Глава 3
Цесаревич

Лондон встречал великого князя промозглой погодой и шквальными порывами ветра, из-за чего пришлось долго идти против течения на слабенькой паровой тяге. Останавливаться в Англии не хотелось, но необходимость продать опиум и совершить визит вежливости к своей невесте и ее родственникам, заставляла Сашу задержаться в этом месте с весьма негостеприимным климатом. Однако, местных обитателей подобная мерзопакостная погода, казалось бы, совершенно не беспокоила. Это неприятное обстоятельство привело к тому, что Александр смог освободиться из заботливых рук местной аристократии только лишь через три дня. Да и то, с большой неохотой последней. Как ни крути, а русские принцы не часто бывают в Лондоне. Впрочем, симуляция простуды сделала свое дело и от Александра на время отстали.

Эта сплошная череда приемов, которая началась с аудиенции у королевы Виктории и закончилась ужином в гостях у сэра Рассела — хозяина Форин-офиса, пропустила великого князя практически через всю верхушку британского общества. Однако, как это ни странно, никаких попыток устроить даже малую гадость никто не предпринимал. Все было намного хуже — королева лично выразила свое сочувствие по причине дурных действий австрийских агентов, которые подкупили английских журналистов, уже понесших достойное наказание. Так что, бесстыдные методы дипломатии Франца-Иосифа не смогли поколебать добрых отношений мудрой королевы Виктории к своему будущему зятю.

Этакие милые улыбки, вежливые и взвешенные слова, а в глазах озорная хитринка. Причем у обоих. По итогам той первой аудиенции Саша сделал вывод о том, что королева в курсе истинного виновника индийского рейда. Мало того, она даже в некотором восторге от того, как Александр провернул эту операцию. Это безмерно печалило и заставляло пересмотреть всю дальнейшую программу по махинациям, посредством которых он хотел получить средства для осуществления своих проектов.

Впрочем, даже вырвавшись из «дружеских» объятий британской аристократии, великий князь не смог найти покоя, чтобы просто погулять по столице Туманного Альбиона и насладиться классическими викторианскими видами. Дела захватили его вновь с еще большей круговертью. Джон Пирпонт Морган терпеливо ожидал окончания всей этой великосветской карусели с ничего не значащим расшаркиванием и промышленными объемами лицемерия, чтобы поговорить о делах. Месяц назад, управляющий American Investment Bank закончил проворачивать удачную игру на бирже, сбросив последние акции после завершения неожиданной биржевой паники, устроенной Сашей. А потому горел желанием отчитаться и получить дальнейшие инструкции.

Настроение у Моргана было превосходное — даже если Александр заплатит ему причитающиеся проценты по минимальной ставке он все равно войдет в десятку самых богатых жителей Северной Америки. Один год и такой рост!

Само собой, великий князь решил воспользоваться услугами Джона, который имел уже неплохие связи на британском биржевом рынке, чтобы быстро и выгодно продать опиум. Этот пройдоха умудрился пристроить всю партию, выручив за нее для великого князя восемьсот тысяч фунтов стерлингов. Сколько он оставил себе, благоразумно осталось за кадром.

Таким образом, после подведения общего итога трудовой деятельности Александра и его людей за полтора года выходило, что ему удалось сколотить состояние, которое в переводе на рубли составляло около ста миллионов. Это были огромные деньги! Чтобы понять масштаб проще всего сравнивать с годовым бюджетом Российской Империи, доходная часть которого по прогнозам должна была составить в 1863 году без малого триста пятьдесят миллионов.

При этом самым интересным являлось то, что американская компания «МММ» до сих пор вполне успешно действовала, продолжая выкачивать деньги из народившегося в САСШ среднего класса. Там, конечно, уже были некоторые сложности, но решаемые. И по оценкам Джона аннулировать контору придется не раньше, чем через пару лет, так как никакого серьезного правительственного давления не наблюдалось. Да ему было и не до таких шалостей предприимчивых личностей.

Дело в том, что продолжающаяся вакханалия бурлящего либерального разгула на территории САСШ и отчасти КША собирала свой обильный урожай в виде серьезных финансовых затруднений у многих производств. Что, в свою очередь вело к росту безработицы, в том числе и среди квалифицированного персонала. А на носу отчетливо замаячило банкротство разного рода предприятий, производящих огромный перечень товаров — от булавок до паровых машин.

Это обстоятельство повлекло за собой очевидное распоряжение великого князя — Моргану предстояло заняться подготовкой кадровых агентств и языковых школ при них. Так как во время грядущего дефолта, который без сомнения ждет САСШ, можно будет массово нанимать грамотных специалистов для трудоустройства их на территории Российской империи.

Конечно, это не являлось профильным видом деятельности для Джона, но тот не возражал. Дело должно было стать не напряженным, а он как раз нуждался в хорошем отдыхе после этой совершенно дикой биржевой гонки, когда приходилось частенько не спать по несколько суток, решая срочные вопросы.

Восьмого августа 1863 года, во время ужина в кругу родственников своей будущей невесты прибыл вестовой с очень неприятным известием — произошла трагедия, из-за которой старший брат Саши Александрович оказался при смерти. В донесении, которое принесли королеве, не говорилось ни о каких деталях, однако, в общих чертах ситуация была крайне поганой. Брат Александра прибыл с великим князем Константином Николаевичем в Варшаву для противодействия волнениям, которые были подняты польскими студентами и городским люмпеном при теснейшем содействии французской агентуры.

За весну произошло несколько покушений, как на великого князя, так и на самого цесаревича. И вроде бы все заканчивалось удачно — каждый раз оба они выходили целыми и невредимыми. Однако во время последнего покушения пуля попала в лошадь. Та встала на дыбы и сбросила цесаревича на каменную мостовую, куда он и приземлился спиной. Состояние его здоровье оказалось настолько плачевным, что везти его Санкт-Петербург было крайне рискованно, поэтому он оставался в Варшаве.

Да, Никса не был его родным братом, но за последние восемь лет Александр уже привык к нему. И дело было не только в Коле. Саша вообще уже очень прикипел к этой семье, начав даже отчасти воспринимать ее как свою собственную. Как ни крути, а детство в детском доме сказывалось самым превратным образом. А потому, великий князь, и в прошлой жизни органически не… недолюбливавший поляков за их специфическую натуру, теперь и вовсе их возненавидел, буквально посерев на глазах королевы за считанные секунды. Правда, длилось это недолго, так как уже через несколько минут он снова стал вежливым и тактичным молодым человеком. Только огонек в глазах стал пугающим.

— Александр, вы в порядке?

— Да, Ваше величество, спасибо.

— Вы так посерели, будто вам стало плохо.

— Отчасти, но я уже справился. Я люблю своего брата и сильно переживаю за него, — задумчиво произнес Саша.

— Вы так говорите, будто уже что-то задумали.

— Ваша проницательность поразительна, — Саша вежливо склонил голову, — да, я уже знаю, что я должен делать. Мне нужно незамедлительно выезжать в Варшаву.

— Но Варшава охвачена волнениями!

— Тем хуже для волнений, — сказал Александр и так улыбнулся, смотря куда-то вдаль, что королева вздрогнула.

Ситуация была очень специфической. Даже более того — наступило что-то вроде момента истины. Ибо от того, как Саша себя поведет, зависела его дальнейшая судьба. По большому счету, он в одно мгновение оказался в фокусе внимания всей Европы. Так как монархи наиболее влиятельных стран уже были проинформированы касательно печальных событий в Варшаве. Николай Александрович умирал. Шанс его выживания был столь мал, что его никто всерьез не рассматривал. Поэтому, де факто, Александр превратился в цесаревича — наследника престола Российской империи.

Это обстоятельство требовало немедленного отбытия великого князя на Родину. Впрочем, срываться на ночь глядя не было никакого смысла, поэтому Саша аккуратно доужинал, попрощался со своей невестой, ее родственниками и с невозмутимым видом отбыл собирать вещи. Само собой, отправив вестового экстренно собирать людей из увольнений на корабли.

Возвращаться в Санкт-Петербург стало теперь не разумно. Новым пунктом назначения стала Рига, откуда, великий князь планировал подняться по Западной Двине на коммерческом пароходе. А в Двинске сесть на поезд и максимально быстро прибыть в столицу царства Польского.

В тоже время два фрегата и шлюп, после выгрузки Александра и его шайки-лейки в порту Риги должны были отправиться дальше, в Санкт-Петербург. И стать там на ремонт. Как-никак, а путешествие изрядно потрепало корабли и их стоило бы привести в порядок.

