснув зубы, я простоял против Павла до обеда. После обеда Митрофан распорядился всем заниматься лошадьми, и я облегченно вздохнул.
На следующий день кисть правой руки распухла, на обеих руках, шее, грудной клетке красовались синяки. Кисть болела, и я с трудом держал в ней ложку.
После завтрака помассировал, размял кисть. Стиснув зубы, я взял палку в руку, и мы продолжили занятия.
Через неделю тело мое покрывали синяки самого разного цвета – синие, желтые, фиолетовые, зеленоватые. Если дружинники просто посмеивались, то другие домочадцы или прохожие на улице шарахались от меня, как от прокаженного. Я перестал выходить в город, чтобы не пугать своим видом народ, и продолжал тренировки. Постепенно пришла ловкость, появился навык, синяков стало меньше, и настал день, когда за тренировку я не получил ни одного удара. Дядька Митрофан, наблюдавший за учебным поединком, одобрительно покачивал головой.
Я уже втянулся в учебные бои, и мне это даже стало нравиться. Павел удивлялся:
– Ты быстро набираешься опыта, мне у турка нужно было больше времени, да и ходил я в синяках значительно дольше.
– Потому как разный расклад. Ты был рабом, и хозяин не учил тебя, а тренировался на тебе. И во-вторых, кое-какой опыт у меня все же был, так же, как и было желание научиться.
К концу зимы, когда снег уже просел, и днем солнышко стало пригревать, мне удалось одержать первую победу над Павлом в учебном бою. Я был событию рад, а Павел удивлялся:
– Быстро ты руку набил!
Через неделю меня позвали к князю. Овчина встретил ласково, усадил в кресло.
– Наслышан о твоих успехах, как-то даже сам в окно наблюдал. Молодец, Павла никто в Москве одолеть не мог на саблях. А уж сколько врагов его во сырой землице лежат – не счесть. Отдохнул за зиму-то?
– Отдохнул, полезного опыта набрался.
– Хвалю! Времени даром не теряешь. Теперь к делу. Не знаю, справишься ли – очень уж необычное задание.
Князь помолчал. Я обратился во внимание – уж очень странным было вступление. Как правило, князь ставил задачу четко, без предисловий.
– В муромских лесах нечисть появилась.
Я улыбнулся. Князь заметил это и нахмурился.
– Ты не улыбайся. Именно – нечисть. По дорогам никакого хода нет. Были бы разбойники – так их повывели быстро бы, но не получается. Этой зимой не далее трех седмиц обоз разгромили. Сани, ценные вещи – не тронуты, лошади убиты самым страшным образом, от людей – токмо кровь и куски тел. Князь Хлыновский тем обозом ехал, старый знакомец мой.
Князь вздохнул и продолжил:
– И раньше там баловали, ходили слухи. Государь малую рать туда посылал – не вернулись, я своих дружинников посылал еще по осени, разузнать – как да что, поспрашивать у местных – может, ведает кто об этом что-нибудь – тоже пропали. Вот и думаю, что за нечисть такая завелась, что никакому русичу по дороге пройти – ни пешему, ни конному – невозможно. Нижний и Хлынов – не самые маленькие города, что же они о государе думать будут, о могуществе московском, коли дрянь какая-то по дороге пройти не дает? Знаю, дело сложное, трудное, даже непонятное. Были бы это люди – стрельцов, дружинников послать можно, да с огненным боем. А тут – с кем бороться и как? Согласишься ли? Приказывать не могу. Тут хитрость нужна, ум, а пуще всего – не бояться этих тварей. Бери из дружины, кого хочешь, оружие любое, только ответ дай – как нечисть одолеть?
– Подумать можно? Денек, другой?
– Думай, будут мысли какие – заходи.
В воинской избе я улегся на постель. Думалось мне всегда лучше лежа. С чего начинать? С нечистью, – если это была она, а не какие-либо разбойники с поехавшей крышей, – мне сталкиваться не приходилось. Найти их, вероятно, не проблема – сами на дороге меня найдут. А вот смертны ли они? Убьет ли их железо? А то получится, как в сказке про Кощея Бессмертного: отрубишь одну голову – вырастет другая. И будешь так махать саблей, пока рука не устанет, а дальше уж его черед.
Что я вообще знал о нечисти? Повспоминал сказания – что-то читал раньше, кое-что было в фильмах. Но очень уж нечетко. Да и кино – сплошь выдумка. Кто бы мог хоть чуть пояснить?
Я подошел к дядьке Митрофану, попросил его рассказать о нечисти, ежели знает что-нибудь. Митрофан лишь руками замахал – откуда, мол.
– Ладно, сам не знаешь – подскажи, к кому обратиться?
Митрофан покрутил головой – нет ли кого рядом?
– К волхвам или к колдунам злым обращаться надо. Только прячутся они сильно. Церковь не приветствует общение с черными силами и колдовство.
– Знаю я, да вот озадачил меня князь.
– Это не с Муромской ли дорогой?
– С нею!
– Откажись, если можно. С моей дружины лучшие ратники осенью туда ушли и не вернулись. Князя Хлыновского обоз по зиме там же сгинул. У него дружинники тоже хорошие были – Казань-то рядом, набеги часто бывают. Уж они-то сабельки да мечи из ножен куда как чаще вытаскивают, чем москвичи. Сильная нечисть, или много их, ежели никто живым из обоза не ушел. Видаков нет – что там произошло, к чему хоть готовиться. Думаю, не в человеческих силах это – с нечистью справиться. Ежели большую рать только государь пошлет.
