Глава 14

— Ты, Миша, натуральный вредитель и враг народа, — после дружеских посиделок, на которых отпраздновали новое звание Нечихаева, Федор Иванович Толстой постарался остаться с новоиспеченным героем с глазу на глаз и теперь сурово тому выговаривал: — Что за бордель ты тут устроил, Миша? Вместо того, чтобы спокойно и тихо отстреливать британских лордов, вами организованы полноценные боевые действия с многократно превосходящими силами противника.

Мишка оценил замаскированную под выволочку похвалу. Майор Толстой сам отличался живостью характера и сейчас попросту завидовал пропущенным приключениям. Завидует, а вслух этого сказать не может — несолидно при его звании.

Да, они нынче оба майоры, но для понимающего человека майорский чин в Красной Гвардии куда как выше генеральского в какой-нибудь инфантерии или кавалерии и примерно равен полковнику воздушной гусарии. Нечихаев как раз и был тем самым понимающим человеком.

— Да нормально мы воюем, Федор Иванович. Мне нравится.

— А зачем ты пытался ограбить Банк Англии и кофейню Ллойда?

— Скажете тоже… ограбить, — обиделся Мишка. — Мы предотвратили вывоз материальных ценностей, и если бы к противнику не подоспела подмога, то вообще могли их спасти. Да что уж теперь рассуждать.

— Между прочим, бой с применением ручных ракетометов на одной из центральных улиц Лондона прямо указывает на присутствие в городе частей нашей армии. Ракеты на мародеров не спишешь, и британцы обязательно сделают выводы.

— Как будто они до этого не догадывались, — рассмеялся Нечихаев. Тоже мне загадка природы. Да чтобы сделать такие выводы, достаточно достать пулю из любой простреленной мной или Николаем Павловичем башки!

При упоминании наследника престола Толстой построжел.

— Кстати, как себя цесаревич показал? Открою страшную тайну — именно государь император негласно одобрил урок так называемой «политики прямых действий» в полевых условиях. Ну, или в городских, если тебе так будет угодно.

— Я догадывался об этом с самого начала.

— Но ты не ответил на мой вопрос.

— Про Николая Павловича? Хороший у государя императора наследник, пусть не беспокоится. Через пару лет я бы ему доверил командование взводом, а еще через пять — дал какое-нибудь захудалое государство вроде Голландии или Пруссии. Или сразу будем рассчитывать на Францию?

— И об этом догадался? Молодец.

— Спасибо за комплимент, Федор Иванович. У меня были хорошие учителя, и вы — один из них.

— Тебе тоже спасибо, Миша.

— Я вот что думаю. — Нечихаев поймал взгляд майора Толстого и улыбнулся какой-то хищной улыбкой. — Корону с головы Наполеона будем снимать аккуратно или как получится?

— Война идет, Миша, и тут уж не до галантерейного обхождения. Ну, ты понимаешь…

— Понимаю, причем очень давно это понимаю.

— Спасибо еще раз.

— Да пока не за что. Вот сделаем дело, тогда и станем разбираться с благодарностями. Кстати, Федор Иванович, вы не слышали, где теперь пребывает Денис Васильевич Давыдов?

— В свое время вы, как мне показалось, неплохо дополняли друг друга. Так?

— Было дело. И где же он?

— А где во время войны должен быть морской офицер? Конечно же, на палубе боевого корабля. И по его уверениям — это лучший в мире и самый грозный корабль. Во всяком случае, никто, кроме Дениса Васильевича, не решился принять под командование то чудовищное безобразие, по недоразумению или попущению божию не тонущее в воде. И знаешь, Миша, мне почему-то кажется, что мы скоро услышим про капитана третьего ранга Давыдова. Кто сказал, будто военно-морских партизан не бывает?