Расстояние в тысячу двести морских миль эскадра преодолела очень быстро. Благо, что в ходе бункеровки Александр догадался задействовать для взятия дополнительного запаса угля специально не предназначенные для этой цели трюмы. Из-за этой детали, корабли шли постоянно и под парусами, и под максимальными парами, что давало весьма неплохие скоростные показатели. Поэтому, уже утром одиннадцатого августа «Корсар», «Капер» и «Аврора» бросили свои якоря в порту Риги.

Местное руководство, конечно, засуетилось, желая оказать всяческие почести великому князю Александру Александровичу, но ему было не до этого. Уже вечером он сел на колесный пароходик и отплыл вверх по Западной Двине. Две неполные сотни вместе со всем своим имуществом еле вместились на это небольшое суденышко. Ребятам даже приходилось отдыхать по очереди. Зато к утру тринадцатого августа отряд прибыл к промежуточной цели своего назначения — городу Двинску.

Тут пришлось задержаться. Александр, когда отправлял большую часть учебного полка домой в 1862 году, придержал все механические пулеметы. На всякий случай. Один остался на Аляске, но остальные восемь штук были при великом князе. «Пятая точка» не подвела его — и эти, совершенно бессмысленно прихваченные с собой, тяжеловесные игрушки, в этой сложной ситуации оказались в самый раз.

Саша очень хорошо помнил характер восстания, в ходе которого, на обширных территориях польских земель то тут, то там возникали банды. Причем пешие и крайне плохо вооруженные. Но самое важное заключалось в том, что эти шайки состояли либо из опустившихся люмпенов, либо из студентов, либо из французских агентов польского происхождения. Соответственно, основным их оружием была коса, насаженная на древко. Ружья, преимущественно времен Наполеоновских войн, были лишь у единиц. Говорить о чем-либо современном не приходилось. Что серьезно облегчало задачу. Имей Наполеон III голову хоть немного умней, то заранее мог озаботиться переброской восставшим нужного количества оружия. Хотя бы и совершенно старого, списанного из регулярной армии.

Как вы понимаете, в задачу Саши входило не только добраться до умирающего брата, но и решительными действиями устроить кровавую баню восставшим. Чем сильно сбавить энтузиазм у остальных. Для этих целей необходимо было создать что-то вроде летучего отряда, обладавшего максимальной огневой мощью. Порывшись в памяти, Саша остановил свой выбор на тактико-техническом решении батьки Махно, который использовал тачанки и брички для решительного повышения мобильности своих войск. Например, идя на рысях, его отряд мог проходить до ста километров в сутки по несколько дней кряду. Само собой, в повозки садились не все бойцы. Та часть, которая умела нормально ездить была определена в верховое сопровождение. После небольшой возни получилось 96 верховых и 58 человек на 24 подрессоренных повозках, восемь из которых были превращены в тачанки, путем установки механического пулемета. На остальных же везли боеприпасы, медикаменты и небольшой запас продовольствия. Как несложно посчитать, всего отряд, вместе с Александром, составил 155 человек, при 8 пулеметах. А учитывая, что каждый боец был вооружен револьвером и винтовкой, получалось очень впечатляюще.

Впрочем, для задержки была и официальная причина — диверсия на путях. За день до прибытия великого князя стало известно, что смутьяны разобрали железнодорожное полотно в нескольких местах. Так что теперь нужно было ждать ремонтные бригады и сами рельсы, которые исчезли в неизвестном направлении.

Приготовления шли очень быстро, при полном содействии, перепуганной неожиданным визитом столь высокопоставленной особы, местной администрации. Поэтому уже двенадцатого июля отряд смог выступить в поход на Варшаву. Не простая дорога — верст шестьсот по изъезженным грунтовым дорогам. Хорошо хоть погода стояла теплая и ясная, что позволяло не увязнуть в распутице.

Единственное, что смущало Сашу, было то, что его ждали. Дело заключалось в одной неприятной детали. Явившись в Ригу, великий князь телеграфировал отцу в Санкт-Петербург, что отправляется в Варшаву, к брату. А в Двинске его уже ждала ответная телеграмма, смысл которой сводился к тому, что в столице царства Польского ему готовят торжественную встречу. Это обстоятельство было очень печально из-за огромного количества сгнивших на корню чиновников. То есть — повстанцы знали о продвижении с востока небольшого отряда во главе с великим князем, который вот-вот станет цесаревичем. Даже самой глупой курице было очевидно, что кто-то либо сильно не подумал, либо очень хотел от Саши избавиться. Ведь ясно же, что, получив такую информацию, польские повстанцы попытаются организовать засаду на дороге и убить Александра. Оставался только вопрос, кто именно так великому князю удружил.

Первые дни, впрочем, переход шел довольно спокойно. Вильно, Гродно, Белосток — и везде отряд привлекал к себе внимание. Форма черного цвета с белой окантовкой не была обычной для русской армии того времени, поэтому ее рассматривали с любопытством. Да и сам фасон отличался, не говоря уже о несколько экстравагантном виде наспех сделанных тачанок. Хотя больше всего взгляд зевак цеплялся за знаменную группу, которая состояла из двух флагов: государственного Российской Империи от 1858 года, того самого черно-желто-белого триколора и личного штандарта великого князя Александра Александровича Романова.

Тут стоит сделать небольшое отступление. Штандарт, который поднесли Саше индейцы чероки, был выполнен качественно, но довольно безвкусно. По крайней мере, на взгляд великого князя. Но сама мысль оказалась очень интересной. Дело в том, что к 1863 году символом России стал де факто медведь, причем не бурый, а белый — самый большой и опасный хищник в Евразии. При этом двуглавый орел практически не котировался. Да и много их было, орлов этих. Куда не плюнь — или с одной головой, или с двумя. Поэтому Александр решил сделать ход конем и перестать оправдываться, хотя бы от своего имени. «Да, мы медведи и гордимся этим!» Тем более что великий князь на полном основании мог использовать медведя после битвы за Вашингтон, когда он получил это имя из рук сослуживцев чероки.

Но обойтись классическим геральдическим медведем, который по своему виду как правило очень ужасно нарисован и мало чем отличается от того же льва, Саша не желал. Именно по этой причине, еще в Парагвае, когда лечился после ранения, он озаботился разработкой правильного изображения символа. Повозиться пришлось основательно, даже притом, что Лопес выделил лучшего художника, который был в его распоряжении. Возня шла целую неделю. Причем, большая часть времени ушло на объяснение того, что такое это за зверь — медведь. Ведь в Южной Америке водится только очковый медведь, который живет в горных лесах Анд и на территории Парагвая не водится. Однако получилось впечатляюще — коренастый белый медведь, прорисованный черными контурами переменной толщины, стоял на задних лапах в атакующей позе. Пасть у него была закрыта и довольно улыбалась, такой специфической предвкушающей хитроватой улыбкой. А между ног красовался эрегированный пенис. И не нужно смущаться — эта деталь была обычным делом в геральдике. Конечно, в совокупности подобная композиция выглядела несколько провокационной, но Саша решил пойти на подобный шаг вполне осознанно. Этот стало своего рода издевательством над всей европейской пропагандой, которая пыталась заставить русских стыдиться своего природного тотема.

Аналогичная ситуация имело место быть и с так сказать национальными цветами. Для читателя дальнейшее повествование может показаться несколько непривычным, так как сейчас (в XXI веке) существует довольно популярное мнение о том, что цветами России являются белые, синий и красный. На самом деле это не совсем так.

Когда в 1667 году, на воду спустили первый русский корабль западноевропейского типа «Орел», царь Алексей Михайлович по рекомендации мастера Бутлера вывесил на нем нидерландский флаг, посчитав его просто универсальным торговым флагом. Этот флаг прижился, так как хорошо коррелировался с одной из самых могущественных торговых империй того времени. Позже, уже при Петре I этот флаг был поднят на торговом флоте сначала Российского царства, а позже и империи. Однако нужно помнить, что в подобном типе знамени есть одна беда — очень часто возникают путаницы из-за порядка полос и положения на флагштоке. Поэтому, Петр Великий просто утвердил тот вариант, который к нему попался. В русской традиции эти цвета были символом торговли, а не государственности. В России вообще традиционно очень сильно были развита ведомственная геральдика и очень плохо государственная. К примеру, герб правящего дома был впервые составлен лишь в середине XIX века году. То есть, спустя почти два с половиной века после его воцарения! С государственным знаменем было не лучше — его впервые ввели только в 1858 году. А до тех пор использовали ведомственные знамена, например, военно-морского или торгового флота.