– А ну как нечисть в лесах, болотах от рати попрячется? Рать долго стоять не будет, их кормить-поить надобно, к тому же – нет лишних воинов у государя. Сам знаешь – то Литва, то крымчаки нападают, а уж казанцы – почитай, каждый год.
– Верно говоришь, – вздохнул Митрофан, – только гиблое дело это. Славы не заработаешь, злата-серебра не наживешь, а голову потерять можешь!
– Попробую.
– Попробует он! Девка тоже попробовала, так бабою сделалась. Ладно, коли ты такой упертый, дам подсказку. В Тайном приказе сейчас волхв один сидит, на прошлой неделе доставлен. Поговори с князем – пусть тебя к нему допустят. Снизойдет до тебя волхв – расскажет о нечисти. А ежели его в пыточной до полусмерти измордовали – не моя то вина.
– Спасибочки за совет дельный.
Я пошел к князю. Без него точно в разбойный приказ не сунешься. Овчина обещал поспособствовать, и через пару дней я получил «добро».
Меня провели в подвал и заперли на замок дверь.
Небольшую камеру без окон тускло освещал масляный светильник. На прелой соломе в углу полулежал худой старик в рубище. Руки и лицо его были в крови. Я зачерпнул оловянной кружкой воды из ведра, осторожно омыл ему лицо. Старик вздрогнул, открыл глаза.
– Кто ты, мил-человек? Вижу, что не из мучителей моих.
– Дружинник Юрий.
– Зачем пришел? Я ничего не знаю.
– Кто и за что тебя в камеру сунул – мне без надобности. Будь добр, расскажи о нечисти.
Старик от меня отшатнулся.
– Пытками ничего не вызнали, так тебя подослали с ласковыми разговорами?
– Нет, успокойся. Слышал – на Муромской дороге нечисть лютует?
Старик молчал, и я уж подумал – не уснул ли, а может – сознание потерял? Нет, он открыл глаза:
– Слышал, много чего люди говорят, – тебе зачем?
– Дорогу хочу от нечисти освободить, совсем проходу от дряни разной русскому человеку не стало.
Старик захихикал, потом закашлялся.
– Да кто ты такой, чтобы с нечистью сразиться? Пусть и дружинник, а смертный. Что ты, скажем, знаешь, об упырях или навках? Или кикиморах? А нетопырь тебе знаком? Может, с василиском встречался? То-то и оно!
– Так расскажи! Не злата-серебра себе ищу.
– Беду на свою голову ты ищешь. Как бы не пожалел.
– Голова у меня одна, а умирать когда-нибудь всем придется.
– Фу ты, упрямый какой! Ночи ведь не хватит обо всем рассказать.
– Я не тороплюсь.
– Слушай тогда и запоминай.
Хорошо сказать – запоминай. К утру, часа в три-четыре, голова уже гудела, и все эти оборотни, нетопыри, вурдалаки в голове поперемешались.
– Ну, понял хоть что-нибудь?
– Немного понял.
– Главное не забудь – все оружие свое в церкви освяти, и крест нательный не снимай. Не любит этого нечисть. Да заклинания, что я тебе говорил, не забудь.
– Так ты же волхв? – удивился я. – А про церковь, про освящение говоришь? Как же так?
– Другие боги пришли на землю русскую, наверное, они сильнее старых богов – Перуна, Велеса и прочих.
– Прощай, волхв. Даст Бог – свидимся еще. Спасибо, вразумил.
– Прощай, воин. Буду рад, коли помог чем. Вижу – не корысти ради, не брюха для. О земле русской печешься. Увидел бы иное в глазах – рта бы не открыл. Удачи!
На ватных ногах я добрел до воинской избы и рухнул на постель. Сейчас спать – голова просто раскалывается, потом попытаюсь все услышанное переварить.
Никто меня не трогал, выспался на славу. А проснувшись, пошел в церковь. Батюшка недоверчиво похмыкал, но окропил саблю, нож и щит святой водой и счел молитву.
Вечером, после беседы с Митрофаном я отобрал для задания четверку ратников. Для начала – Павла, уж очень он хорош в сабельном бою, вторым был маленький и злой татарин, попавший в плен, выкупившийся и оставшийся у князя, сменивший веру и крещеный из Ахмета в Герасима. В стрельбе из лука равных ему не было. И еще двое – братья Михаил и Андрей – здоровенные, как медведи, и такие же сильные. Оба были сильны в метании сулицы или копья. Я видел раз, как Михаил метнул здоровенное копье метров на семьдесят, пригвоздив белку к сосне.
Я завел отобранных мною людей в комнатушку к Митрофану.
– Скрывать не буду – задание очень тяжелое, не уверен, что живыми вернемся. Кто боится – может сейчас встать и уйти, потому как я уверен должен быть, что в тяжкую минуту никто не побежит, не подведет, не бросит товарищей.
Все переглянулись, и Михаил пробасил:
– Трусов тута нема. На татар, на литвинов ходили – уж как иногда тяжко было, никто спину врагу не показал. Не пугай почем зря, пуганые.