С точки зрения привыкшего ходить под парусами человека, «Ласточка» действительно выглядела сущим безобразием, но ее командир вызвал бы на дуэль любого, посмевшего это высказать. Отсталые люди не имеют права ни глумиться над чудом технической мысли, воплощенном в металле, ни жить после такого оскорбления. А суеверия пусть оставят для черных кошек. Гроб плавающий, видите ли… сволочи.

Да, «Ласточка» чуть-чуть похожа на огромный гроб, ну и что? Более совершенной формы не придумать, а плохих примет должен бояться неприятель, обнаруживший «истребитель» на позиции пуска самодвижущихся мин. По четыре минных аппарата на каждый борт! Это, господа, внушает! И две ракетных установки по двадцать семь направляющих. Сила, способная отправить в гости к морскому царю любой из ныне существующих линейных кораблей любого флота.

В истребители «Ласточку» определили в Адмиралтействе после долгих споров. Ни один из рангов новинке не подходил, поэтому решили утвердить особый, для единственного корабля. Так Давыдову не впервой обкатывать и испытывать в бою новшества — как-никак был первым командиром первого в мире военного парохода. Сейчас и вспоминать смешно, как тогда гордился невиданной мощью деревянного недоразумения…

Ну что же, пройдет еще несколько лет, и таким же наивным будет выглядеть восхищение клепаной броней и наклонными бортами, способными отразить вражеские ядра без малейшего для себя вреда. Пусть так и будет, но сегодня нефтяные котлы истребителя выдают бешеную скорость в девятнадцать узлов из двадцати одного обещанного, и горе тому англичанину, что слишком поздно увидит стелющийся низко над водой дым. Впрочем, если и разглядит, то это ему не слишком поможет.

Условный стук по переговорной трубе дал Давыдову знать, что штурман просит его подняться в рубку. Недоработка изобретателей, черт побери! Неужели не могли догадаться, что если каюту командира расположить рядом с машинным отделением, то спокойно разговаривать в ней смогут только глухонемые. Да и это под сомнением — при отсутствии иллюминаторов свет дает маленькая керосиновая лампа, но из соображений безопасности она зажигается крайне редко.

И вообще, все на «Ласточке» подчинено идее наибольшей прочности и скорости хода, удобству же экипажа отдано столь малое внимание, что порой кажется, будто корабль проектировался под состоящую из карликов и гномов команду. Да, и эти карлики не должны ни отдыхать, ни принимать пищу, ни мыться, ни, извините на напоминание, отправлять естественные надобности.

Наверх Денис Васильевич поднялся не в самом лучшем настроении и на ходу потирал ушибленную голову. Масляное пятно на фуражке тоже не добавило удовольствия.

— Что там у нас, Дмитрий Дмитриевич?

Штурман, и он же старший офицер «Ласточки», протянул командиру бинокль:

— Паруса, Денис Васильевич.

— И это все? Ради каких-то парусов на горизонте вы решили лишить меня заслуженного отдыха? Неужели сами не справитесь?

Штурман не смутился. Он как раз рассчитывал на такой ответ и надеялся сегодня открыть личный счет потопленным неприятельским судам. Не мичманам-механикам же этим заниматься, а других офицеров на «Ласточке» нет.

— Разрешите действовать самостоятельно?

Давыдов делано зевнул, изображая скуку, и кивнул:

— Постарайтесь только не шуметь, Дмитрий Дмитриевич. Хочу нормально выспаться, а тут как раз вы со своими парусами.

Капитан третьего ранга слегка лукавил. Ему самому хотелось пустить ко дну парочку английских корыт, прикрывающихся несуществующим ирландским флагом, но Адмиралтейство требовало фактического подтверждения своей теории, согласно которой командовать в бою истребителем сможет даже неопытный офицер.