Само собой, учитывая, что львиная доля внешних политических контрактов Российская Империя осуществляла посредством торговых предприятий, то в Европе, как следствие, стали воспринимать белый, синий и красный цвета, как национальные русские.

В этом деле стоит помнить одну деталь — трио из белого, синего и красного цветов характерна традиционно для западной Европы. Взгляните на флаги Великобритании, Франции, Голландии, Нидерландов. Ничего не смущает? А флаг бывших английских колоний США и Австралии? Вот-вот. Те самые цвета, которые традиционно считаются в Европе национальными цветами России. Франция, по доброте душевной, даже помогла нам в 1896 году их принять в качестве государственных, так как мы, по какому-то странному стечению обстоятельств, не желали сами этого делать. Так и получается, что знаменитый флаг — «бесик», ассоциируемый с национальным русским духом, выполнен в цветах, которые нам навязали западноевропейской традицией.

Еще веселее обстояли дела с той самой «жженой яичницей», которую придумал барон Кёне. Там вообще решили поиграть на сочетании цветов Гогенцолеров и Габсбургов, выведя из них некий новый симбиоз. То есть, черно-белый цвет Пруссии, соединили с черно-желтым цветом Австрии. Иными словами, Кёне пытался показать родство России с этими странами. Причем не просто родство, а происхождение от них. Оно и не удивительно, ведь сам он был прусаком, как он еще мог думать? Особенно в свете только что подтвержденной Нормандской теории происхождения Российского государства. В общем, тоже не наш выбор, ибо отражало принадлежность к германскому миру, а не самобытность. Поэтому, Александр решил пойти своим путем и ввести новую цветовую гамму, которая еще никем не использовалась.

Первоначальное желание использовать в качестве основы красное полотнище быстро пришлось отмести в сторону, по той причине, что его уже очень давно использовали в Османской империи — традиционном противнике России. Да, конечно, красный цвет использовался в качестве основного фона на хоругвях славянских князей, но с тех пор прошло столько времени, что народная память об этом угасла. Мало того, изучение истории имело совершенно бессистемный характер, а потому, эту деталь знали единицы, как в России, так и за ее пределами. То есть, почти все в Европе воспримут введение красного флага, как подражание Великой Порте.

Так что, как бы Саше ни хотелось прокатиться на тачанках с развевающимися красными штандартами, но в текущих условиях оказалось практически невозможно. Меньше десятилетия прошло со времен последней войны с Турицией, которая привлекла на свою сторону Францию, Англию и ряд других стран, что в итоге вылилось в грандиозное политическое поражение Российской Империи. Обида и разочарование уже начинали меняться на жажду реванша. В подобных условиях поднять красный флаг великим князем будет означать что-то сродни политического самоубийства. Поэтому пришлось импровизировать дальше.

Очень быстро выяснилось, что однотонное полотнище использовать нельзя — все было занято. Красный цвет использовали турки, зеленый — мусульмане, черный — пираты и анархисты, белый — трусы и так далее. Да и, если честно, кроме красного не смотрелось там ничего толком. Поэтому, Александр стал возиться с многоцветными основами флага. Конечно, в геральдике бытует мнение, что чем проще герб или флаг, тем он древнее и родовитее, но, увы, вариантов не оставалось. В конце концов, если Александр станет императором, он сможет составить новую региональную геральдику и утвердить там то, что считает нужным. Да и вообще, чего это постоянно оглядываться на эту Европу? Там считается? Значит это их проблемы и их предрассудки, а в России мы вправе наслаждаться собственными «тараканами».

Как уже говорилось выше, Александр не желал использовать сочетания белого, синего и красного цветов в любых компоновках. Так же, Саша имел предубеждение перед творчеством барона Кёне в целом, и желтым цветов в частности. Многие скажут, что желтый цвет хорош, это, дескать, символ власти, богатства и процветания. И будут правы, так как в традиционной европейской геральдике была именно эта трактовка. Причем пришло это понимание цвета с востока, то есть, широкие массы народа в Европе совсем по-другому понимание этот цвет. А Александр хотел сделать флаг, который воспринимался людьми позитивно без какой-либо геральдики. Поэтому решил напирать на психологическое значение цветов, в которых желтый цвет у большинства индоевропейцев ассоциируется с ложью, обманом, предательством, болезнью и прочими гадостями. И именно так его воспринимали обычные люди. И не только тогда. Посмотрите на обычную, обыденную ситуацию. Молодой человек идет на свидание с девушкой. Какого цвета он выбирает ей розу? Желтого? Нет. Даже если парень и не понимает осознанно, что это не желательно, то подсознательно, «пятой точкой» он отлично чувствует, что в этом деле что-то не то. Да и девушка не поймет.

Впрочем, после двухдневной возни с перебором всей гаммы цветов европейских знамен, Александру и Петру Павловичу удалось прийти к общему знаменателю. Им стало сочетание бордового, белого и черного цветов. Подобная подборка цветов, конечно, напоминала хорошо известные в XX и XXI веках пангерманские цвета, но они, к счастью, были еще свободными. То есть, их таковыми пока не утвердили. Иными словами, в 1863 году Александр имел полный карт-бланш на использование этой цветовой гаммы.

Компоновать, впрочем, Петр Павлович предложил не традиционными европейскими полосками, а в стиле русских боевых знамен конца XVIII — первой половины XIX века. Помудрили немного и получили весьма забавное сочетание. На квадратном полотнище размещался косой Андреевский крест, выполненный в мальтийском стиле, где толщина полос от центра полотнища к его краям увеличивалась. Так вот, подобный крест укладывали в белой окантовке на бордовое поле, образуя, таким образом, еще один крест, вертикальный, также, в мальтийском стиле. В центре пересечения этих двух крестов лежало значительных размеров круглое поле черного цвета в белом ободке для эмблемы.

Почесав немного «репку» господа разработчики решили на этом варианте и остановиться. То есть, двинуться дальше. Однако попытка наложить медведя на подобное сочетание цветов привела Александра к ощущению чего-то неправильного. «Что-то не так, — думал колобок, доедая лису». Слишком не сочетались наглая и вальяжная фигура мощного медведя со строгой и элегантной гаммой полотна. Так что, как это ни прискорбно, пришлось великому князю возвращаться к орлу. Само собой, сделав себе зарубку не забыть про «мишку» и пристроить его куда-нибудь на государственной символике.

Использовать ту взлохмаченную курицу, что изобразил барон Кёне, Александр не хотел. Даже несмотря на то, что его картинка была выполнена в лучших традициях европейской геральдики. Этот орел смотрелся на новой цветовой гамме столь плохо, что даже медведь в исполнении индейца-самоучки из Парагвая выглядел лучше. Поэтому пришлось теребить историю, дабы вспомнить варианты различных исполнений этой популярной птички. Две недели ушли на то, чтобы подобрать подходящий вариант. То есть, результат, удовлетворявший и Александра и Петра Павловича был достигнут только лишь на переходе от Парагвая к Японии. Им стал двуглавый орел, выполненный в римско-египетском стиле. Эта птичка держала в своих когтях круглый венок из дубовых листьев, внутри которого размещался глобус мира, на котором отображался контур Российской Империи. А на груди пернатого создания красовалась красная пятилучевая звезда.

На этом и успокоились, решив изготовить первый экземпляр максимально качественно, для чего очень пригодилась Луиза, умевшая неплохо вышивать, впрочем, как и многие домовитые девушки того времени. К сожалению, к моменту десанта в Кагосиме штандарт еще не был готов, поэтому Саша пользовался старым — с медведем. Однако в Бангкоке, Кейптауне и Лондоне, Александр уже красовался под своим новым, личным штандартом, привлекая немало внимания к своей персоне. И именно под ним, вкупе с государственным знаменем Российской Империи, Саша и выступил в поход на Варшаву.

Как и предполагал великий князь, восставшие поляки готовили ему засаду. Недалеко от местечка Лапы, в котором располагалась железнодорожная станция, в лесу затаились около тысячи человек. Но хоронились они таким образом, чтобы быть незаметными только со стороны железнодорожных путей, на которых соорудили завал. Поэтому, передовая застава, в числе трех верховых, идущая сильно южнее по грунтовой дороге, смогла заметить их заранее и предупредить остальной отряд.