– Так то супротив врага, какой бы злой он ни был и в какое бы железо ни был закован – смертен. Изловчился ты, проворонил враг твой удар – и все, смертушка пришла. Я же поведу вас по княжескому повелению на нечисть, что в муромских лесах от света белого прячется, проходу никому не дает. Сам не знаю, с каким чудом-юдом встретиться придется и чем биться – огнем он дышит или когтями разрывает, али морок напустит и сонного в болото утащит. Потому не в обиду вам и говорю – кто уйти хочет сейчас? Слава ратная будет или нет – неизвестно, но вам злата-серебра да каменьев самоцветных точно не обещаю.
Услышав, против кого поход затевается, призадумались хлопцы. Одно дело – против людей, и совсем другое – против неизвестной пока нечистой силы.
– Согласны, Юра. Головы сложить мы можем в любой момент. Когда в ратники подались, о том думали. Не всегда воин со щитом домой возвращается – иногда и на щите, а коли уж совсем не повезет – так будут глодать звери и птицы труп в чистом поле. И тут еще бабка надвое сказала – мы их одолеем или они нас. Мне вот, например, хочется на нечисть поглядеть, да шею ей свернуть. – Михаил гулко ударил себя в грудь.
Остальные закивали головами – согласны, мол.
– Ну что ж, тогда я иду к князю, а вы пока продумайте, что из оружия с собой взять, дядька Митрофан поможет, если что.
Князь внимательно меня выслушал, приобнял.
– Что надо от меня?
– Оружие Митрофан вместе с ратниками подберет, кони в порядке. Деньги только.
– Ну, за монетами дело не станет.
Князь достал из стола пару увесистых кожаных мешочков, которые сразу перекочевали ко мне за пазуху.
– Когда выезжать думаешь?
– Завтра поутру, пока дороги не расквасило.
– С Богом, да пусть сопутствует вам удача!
Князь перекрестил меня на прощание.
Утром на сборы ушла пара часов. Пока перераспределяли продукты по сумам, поудобнее приторочивали оружие на заводных конях, потом я спохватился, что оружие моих товарищей не освящено в церкви, и пришлось ехать туда.
Особенно меня впечатлили боевые палицы обеих братьев. Здоровенные дубовые палицы, окованные железом, с торчащими острыми шипами. Я попробовал поднять одну и тут же с грохотом уронил на пол. Это сколько же в ней весу? Не меньше половины пуда. Я с уважением взглянул на братьев. Палицу не только нести надо, но и работать ею в бою. Меня бы лично хватило на пару взмахов.
Ну вроде все. Мы присели на дорожку по старому русскому обычаю. Обнялись с Митрофаном, взлетели в седла и выехали со двора.
За Москвою в полях снег был уже пористым, просевшим, но дорога была отличная, накатанная санями, и ехалось хорошо. Чем дальше мы отъезжали от Москвы, тем дорога становилась уже и уже – только на одни сани. К вечеру успели отъехать верст на двадцать – двадцать пять. А как узнаешь – сколько? Верстовых столбов нет, спидометра у лошади – тоже. Переночевали в деревушке – и спозаранку снова в путь.
К исходу пятых суток пересекли реку Пра и въехали на земли Муромского княжества. Как будто границу какую пересекли. По обеим сторонам дороги стоял густой ельник и было сумеречно даже днем. В промежутках между островками леса пространство поросло редким низкорослым кустарником.
– Старшой, не вздумай с дороги съехать, здесь болота кругом. Сверху корка подмерзла, но лошадь со всадником она не выдержит, проломится.
Я поблагодарил и мысленно чертыхнулся – веревку не взяли. Вроде все предусмотрел, а про веревку забыл. Не приведи Господи – оступишься в болотину – как помочь? Чем тащить? Я обернулся к спутникам:
– Веревку кто-нибудь взял?
Виноватые взгляды и молчание. Хороши мы все, и я тоже.
На первом же постоялом дворе купил хорошую пеньковую веревку, разрезал ее пополам. Каждый обрезок в двадцать локтей отдал двум ратникам – Михаилу и Герасиму, бывшему Ахмету. Уж татары арканы ловко кидают, веревку наверняка сможет бросить.
Спали все в одной комнате – так безопаснее. Ночью я проснулся от того, что кто-то дергал край одеяла. Что за шутки? Ночью спать надо! Я сел в постели. Рядом с топчаном стоял маленький, в локоть, человек. Сон мигом слетел.
– Добрый человек, молочка не найдется?
– Нет, извиняй. Ты кто?
– Неуж домовых никогда не видел?
– Не приходилось как-то.
Я растерялся. Домовой – это нежить?
– Не иди дальше, смерть свою найдешь.
– Это почему?
– Злая нечисть в лесах объявилась, никому прохода от нее нет.
– Ты же и сам вроде как не человек?
Домовой посопел носом, почесал затылок.
– Так-то оно так, только мы – добрые, в ладу с человеком живем, дом его оберегаем. Плохо стало и кикиморам, и русалкам, и берегиням. Один болотник только доволен.
– Да кто в лесах завелся?
– И так я тебе много сказал. Коли жизнь дорога – вертайся назад.
Сказал так – и исчез, вроде его и не было. Чертовщина какая-то. Товарищи мои мирно спят – чего ко мне домовой подошел?
Я долго не мог уснуть. Что за злая нечисть в лесу? Почему домовой не захотел рассказать? Тоже ведь нечистая сила, а страдает от непонятных пришельцев. Видимо – они недалеко, раз домовой о них знает.
Утром о встрече с домовым говорить ничего не стал – к чему пугать или смешить ратников?
