Глава 32. Царьград, отвори ворота!

Именно эта песня звенела в голове Андрея, когда он прощался с Лизой у ступеней Графской. Причем именно в исполнении Малинина из «Старых песен о главном»…

– Ну, что… Жди нас с победой, жена адмирала! – Хотелось съюморить, но получалось достаточно плоско.

– Да ладно тебе. – Глаза «первой леди Севастополя» явственно повлажнели. – Себя там сбереги, возвращайся целым, а без этого мне и победа не нужна.

– Это уж как получится, солнышко, генералы солдат в бой посылают, а адмиралы – ведут. Могу обещать только без необходимости из боевой рубки в виду неприятеля не высовываться.

– Ну, хоть так. Жду. Люблю. – Руки женщины сплелись на шее Эбергарда, и… Прощальный поцелуй получился таким, что Андрею до жути захотелось плюнуть на всю эту войну и срочно вернуться в свой особняк…

Адмиральский катер устремился к борту на днях вступившей в строй «Императрицы Марии».

Когда подошли к громаде дредноута и поднялись по трапу на палубу, командующего встретил командир корабля Трубецкой:

– Ваше высокопревосходительство, линейный корабль «Императрица Мария» готов сняться с якоря.

– Благодарю, Владимир Владимирович. Снимаемся. Просигнальте на «Память Меркурия» и Первый дивизион: «Сняться с якоря всем вдруг». С «Георгия» и «Синопа» вестей нет?

– Регулярно. Поход проходит нормально.

– Значит, часов через пять нагоним, даст бог.

Загрохотали цепи, и якоря, оторвавшись от дна Северной бухты, заскользили к клюзам. Черноморский флот двинулся к берегам Босфора, чтобы если и не поставить точку в этой войне, то хотя бы прежирнющую запятую…

Броненосцы Новицкого и Путятина, вместе с авиатранспортами и почти всеми эсминцами Колчака ушли к Одессе – конвоировать транспорты с десантом первого эшелона. С ними же ушла и партия траления: три тральщика специальной постройки, переделанные в тральщики миноносцы типа «Пернов» и несколько мобилизованных для этой цели гражданских судов. Как ни странно, но именно незначительное количество этих небольших, слабых и невзрачных корабликов беспокоило командующего больше всего: линейные силы и крейсера почти наверняка обеспечат своими калибрами огневую поддержку высаживающемуся десанту. Эсминцы оберегут транспортные суда от атак из-под воды, если, конечно, у противника имеются на Черном море еще подводные лодки. Почти два десятка аэропланов вполне достаточно для разведки и корректировки стрельбы… Но вот если у турок окажутся в нужном месте достаточно плотные минные заграждения, прикрытые серьезным количеством стволов с берега, – тральщиков может оказаться недостаточно. Оставалось надеяться, что предыдущий обстрел Босфора был не зря и османы уделят особое внимание именно европейскому берегу. Так что есть неплохой шанс, что особая Черноморская дивизия полковника Свечина, которую сейчас конвоировал почти весь флот, сможет стать тем самым наконечником копья, которое пронзит сердце Османской империи. Что русские солдаты захватят плацдарм на Анатолийском побережье и с него можно будет уже развивать наступление на Константинополь.

«Императрица Мария», самый мощный и совершенный корабль российского флота, уверенно раздвигала форштевнем волны Черного моря. Ничто не могло остановить в этих водах уверенный напор гиганта. Только сверхудачное попадание торпеды с подводной лодки, каковых здесь не водилось. К тому же Первый дивизион, которым командовал теперь Черкасов, бдительно следил за окружающей флагмана флота акваторией. Да и шла маневренная группа, на всякий случай, противолодочным зигзагом.

– Такими темпами, Андрей Августович, «Георгий» с «Синопом» доберутся до Турции раньше нас, – попытался испортить настроение командующему Плансон.

– Очень сомневаюсь. А даже если и так? Ничего принципиального – все равно необходимо будет ждать армаду из Одессы – без авиации и тральщиков начинать не будем.

– Дождемся утра, там посмотрим, кто и когда окажется в намеченном планом месте, – миролюбиво предложил начальник штаба.

