Глава 15. Зонгулдак
– Да-да, войдите!
– Ваше высокопревосходительство, – зашел вестовой Лысухин, – его высокоблагородие, командир броненосца, просют вас на мостик подняться…
– Иду.
Андрей специально поднял свой флаг на «Пантелеймоне» (бывшем «Князе Потемкине-Таврическом»), чтобы не стеснять контр-адмирала Новицкого – начальника дивизии линкоров, который остался на «Иоанне Златоусте», возглавлявшем кильватер.
А операцией можно руководить с любого корабля – была бы связь налажена. С этим как раз дела обстояли вполне пристойно, но командир «Пантелеймона», капитан первого ранга Каськов, здорово нервничал по поводу наличия командующего на борту и регулярно спрашивал у адмирала советов по вопросам, решить которые было вполне в компетенции «первого после бога».
Однако на этот раз вызов на мостик оказался совершенно по делу.
– Что случилось, Митрофан Иванович? – Голос Эбергарда прозвучал весьма неласково, совершенно недвусмысленно давая понять, что если его опять подняли, дав поспать менее часа из-за того, что радио с отряда заградителей приходят с искажениями, как произошло два часа назад, то каперанг рискует услышать немало нелестных слов в свой адрес.
– С «Кагула», ваше высокопревосходительство, передали, что наблюдают на норде три дыма курсом на ост. Просят инструкций.
«Вот-те нате – хрен в томате!» – С Андрея моментально слетели остатки сна. Три дыма – это почти наверняка боевой отряд. Неужели турки настолько обнаглели, что послали «Бреслау» и еще кого-то выполнять некую операцию в Черном море при полном господстве русского флота в его акватории?
Или наоборот: отправили конвой из транспортов не под самым берегом Анатолии, а через середину… Надеясь, что морские просторы укроют их «шапкой-невидимкой»…
В любом случае, реагировать нужно было немедленно.
– Передайте на «Кагул», чтобы он «сбегал» к дымам и выяснил, кто это так нахально разгуливает по театру военных действий. Передавайте открыто, без шифровки – время дорого.
– Есть! – вскинул руку к козырьку фуражки Каськов, на его лице нарисовалось совершенно явное облегчение – наконец-то ответственность с себя снята…
Каперанг быстро набросал на листке текст радиограммы и отправил его с матросом к передатчику.
– Кофе не желаете, ваше…
– Давайте без чинов, Митрофан Иванович. Время дорого, чтобы сейчас его на эту трескотню с титулованием терять. А кофе – с удовольствием. И хорошо бы – покрепче.
В ожидании «допинга» Андрей осмотрел с мостика эскадру. Вернее, ту ее часть, которая не была скрыта легким туманом.
«Иоанн Златоуст» вел за собой «Пантелеймона», который уверенно держался в кильватере переднего мателота. Легкий зюйд-ост относил в сторону дым из труб флагмана контр-адмирала Новицкого, и поэтому следующий за ним броненосец не испытывал проблем как с удерживанием в струе головного, так и с наблюдением по всему горизонту…
Справа шли пароходы-брандеры; бесшабашные лейтенанты, стоящие на их мостиках, приняв командование над этими старыми калошами в первый и последний раз, вели свои суда к месту «последней стоянки» (вернее – «лежанки»). На дно морское. Но в нужном месте. И если эти лоханки затонут именно там, где им предписано планом операции или хотя бы где-то рядом, то это будет поважнее, чем уничтожить десяток турецких транспортов. Или даже броненосец утопить – заблокировать Зонгулдак, это, конечно, не выиграть войну на Кавказе, но очень серьезный шаг к победе там.
Трюмы «смертников» до самого последнего возможного предела загрузили булыжниками и обломками старых бетонных плит. Чтобы максимально затруднить работы по расчистке фарватера турецким (читай – «немецким») водолазам. Для этой же цели в трюмах возле бортов на пароходах установлено по несколько подрывных зарядов, которые проделают серьезные пробоины в корпусах брандеров…
Так что, просто заткнув мелкие отверстия и накачав затопленные суда воздухом, поднять их на поверхность у турок не получится…
Чуть поотстав от брандеров, дымил «Император Николай Первый» – гидроавиатранспорт, наспех введенный в состав флота. Он нес на своем борту «глаза» готовящейся операции – четыре летающие лодки. Авиация Черноморского флота впервые собиралась принять участие в боевых действиях.
Андрей прекрасно знал, что будущее войны на море – это удары с воздуха и из-под воды, но пока «исполнители» данной стратегии являлись почти «экспериментальными» образцами, и всерьез надеяться на их решающее воздействие на противника не приходилось. Однако в предстоящей операции гидросамолеты с «Николая» могли принести немалую пользу в качестве корректировщиков огня эскадры. Да и несколько десятков бомб, которые были на бортах аэропланов, никак не помешали бы атаке на ворота Зонгулдака. Пусть и не попадут куда хотелось бы, но помогут «создать настроение» у турок.
Слева шли в кильватере «Памяти Меркурия», «новики». Четыре штуки: «Беспокойный», «Дерзкий», «Гневный» и «Быстрый» – «силы быстрого реагирования». Эти «ребята» вместе могли «завалить» даже «Бреслау» – последний козырь турецкого флота на этом море, если тот обнаглеет настолько, что посмеет испытывать судьбу в стычках с русскими эсминцами последнего поколения.