Позавтракав, мы выехали. Я поставил задачу – будем курсировать по дороге от Мурома до реки Пра. Все случаи нападения нечисти были на этом участке дороги. Сами углубляться в лес не будем – либо заведут в гиблые места, либо кони просто в буреломе ноги переломают.
По дороге к Мурому ничего не произошло, даже странно – ни встречных, ни попутных – никаких санных следов. Боятся люди – сделал я вывод. Весна скоро, купцы ждут, когда реки вскроются, можно будет товар кораблями возить. Мало на купеческую голову разбойников, о которых уже легенды ходят, так теперь нечисть объявилась.
После суток отдыха в Муроме мы двинулись обратно. Днем ходили по торгу, трактирам – слушали, что люди говорят. Разговоров было много, но ничего конкретного. Так, бабские страшилки, причем каждый раз о нечисти говорили по-разному – и роста де великого, и что лохматые сами, и глаза у них красным горят. Я лишь посмеивался. Старый волхв таких описаний ни одному чудищу не дал. Видимо, у страха глаза велики, вот и сочиняют небылицы.
Отоспавшись в тепле, понежась раздетыми, похлебав горяченькой ушицы, мы пустились в обратный путь, да видно – промедлили в дороге, ехали не торопясь, вот и не поспели засветло – зимний-то день короткий – к постоялому двору. Страшного ничего нет – даже в сумерках на заснеженной дороге были четко видны наши же следы, когда в Муром ехали. Да и немудрено – два дня всего прошло, метелей не было, по дороге никто не ездил, нечисти опасаясь.
На дороге показались несколько человеческих фигур, бредущих в Мошкино. Мы их быстро догнали, ехавший в передовом дозоре Павел даже пошутил:
– Чего медленно идете, так и до утра в деревню не поспеете. – И вдруг дико закричал.
Дружинники выхватили сабли из ножен и поспешили к Павлу. Поперек дороги стояли упыри – именно так их и описывал старый волхв. Черепа с пустыми глазницами, клочковатые волосы на темени, из рукавов и из-под штанин выглядывают белые кости. От неожиданности по спине побежали мурашки, в душу закрался страх.
– Чего стоите? Рубите их – это же мертвецы, только попугать могут.
Мой крик подстегнул ратников, и все дружно принялись крушить стоявших перед ними упырей. Только треск стоял от ломающихся костей.
Вроде все. Я оглядел побоище. Из истлевших одежд торчали перерубленные кости, валялись черепа. Мы дважды проехались лошадьми по костям, превращая их в прах, в костную крошку.
До деревни домчались за полчаса, возбужденные, довольные. Наелись пирогов с рыбой, запив пивом в пустом трактире. Сидевший за столом напротив меня Павел вдруг посерьезнел и спросил:
– Неужели этих дохляков народ боится?
– А то! – пробасил Андрей.
Я задумался, потом ответил:
– Думаю, что нет. Воины в обозе князя Хлыновского не трусы были, с упырями справились бы на раз. У этих костей ходячих в руках никакого оружия не было – даже кос или вил. Нет, мужи, думаю – победу праздновать рано, ждут нас более серьезные испытания, а сегодняшнее приключение – так, разминка для затравки. Упырь сам по себе безобиден, для того, чтобы сообща действовать, им кто-то руководить должен. Главный злодей где-то здесь прячется, попугать нас сперва решил.
Услышав мои слова, все посерьезнели.
– Мы – ватажка малая, тебе князем власть дана, а коли ты вроде как атаман наш – тебе и решать.
Ну вот, опять в атаманы записали, можно подумать – я напрашивался.
Поутру встал вопрос – ехать дальше до реки или назад, в Муром? Мнения моих товарищей разделились. Я выслушал доводы всех и решил – идем обратно, на Муром. Какой-то дряни не хочется нас видеть на этой дороге, поэтому упырей и послали. Наша задача – очистить дорогу от нечисти, так какого рожна мы к реке поедем? Возражений не было, и мы выехали обратно.
Помятуя о вчерашнем, бойцы держали руки на рукоятках сабель и настороженно поглядывали по сторонам. На маленьком перекрестке дорог стояла старушка. Вполне нормальная, лицо морщинистое, озябшее, красные кисти рук из-под рукавов зипуна, подшитые валенки.
– Милочки, вы не в Муром ли?
– В Муром, бабуся.
– А можно мне с вами?
– Нету у нас саней, отстанешь быстро.
– Ничего, я как-нибудь рядышком, лишь бы не обидел кто.
Мы медленно поехали. Кони пофыркивали, из их ноздрей валил пар. Холодновато утром. Я насторожился. Дружинники весело болтали между собой и с бабкой, а в сердце у меня поселилась тревога. Откуда здесь, на глухом перекрестке, взяться бабке? И еще одна странность. Это молодой человек может поспевать за конем; мы же с полверсты отъехали от перекрестка, а бабка даже не запыхалась. Это в ее-то возрасте, да в валенках. Кто носил валенки – сразу поймет: в них ходить можно, но быстро идти – тяжело, а бежать – совсем затруднительно.
Я сделал знак Павлу, он потихоньку приотстал и теперь замыкал нашу колонну. Подняв руку, я остановился, развернул коня. Все остальные тоже остановились. Я обратился к бабке:
– А теперь рассказывай, старая, откуда ты здесь взялась, в этой глухомани? По дороге никто давно не ездит, следов нет.