Утро, как известно, вечера мудренее. Первая маневренная группа Эбергарда встретила рассвет в двадцати милях севернее Шиле. С норда подходили «Синоп» и «Георгий Победоносец», которых все-таки обогнали ночью.

Новицкий радировал, что будет через три часа, Колчак с миноносцами ожидался чуть раньше…

– Так долго мы ждать не будем, – напряженно выдавил сквозь зубы Андрей. – Передайте на «Николая» и «Александра», чтобы выслали по три аэроплана. С зажигательными бомбами.

– Почему именно с зажигательными? – удивился Плансон.

– А у них дым черный и обильный, не помните? Хоть какой-то ориентир при стрельбе будет. Особенно, если турки полевые батареи подтянули.

– Согласен. Ну что, пока ожидаем авиацию и тральщики, есть время спокойно позавтракать.

– Полностью с тобой согласен. Пусть матросы и офицеры подкрепятся основательно (так и хотелось добавить классическую фразу Евгения Леонова из «Джентльменов удачи»: «Ракета до обеда на Землю не вернется!»…) Да и нам подзаправиться невредно.

Нормально закончить утреннюю трапезу не удалось, кофе адмиралам подавали уже на мостик в связи с докладом: «Аэропланы прошли к берегу».

От «взгляда из-под небес» сейчас зависело многое. В первую очередь, работа «пахарей моря» – тральщиков. Именно они должны были расчистить путь десантным судам к месту высадки, а «Георгию Победоносцу» и «Синопу» с их одиннадцатидюймовыми мортирами – возможность подойти поближе к берегу.

– Идет первая тройка, ваше высокопревосходительство, – Трубецкой вытянул руку в направлении северо-запада.

На фоне неба действительно виднелись три «комара», с каждой секундой все более напоминавшие «мух».

– Владимир Владимирович, я вас очень прошу отставить титулование в бою, – слегка раздраженно бросил Эбергард командиру «Марии». – В современной войне важны зачастую секунды. Так что не тратьте их на слова, не несущие важной информации.

– Еще тройка! – Кетлинский услышал выговор командующего своему коллеге и лишним текстом перегружать информацию не стал.

– Передайте первой тройке, что она может начать бомбометание по фортам Эльмас и Рива-Калеси. Второй – пока только разведка района высадки.

– Подозреваю, что на должном уровне нам разведку произвести не дадут – у турок тоже аэропланы имеются, – мрачно молвил Плансон.

– На войне, как на войне, Константин Антонович. Пусть хоть из револьверов отстреливаются, но дадут необходимую информацию… Алярм! Приготовиться к открытию огня! Подойти на сорок кабельтовых к линии побережья!

Дредноут повернул согласно приказу адмирала и стал приближаться к берегу Анатолии. Орудийные башни, которые Андрей прозвал про себя «Горынычами» (по числу стволов-голов), разворачивались в сторону предполагаемого места нахождения вражеских батарей. Но огня пока не открывали – был нужен ориентир на берегу…

– Есть! – азартно выкрикнул сигнальщик. – Есть дым! Еще!!

Действительно, в складках гор «помазало» черным. Ну что же – хоть какой-то ориентир есть, дело за мощью двенадцатидюймовых снарядов…

– Открывайте огонь! – Эбергард оперся об ограждение мостика и напряженно стал вглядываться в «берег турецкий», хотя чего там вглядываться? – Ни одна пушка «Императрицы Марии» еще не выстрелила.

Наконец промычал ревун и вторая башня грохнула выстрелом. Все, кто находился на мостике, тут же вскинули к глазам бинокли.

– Чуток недобросили, – с сожалением молвил Трубецкой, увидев, как разрыв вспух у подножия холма, на котором располагалось турецкое укрепление.

– А вы чего хотели? Чтобы первый же пристрелочный выстрел дал накрытие? – весело посмотрел на командира дредноута командующий. – Думаю, что еще два-три пристрелочных выстрела, и можно будет переходить на залповый огонь. Ваш старший артиллерист справится…

Выстрел – снова недолет.

Выстрел – небольшой перелет.

– Залповый огонь!

Башни «Марии» стали равномерно изрыгать смерть. Залп – по одному выстрелу из каждой башни, потом еще по одному, потом еще… А теперь уже и первую пушку перезарядили: залп!

