Глава 20. Инструкции, проводы и личная жизнь
Выспаться удалось. Причем до отвращения к себе. То есть продравший глаза Андрей чувствовал, что вокруг уже вовсю «происходит» новый день, а он, командующий Черноморским флотом, медленно и степенно проплывает мимо событий.
Встал. Принял ванну. Оделся. Вызвал вестового:
– Завтрак.
– Будет исполнено, ваше высокопревосходительство! Как обычно?
– Да, – адмирал был немногословен.
И через пятнадцать минут на столе адмиральского салона нарисовались кофейник, бутерброды с черной икрой и тарелка овсянки.
С отвращением, но с сознанием необходимости употребления Андрей стрескал «поридж», после чего с гораздо большим удовольствием выпил кофе с бутербродами. В общем: здоровое питание – одно, а удовольствие – совсем другое. Крайне редко они идут рука об руку. «Вкусно» и «полезно», как правило, антагонисты…
Хотя Андрей неоднократно слышал о всяких «завернутых» на вегетарианстве и даже сыроядении, с некоторыми даже общался, но так и не смог понять, как можно обходиться свеженатертыми свеклой и морковкой, пророщенным зерном и прочей мурой и воротить нос от хорошего куска мяса. Причем «гуманизм» и сопли по бедненьким убитым на прожор «трупоедам» животным среди большинства вышеупомянутых не имели логического обоснования – меха и кожаные изделия они носить почему-то не гнушались…
Балкон на «Георгии» хоть и адмиральский, но погода все равно февральская: не то чтобы холодно – Крым все-таки, но мерзко.
Словосочетание «свинцовое небо» уже давно затаскано и банально, но как это еще назвать? Темно-серое и ДАВИТ… И цвет, и психологический «вес», как у старого рыбацкого грузила…
Опять захотелось курить, но Андрей уже твердо решил, что больше никогда не возьмет в рот «палочку-убийцу». Хоть ему и обещали здоровье при любых вывертах судьбы, кроме смерти от серьезного ранения, но местное курево было просто «невкусным». Сигар он никогда не любил и не понимал, а папиросы в этом времени – натуральная дрянь.
До жути хотелось вернуться в теплый салон, раздеться и посибаритствовать еще парочку часов под теплым одеялом, которое, казалось, может защитить от всего этого враждебного, холодного и мокрого мира…
Андрей заставил себя надеть пальто и выйти на верхнюю палубу броненосца. А потом и на мостик.
А дальше – рутина: как идет ремонт эсминцев Первого дивизиона, телеграммы из Новороссийска и Батума, во сколько конкретно отбывает из Севастополя его императорское величество…
В общем, Андрей очень обрадовался, когда доложили, что прибыл командир Третьего дивизиона Кузнецов.
– Заходите, Иван Семенович, рад вас видеть!
– Здравия желаю вашему высокопревосходительству! – вытянулся в дверях каперанг.
– Проходите. Присаживайтесь. – Командующий флотом сделал приглашающий жест в сторону кресла, находящегося напротив него…
… – И ни одна шаланда, ни один парусник, который следует вдоль берегов Анатолии, не должен добраться ни до Босфора, ни до Трапезунда. – Андрей объяснял очень эмоционально, но ему до жути хотелось вколотить, зазубренными гвоздями вколотить командующему дивизионом, что задача его эсминцев – полностью парализовать турецкое судоходство на Черном море. – Любое корыто, которое не несет над собой русский флаг, а там таковых быть не может, должно быть либо утоплено, либо захвачено и приведено в Севастополь в качестве приза.
– Но автономность… – Лицо командира дивизиона отнюдь не лучилось оптимизмом и верой в то, что четыре весьма «пожилых», по нынешним меркам, эсминца смогут легко и непринужденно «поугнетать» турецкое судоходство достаточно долго. – По самым оптимистическим расчетам, нам необходимо вернуться в Севастополь через шесть дней после выхода на операцию.
– А я с вас большего и не прошу. К тому же вам наверняка там встретятся суда с углем. Так не топите их сразу – грузитесь топливом, а потом уже отправляйте их на рандеву с Нептуном. Но главная ваша задача даже не в этом: вы должны показать османам, что Черное море для них теперь запретная акватория. Если возле Зонгдлака не ведутся подъемные работы – не страшно. Ну не потренируются лишний раз ваши комендоры… Но чтобы турки поняли, что по выходе в НАШЕ море им не нужны уже ни штурманы, ни компасы, курс у них может быть только один – ВНИЗ. А на смену вашему дивизиону, не беспокойтесь, придут «зоркие» – «звонкие» – «жуткие». Да и крейсера, отдохнув, присоединятся.
Кажется, Кузнецов проникся идеями командующего, и адмирал с каперангом простились, вполне понимая друг друга…
…Лязг вагонов, тронувшихся в путь от перрона Севастопольского вокзала, казалось, совпал со звуком падения булыжника на этот самый перрон. Это с души командующего Черноморским флотом свалился камень. Его императорское величество наконец-то покинуло Севастополь.