Все уставились на бабку. Неожиданно лицо ее стало меняться, вытянулось, появились длинные клыки, вместо ногтей – длинные когти, а кисти рук покрылись шерстью. Зарычав, бывшая бабка, а теперь здоровенная волчица прыгнула к ближайшему всаднику и вцепилась ему зубами в ногу. Михаил – а это был он – кулаком врезал волчице по черепу и отбросил от себя. На штанине его зияла дыра и обильно текла кровь. Волчица тут же вскочила и вцепилась в шею коню Михаила. Лошадь от боли взвилась, и Михаил упал на землю. Подскочивший Павел ударил саблей, но волчица извернулась, и сабля лишь отрубила кончик хвоста.
– За лесом смотри, – крикнул я Герасиму, и направил коня к месту схватки, но мое вмешательство уже не требовалось.
Вторым ударом Павел перерубил волчицу пополам. Зверь упал. Мы столпились вокруг, поглядывая в лес – не появятся ли новые твари. Меж тем волчица совершила обратное превращение – когти стали уменьшаться и превратились в ногти, волосы исчезли, и волчья морда медленно превратилась в старушечье лицо. Под животом расплывалась кровавая лужа.
– Волкодлак, оборотень! – перекрестились дружинники.
– Парни, в следующий раз заметите что странное – рубите сразу, будь это старушка, мужик или ребенок. Все очень серьезно, сами убедились.
– Прости, атаман!
Мы осмотрели рану Михаила. Из бедра был вырван здоровенный кусок, рана обильно кровила. Я присыпал ее порошком сухого мха – так часто делали русские ратники, и перевязал холстиной.
– Вот зараза, на чем я теперь поеду? – выругался Михаил. Лошадь его лежала без движения, на шее зияли глубокие рваные раны, на земле парила темная кровь.
М-да, больно здоров Михаил, и лошадь была ему под стать. Теперь надо и его, и сумки, и оружие распределять по другим лошадям, да и сам Михаил – не ходок с такой ногой. Мы усадили его на лошадь брата, такую же здоровую, как и павшая, распределили груз по другим лошадям. Павел, как самый легкий, подсел к Герасиму.
– А волкодлак? Надо его разрубить на куски, иначе ночью он снова может ожить.
Андрей соскочил с лошади, порубил старушку-оборотня на куски и поразбросал их в разные стороны, вытер руки снегом. Прямо голливудский фильм ужасов, расчлененка какая-то.
Наверное, придется возвращаться назад, тяжело будет Михаилу с такой раной верхом ехать до Мурома. Развернулись назад, в Мошкино. Домчали быстро.
На постоялом дворе я осмотрел рану – не кровит. Уложили Михаила в постель, приказали лежать и выздоравливать. За несколько дней Михаил должен отлежаться – парень здоровый, сильный. Только вот без лошади – не боец. Пешим далеко не уйдешь, а в деревне лошадь ему не найти. У крестьян лошади мелкие, не по весу Михаила, надо в Муроме покупать.
Оставив в комнате у Михаила лишний груз – седло с павшей лошади, оружие его и сумки, снова двинулись на Муром. Скакали быстро – и так много времени потеряли, теперь уж точно до ночи не успеем. А может, это даже и хорошо? Мы на себя, как на живца, нечисть ловить должны, так что при здравом размышлении днем нам спать надо, а ночью на дорогу выходить, как разбойникам. Тьфу ты, помяни черта не вовремя – он тут как тут. Нет, не черт – разбойники.
Перегородив дорогу, стояли четверо, одетые в полушубки, валенки; и оружие у них справное – у одного копье, – похоже, охотничья рогатина – с широким стальным лезвием, у двоих – мечи, четвертый держал в руках топор, да не плотницкий, а боевой – на длинной ручке, с узким лезвием. Такой хорош для боя против защищенного броней противника – любые латы проламывает, кольчугу прорубает, и не всякий щит долго продержится под его ударами.
Мы синхронно обернулись – сзади, отрезая пути к отступлению, недобро скалясь, стояли еще четверо. Оружие у них было похуже – дубины.
Конечно, разбойники не дураки. До Мурома совсем недалеко, и любой, застигнутый на дороге разбойниками, будет пытаться пробиться вперед, потому и стоят впереди тати с серьезным оружием, а может быть – и с воинским опытом. Герасим мгновенно выхватил лук и пустил стрелу. Стоящий впереди тать с рогатиной захрипел и упал. В шее его торчала стрела.
– Бей задних! – крикнул я ему.
Татарин обернулся на лошади и защелкал луком. Теперь хотя бы за тыл можно было не беспокоиться.
– Вперед! – крикнул я.
Андрей, Павел и я пришпорили коней, сабли уже были в руках. Привстав на стременах, я с оттягом ударил саблей разбойника. Тот подставил под удар топор. Бзынь! И у меня в руке осталась только рукоять. Конечно, сабля не предназначена, чтобы отражать удар топора.
Мы развернули лошадей. Тот, что с топором, криво усмехался, перебрасывая топор из руки в руку. Еще один лежал без головы на дороге – Павел постарался.
– Андрей, быстро мне саблю!