В результате непрерывная «огневая струя» накрыла укрепление Эльмас так, что турецкие артиллеристы просто не имели возможности открыть ответный огонь. Пусть далеко не каждый русский фугасный снаряд, весом почти полтонны и содержавший почти шестьдесят килограммов тротила, падал на территорию форта – для того, чтобы прекратить его существование, оказалось достаточно пяти. Плюс несколько близких разрывов…

Позже приблизительно то же самое сотворили с Рива-Калеси…

– С аэропланов передали, что в районе Шиле полевая батарея. Шесть орудий.

– С моря, вероятно, не просматривается, раз Черкасов молчит, – насупился Эбергард. – Где тральщики?

– Номерные на подходе. Идут самым полным, ваше высокопревосходительство. С ними Шестой дивизион, – тут же отозвался Кетлинский. – Уже видны дымы. А где-то через час подойдут Новицкий с князем Путятиным.

– А вот этого не надо. Пусть берут курс к румелийскому берегу и размолотят там батареи мыса Узуньяр, если османы успели их восстановить. Могут прихватить «Алмаз» с его аэропланами. Третий и Четвертый дивизионы – тоже. А также «Альбатроса» и «Баклана» – остальные тральщики и Колчак пусть следуют сюда. С транспортами.

Тральщики так и не зацепили ни одной мины на путях предполагаемого следования транспортов с десантом, что, надо сказать, не особо удивляло. Не было у турок ни реальных средств для новых минных постановок, ни реальных возможностей. Не зря уже несколько месяцев русские эсминцы патрулировали данный и прилегающие районы, прозрачно намекая: «Только суньтесь в НАШЕ море!»

Следующий ход был за «пенсионерами» Черноморского флота – «Георгий Победоносец» и «Синоп» приблизились к берегу на десять кабельтовых и в восемь одиннадцатидюймовых стволов принялись разносить в пыль вражескую полевую батарею, местоположение которой летающие лодки с «Императора Александра» также отметили черными дымами зажигательных бомб.

Мортиры, снятые с керченских батарей и установленные на броненосцы, исправно отправляли смерть и разрушение на турецкий берег. Сорока минут обстрела хватило для того, чтобы вся полевая артиллерия, предназначенная для отражения высадки русского десанта, перестала существовать…

…Полковник Пирумов снова почувствовал легкий приступ «морской болезни». Пришлось поспешно покинуть каюту и подняться на палубу. На свежем воздухе стало полегче. Легкий ветерок обвевал лицо, палуба, казалось, раскачивается не столь резко, как пол каюты.

– Не спится, Илья Фомич? – стоящий у борта Гаршин повернулся. – Слышу, вроде шаги знакомые…

– Не спится, Павел Петрович, – подтвердил Пирумов. – Вам тоже?

– Виной тому отвратное состояние нашего снабжения. Вспомните, как мы брали Трапезунд и Эрзерум, думая, как бы сберечь последние патроны. А сейчас? Почти ничего не изменилось.

– Знаете, – подойдя к фальшборту, Пирумов слегка приподнял голову, разглядывая светлеющее в восточном направлении небо. – Разговаривал я тут недавно со своим старым другом, полковником Кузьминым. Он сейчас в инспекторах ГАУ служит, у генерала Маниковского. Так вот, со снарядами интересный казус получается. Они посчитали, и выяснилось, что всего истрачено не более трети запаса, с учетом поступления с заводов. С патронами почти так же… – Он помолчал, глядя на идущие рядом корабли охранения. – Так что сейчас разбираются, кто у нас такой умный, из-за чего снаряды не поступали.

– Прав был, видимо, генералиссимус Суворов, – усмехнулся Гаршин, – любого интенданта после года службы можно смело вешать без суда и следствия.

– Похоже, хотя не пойму, зачем им снаряды-то нужны, – кивнул Пирумов и тут же вскинул руку. – Началось?

Солнце в это мгновение выскочило из-за горизонта и одновременно откуда-то спереди донесся отдаленный звук, похожий на отзвук залпа главного калибра.

– Да, линкоры открыли огонь.