Да и разве это настоящий бой будет? Вчера вот тоже вроде как воевали, ага. Испанские рыбаки заранее донесли о формирующемся в порту конвое, а хитрые контрабандисты арматора маркиза де Бонжеленя сделали все, чтобы не проскочить мимо поджидающей их «Ласточки». Правда, и место было выбрано с учетом удобства спасения команд, а если повезет, то и перевозимых ими войск. Зачем проявлять излишнюю жестокость, если судьбе оказавшихся во враждебной стране солдат не позавидует даже висельник? А моряков со шлюпок снимет отирающийся неподалеку голландский фрегат.

Атлантика к западу от Понтеведры. Шхуна «Святая Бригитта».

— Ты полный болван, Чарли, и все это потому, что только наполовину ирландец. В час твоего зачатия святой Патрик отвернулся от Ирландии и смотрел в другую сторону.

Капитан потрепанной морями и жизнью шхуны привычно костерил своего боцмана — единственного, кто отваживался не только подворачиваться старому ворчуну под горячую руку, но и перечить, отбивая нападки не менее едкими высказываниями:

— Да, святой Патрик смотрел на север, где твою покойную матушку обрюхатил вонючий шведский китобой. Скажешь, не было такого?

— Вранье, он был норвежцем. И не трогай мою мать, свинья!

— Хорошо, ее трогать не будем и вспомним твою сестру, вышедшую замуж за людоеда.

— Испанские плантаторы на Филиппинах не едят человечину, дурень.

— А по мне, так они хуже папуасов, хотя и католики.

Давнишние друзья могли переругиваться часами, но сегодня капитан не был настроен на долгое развлечение. Неясные предчувствия томили его душу и сжимали сердце, а опыт подсказывал, что к их мнению нужно обязательно прислушиваться. Любой моряк со временем становится суеверным и не считает глупостями любые приметы, будь они хорошие или плохие. На хорошие еще можно не обращать внимание, а вот наоборот…

— Что-то меня корежит, Чарли, прямо с самого утра.

— Угу, — согласился боцман. — Тоже есть такое дело. Примерно так же меня ломало, когда в Малаккском проливе пропало корыто рыжего Салли. Прямо точь-в-точь!

— А ты набрался рому в Сингапуре и опоздал к отходу.

— Так я же чувствовал! Слушай, Нил, а вдруг это из-за солдат в трюме? Они ведь англичане, и Господь гневается на добрых ирландцев.

— Да какие из нас ирландцы?

— Ну, не скажи. Если до сих пор не пошли на корм рыбам, то самые настоящие. Верная примета!

«Святая Бригитта» за тридцать лет своего существования что только не перевозила. Не раз в ее трюмах оказывались черные невольники для хлопковых и сахарных плантаций Нового Света, четырежды ходила на китобойный промысел к берегам Гренландии и Исландии, курсировала с грузом опиума между Калькуттой и Сингапуром, а потом старой шхуне не повезло. Или, наоборот, повезло, это как еще посмотреть. Нилу О'Лири, выкупившему видавшее виды судно у прежнего владельца, до смерти надоели теплые воды, и захотелось достойно встретить старость, пробавляясь таким почтенным и достойным промыслом, как контрабанда. Вот тут и вышли на него люди маркиза де Бонжеленя с предложением. Моряк подумал-подумал да и согласился, тем более отказаться ему все равно бы не позволили. И откуда только гнусный француз прознал о прошлогодних шалостях в Карибском море, если ни одного из ловцов жемчуга не осталось в живых?

Но все оказалось не так страшно, как это представлялось в первый момент — его сиятельство согласился не предавать дело огласке, сулящей значительные неприятности вплоть до виселицы, но поставил условием работу только на него одного. Не очень прибыльно, зато стабильно и достаточно безопасно.

И вот впервые «Святая Бригитта» попробовала себя в качестве военного корабля под командованием самого настоящего лейтенанта Флота Его Величества, что подтверждалось выданным Нилу О'Лири патентом. Насмешка судьбы, право слово… шхуна так и осталась старой, провонявшей протухшей ворванью посудиной, а вся ее воинственность заключалась в забитых солдатней трюмах.