По всей видимости, поляки не знали, что Александр идет «своим ходом», а не едет в железнодорожном составе. Это было так непривычно для откровенно зажравшихся представителей императорского дома, что Людвиг Мерославский, диктатор восстания и, по совместительству, командир отряда, просто не мог этого предположить. По его мнению, для великого князя, который вот-вот станет цесаревичем, этот шаг бы неуместен. Что-то вроде урона чести и достоинства. Поэтому, когда поляки заметили странных солдат в черной форме, которых становилось все больше и больше на опушке ближайшего перелеска, то сильно удивились.

Лишь увидев знамя Российской империи, и соотнеся его со странной формой солдат, Людвиг решил, что это и есть Его Императорское Высочество. А потому спешно поднял всю засаду и густой толпой атаковал позиции великого князя. К слову сказать, Александр, умудрился вновь совместить прекрасно зарекомендовавшую себя практику совмещения стратегии наступления с тактикой обороны. Поэтому, тачанки были аккуратно развернуты, солдаты спешены и подготовлены к ведению огня, а лошади отведены в овраг.

Великий князь, поначалу, подумал, что восставшие захотят поговорить. Однако видя, что «товарищи» с истошными криками, размахивая косами, быстрым шагом идут к его людям, приказал открыть огонь на поражение. Метров с пятисот. Восемь механических пулеметов и около сотни винтовок ударили смертельным шквалом по наступающим полякам. Плотность обстрела, конечно, была не как при ферме Милз, но ее вполне хватило для того, чтобы эти удальцы уже через минуту стрельбы, потеряв около трех сотен убитыми и раненными, дрогнули и обратились в бегство. Да и как могли они иначе поступить? Вчерашнее дно общества и потерявшие голову студенты — романтические мечты, которые вытравливали пули, несущие дикий ужас, боль и смерть. Результат оказался вполне предсказуем. Революция ведь красива и желанна только тогда, когда ты на пьяной вечеринке скандируешь глупые лозунги, а не когда по тебе ведут огонь на поражение серьезные ребята.

Видя, что товарищи могут уйти в значительном числе, Александр решил остановить отступление, для чего выдвинул две тачанки и взвод верховых бойцов в обход. Этот отряд по большой дуге обошел восставших, ведя обстрел толпы на ходу, и отрезал их от перелеска и железной дороги. После чего стал закручивать в карусель, удерживая дистанцию не менее ста метров. Видя, что ничего кроме смерти им не грозит, восставшие стали бросать оружие и поднимать руки. В общей сложности, через двадцать минут, потеряв до половины своих людей ранеными и убитыми, отряд Людвига сбился в кучу посреди поля, сдавшись на милость победителя.

Справиться с толпой из пятисот человек столь малыми силами было очень сложно, поэтому, Александр, отделив люмпенов от общей массы и пообещав во время следующий встречи повесить, отправил по домам. Тем самым решительно сократив толпу числом. Да и боевым задором, так как это люмпенам было не чего терять, поэтому, их и использовали в качестве пушечного мяса.

С остальными же предстоял долгий и основательный разговор. Больше всего, конечно, хотелось и просто расстрелять и поехать дальше. Но такой шаг мог навредить, сделав из этих отпрысков, преимущественно состоятельных семей, мучеников. Само собой, за деньги их родителей. Поэтому Александр стал вытаскивать студентов по одному из толпы и, отводя в сторонку, «вежливо прессовать» вместе с Петром Павловичем. Ребята, к счастью, оказались не стойкие, а потому, уже второй студент был готов активнейшим образом сотрудничать с великим князем. Ну а что вы хотели? Как говорят умные люди, любовь к митингам обратно пропорциональна количеству ударов резиновой дубинкой, прилетевших в голову борца за «народное счастье».

Смысл доведения до рабочей кондиции студентов сводился к очень простому шагу — Александр решил составить общее письмо к Его Императорскому Величеству, в котором изложить то, как их подкупами да угрозами и прочими нелицеприятными действиями склоняли к участию в беспорядках агенты французов. Там же они просили простить их за все, что они сделали и божились в искреннем раскаянии. После завершения составления этой знаменательной бумаги, Петр Павлович зачитал ее перед студентами и предложил каждому, своей рукой, вписать в нее кто он, где учиться и поставить подпись. Согласись не все. Пятнадцать «товарищей» стали выступать, поливая Александра бранными словами. Саша кивнул Зарубаеву, тот с ребятами вытащил этих, туго соображающих товарищей из группы, отвел чуть в сторону и расстрелял. Так как это все было на глазах у остальных, то степень рвения и покладистости сотрудничать стала просто зашкаливающей. Так что, уже через полчаса письмо оказалось очень аккуратно подписано. Поэтому, этих студентов Саша тоже отпустил, пообещав «глаз на жопу натянуть», если они еще хоть раз подобными глупостями надумают заниматься.

А вот настоящих французских агентов, которых было десять человек, включая самого Людвига, бойцы Александра просто связали, заткнули рты кляпами, погрузили на подрессоренные коляски и повезли в Варшаву. На все про все ушло около двух часов.

Больше, до самой Варшавы, засад не встречалось. Видимо Людвиг не надеялся на ударную мощь своих людей, а потому желал сосредоточить их как можно большое количество, дабы скомпенсировать недостаток качества.

Недалеко от Варшавы перестроились в колонну, приведя заодно в порядок свою черную форму с белой оторочкой. Авангардом шла знаменная группа, потом, пять пар верховых, а далее коляски, между которыми по одному — два ряда располагались бойцы верхом на лошадях. Ну и арьергард из оставшихся бойцов.

Рота практически влетела в город быстрой рысью со стороны железнодорожного вокзала, распугивая обывателей. Эффект был достаточно шокирующий. Тут не было принято так гонять. А как вышли на мост через Вислу, Александр приказал еще и петь. Да, Николай умирал, но нельзя было вот так, молча ехать. Никто во всей округе не должен был даже и мысли допустить, что Россия оставит этот город. К тому же, необходимо было дать выхлоп тем мукам во время морских переходов, когда бойцы великого князя заучивали разнообразные песни. Ведь Александру было скучно в дороге, а потому он, дабы хоть как-то себя занять, занимался вспоминанием песен, стихов и прочих полезных в будущем поделок.

В конкретно этом случае солдаты запели знаменитую «Марусю» из кинофильма «Иван Васильевич меняет профессию». Полторы сотни глоток грянули одновременно: «Зеленою весной, под старою сосной, с любимою Ванюша прощается, кольчугою звенит и нежно говорит: Не плачь, не плачь — Маруся-красавица!»

До Варшавского замка, в котором находил Николай и, по совместительству, все местное руководство, оставалось немного. По существу рота его объезжала, поэтому получилось совместить завершение песни с окончательным въездом на Замковую площадь. Так сказать — подъехали с музыкой.

Хоть и стоял полдень, однако, никто не бежал их встречать. Лишь несколько лакеев испугано выглядывало из-за ворот. Это Саше очень не понравилось.

— Николай, занимай круговую оборону. Тачанки в круг. Этих, — Александр кивнул на пленников, — в центре положите на землю. Виктор, бери своих ребят и пошли за мной.

Лакеи попробовали оказать какое-то сопротивление, дескать, пускать не велено, но четкий удар кулаком прямо в смотровое окошко ворот решило эту проблему. Фон Валь уже набрался от великого князя правильных методов работы. Поэтому уже минуту спустя все четыре десятка солдат бежали по коридорам в сторону покоев цесаревича. Интенсивный «массаж» челюсти одного лакея сделал остальных разговорчивыми и покладистыми. Настолько, что парочка даже бежала впереди солдат, показывая дорогу. На ходу объясняя ситуацию.

Оказывается, великий князь Константин Николаевич отбыл с практически всем местным бомондом на вокзал, так как пришла телеграмма из Вильно, будто Александр прибывает по железной дороге сегодня. Само собой, большая часть охраны Старого замка убыла вместе с встречающими. Этим и воспользовались революционеры, которые, по всей видимости, телеграмму и прислали.

Вдоль коридоров, местами были видны трупы одиночных охранников и следы борьбы. Несколько выломанных дверей. В общем — классические следы решительного штурма.