– Пойду вниз, к своим, готовиться.

Хотя на гребнях турецкого берега и возвышались укрепления, издали казавшиеся неприступными, но даже издали видны были недостатки в их размещении, запустение и отсутствие защитников. Сражение за Дарданеллы обескровило турецкие армии, дислоцированные в Проливах, целых два корпуса, усиленные и набранные из самых боеспособных частей, недавно перебросили на западную границу, к Эдирне, против мобилизующейся болгарской армии. Кавказская армия давила с востока, уничтожая посланные ранее подкрепления и угрожая безопасности центральных провинций со стороны Малой Азии…

Высадка началась по плану. Передовой отряд, батальон кубанских пластунов, «выпрыгнул» из транспорта в считанные минуты. Дозоры турок даже не успели предупредить стоящую в поселке роту о десанте и легли прямо на пляже, даже не выстрелив ни разу в сбегающих по трапам вылезшего на берег носом судна. А потом… Потом началось то, о чем так переживал опытный полковник. Одно дело – тренировки в спокойной обстановке и другое – реальный бой. Пока пластуны добивали роту турок и продвигались вперед, первый батальон бакинцев начал погрузку в шлюпки. Вдоль борта судна сбросили грузовую сеть и по ней, медленно, словно забыв все тренировки, под аккомпанемент ругани фельдфебелей солдаты спускались в качающиеся на волне плавсредства. Приклады винтовок то и дело застревали в ячейках сети, вызывая дополнительные задержки.

Полковник молча смотрел на все это безобразие, изредка жестами подгоняя субалтерн-офицеров и машинально жуя мундштук с вставленной в него папиросой. Казалось, еще немного и он просто взорвется, но Пирумов героическим усилиями сдерживал себя.

Тем временем на берегу разгорался бой. Продвинувшиеся вперед кубанцы столкнулись со спешащими к укреплениям турками, расквартированными вдали от берега, силой до батальона. Прозвучал недружный обоюдный залп, после чего и те и другие дружно, словно сговорившись, бросились в штыки.

Шлюпки одна за другой отходили от выпуклого борта судна. Волна подбрасывала их, из-за чего у нескольких солдат сразу же начался приступ морской болезни. Высунув язык и старательно глотая слюну, они тщетно пытались освободиться от подступавшего к горлу неприятного ощущения.

– Разрешите обратиться? Как вы думаете, вашбродь, мы вовремя высадимся? – спросил ротный фельдфебель, худощавый мужик с лицом весьма озабоченного чем-то человека, у сидящего рядом с Пирумовым командира роты, капитана Дымова.

– Никоим образом, Никита Иванович, – ответил Дымов. – Но войны на наш век хватит. Что предлагаешь?

– Так зарядить винтовки сразу, вашбродь. А то вдруг кубанцев сомнут. А мы и без штыков, и ружья пустые.

Капитан привстал, слегка качнув лодку и вызвав укоризненный взгляд сидящего на весле матроса.

– А пожалуй, пора. Разрешите, господин полковник? – неожиданно вспомнив, что с ними плывет командир полка, и слегка покраснев от неловкости, уточнил он.

– Заряжайте, – приказал полковник и негромко добавил: – Сами командуйте, капитан. До берега я лишь пассажир.

– Зарядить винтовки! Поставить на предохранитель! – Илья Фомич наблюдал, как солдаты взвода долго и неумело вставляли обоймы. Из-за качки некоторые едва держались на ногах, винтовки стукались друг о друга. «Этот прием надо было хорошенько отрепетировать», – подумал он.

Лодка ударилась носом в песок, пара матросов выскочила и удерживала ее на месте. Старшина рулевой поднял руку вверх. В грохоте прибоя раздался крик капитана Дымова, сдублированный фельдфебелем.

– Все на берег! – громко крикнули они. – Выбирайтесь на берег!

Солдаты, негромко ругаясь, начали выскакивать на песок и разворачиваться в цепь, на ходу доставая и примыкая штыки к винтовкам. Полковник огляделся. Три шлюпки уже выгрузились и сейчас направлялись к привезшему их сюда судну. Еще три разгружались. От одной из них спешили полковой адъютант и пара вестовых. Капитан, уже не обращая внимания на Пирумова, вовсю наводил порядок в роте, собирая высадившихся в разное время и из разных шлюпок людей. Становилось ясно, что пока командиру полка здесь делать нечего, и он неторопливо побрел навстречу Черевиченко.