И внушительная премия от маркиза, если ни один из этих солдат никогда не ступит на английскую землю. Премия с подробным описанием необходимых для ее получения действий.

— Как ты думаешь, Чарли, русские моряки нас не обманут?

— Это смотря какие попадутся, — поежился боцман.

— А что, между ними есть какая-то разница? Я раньше не замечал.

— А ты их много видел?

— Ну… дважды был в Архангельске. Лет пятнадцать назад.

— Они изменились, Нил, причем очень сильно. Те, что начинали службу при их царице Екатерине, еще помнят и соблюдают хоть какие-то правила благородной войны…

— Есть и другие?

— Есть, — вздохнул Чарли. — Император Павел выпестовал целый выводок голодных и жадных до славы волчат, и не дай нам бог попасться им в лапы.

— Ужасы ты какие-то рассказываешь.

— Чистая правда, Нил. Знаешь, сколько английских кораблей вышли в море и больше о них никто и никогда не слышал? Сотни! Ушли из порта и пропали.

— Что, даже спасшихся не было?

— А я про что говорю?

Капитан нахмурился, хотя вроде и до этого его физиономия не блистала благодушием:

— А если не испытывать судьбу и не ложиться в дрейф в условленном месте? Знаешь, как-то не хочется зависеть от настроения и желаний желторотых юнцов в русских мундирах, вдруг решивших потренировать канониров в стрельбе по беззащитной шхуне. Уйдем на всех парусах, да и плевать на премию!

— Маркиз тебя потом даже в преисподней достанет. Да и куда ты собрался идти? У нас ни воды, ни припасов.

— Надо было взять.

— А смысл тратить деньги, если все равно все утонет? И я бы не советовал обманывать арматора.

— Тоже верно, — согласился Нил, прекрасно понимающий, что контракт с маркизом может расторгнуть только одна сторона, и он сам ей никак не является. — Ты офицеров запереть не забыл?

— И солдат тоже запер, а что?

— Ничего, — отмахнулся О'Лири, которому померещился промелькнувший около канатного ящика красный мундир. — Показалось.

Но вот щелчки взводимых пистолетных замков не спутать ни с чем, как и лошадиную физиономию с роскошными рыжими бакенбардами.

— Офицер для особых поручений при генерале Голдсуотри майор Джон Маккейн. Вы арестованы, господа предатели.

— Черт побери, Нил, откуда он взялся?

— Уже неважно, — отозвался капитан шхуны, хорошо помнивший, как начальник разведки английского экспедиционного корпуса в Испании махал им с причала шелковым платочком. — По-моему, мы крепко влипли.

И, как назло, под рукой нет даже ножа, а из трюма, заполняя всю палубу, выбегают вооруженные солдаты. Сейчас Нил О'Лири не дал бы за свою жизнь и потертого фартинга…

— Надеюсь, вы поделитесь со мной подробностями вашего предательства, господа?

План майора Маккейна был незатейлив и прост, но самому ему он казался верхом совершенства, так как учитывал самую большую слабость противника — желание избежать лишних потерь среди экипажей судов. Они не будут топить шхуну без всяких предупреждений. Русские излишне самоуверенны, или это обычная, свойственная диким народам беспечность и убежденность, что заключенное соглашение выполняется обеими сторонами в обязательном порядке? А может, вообще желание прослыть гуманистами? Смешно, право слово! В нынешнее жестокое время побеждает сильный и решительный, но никак не доверчивый и добрый.

Бывший капитан «Святой Бригитты», благополучно отправившийся в мешке на дно морское, перед смертью рассказал о договоренности с русскими немало интересного, и при появлении вражеского корабля майор намеревался просто-напросто захватить его, подняв условный знак с просьбой подойти ближе для передачи важного сообщения. А что, роты стрелков под командованием прошедших огни и воды офицеров вполне достаточно. И пусть ни у кого нет за плечами опыта абордажей, но несколько залпов в упор достаточно проредят русскую команду, чтобы та не смогла дать достойный отпор. Впрочем, отпор, организованный азиатскими варварами, всегда недостойный.