Возле дверей в покои цесаревича стояло трое молодых людей в гражданской одежде с капсюльными однозарядными пистолетами в руках. Не останавливаясь, прямо на бегу люди Виктора фон Валя открыли огонь из револьверов. И, не снижая темпа, в четыре плеча вломились в дверь, которая от такого обращения не то что открылась, а просто слетела с петель, упав внутрь. Первый ряд тут же залег у выбитых дверей и ребята, бегущие следом, просто перепрыгивали через них, стремительно врываясь в покои. Причем не просто так, а стреляя на ходу во всех, у кого в руках окажется оружие или тех, кто пытался его достать. Опыт индийской кампании сказался очень хорошо. Такой стремительный напор, заставший революционеров врасплох, принес свои плоды — ни один из них даже не успел выстрелить ни разу. Что же касалось Николая, то они успели только с горем пополам пристроить веревку на крюк от люстры и как раз пытались совершенно обмякшее тело цесаревича поместить в петлю. Впрочем, не успели.

Выжило после контратаки бойцов Александра только три человека — Ярослав Домбровский, Оскар Авейде и Агатон Гиллер. Их разоружили, связали и вывели к остальным пленным, которых охранял Николай Зарубаев. Николая Александровича же, аккуратно уложили обратно на постель. Он был очень плох. Медики во время нападения революционеров сбежали, поэтому ситуация ухудшалась с каждой минутой. Николай не мог уже разговаривать — слишком ослаб. Цесаревич молчал и смотрел на своего младшего брата добрыми глазами, время от времени перекашиваясь от боли. Самым гадким для Саши в этой ситуации было то, что он должен просто так сидеть и смотреть, будучи абсолютно бессильным.

Когда, через полчаса в комнату буквально вбежал в совершенно растрепанном виде Константин Николаевич, Коля уже почти не реагировал на окружающих и лишь рассеяно водил глазами. Так он и умер буквально у Саши на руках.

После произошедшего все руководство Царства Польского было в полнейшей растерянности, включая великого князя Константина Николаевича. Никто не знал, что делать дальше, так как совершенная ошибка явно поставила крест на карьере практически всех. Хорошо еще если за содействие восстанию в Сибирь не сошлют. В связи с чем, Александр имел карт-бланш на решительные действия практически любого характера. Чем он и воспользовался.

Передав тело брата дяде, которому надлежало проследить, чтобы его в целости и сохранности доставили в Санкт-Петербург, сам принялся за наведения порядка. Конечно, никаких официальных полномочий у Саши не было, но ему было плевать. Тем более, действовать он намеревался совсем иначе, нежели раньше пытались вести дела наместники Царства Польского.

Вечером того же дня его «добровольно» посетили владельцы всех Варшавских газет, хоть как-то связанных с освещением политических новостей и им было «позволено» искренне негодуя выразить свое неудовольствие новыми деталями восстания.

— Вы же понимаете, господа, что действуете во благо польского народа. Зачем же в этом случае такие кислые мины?

— Ваше императорское высочество, но чему же нам радоваться? Вы же давите на нас. А мы свободная пресса, которая хочет честно и объективно освещать происходящие события.

— Вы все так считаете? — Александр обвел взглядом присутствующих, наблюдая за тем, как они согласно кивают и подтверждают слова своего коллеги. — Отменно. Значит, наша встреча очень своевременна. Давайте я вам объясню ситуацию с моей точки зрения. Итак. Французское правительство, силами своих агентов занимается организацией беспорядков во владениях моего отца — императора Российской Империи. Это уже достоверно известно. При Лапах я разбил один отряд повстанцев, который попытался атаковать меня. И знаете, я там увидел совсем не борцов за народное счастье. Основную массу личного состава этой банды составляли обычные люмпены — алкоголики, бродяги, беднейшие крестьяне и горожане, да и просто разбойники. Этих «кадров» была львиная доля. Подобный контингент во все времена составлял основную массу бунтующих, так как им терять уже нечего, а в случае успеха их может ждать неплохой куш. Правда, тут есть один подводный камешек. В случае успеха восстания, эти люмпены разграбят все, до чего только смогут дотянуться. Думаю, это очевидно и без моих пояснений. Вторую по численности группу революционеров составляли студенты и молодые разночинцы. Как вы понимаете — самые впечатлительные и самые глупые. Почему глупые? Все просто. Эта молодежь являет собой восторженных идеалистов, которые хотят построить идеальное общество. И ради этих бредовых идей они готовы, не только убивать, но и идти на смерть. Вы все здесь взрослые, серьезные люди. Думаю, вам не нужно объяснять тот факт, что идеальное общество можно построить только при одном условии — наличии идеальных людей.

— Но ведь вопросом создания справедливого общества заняты не только студенты!

— Действительно. Некоторые взрослые мужи не выходят из детства до самой старости. И дело не в идеализме, который, безусловно, очень плох в любом виде, а в том, что их идеи, полностью оторванные от реальности, они пытаются воплотить в жизнь. Все вы хорошо знаете о том, какие события творились во Франции в конце XVIII века. Великая Французская Революция. Чем все закончилось, помните?

— Но Франция, все-таки, даже после провала революции, оказалась сильнее России.

— Вы имеете в виду Восточную войну?

— Да.

— Очень хороший пример. Он как раз показывает то поле битвы, на котором Франция и Англия смогли победить Россию. В первую очередь из-за ее попустительства. Но вначале, я хотел бы закончить мысль о контингенте революционеров. Так вот. Помимо люмпенов и восторженных юнцов, в среде революционеров действуют агенты иностранных разведок. Вы же должны понимать, что самостоятельно широкие массы населения организоваться не в состоянии. Анархия, знаете ли, хороша только на бумаге, а для дела нужен центр, который и руководит всеми делами. В нашем случае этим центром является Франция, а точнее орган, созданный правительством Наполеона III, который осуществляет реальное руководство восстанием поляков. Провоцируя и координируя беспорядки. Как вы видите, полезных для общества людей там нет. Как же можно таким людям доверить свое будущее? А вы их преподносите как цвет нации. Вам не стыдно?

— Мы поняли вашу мысль Ваше Императорское Высочество, но проясните, пожалуйста, вопрос с Восточной войной. Вы нас заинтриговали.

— Да. Конечно. Какие цели ставила коалиция в этой войне? Вы, наверное, в курсе того, что лорд Пальмерстон не стесняясь, озвучивал интересы союзников, а именно: отторжение Финляндии, Польши, Крыма и Кавказа от России. И чего они добились? Везде где им приходилось сражаться с русским солдатом, они превосходили его как числом, так и качеством оружия. И практически везде были разбиты. Беломорские земли, Балтика, Балканы, Кавказ, Дальний Восток. На этих театрах боевых действий русский солдат смог даже плохим оружием разбить превосходящие силы. Только в Крыму, благодаря чрезвычайным усилиям, союзники смогли вынудить русский корпус оставить Севастополь и отступить. При этом сами оказались в том состоянии, при котором войну продолжать просто невозможно. Но мы, все-таки проиграли. Каким образом? Так вот, докладываю вам. Основным полем боя были газеты, которые акцентировали свое внимание на единственный провал русской армии, и раздували из него трагедию вселенского масштаба. В то время как успехи, в том числе и серьезные, игнорировались. Именно газеты выставляли Россию, желавшую в той войне помочь славянам на Балканах, как вселенское зло. Впрочем, что для Англии, что для Франции помочь любым славянам — это и есть злодеяние, не имеющее оправданий. Вот Россию и поливали журналисты всей Европы грязью. И вы, господа, также причастны к этому поражению, так как старались от всей души. Вы понимаете, на что я намекаю?

— Не совсем.

— Хорошо. Скажу прямым текстом. Своими действиями, освещая предвзято и недостоверно события, вы подрываете доверие граждан империи к своему правительству. Что тогда, во время войны, что сейчас. Иными словами, поддержка вашими изданиями действий повстанцев, будет отныне рассматриваться как бунт против империи. А я не Николай Александрович и не мой августейший папа. — Александр сделал паузу. — Вы, наверное, уже слышали, что случилось в Вашингтоне с журналистами, которые пытались писать гадости против честных людей?

— Говорят, что они исчезли.

— Слухами земля полнится, но не всегда они достоверны. Большинство из них утопились с горя, хотя были и такие оригиналы, которые повесились. Некоторые даже застрелились. Муки совести, знаете ли, смертельно опасная вещь, — сказал Александр и обвел окружающих спокойным, внимательным взглядом. После подобного прояснения политика редакций резко перешла в конструктивное русло и нужды, проводить вновь «политинформацию» у великого князя больше не было. В ключевых изданиях были напечатаны копии открытого письма польских студентов царю с указанием перечня подписавшихся. Более мелкие газетенки довольствовались просто пламенными текстами негодования. Дескать, это не поляки борются за свою свободу, а французы воду мутят, пытаясь испортить жизнь честным обывателям беспорядками. Газеты, все-таки, смогли правильно изложить нужную версию событий. Это был первый шаг.