Турки уже торжествовали победу, отбросив левый фланг кубанцев к побережью, и постепенно добивали центр, когда на них обрушились сразу две роты бакинцев. Они с ревом «Ура!» врезались в потерявшую всякий боевой порядок, беспорядочно режущуюся толпу турок и русских… и турки побежали, словно сломавшись. Русские, вперемешку кубанцы и пехотинцы, гнались за ними почти полверсты. С трудом командиры сумели остановить этот беспорядочный бег и начать наводить порядок в предвидении новых атак турок.

В это время на берегу полковник Пирумов, вспоминая то малый петровский, то большой боцманский загиб и после этого грязно ругаясь по-русски, по-французски и по-турецки, наводил порядок на месте высадки, командовал формированием боеспособных отрядов и занятием ими участков обороны.

Бессистемная стрельба шла по всему фронту. Взвыли турецкие сигнальные рожки, вспыхнули смоляные шесты, затрещали телеграфные аппараты, оповещая гарнизоны о русском десанте. Послышался сильный шум и в Ешильвади, где стояла вражеская артиллерия. Турки спешно собирали таборы, намереваясь уничтожить немногочисленный русский десант.

Но пока царила сумятица: как выяснилось позднее, пластуны сумели-таки просочиться за линию турецких охранений и частично перерезали телеграфную связь. Пользуясь темнотой и суматохой, Пирумов без единого выстрела занял деревню Кызылджа, развернул бакинцев в жидкую цепь фронтом на юг и отчаянной штыковой атакой, поддержанной стрельбой взвода коротких пушек из батареи Гаршина, встретил первые турецкие подкрепления, спешно брошенные в атаку.

Благополучно переправился на берег и командир первого эшелона полковник Свечин. Теперь со штабными офицерами он сидел в домике на берегу, рассылал посыльных и терзал телефоны. Руководить боем в такой неразберихе было немыслимо, но упрямый полковник, один из лучших офицеров русского Генштаба, не сдавался…

Однако к вечеру, с помощью обычных русских помощников – авось, небось и такой-то матери, положение наладилось. Батальоны и роты непрерывно высаживались на берег, расширяя захваченный плацдарм. Уже и батарея Гаршина приступила к обычной работе, подавляя позиции артиллерии турок, а затем помогая своей пехоте.

К ночи плацдарм, расширившийся до десяти верст в глубину и почти тридцати по фронту, занимали уже не только войска первого эшелона, но несколько полков из состава второго. Турки, прекратив атаки, поспешно подтягивали подкрепления. Русские же тем временем выгружали не только пехоту, но и артиллерию. А на передовых линиях уже окапывались и расставляли и пристреливали пулеметы, готовясь на всякий случай к ночным атакам.

Бои за плацдарм у Шиле сковали примерно полтора корпуса турецких войск. Снять же подкрепления с болгарской границы помешало объявление болгарами войны Высокой Порте и начавшиеся атаки на андрианопольском (Эдирне) направлении. В результате, когда еще один корпус русских высадился на европейском берегу, ему противостояла только одна дивизия редифа (ополчения).

Немцы попытались сковать резервы русских наступлением на Ковно.

Германское командование, усилив свою Десятую армию резервами, начало наступление в стык Пятой и Десятой русских армий. Эти действия получили название Ковенского прорыва. С севера и юга Десятую германскую армию поддерживали Неманская и Восьмая армии. Германским войскам удалось прорвать русскую оборону. В прорыв была брошена кавалерийская группа генерала Гарнье (четыре кавалерийские дивизии, а затем еще две), которая отбросила находившуюся здесь немногочисленную российскую конницу и устремилась в русские тылы. Однако продвижение германской конницы было остановлено переброшенными на этот участок фронта русскими кавалерийскими дивизиями. Затем русские нанесли контрудар, окончательно разгромив остатки германской кавалерии и ликвидировав прорыв.