Стоявший рядом Андрей перебросил мне свою саблю, сам же вытащил из петли за седлом боевую палицу. Мы снова пришпорили коней. На этот раз бить мне было несподручно – тать с топором стоял у края дороги, слева от меня, а я – правша, и сабля у меня, естественно, в правой руке. Решение пришло мгновенно. Я вытащил ноги из стремян, и когда моя лошадь почти поравнялась с разбойником, соскочил с лошади, прикрываясь ее телом. Тать махнул топором, но удар пришелся в пустое седло. Как только мимо меня промелькнул хвост лошади, я сделал резкий выпад вперед и уколол саблей татя. Удар пришелся в незащищенный живот разбойника. Вонзив саблю глубже, я провернул ее, и с оттягом, разрезая кишки, вытащил. А не фиг разбойничать на дороге.
Андрей тоже не оплошал, его тать лежал на дороге с размозженной головой и оторванной рукой.
Я бросил взгляд на Герасима. Ему помощь не требовалось. Соскочив с коня, он уже обшаривал трупы разбойников.
Мы собрали оружие убитых – оно было довольно неплохое: сабли хорошего качества, лезвия заточены. Рогатина тоже неплоха, и Андрей с видимым удовольствием воткнул ее в ременную петлю у седла своей лошади. Я повертел в руках боевой топор. То ли продать на торгу в Муроме, то ли себе оставить? Возьму-ка себе. Кабы не мое решение соскочить с лошади – еще неизвестно, чем бы закончилась схватка. Все-таки топор, боевой топор – оружие в умелых руках очень грозное; один минус – тяжел.
– Столкнуть трупы с дороги?
– Зачем. Сейчас никто не ездит, пусть зверье здесь их сожрет. Сроду на Руси татей не хоронили.
– Быть по сему, поехали, а то и до утра до Мурома не доберемся.
Приехали, и правда, очень поздно. Городские ворота уже были закрыты, и стража ни за какие уговоры и деньги не согласилась впустить нас внутрь городских стен. Я уж и ругался, и взывал к совести: «Чего ж нам, мерзнуть рядом со стенами?» Даже звякнувшее в кошеле серебро не помогло отворить ворота. Вот незадача! Все-таки стражники со сторожевой башни смилостивились:
– А вы поезжайте направо, там через полверсты постоялый двор есть, как раз для таких припозднившихся.
Как будто раньше сказать не могли, мы уже с полчаса бесполезные разговоры ведем.
Постоялый двор оказался маленьким и грязным, но выбора у нас не было. А уж за еду хозяина следовало просто высечь. Скорее всего, и останавливались здесь такие же несчастные путники, которым не повезло попасть вовремя за городские ворота.
Поутру, даже не позавтракав, отправились в Муром. Первым делом хорошо покушали и пошли на торг. Был он не таким обширным и богатым, как в Рязани или Твери, но кони здесь продавались. Долго искали, какого нам надо. Наконец Андрей, осмотрев и взгромоздившись на лошадь, довольно улыбнулся – брат будет рад. Это была даже не лошадь, а здоровенная лошадюга – впрочем, выдержать вес Михаила не всякая лошадь и могла.
На постоялом дворе я высказал соратникам мысль – днем отоспаться, а выехать в дорогу вечером. Нечисть солнца не любит, прячется днем в темные углы, а ночью выходит на охоту.
Герасим активно запротестовал:
– Ночью не видно ничего, как драться, если глаза не различают в темноте врага?
– А ты на шорох, на шум стрелы пускай.
Герасим задумался. Андрею же было все равно.
– Что днем, что ночью палицей махать – все равно до врага не более аршина. Решай сам.
– Тогда всем спать, к вечеру выедем, пока ворота открыты.
Так и сделали. Успели в последний момент. Одну створку тяжелых ворот уже прикрыли, когда мы выскользнули. Стражник только выкрикнул:
– Куда? Опасно ночью на дорогах. Назад не проситесь – не пущу!
Ехали не спеша – ни к чему раньше времени утомлять лошадей. По сторонам поглядывали зорко, но опустившаяся темень не позволяла ничего разглядеть даже среди близко стоящих деревьев.
К полуночи успели одолеть почти половину пути. Показавшаяся из-за облаков полная луна хорошо освещала дорогу. Лошади стали прядать ушами, мотать головой.
– Атаман, беспокоятся лошади, никак волки близко, – подал голос Герасим, прирожденный лошадник.
Татары сызмальства растут в седле – для них лошадь и средство передвижения, и печка в холодное время в походе, и еда, когда голодно. Ему стоило верить.
– Оружие приготовьте, други. И смотрите в оба. Хорошо, если это просто волки.
Над нами с шелестом что-то пролетело. Я поднял голову, но что увидишь в ночном небе? Возникло чувство тревоги, беспокойства. Сняв щит с петли у седла, я перебросил его за спину. Как вовремя! Буквально через несколько мгновений я почувствовал сильный удар в щит, заставивший содрогнуться все тело. Разум еще не осознал, что произошло, но рукой с саблей я резко взмахнул, описав полукруг над головой. Раздался какой-то писк, и от меня с шелестом метнулась тень. Что за чертовщина?
– Быстро в круг!
Ратники составили лошадей. Теперь мы стояли в центре дороги, спина одного была прикрыта спиной другого. Павел, обернувшись, удивился:
– Атаман, да у тебя весь щит изодран, щепки торчат! Кто это тебя так?
– Сам не знаю, тварь неведомая в спину ударила. Советую и вам щиты на спину перебросить.