Вторым стало то, что всех захваченных в плен уже через полчаса после смерти Николая активно кололи в подвалах Старого замка Варшавы. Цель была проста — требовались списки польской шляхты и финансовых воротил, которые хоть каким-то боком были причастны к восстанию. Набившие руку еще в Вашингтоне, ребята Виктора фон Валя действовали очень результативно, поэтому, первые ночные визиты случились в ту же ночь. Схема была простейшая. К нужному дому ночью подъезжали три кареты черного цвета о двух конях. Из них выходили люди с черными, вязаными масками на головах и при револьверах. Через несколько минут в одну из карет загружали «клиента» в связанном виде и с кляпом во рту. После чего уезжали в неизвестном направлении.

Пленных собирали в подвалах Старого Замка, завозя их туда тайно, что достигалось посредством перегрузок из черных карет в обычные, неприметного вида повозки, коими обычно завозились дрова и продовольствие. Само собой въезжали они не пустыми, а загруженными, в то время как пленники, туго связанные, прятались меж полезного груза.

В отличие от пленных революционеров с этими подозреваемыми общение носило менее физиологичный характер. Особенно с представителями еврейской диаспоры в Польше, так как настраивать против себя значительную часть мировой финансовой олигархии Александр считал преждевременной. То есть, пытки носили, прежде всего, психологический характер. Людей помещали в маленькие одиночные камеры — практически карцеры. Соответственно, справлять естественную нужду им было не куда, так что «счастливым» клиентам приходилось справлять нужду буквально под себя. Мыться не давали. Кормили скромно и специфической едой, например, приносили огурцов и молока. Время от времени заключенных вызывали на допросы в шикарно отделанные комнаты с буквально зеркальным от чистоты полом. Само собой, по несколько человек. Чтобы ребята могли «на других посмотреть и себя показать». То есть, больнее ударить по гордости и самолюбию. Самым стойким «борцам за народное счастье» в камеру подсыпали больших, жирных тараканов. Чтобы им не одиноко было. В общем, через неделю такого содержания, эти аристократы были готовы даже на пулю, лишь бы прекратить унижения. Само собой обработка «товарищей» шла не только в плане подобного содержания. Грамотный психологический прессинг только усиливал действие жутких условий.

Как и выяснилось — дыма без огня не бывает. Каждый доставленный «кадр» имел отношение к восстанию и смог дать массу весьма полезных показаний. Которые были тщательно записаны и заверены подписью, чтобы потом использоваться в качестве шантажа. После чего «клиентов» отмывали, хорошо одевали и фотографировали в приятной деловой обстановке во время добровольного сотрудничества со следствием. А далее их с мешком на голове высаживали из вышеупомянутых черных карет недалеко от дома. Дескать, ничего и не случилось. Само собой — товарищи освобождались с полным пониманием того, что если они попытаются сбежать из России или попробовать продолжить сотрудничать с революционерами, то всю их семью ждет тесное общение с людьми Александра. И, судя по милейшей улыбке, которой буквально сиял Саша, для родственников это гостеприимство будет носить летальный характер. Таким образом, цесаревич прощал этих предателей и вредителей в первый и последний раз. Но «товарищам» и пережитого хватило настолько, что испуганные обстоятельствами, они стали активно и добровольно сдавать жандармам активистов восстания.

Третьим шагом стало то, что используя в качестве ударной силы роту сопровождения, Александр занялся методичной ликвидацией конспиративных квартир и их держателей. Причем, пользуясь тем, что все руководство Варшавы принципиально не желало видеть того грубого нарушения законов империи, которые чинил Саша, а отпущенные шляхтичи и бизнесмены даже не рыпались дать делу ход, то проблем особых не было. Так что, уже через две недели, после гибели Николая, подобные меры привели к тому, что восстание практически угасло. Об этом стало просто неприлично говорить, даже в приватных разговорах.

Причем сражений с восставшими не понадобилось, так как резко сократившееся финансирование этих групп привело к тому, что «революционеры» стали сами искать пропитание. То есть перешли к грабежам, которые решительно настроили против них широкие слои крестьянства. Что, в свою очередь, привело к массовому дезертирству и рассеиванию партизанских отрядов естественным образом. А те немногие мелкие шайки, что получились, стали головной болью местной жандармерии. Само собой, к исходу второй недели этот процесс только начался, но у великого князя были все основания полагать, что зиму бунтовщики не переживут.

И Саша успел как раз вовремя. 15 сентября 1863 года пришла телеграмма, согласно которой Александр Николаевич требовал скорейшего прибытия Александра в Санкт-Петербург, так как тело Николая врачи уже более не могут поддерживать в надлежащем виде. Император понимал, чем занимался Саша в Варшаве, потому дал ему немного времени, но его присутствие на похоронах брата посчитал обязательным. Впрочем, больше задерживаться в Польше Александру действительно не имело смысла, так как дальше требовалась только тщательная, рутинная работа полиции и жандармерии. Так что, назначив на 8 часов утра 16 сентября публичную казнь тех самых революционеров, захваченных в битве при Лапах и в Старом замке, Цесаревич Александр Александрович Романов уже на 9 часов запланировал свой отъезд.

Казнь была необычной. Эти «молодцы» перед тем как их повесят, должны были публично перед людьми покаяться в содеянных преступлениях. В плане пыток они прошли через настоящий ад, который, впрочем, не отразился на их «товарном виде». Само покаяние объяснялось очень просто — это была плата за жизнь и здоровье их родственников. Александр ближе к финишу очень просто и доходчиво им объяснил, что если ребята не хотят, чтобы он занялся плотно их родней, то скажут все, что нужно. К сожалению, когда начались ночные пропажи активистов восстания, серьезные агенты французской разведки сообразили, что пора «делать ноги» и сбежали в Австрию и Пруссию. Поэтому их захватить не удалось. Однако варшавские газеты пестрели заголовками, в которых назывались не только их имена, но и приписанные им злодеяния. Вот на этих агентов, осужденные и должны были пенять, рассказывая, как те угрожали расправой над родными и близкими, если они не будут им помогать.

В общем, в 9:00 16 сентября 1863 года Александр, вместе со своей ротой, отбыл в Санкт-Петербург на поезде.

Вечером того же дня на квартире отставного полковника русской армии Ромуальда Траугутта произошло небольшое собрание.

— Господа, что дальше делать будем? За минувшие две недели силами этого варвара восстание практически подавлено. Причем, без особой крови.

— Вы хотите продолжить? Вам Старого замка не хватило? Вы разве не поняли, что этот князь совсем из другого теста? Он тут был всего только с ротой верных солдат и вся Польша содрогнулась. А если он вернется с полком? Или с корпусом?

— И что он сделает? Начнет бойню?

— Зря шутите, вы уже в курсе, почему наши французские друзья так поспешно бежали?

— Он вышел на них?

— Все намного печальнее. Я тут навел кое-какие уточняющие справки и ужаснулся. Люди Александра методично вырезали значительную часть сети наших конспиративных квартир и явок. Причем очень быстро! В день бралось по два-три десятка квартир. Не знаю как вы, я не желаю с этим человеком играть в подобные игры.

— Боитесь?

— Да, господа, боюсь. Вы разве не поняли, с чем мы столкнулись? Две недели господа! Две недели! Он малыми силами разрушил за две недели то, что мы готовили несколько лет. И у меня есть все основания полагать, что Александр еще оглядывался на отца.

— Оглядывался? Куда там! Он творил какое-то жуткое беззаконие! Если Его Императорское Величество узнает о том, что Александр тут вытворял, еще неизвестно, кто кого бояться будет!

— Вы в себе?

— А что?

— Во-первых, императору на руку подавление восстания, то есть, никакого наказания не будет. Во-вторых, через некоторое время в Польшу приедет несколько конных экипажей и виновные в подобном демарше вымрут вместе со своими родами. Александр же ясно дал понять, чем нам грозит непослушание.

— Тогда нужно Александра убить!

— Верно. Но как? Это же не Николай. Вы его видели.

— А я и не говорю, что будет просто. Мы повторим тактику, которая дала успех с Николаем — будем устраивать регулярные покушения в надежде, что одно, по счастливой случайности, достигнет намеченной цели.

— Не боитесь, что его люди смогут выйти на нас?

— Кто не рискует, тот не пьет шампанского! По крайней мере, мы попробуем, ибо пока Александр жив, Польша никогда не обретет независимость.