Ситуация на Восточном фронте, пусть первоначально и весьма тяжелая для русских, не сказалась на положении в Турции. В дополнение к десанту перешла в наступление Кавказская армия; англичане вернули часть ранее эвакуированных войск на Галлиполи и провели несколько атак, впрочем, закончившихся неудачно. И десантники Российской империи продвигались и продвигались вперед. Полностью подавить оборону Босфора смогли только с помощью войск, ударивших с азиатского и европейского плацдармов в тыл фортам и береговым батареям.

Впрочем, сразу после подавления последних батарей и окончания траления фарватера Босфора в Мраморное море вошел Черноморский флот. На этом сопротивление турок практически закончилось. Русские войска подошли к стенам Стамбула, а флот – в пролив. Двенадцатидюймовые орудия, нацеленные на Стамбул, привели в шок турецкое правительство и султана Мехмеда V. Они бежали в Силиври, откуда турецкие миноносцы переправили их на азиатский берег.

В Бурсу срочно прибыл герой Галлиполи Гази Мустафа Кемаль-паша (в нашей реальности получивший прозвище Ататюрк), спешно произведенный в генералы и лично возглавивший войска, перед которыми была поставлена совершенно невыполнимая задача вернуть Стамбул. А через месяц после того, как был отдан приказ о начале Босфорской десантной операции, вся Россия с ликованием узнала, что Константинополь пал.

После захвата Стамбула события помчались вскачь. Англичане и французы попытались ввести свои эскадры в Мраморное море, но задержались, протраливая фарватеры. И у выхода из Дарданелл, почти на траверзе Гелиболу они встретили эскадру Черноморского флота во главе с дредноутом «Императрица Мария», несущим флаг командующего.

Война продолжалась еще чуть больше года. Вступление на стороне Антанты Болгарии подтолкнуло к аналогичному решению и румын. Однако их армия не сумела в одиночку справиться даже с выделенными против них отнюдь не лучшими австро-венгерским войсками и, если бы не помощь болгарских и российских войск, была бы обязательно разбита.

Наступление французов и англичан в шестнадцатом году закончилось неудачей, зато русская армия вновь отличилась. Юго-Западный фронт под командованием Брусилова и Румынский под командованием Юденича прорвались на Венгерскую равнину. После чего Дунайская монархия агонизировала еще полгода. Ее капитуляция закономерно привела к заключению сначала перемирия, а потом и мира с Германией. Подписание его происходило на нейтральной территории, в Стокгольме.

Франция получила Эльзас-Лотарингию и некоторые немецкие колонии, Великобритания – новые колонии в Азии, включая Палестину, и Африке, Россия – Проливы, Ванский пашалык, Болгария – Адрианополь и Южную Добруджу, Румыния – Трансильванию и Буковину. Польша была объявлена независимым государством в личной унии с Российской империей, что вызвало напряженность в отношениях союзников по Антанте.

Стокгольмский мир, заключенный в начале 1917 года, при всех его достоинствах оказался всего лишь перемирием на тридцать лет…

Но это уже совершенно другая история.

Эпилог. Отгремели салюты, отзвенели награды… Прямо хоть песню сочиняй…

Андрей смотрел на Андрея Первозванного с мечами – красивая цацка и более чем почетная. Учитывая еще и «Георгия» второй степени, что он получил за взятие Босфора, – просто самый титулованный моряк Российской империи всех времен.

– Ваше высокопревосходительство, – побеспокоил командующего вестовой. – Вице-адмирал Колчак прибыли-с. Просют принять.

«И вот какого рожна этому АДМИРАЛЪу так срочно занадобилось? – подумал про себя Эбергард. – Но раз приперся, не давать же от ворот поворот…»

– Проси!

– Извините за поздний визит, ваше высокопревосходительство, – Колчак, входя, совсем не выглядел смущенным, – но меня привело к вам неотложное дело.

– Что случилось? – поднялся из кресла Андрей.

– Мы одни? – С виду визитер был совершенно спокоен, а значит, действительно можно надеяться, что ничего фатального на флоте не стряслось.

– Совершенно.

– Тогда, Андрей Николаевич, у меня к вам пара вопросов, – улыбнулся начальник Минной дивизии.