Сразу задышалось легче. Не то чтобы самодержец давил на Эбергарда, не то чтобы доставал какими-нибудь придирками, но даже просто его присутствие в главной базе флота создавало нервозную и совсем не способствующую нормальной и спокойной жизни обстановку.
Но, прощаясь, Хозяин Земли Русской наговорил Андрею столько любезностей, что тот не преминул воспользоваться благоволением монарха в самое ближайшее время.
– Эдуард Эмильевич, – подошел адмирал к доктору Киберу, который также присутствовал при проводах государя, – предлагаю доставить вас в госпиталь на моем авто.
– А в чем причина столь неожиданной любезности, Андрей Августович? – хитро прищурился руководитель севастопольского госпиталя, прекрасно понимая, «в чем причина».
– Не буду скрывать – я намерен похитить у вас Елизавету Сергеевну. Причем надолго. Минимум – на неделю. И это не обсуждается. Кстати, прошу вас присутствовать при нашем с ней венчании. Послезавтра.
– Ну что же… Никто и никогда не посмеет сказать, что Эдуард Кибер препятствовал любви и браку, – весело посмотрел доктор на адмирала. – От всей души поздравляю вас и очень рад за Елизавету. Идемте в ваш мотор. Обещаю отпустить лучшую сестру госпиталя немедленно. Даже если она на операции…
– Здравствуй, Лиза!
Женщина, только что корпевшая над казенными бумагами, немедленно обернулась на голос… На голос, который успела полюбить. Вместе с тем, кто этим голосом говорил.
И нет в этом ничего удивительного: любовь и страсть – прерогатива не только юных, далеко не только юных…
А мезальянсы… Да сколько угодно примеров, когда люди, достаточно отличающиеся по возрасту, искренне любили друг друга.
Это когда ему сорок, а ей двадцать (или наоборот), союз смотрится противоестественным. А чем дальше по дороге в «прекрасное далеко», тем меньше арифметическая разница в возрасте кажется «пугающей». Здесь, скорее, начинает работать «алгебра» – отношение возрастов. А оно с каждым годом стремится к единице…
У Андрея с Елизаветой эта самая разница составляла около двадцати процентов. Вполне нормально по тем временам (да и по нынешним тоже). Тем более что «засыланцы» сдержали свое слово – Эбергард молодел просто на глазах. До разумного предела, конечно. А если учесть то, что свою окладистую бороду Андрей категорически переделал в «имитацию» оной «а-ля Рожественский», то смотрелся командующий флотом очень и очень даже ничего…
– Я тебя похищаю. Венчание послезавтра.
– А государь?
– Государь благословил. И даже выразил желание быть крестным нашего ребенка.
– Не может быть!
– Клянусь! Сказал: «Сожалею, что не смогу присутствовать при вашем венчании, но когда будете ждать наследника – обязательно сообщите…» Так что сейчас заедем к тебе, захватишь самое необходимое на первое время, и на виллу.
– Но, Андрей, мне же надо будет еще…
– Завтра. Завтра прокатишься по магазинам, выберешь то, что требуется еще. В твоем распоряжении будут экипаж и расторопный матрос. Ну и в финансовом отношении можешь не сильно стесняться – я могу себе позволить удовлетворить несколько капризов моей любимой невесты.
– Ты с ума сошел! – «Дочери Евы» всегда «дочери Евы», и Елизавета не являлась исключением, несмотря на всю свою современность, эмансипированность и соответствие просвещенному двадцатому веку. – За один день? Платье для венчания?
– Лизонька, – не полез в карман за словом адмирал, – идет война. Ты представляешь собой стратегически важного человека. Женщину, которая обеспечит душевное спокойствие и душевный же комфорт аж для целого командующего флотом.
– Прекрати придуриваться, – приняла шутливый тон молодая женщина, – а то вообще передумаю выходить за тебя замуж. Ишь – я уже «вещью» стала!
– И думать не смей! Ты себе представляешь, что будет с Россией, если командующий флотом во время войны станет заботиться не о том, как топить вражеские корабли, а о том, как вернуть потерянную любовь?!
Так, весело пикируясь, адмирал со своей невестой спустились к авто, а еще через час Елизавета Сергеевна уже осматривала дом, в котором ей предстояло в самом ближайшем будущем стать полноправной хозяйкой.