— Кто не рискует, тот не пьет шампанского, но и не заедает горе луком. Хотя, наверное, вы правы. Нам нужно попробовать избавиться от него. Но меня тревожит характер этого человека. Что-то мне подсказывает, что ошибись мы один раз, и обретать независимость будет уже нечему.

Тысячу верст от Варшавы до Санкт-Петербурга состав преодолел очень быстро. Дело в том, что на каждой станции отправлялась далее телеграмма, а потому заранее освобождались пути для особого поезда. Причем за время следования паровозы меняли четыре раза — и каждый раз они ждали под парами. В общем, железнодорожные служащие старались, как могли, облегчая путь составу. Поэтому, он шел стремительно по меркам того времени. То есть, выехав в 9 утра 16 сентября из Варшавы, уже полдень следующего дня, Цесаревич Александр Александрович сошел в Санкт-Петербурге.

Прощаться с братом можно уже было только при закрытой крышке гроба, но даже через нее немного пробивалось напоминание того, что пора бы уже закапывать. Причем, попытка бальзамирования оказалась не очень успешной. Она, конечно, сильно помогла в сохранении тела в течение столь длительного времени, но медики объективно с задачей не справились, а потому тело стало портиться. Да и жара стояла сильная. Видимо по этой причине Александр Николаевич и отправил телеграмму с требованием немедленно прибыть Саше в столицу.

Больше всего из-за Николая переживала, конечно, Мария Александровна, которая ранее в нем души не чаяла. Настолько, что даже немного искоса поглядывала на Сашу, который имел наружность весьма специфическую. Выбритая налысо голова с обветренным лицом и загорелой кожей. Пронзительные голубые прищуренные глаза, плотно сжатые крепкие губы и аккуратный, слегка кривой шрам на левой щеке. А движения крепкого тела — экономные, мягкие, мощные. Он всем своим видом разительно отличался не только от своего брата, но и от абсолютного большинства других аристократов. И хотя Мария Александровна была признательна Саше за то, что он смог так быстро наказать тех, кто погубил ее мальчика, но все равно, некое чувство раздражения Александр у нее вызывал. Причем это не скрывалось.

Целую неделю пришлось цесаревичу провести в бесцельной трате времени в Санкт-Петербурге. Да, Александр, конечно, был расстроен гибелью брата, так как она его связывала по рукам и ногам, не давая «чудить», но «пускать слезу» он не умел. У него вообще с эмоциями была беда — сторонние наблюдатели не раз замечали, что они у Саши как будто зажаты в тиски и практически не проявляются. Кто-то считал это потрясающим самоконтролем железного человека, кто-то — обычной бесчувственностью и грубостью. Мария Александровна относилась ко второй группе, из-за чего ее отношения с сыном стали стремительно ухудшаться. Что привело Сашу к необходимости действовать, дабы не получить какой-нибудь неожиданный сюрприз.

— Папа', я хотел бы с тобой поговорить, — Александр заглянул в кабинет, где его отец в тишине и покое занимался чтением прессы. — Я тебя не сильно отвлекаю?

— Ничего страшного, газеты подождут. Мы с тобой уже толком не разговаривали полтора года. Столько воды утекло. Проходи, не стой в дверях. Что ты такой квелый? — Саша, чуть помявшись, вошел и сел в кресло рядом с отцом.

— Я сильно переживаю. Понимаешь, мне кажется, что Мама' считает, что я виноват в гибели Никсы. По крайней мере, она на меня так смотрит и молчит, что мне кажется, что лучше бы я там погиб, когда штурмовал этих бунтовщиков.

— Саша, не бери в голову. Она просто очень любила Колю и была к нему крайне привязана. А тебя Мама' немного дичится, ибо ты изменился за последние восемь лет разительно. Зрелый мужчина в теле недоросля выглядит несколько странно.

— Так ты ей не сказал?

— Конечно. Я ведь обещал. Может быть я не академик, но подобные простые вещи мне хорошо понятны.

— Папа', что будет дальше? — Александр задумчиво почесал гладко выбритую макушку. — Если честно, то я в растерянности из-за гибели брата. У меня за эти полтора года появилась масса планов и заготовок по укреплению нашего экономического благосостояния, но теперь, что мне со всем этим делать?

— Реализовывать. Твое кругосветное путешествие эхом отозвалось по всей Европе. Бомонд ключевых стран мира оказался удивлен тобой. Признаюсь, я и сам под впечатлением. Ходят слухи, что за эти полтора года ты смог сколотить огромное состояние. Это так?

— Я бы не стал доверять слухам. Сто миллионов рублей не такие уж и большие деньги. Тем более что большая их часть расположена в различных активах низкой ликвидности. Продать долю в хлопковой ферме где-то в КША, я думаю, не так-то и просто.

— Саша, сто миллионов за полтора года — это поразительный результат! А ты вроде говорил, что никогда коммерцией не занимался?

— Так и есть, просто занимаясь армией, я очень быстро пришел к выводу о том, что ее качество всецело связано с экономикой. Причем, не вообще, а конкретно с производством промышленных товаров. Без них мы как без рук. Я хорошо помню, как та Русско-Турецкая война выявила, казалась бы смешную вещь — винтовкам не хватало банально патронов, а артиллерии — выстрелов.

— Опять ты за свое?

— Да. Опять. Потому как это очень важно. Что же касается денег, которые мне получилось собрать, то всему виной случайность. Да и, если говорить откровенно, я был далеко не везде честным дельцом. Ты, наверное, догадываешься, что панику на Лондонской бирже устроил я?

— Да. Об этом вся Европа догадывается. Но свести концы с концами не могут. Ведь все твои люди были с тобой.

— Папа', несколько взяток в порту Гаваны и корабль, который должен был числиться утонувшим, спокойно поменял свое название и поплыл по своим делам.

— Все настолько просто?

— Конечно. На любые вопросы, какими бы они сложными ни были, всегда есть простые ответы.

— Любопытно.

— Именно поэтому, я хочу прояснить свою дальнейшую судьбу. Если честно, то я хотел бы отбыть в Москву. Александр Николаевич прикурил сигару, обдумывая слова Саши, несколько раз задумчиво хмыкнул, внимательно посмотрел на него и спросил:

— Ты хочешь дальше возиться со своими солдатиками?

— Не только. Я думаю, что Мама' должна немного отойти от гибели брата, а мое присутствие этому только мешает.

— Саша, зачем ты ищешь оправдания? — император улыбнулся, — Я же не против этих игр, особенно сейчас, когда никто не сможет упрекнуть тебя в том, что ты готовишь «потешные войска» для свержения брата. Но мне хотелось бы немного прояснить ситуацию по поводу твоих планов.

— Что я хотел бы в идеале?

— Да.

Саша откинулся на кресло и задумчиво посмотрел в потолок, выбирая небольшую паузу:

— Во-первых, я хочу превратить Москву и ее окрестности в промышленный центр Российской Империи. Что-то в духе Рурской области. Это ключевая задача. Во-вторых, создать мощный учебный и научно-исследовательский центр. Само собой инженерно-технического профиля.

— Хм. Какие у тебя аппетиты! Ты думаешь, это реально?

— Да. Вполне. Но для этого мне нужна определенная свобода действий, время и большее количество войск, нежели я имею сейчас.

— Войск!? — Император недоуменно приподнял бровь.

— Наша армия не готова к перевооружению, психологически. Начав в войну с турками в конце 70-х годов, мы выступим с нарезным оружием и гладкоствольными головами. Это быстро не исправишь. Особенно у офицеров, многие из которых так и остались мыслями в Наполеоновских войнах.

— И? — Александр положил раскуренную сигарету на край пепельницы, не туша, параллельно с этим выпуская струю дыма, после чего вопросительно уставился на Сашу.

— Сергей Семенович Урусов, уже представил свой отчет? Отлично. Так вот. Эксперимент по созданию полка нового типа дал отменный результат. Я хотел бы получить возможность развернуть на базе Московской губернии экспериментальный корпус полностью нового образца: от вооружения и формы, до системы организации и званий. Примерно в том же ключе, как в свое время, Петр Великий создавал полки нового строя.

— Саша, ты пытаешься уйти от ответа, — император с доброй улыбкой погрозил сыну пальцем, слегка покачивая головой. — Зачем тебе войска? Как они тебе помогут в превращении Москвы в аналог Рурской области?

— Есть несколько проектов. — Александр встал и начал выхаживать по комнате, слегка потирая руки. — Самый важный из них очень тесно связан с Южной Африкой.

— Африкой?!