– Та-а-ак! – Нельзя сказать, что Киселев был ошарашен полностью и окончательно: из глубин памяти всплыло и «никакой», и вовремя вставленная практически цитата из Стругацких… Но такого не ожидал точно…

– Вы ничего не перепутали, Александр Васильевич? – на всякий случай переспросил Киселев.

– Меня зовут Александр Сергеевич, – улыбнулся в ответ «Колчак», – как Пушкина и Грибоедова.

– Ясно, – напрягся Андрей. – Так что вы имеете мне сообщить?

– Все просто: «смена караула». Прибыл «рулить» вместо вас. Вы прекрасно справились со своей задачей. Но далее вы некомпетентны. Согласны?

– Подождите! – Лицо Киселева-Эбергарда выражало полное недоумение. – А я?

– А вы можете вернуться «домой», – улыбнулся собеседник.

– Но ведь ваш… представитель говорил, что я здесь навсегда…

– Пришлось слегка слукавить, ведь если бы вы ощущали себя в этом мире гостем, то вряд ли напрягались бы с полной выкладкой – просто отбывали бы номер и ждали возвращения. Я не прав?

Андрею до жути захотелось приказать вздернуть Лже-Колчака на рее, а потом все-таки вернуться в будущее, добраться до того самого домика на Сержанта Мишина и с особой жестокостью и цинизмом вырезать всех его обитателей…

– Вознаграждение, которое вас там ожидает, поверьте, более чем солидное, – продолжал начмин…

– Подождите! – прервал его командующий. – А вы уверены, что я хочу вернуться?

– Что? – «Сменщик» явно никак не ожидал такого поворота. – Вы серьезно? Не хотите вернуться к семье, телевидению, Интернету и прочим благам цивилизации?..

– У меня, осмелюсь напомнить, здесь тоже имеется семья. Это во-первых. А во-вторых – терпеть не могу, когда решение принимается за меня. Один раз ваша компания так уже поступила…

– Простите, Андрей Николаевич, вы что, всерьез хотите остаться? – Колчак не скрывал изумления.

– Да не знаю я! – Андрей начал слегка психовать. – Вы всерьез считаете, что возможно определиться мгновенно в таком вопросе, за такое время, находясь в таком состоянии, как я сейчас?

– Да, действительно. Извините…

– Какое время у меня имеется для принятия решения?

– Ну… Трех дней будет достаточно?

– Скорее всего – да.

– Договорились. А если вы вдруг решите остаться – буду несказанно рад. В вашем лице я приобрету весьма мощный рычаг влияния на ситуацию…

– А вот не надо делать меня «инструментом», Александр Сергеевич, – набычился Киселев.

– Что вы, что вы! Прошу прощения – неудачно выразился…

– Оставьте! – прервал Андрей собеседника. – И прошу вас уйти. Мне надо побыть одному. Думаю, что отвечу вам раньше назначенного срока. Ступайте. Всего доброго.

– Понимаю, – кивнул «Колчак». – Выбор, судя по всему, непростой. Честь имею!

После убытия гостя Андрей смачно шарахнул кулаком по столу и сложносочиненно выматерился.

Нет, ну надо же устроить такую подляну! Ведь что ни реши – потом неоднократно пожалеешь. Конечно, «там» огромное количество всевозможных плюсов и преимуществ, а тут только один… Вернее – ОДНА…

– Мотор к подъезду! – рявкнул командующий флотом в телефон.

… – А я тебя сегодня и не ждала, – Елизавета слегка удивилась возвращению мужа.

– Не значит ли это, что мне стоит поискать под кроватью или в шкафу счастливого соперника? – улыбнулся Андрей, обнимая жену.

И именно в этот момент, когда ощутил нежность и хрупкость ее тела, вкус ее губ, аромат кожи, он окончательно понял, что три дня – совершенно излишний срок для размышлений, что двадцать первый век обойдется без него, а он без двадцать первого века…

– Ужинать будешь? А потом можешь и под кровать, и в шкафы заглянуть.

– А давай! Только потом я хочу смотреть не на содержимое шкафов, а на содержимое твоего платья и в васильки твоих глаз.

– Подчиняюсь, мой адмирал. И не скажу, что без удовольствия…