Белокаменное здание, даже с колоннами, внутри отличалось почти спартанской обстановкой. Нет, конечно, без крайностей: и паркет присутствовал, и мебель выглядела вполне достойно, но никакого подобия роскоши, ожидаемой в доме практически первого человека в Крыму и не только, не имелось. И вообще: просто физически ощущалось, что это дом, в котором живет мужчина. Не «холостяцкая квартира», нет – именно дом. Дом, в коем проживает человек, для которого важнее функциональность каждого предмета, чем ощущение общего уюта. Хотя… Для многих мужчин именно это и есть «уют»…
– Лиза, а вот второй спальни у меня нет…
– Так и знала! Коварный соблазнитель заманил несчастную девушку в свой замок и лишил ее последнего шанса сберечь свою невинность. Я в ужасе! – Фролова (пока еще Фролова) весело посмотрела на жениха. – Андрей, я похожа на дуру? Или на жеманную ханжу, которая до венчания не позволит прикоснуться к себе жениху? Думаешь, я не знала, куда и зачем мы едем?
Эбергард физически ощущал, как багровеет его лицо. Действительно, ляпнул он глупость, ведет себя как последний лох, и никакие отмазки по поводу «не хотел обидеть любимую…» не проходят.
– Так что я намерена немедленно осмотреть нашу спальню, – продолжила невеста.
У влюбленных, особенно у молодых, как правило, главная проблема: «Где?!» Дома – родители, на природе – дискомфорт от подсознательного ожидания какого-нибудь грибника-рыбака, случайно проходящего мимо, – не способствует подобное раскрепощенности, столь необходимой для концентрации внимания именно друг на друге…
А в холодное или даже «прохладное» время года, так вообще деваться некуда, если у кого-нибудь из двоих родители в какую-нибудь относительно длительную поездку не укатили.
Наши молодожены были «готовы» уже давно, и Андрей давно чувствовал, целуя любимую женщину по завершении очередного свидания, как мало ей этого поцелуя, чувствовал, как она всем телом подавалась навстречу в этот момент…
Но несмотря на то что и у нее была квартира, и у него вилла, да и сдаваемых апартаментов в Севастополе – завались… Мешала как раз именно должность командующего – слишком известным и публичным человеком являлся адмирал Эбергард в этом конкретном городе Российской империи, чтобы позволить себе явно компрометировать достойную и уважаемую женщину…
Осязание в ряду наших пяти чувств считается обычно последним по важности. Но не в таких ситуациях… В «таких» хочется вообще утратить все остальные, практически бесполезные в данный момент органы контакта с окружающим миром и стать только кожей. Чтобы максимально полно ощущать нежность и хрупкость обнаженного женского тела, которое обнимаешь.
Хотя… Слышать это возбужденное дыхание тоже хочется и необходимо, ощущать вкус губ и ее кожи – обязательно, видеть родное лицо, ощущать запах этого любимого тела, которое именно так пахнет только сейчас… Нет, конечно, ничего лишнего из органов чувств у нас не имеется даже для такого конкретного момента, но все равно – главное удовольствие дарит именно контакт телами. Причем не те несколько секунд животного наслаждения, что заложены матушкой-природой в тело любого самца животного мира, а именно ощущение единения «в один организм» двух любящих друг друга людей.
– Хочу в «ракушку», – делано-капризно прошептала на ухо Лиза.
Шептать не было никакой необходимости, ну ведь не подслушивают же слуги под дверью.
Андрей, «отдышавшись» от очередного единения тел и сердец, послушно и с удовольствием изобразил «ракушку». «Ракушку», в которой являлся «створками», а «устрицей» была Лиза. То есть обхватил любимую и руками, и ногами, прижался всем телом, и очень жалел, что этого «тела» так мало. До жути хотелось превратиться в амебу, которая может полностью обволакивать свою жертву… Так хотелось, чтобы ни один квадратный сантиметр этого восхитительного тела не «скучал» сейчас без восприятия той любви, которой хотелось его напоить…
– Так! – Невеста удивленно посмотрела на своего суженого. – Я выхожу замуж за адмирала или за мичмана? Что за шевеления у вас там?
– Солнышко, ну я не всегда властен над собой…
– И тем не менее – прекратите. Дайте бедной девушке отдохнуть и накопить невинности к свадьбе. Ну, или хотя бы к утру. Давай спать, Андрюш.
Обладая наготой Лизы вечером, проведя рядом с этой наготой всю ночь, ощущая ее каждой клеточкой своей кожи, Андрей увидел эту наготу только утром. И в очередной раз пришел в восхищение от своей избранницы: столько женственности в каждом движении, столько грациозности, настолько ладной и гармоничной выглядела Елизавета, что просто хотелось бросить и отдать все, лишь бы быть рядом со столь фантастически красивой женщиной…
– Лиза, а как тебя за эти годы женихи на части не разорвали?
– А я под сестринским платьем от них пряталась. – Женщина повернулась к своему жениху, лучи зимнего солнца осветили ее с ног до головы, и Андрей еще раз смог полюбоваться на свою любимую. О – натюрель.
Причем Елизавета нисколько не стеснялась демонстрировать свое тело тому, кто уже завтра станет ее мужем.
– Я тебя ждала, Андрей. Не адмирала – человека. Ты меня действительно любишь, я чувствую.
– Еще как! Иди ко мне!
– Нет! Отправляйся на свои броненосцы.