— И долго нам еще ждать? — Маккейн нетерпеливо поглядывал то на часы, то на оставленного в живых боцмана. — Скоро стемнеет.

— Да, сэр, мы и должны подать сигнал фонарями. Я же рассказывал…

Чарли разговаривал тихо, опасаясь лишний раз разозлить раздражительного майора. Мало ли что взбредет тому в голову — почудится попытка бунта, например, а отправиться кормить крабов вслед за неудачливым Нилом ой как не хочется. Жалко, конечно, старого друга, но… И да поможет ему на том свете святой Патрик.

Хуже нет на свете занятий, чем ждать и догонять, поэтому мичман Новиков в буквальном смысле не находил себе места, от волнения замучив проверками всех, начиная от расчетов аппаратов для запуска самодвижущихся мин до наводчиков шестиствольных картечниц. Хорошо капитану третьего ранга Давыдову — отдал необходимые распоряжения да завалился спать в крохотной каюте, а тут… Денис Васильевич еще в Персидском походе канонеркой командовал, так что может не волноваться перед боем. Опыт, знаете ли, и уверенность в собственном корабле.

Дмитрия Дмитриевича отпустило только тогда, когда пришла пора, и над морем блеснули сигнальные огни конвоя. Тут уже не до раздумий и переживаний — вбитые упорными учениями действия не оставляют места всяческим самокопаниям и философии.

Три шхуны и одну бригантину утопили без затей, благо не пришлось тратить время на переговоры с командами. Предупрежденные арматором моряки заранее покинули суда на шлюпках, и треск ломаемых таранным ударом бортов заставлял их сильнее нажать на весла. О перевозимых в трюмах солдатах так никто и не вспомнил, да и черт с ними… А вот последний корабль преподнес сюрприз.

Мичман заколотил специально приготовленным молоточком по переговорной трубе и для верности крикнул в нее что было сил:

— Денис Васильевич, нам хотят передать важные и совершенно секретные сведения!

Машины как раз работали на малых оборотах, поэтому командир расслышал сообщение, так как из широкого раструба переговорника раздалась сдержанная ругань, а потом долетела эмоциональная фраза:

— Сейчас буду! Мать… какому… железо… и в руки нагадить…

Давыдов появился через две минуты — на «Ласточке» вообще нет больших расстояний, и большая часть времени в пути от каюты до рубки тратится на преодоление устроенных человеческим гением препятствий.

— Что у нас тут, Дмитрий Дмитриевич?

— Четверых утопили, Денис Васильевич, а пятый поднял на мачте семь фонарей.

Невыспавшийся капитан третьего ранга выдал малый загиб, но потом махнул рукой:

— Так давайте полюбопытствуем. Они нас пока не видят?

Мог и не спрашивать. Палуба «Ласточки» едва возвышается над водой, а при хорошей волне сверху вообще одна труба торчит, так что разглядеть истребитель даже днем — задача не из простых. Это вам не паруса, появляющиеся из-за горизонта задолго до самого корабля. А дым ночью незаметен.

— Осветить их прожектором, Денис Васильевич? Или сразу рантьер зажжем?

— Зачем? Подойдем поближе и поговорим, все равно там никто не разбирается в русской военно-морской азбуке.

Мичман кивнул, что в кромешной темноте было не обязательно, и «Ласточка» на самом малом ходу пошла на сближение. Ее, конечно, выдавал глухой гул паровой машины, но этот недостаток можно перетерпеть ради почти полной невидимости. Вот так же принесенный из лесу домой обыкновенный ежик ночью производит звуки, приличествующие зверю много крупнее его, но попробуйте найти этот колючий клубочек! Пока не вступишь босой ногой…

Денис Васильевич вооружился жестяным рупором и загремел задрайками толстого люка, предназначенного для стрельбы из тут же установленной картечницы:

— Здравия желаю, господа! — крикнул он в направлении близких фонарей. — Какого черта вам от нас понадобилось?