— Да. Надеюсь, пока это останется между нами, но я знаю, где в Африке находится самое крупное в мире неразведанное месторождение золота, по сравнению с которым меркнут все остальные. А также месторождения алмазов.

— Что?!

— Золото и алмазы, причем в огромных количествах. Они пока ничейные, что я хочу максимально быстро исправить. Для этой цели мне нужны войска, которые смогут обеспечивать безопасность того, крайне лакомого кусочка. Если кратко, то я хочу получить у королевы Виктории в подарок Намибию в качестве русской колонии. Должна же она дать что-то в виде приданого своей дочери. Само собой, Англия сейчас не владеет этими землями, но договор, по которому она признает Намибию нашими владениями, развяжет мне руки. После чего я начну строить в нашей колонии порт с фортом. А в местах месторождений, которые находятся на территории южноафриканских республик, организовывать добычу. Само собой, компанией, которая формально будет британской. И через Намибию все вывозить, обходя британскую таможню. Второй проект упирается в Дальний Восток. На Аляске также имеются неплохие залежи золота и алмазов, но нам пока их лучше не трогать. Наши позиции там слишком слабы. Мы не удержим Аляску, если не сможем твердо закрепиться на Дальнем Востоке. Там пока лучше разрабатывать месторождения каменного угля, который уже сейчас в Тихом океане жизненно необходим для навигации. Тем более в свете перехода под наш контроль королевства Гавайи. Основной проблемой пока для нас в том секторе будет Великобритания, но, если мы ничего не успеем быстро предпринять, то уже скоро взойдет солнце Японии. И это будет очень плохо. Третьим проектом является Сиам. Там огромные месторождения олова, и я хотел бы войти на тот рынок, построив несколько современных горнодобывающих предприятий, чтобы обеспечить Россию дешевым оловом. Для этого тоже нужны солдаты, хотя и значительно меньше, чем в Африке. В основном для того, чтобы поддержать местного короля в его борьбе со своими своевольными феодалами.

— Да, это очень интересные проекты. А зачем ты мне только что рассказывал о создании корпуса?

— Во-первых, корпус действительно нужно создавать. Во-вторых, держать в столь удаленных регионах одних и тех же людей нежелательно. Года два-три послужили — меняем их на новых ребят. У меня пока есть только полк — его только-только на Африканскую кампанию и хватит. Там ведь много злобных аборигенов. А что делать с остальными направлениями? И на кого этот полк менять потом?

— А ты справишься с корпусом?

— Мы никогда не узнаем, пока не попробуем. Тем более что есть кое-какой опыт — я немного покомандовал корпусом в КША. Да и, думаю, мне смогут оказать посильную помощь. — Саша замер у письменного стола, отперевшись рукой на зеленое сукно покрытия, и прямо посмотрев прямо отцу в глаза спокойным, уверенным взглядом. Тот слегка усмехнулся, улыбнулся и решил не заострять на этой детали внимания. В конце концов, ему уже даже стала начинать нравиться эта поразительная самоуверенность сына.

— Ты хочешь корпус формировать из числа имеющихся на территории Московской губернии войск, или пойдешь тем же путем, что и при создании полка?

— Думаю, опыт нужно повторить. Само собой, выведя все иные войска с территории губернии. Ей и корпуса на содержании будет много.

— Это не очень хорошо. Ты ведь понимаешь, в остальных войска могут начаться брожения.

— Можно объявить Московскую губернию в состоянии эксперимента, в рамках которого обкатываются нововведения для всей страны. Это оправдает и новые воинские звания, отличные от всей остальной армии, и форму, и организацию и многое другое.

— То есть, ты просишь меня назначить тебя в Московскую губернию генерал-губернатором?

— Нет.

— Тогда как понимать тебя? — Александр Николаевич вновь взял сигару и вдумчиво ей задымил. В то время как Саша вновь сел в кресло и задумался. Лишь спустя пару минут тишины, затянутой сизым оттенком табачного дыма, разговор продолжился.

— Если честно, то я и сам толком не понимаю, как официально мне задействовать нужные рычаги.

— Генерал-губернатор имеет очень широкие полномочия.

— Я понимаю, но это несколько неправильно.

— Саша, у тебя аппетиты растут с каждой минутой нашего разговора. Вначале ты хотел просто убежать от маминого неодобрения, а теперь уже жаждешь получить Московскую губернию практически в собственность. Что дальше? — Александр Николаевич улыбался, чуть покачивая головой.

— И правда, что-то я губы раскатал.

— Саш, Цесаревич обычно и назначается на солидные должности, чтобы научиться управлять на деле. Если бы ты просто попросил Московское генерал-губернаторство, я бы даже и вопросов не задавал. Нормальное желание, а главное — своевременное. Но ты просишь фактически в рамках империи выделить тебе небольшой удел, в котором все будет подчинено лично тебе. Плюс армия. Твоя армия. Боюсь, меня не поймут. Следующей стадией станет принесение мне оммажа и выделение отдельного Московского княжества, вассального Российской империи? — Сказав это, император так оскалился с зажатой в зубах сигарой, что стал походить лицом на английского лорда, что ехидно улыбается в предвкушении прибыли.

— Действительно, странно выходит. В случае если я буду генерал-губернатором, я смогу регулировать жалование, наказывать, назначать и поощрять чиновников любого губернского уровня?

— Конечно.

— А экспериментальный учебный корпус развертывать с чистого листа?

— Да. Тем более что есть удачный исторический опыт, на который всегда можно сослаться. Только, не забудь — все серьезные шаги тебе нужно будет согласовывать лично со мной, так как ты плохо ориентируешься в политических партиях и интересах при дворе, а мне не хотелось бы нарваться на серьезный скандал.

— Иными словами, если я хочу снять какого-то родовитого чиновника, то мне нужно сначала побеседовать с тобой о том, как это аккуратней сделать?

— Совершенно верно, — кивнул император, вновь положил сигару на край пепельницы и с удовольствием отхлебнул из чашки немного кофе. А Саша расплылся в улыбке:

— Когда я могу выехать?

— Хотя послезавтра. Нужно подготовить определенные документы, так как эта твоя затея с экспериментальным корпусом требует правильного оформления, дабы исключить недоразумения.

— Спасибо, Папа'! Это просто прекрасно! — Саша встал, сделал шаг в сторону двери, остановился и вновь повернулся к отцу, — Если честно, я думал, ты будешь противиться.

— Саш, я не знаю, что у тебя получится, но мне нравится то, что пока получается. Да, многое из того, что ты делаешь, я не понимаю, а многое мне кажется совершенно диким, но ты раз за разом добиваешься положительного результата. И мне это по душе. Хотя, признаюсь, при дворе существует две очень серьезные партии, которым ты не нравишься. Для первой ты слишком не любишь русскую старину, а для второй — не преклоняешь голову перед Европой. Обе эти группировки за взаимно исключающие вещи считают тебя варваром. Это и смешно, и горестно. Пока мне удается балансировать между этими силами, так как ты успешен. Ведь победителей, как известно, не судят. При всем своем недовольстве тобой, указанные партии скрепя сердце принимают подобный факт. Но будь аккуратен. Соверши ты хотя бы одну серьезную ошибку и может начаться очень опасная и сложная игра с непредсказуемым результатом.

— И какого рода может быть результат?

— Например, лишения тебя права на престол.

— Отец, если это будет нужно ради дела, ради укрепления России — я сам напишу отречение! Хоть сейчас!

— Это похвально, но давай не будем спешить. — Александр допил кофе, поставил чашку на стол и, довольно хмыкнув, продолжил. — Да. Попробуем поиграть с тем раскладом, что у нас есть в наличии. Он не так уж и плох.

— Хорошо. Кстати, Папа', у меня один вопрос.

— Конечно.

— Я пока ехал в поезде, читал свежие газеты, там не было ни слова о земельной реформе. Что с ней случилось?

— Она фактически заморожена. Левшин с Милютиным бьются, как могут, но успеха это не приносит. Недовольство аристократии либеральными идеям столь высоко, что я опасаюсь бунта и дворцового переворота. Уж не знаю, кто или что их подначивает, но большая группа довольно влиятельных дворян буквально костьми ложится на пути у этой реформы. Да и не только у нее. Именно по этой причине мне очень нравится твоя идея с экспериментальным корпусом. Общая военная реформа тоже буксует.

— То есть, в ближайшее время отмена крепостного права не ожидается?

— Не знаю. Ситуация в этом вопросе пока очень нестабильна и непредсказуема.

— Ясно. Еще раз спасибо.