Все дружно перебросили щиты за спину. Опять послышался зловещий шелест, и в неверном лунном свете мы увидели, как, пикируя с небольшой высоты, на нас налетает что-то вроде большой летучей мыши. Широкие перепончатые крылья, голова в темноте почти не видна, на месте лица – или морды? – выделяются лишь два зеленоватых глаза. Герасим успел из лука выпустить пару стрел. Они пробили перепонки на крыльях, не причинив твари вреда.
Вот тварь ближе и ближе, уже видна распахнутая пасть. Перед нами тварь захлопала крыльями, притормаживая, и выставила вперед ноги со здоровенными когтями. Павел метнул в нее охотничий нож, а Андрей попытался достать палицей. Высоковато, удар пришелся в воздух, и тварь когтями разодрала рукав его тулупа. Хорошо, что у всех под короткими тулупами были надеты кольчуги. Тварь с мерзким криком отлетела и стала полукругом набирать высоту. Меня осенило – да это же крикса! Я вспомнил слова старого волхва. Как есть она – перепончатые крылья, змеиная голова, мохнатое тело, длинные и крепкие когти на ногах.
– Герасим, в крылья не стреляй, только стрелы переведешь. Эта тварь имеет острые зубы и крепкие когти, целься в тело! Андрей, если получится – палицей бей в голову, Паша – постарайся отсечь ноги.
Мы внимательно вглядывались в небо, остроглазый Герасим закричал:
– Вон она! – и указал рукой. На фоне темного неба еле виднелась еще более темная тень.
Крикса приближалась и начала снижаться. На этот раз она ударила когтями в морду коня Павла. Конь дико заржал и взвился. Павел смог удержаться, и сабля молнией сверкнула в его руке. Тварь заверещала и взмыла, обрызгав нас вонючей жидкостью.
– Кровь, что ли? Или что у нее там вместо крови? – Павел саблей указал на дорогу.
Я всмотрелся. Там валялась нижняя часть ноги – практически одна стопа с огромными когтями.
– Молодец, Паша! Достал ты ее! Может, раны улетит зализывать?
В мозгу молнией промелькнула мысль – даже не мысль, а воспоминание. Ведь волхв говорил, что криксы налетают стаей.
– Парни, я думаю – она будет не одна. Надо срочно искать одинокое, высокое дерево. Оно не даст криксам напасть сверху, а сбоку нам отбиться легче будет. По дороге – рысью марш!
Все без лишних слов пустили коней вперед. Через несколько минут Герасим закричал:
– Вижу! Дерево вижу!
Высокая ель стояла недалеко, в нескольких метрах от дороги, и мы подскакали к ней. Конь Павла шатался, по груди его текла кровь. Здорово зацепила его тварь.
– Быстро снимай седло – и на купленную лошадь. Сумки тоже на нее, хоть чуть лошадь от когтей прикроют.
И не успел я договорить, как Павел соскочил с лошади. На помощь ему кинулся Герасим. Вдвоем они быстро переседлали лошадь, забросили на нее переметные сумы. Освобожденная лошадь Павла отошла от ели несколько шагов и рухнула. Павел аж зубами от злости заскрипел.
– Я с ней в добрых сечах бывал, а тут – какая-то тварь…
Он не договорил. Послышался шелест крыльев, мерзкие крики, и мы увидели трех крикс. Они летели метрах в десяти над дорогой, явно высматривая нас. Андрей вытащил из петли трофейную охотничью рогатину.
– Сейчас я попробую снять одну птичку!
Он взял рогатину на изготовку. Конечно, это не сулица – легкое метательное копьецо, и не копье. С рогатиной ходят на медведя. Тяжело метать толстое древко, увенчанное лезвием – широким и коротким мечом. Но Андрей был здоров, как бык, и полагался на свои силы.
Криксы пролетели бы мимо, но их явно привлек запах крови павшего коня. Описав полукруг, они направились к нам. Выждав, когда твари будут в досягаемости броска, Андрей размахнулся и метнул рогатину. Лезвие вошло прямо в грудь мерзкой твари, и, завизжав, крикса упала недалеко от Андрея, в агонии разевая пасть и шипя. От нее шло зловоние. Две оставшиеся резко взмыли и пролетели над деревом. Похоже, мы удачно выбрали место для обороны. С трех сторон нас прикрывает лес, и нападения можно было ждать только со стороны дороги. Сверху не дает напасть высокая верхушка ели.
Мы выстроились в ряд – слева от дерева Андрей и Герасим, справа – я и Павел. Описав полукруг, криксы снова пошли в атаку. Эх, не хватает коней. Не ожидал я встретить такого врага, копье хорошо для конной сшибки, когда одна конная лава несется на другую.
Все, твари рядом. Герасим одну за другой стал пускать стрелы, но они застревали в мохнатой шкуре, не причиняя особого вреда криксам.
– По глазам бей или в пасть, коли разинут.
– Понял, атаман!
Андрей поднял палицу, мы же с Павлом направили вперед лезвия сабель, прикрывшись щитами.
Крикса ударила в мой щит. Удар был очень силен, так что я еле удержался в седле. От щита снова щепки полетели. Боюсь, он не выдержит еще одного удара.
Из-под щита я ударил криксу в брюхо. Сабля вошла почти на всю длину клинка, из живота брызнула какая-то жидкость – кровь? В темноте и не разберешь. Крикса с громким воплем отскочила. Пару ударов успел нанести и Павел, но из-за большого расстояния оба удара пришлись по крылу, но не по перепонке, а по кости. Теперь тварь пыталась взлететь, но перерубленное крыло не слушалось.