Вспышки пороха на полках ружей неприятно удивили капитана третьего ранга, но прилетевшие на голос пули бессильно расплющились о железо молниеносно захлопнутого люка.

— Это хамство с их стороны, Дмитрий Дмитриевич, вы не находите? И долг каждого воспитанного человека…

— Утопить мерзавцев, — продолжил за командира мичман. — Чтоб другим неповадно было.

Ружейные залпы следовали один за другим, и Новиков всерьез обеспокоился сохранностью краски на рубке «Ласточки». Слава богу, что большинство выстрелов было сделано много выше — туда, где должна была находиться палуба у любого нормального корабля. Истребитель к нормальным кораблям не причислит и самый неисправимый оптимист.

— Прикажете выпустить самодвижущуюся мину?

— Е… в смысле, бейте зажигательными ракетами. Люблю, знаете ли, запах греческого огня по ночам. И с этого момента будем топить всех встреченных, не вступая ни в какие переговоры. Своих в этих водах нет и быть не может, в чужие нам как-то… Ну вы понимаете, Дмитрий Дмитриевич?

— А союзники?

— Разве что они… Ладно, на флаги тоже обращаем внимание.

Большая Морская энциклопедия (т. 12, гл. 22).

«Новиков Дмитрий Дмитриевич [23.6(5.7).1788, с. Мошкино Городецкого уезда Нижегородской губернии, ныне с. Новиково, — 30.6(12.7).1855, Петропавловск-Калифорнийский] русский флотоводец, адмирал (1834). Родился в семье офицера. Окончил Морской кадетский корпус им. Ушакова (1807), служил под началом Д. В. Давыдова на первом бронированном истребителе кораблей „Ласточка“.

В 1808 году принимал участие в блокаде Англии в составе объединенного союзного флота. Участвовал в Царьградском сражении 1818 г., командуя соединением минных катеров. Во время русско-американской войны 1828–1829 командовал броненосцем при блокаде Бостона и Нью-Йорка, а с 1829 года по возвращении в Кронштадт — отдельным отрядом бронепалубных крейсеров.

С 1834 года — на Тихоокеанском флоте, командующий эскадрой. В 40-х гг. совершал крейсерства у калифорнийских и мексиканских берегов, участвовал в высадке десантов и укреплении береговой линии. В 1840 году произведен в вице-адмиралы, с 1848 года — полный адмирал, военный губернатор Русской Америки.

Был ближайшим сподвижником адмирала Д. В. Давыдова и завоевал большой авторитет в области военно-морского искусства. Во время Мексиканской войны 1853–1854, командуя эскадрой Тихоокеанского флота, Новиков обнаружил и заблокировал главные силы конфедеративного флота в Калифорнийском заливе, а 18 (30) ноября разгромил их в сражении в бухте Ла-Паса (1853). Для действий Новикова в этом бою характерны наступательный дух, решительность в достижении цели, эффективное использование артиллерийских, ракетных средств, а также усовершенствованных самодвижущихся мин собственной системы.

Во время осады Панамы в 1854 году правильно оценил стратегическое значение перешейка и использовал все имевшиеся в его распоряжении силы и средства для начала работ по проектированию знаменитого канала его имени.

Погиб в 1855 году в результате покушения, организованного правительством САСШ, что послужило поводом к войне и последующему присоединению к Русской Америке шести новых губерний. Похоронен в Форт-Россе в соборе Крестовоздвижения Господня.

В Петропавловске-Калифорнийском воздвигнут памятник адмиралу Новикову (бронза, гранит, 1860, скульптор Е. В. Миргородский).

Имя Новикова присвоено одному из крейсеров Российской империи».