– Добиваем! – крикнул я и соскочил с лошади.
Тварь уже сидела на земле и, неловко подвернув левое крыло и разинув пасть, шипела. Два зеленоватых глаза ее зло уставились на нас.
Мы подступили с двух сторон одновременно, но крикса успевала уворачиваться от нас обоих, ловко вертя головой и клацая зубами. Такой попади на клык – вмиг оттяпает, зубки-то по пяди, как не более.
Павел исхитрился и рубанул по раненому крылу, окончательно его обрубив. Тварь резко повернулась к Павлу, а я, изловчившись, со всей силы ударил ее саблей по шее. Голова твари отскочила, и из перерубленных сосудов хлынула густая жидкость, здорово нас забрызгав. Крикса еще сучила в агонии ногами, и мы отбежали в сторону – если заденет когтями, все мышцы на ноге располосует.
Что там у соратников? Мы оба повернулись к ратникам. Оттуда неслись яростные крики. Мы рванулись на помощь, но дружинники справились сами. Просто вошедший в раж Андрей боевой палицей добивал криксу. Вернее – она уже была мертва, а Андрей наносил ей все новые и новые удары. Герасим спокойно сидел на лошади и с азиатской невозмутимостью наблюдал за Андреем.
– Все, Андрюша, хватит, от твари только мокрое место осталось.
Андрей с трудом остановился; бросив палицу на землю, вытер пот со лба.
– Тоже завалили тварь? Мы свою навеки утихомирили.
Мы вышли на дорогу, огляделись, прислушались – тихо, не слышно шелеста крыльев, нигде не мелькают тени.
– Что, дружина? Справились вроде?
– Хорошо, что их только три было. А если бы больше? Да если ночью на спящих такая эскадрилья нападет, и люди не готовы к поединку? Так любой обоз уничтожить смогут. Вероятно, и князь Хлыновский с дружиной так смерть свою нашел.
Все умолкли, переживая схватку с тварями.
Голос подал Павел.
– Други мои! Мы – что, до утра здесь торчать будем? От этих птичек зубастых такая вонь идет! Да и от нас всех попахивает! Надо скорее на постоялый двор – и в баньку. Интересно, одежда отстирается?
В пылу схватки я и внимания не обратил, что обляпан кровью – или чего там у нежити в жилах, – а после слов Павла запах ударил в ноздри с такой силой, что меня чуть не стошнило. Как мог, я обтер тулуп и сапоги снегом. Глядя на меня, то же сделали и ратники.
Мы вывели коней на дорогу и не спеша двинулись к Мошкино. Нам думалось, что с тварями на дороге покончено. Напряжение схватки ушло, и все разговорились, вспоминая смешные случаи из жизни.
К утру добрались до деревни, заехали на постоялый двор. Эка незадача, с трудом купили лошадь для раненого Михаила, а теперь, после схватки с криксами, у нас снова некомплект лошадей. Ничего, лишь бы все ратники были целы-здоровы, а лошадей купим.
Прислуга завела лошадей в конюшню, мы же направились в трапезную. Пока я делал заказ полусонному хозяину, Андрей побежал на второй этаж, в комнату, справиться о здоровье Михаила и пригласить его на завтрак. Но вскоре Андрей вернулся, вид у него был растерянный.
– Что случилось? – забеспокоились мы.
– Михаила в комнате нет.
– Экая беда! В отхожее место пошел, а может – без нас девку какую нашел, да у нее под теплым боком десятый сон видит!
– Нет, прислуга сказала – он вечером ушел, хромал, был без оружия.
– Как – без оружия? На задании и вне воинской избы оружие было всегда при себе, пусть не щит и копье, но сабля и нож – обязательно.
– Я в комнате посмотрел, все его оружие там, как и переметные сумки.
– Тогда где же он?
– Я и сам хотел бы это знать!
Мы поели, ожидая, что объявится Михаил, но его не было, и мы отправились спать – все-таки всю ночь в седле, а еще битва с криксами притомила, заставила понервничать. Уснули, как младенцы, сразу, едва успев подпереть дверь лавкой и снять сапоги.
Когда стало смеркаться, я проснулся от того, что дергается одеяло. Рядом с кроватью стоял уже виденный мною несколько дней назад домовой. Он дергал одеяло и сердито бормотал:
– Просыпайся!
– А, что? Что случилось? Почто спать не даешь?
– Берегись Михаила!
– Это почему?
Но домовой ушел в тень и пропал. Сон как рукой сняло. Мало того, что выспаться не дал, – еще пару часиков можно было поспать, – так задачу задал. Приходит, огорошивает, не объясняя до конца сказанного, и исчезает. Почему надо опасаться Михаила? Нормальный ратник, надежный товарищ – ведь это он принял на себя удар старушки-волкодлака, ранен был. В голове как щелкнуло – ранен был волком-оборотнем! Говорил же мне волхв, что некоторые твари при укусах могут передать свою… м-м-м… не знаю, как и назвать – болезнь, что ли? Как бы не обернулся Михаил таким же оборотнем! Вот это дела! Чем дальше в лес, тем толще партизаны. Как его теперь найти, да и найдя – убить? А как к этому отнесется брат его единокровный – Андрей? Если брата защищать кинется, нам плохо будет. Оба здоровы, как быки, а с саблей против андреевой палицы – и делать нечего. Ну, как братья объединятся?
Я решил разбудить Андрея и сообщить ему новость.