Надо сказать, что «новики» являлись редким исключением из правила: «Россия может сделать все, что угодно, лучшее в мире, но в единственном экземпляре…»
Никто не посмел бы спорить, что новые русские «большие миноносцы» превосходят своих визави из любой страны мира по всем основным параметрам. ПО ВСЕМ!
Скорость, артиллерийское вооружение, торпедное. Дальность плавания, живучесть…
На планете не существовало эскадренного миноносца, который посмел бы попытаться сравниться с гордостью русского флота.
А вот по правому борту вспарывали своими форштевнями миноносцы, можно сказать, «игрушечные». Систершипы тех, кто воевал и погибал под Порт-Артуром. Созданные по образу и подобию «Стерегущего» и «Страшного», потопленных там, на Тихом океане…
Но здесь, на Черном море, даже эти, самые слабые миноносцы сейчас могли опасаться только трех кораблей турецкого флота: «Бреслау» и двух эсминцев: «Ядигар» и «Нумуние». Причем два последних превосходили «соколов» только при бое один на один (или два на два).
Вся остальная турецко-германская шелупонь рвалась вдребезги и пополам, а от более мощных кораблей противника даже эти русские миноносцы уходили легко и непринужденно…
– Радио с «Кагула», Андрей Августович, – прервал мысли командующего командир броненосца.
– Что там?
– «Бреслау» с миноносцами.
Значит, все-таки эти… Какого дьявола им понадобилось сейчас в море? Что за пакость задумали? О готовящейся закупорке Зонгулдака чуть ли не на севастопольском рынке болтали, и не знать о начале операции турки не могли. Зачем же так рискуют?..
– Погуляев начал преследование, – продолжил Каськов.
– Отставить! Радируйте на крейсер: «Немедленно вернуться к эскадре!»
Каперангу осталось только пожать плечами и исполнить приказ командующего.
– Я не понимаю, что происходит, Митрофан Иванович, – пояснил свое распоряжение Эбергард, – но вижу, что нас просто приглашают погоняться за своими кораблями. А значит, мы этого делать не будем. Даже если османы окончательно сойдут с ума и поманят нас в сторону от Зонгулдака своими антикварными броненосцами, операция будет продолжена. Пока брандеры не лягут на дно перед воротами порта, на все остальное – плевать.
Хотя кошки скребли в душе командующего флотом очень даже здорово. Андрей совершенно не понимал, зачем германо-турецкое командование подвергает такой опасности свои самые ценные корабли, которые хотя бы пока еще могут представлять угрозу для некоторых отрядов Черноморского флота. Не станет «Бреслау» и этих двух эсминцев… (Эбергард совершенно не сомневался, что речь идет именно о собратьях «Гайрета» и «Муавенета», погибших при атаке Одесского порта.)
Ну, вот что они могут сделать в данный момент? Все воинские перевозки временно прекращены… Набросать «фрикаделек» в окрестностях какого-нибудь порта? Произвести артналет на него?
Беспокойство зазубренным гвоздем засело в мозгу адмирала, но прекращать или даже просто корректировать план атаки подходов к главному турецкому порту на Черном море Эбергард не стал.
Хотя… Ливадия!
Турки наверняка в курсе, что скоро сам государь император посетит Крым, и, если первой же новостью для него будет известие о том, что его «база отдыха», его «Летний дворец», разгромлена вражеским флотом, то растяпа-адмирал, такое допустивший, слетает с должности запросто. Даже наверняка. Будь он хоть растрижды герой.
Андрей в «прошлой» жизни немало читал о привычке Николая сегодня мило и корректно побеседовать с каким-нибудь высокопоставленным государственным лицом, а назавтра тому приходило письмо с уведомлением об отставке…
И если фрегаттен-капитан Кеттнер размолотит императорскую резиденцию в Крыму, то адмиралу Эбергарду мало не покажется. Даже если всего один снарядик во дворце разорвется…
– Митрофан Иванович! – Командующий даже не пытался скрывать волнения. – Немедленно радируйте в Севастополь: «Георгию Победоносцу» и эсминцам Четвертого дивизиона весьма срочно выйти в район Ливадии. Ожидать атаки турецкого флота на императорский дворец».
– Андрей Августович, – подал наконец голос все это время находившийся на мостике Плансон, – а не проще ли вернуть в преследование «Кагула»?
«Развелось, блин, умников, задним умом крепких! – Андрей чуть не озвучил эту мысль… – Хорош адмирал, который отдает приказ, а через несколько минут его отменяет!»
– А почему же вы раньше не высказались, Константин Антонович? – Командующий повернулся к своему начальнику штаба.
– Но вы же приняли решение, как я мог… – Плансон искренне не понимал претензий Эбергарда.
«А вот на хрена ты мне здесь вообще такой красивый сплющился?.. – так и рвалось с губ Андрея… – Жираф большой – ему видней!»
– А зачем мне тогда вообще штаб? – командующий стал заводиться. – Зачем флагманские специалисты, зачем вы, в конце концов? Если я сам «непогрешим»? И любое мое решение является безошибочным. А я ведь тоже человек, Константин Антонович, мне «свойственно заблуждаться». И очень вас прошу на будущее не соглашаться со мной во всем, а критиковать мои действия, предметно критиковать, а ни в коем случае не соглашаться с любым моим решением.
– А разве вы спрашивали моего совета? – Плансон явно обиделся на необоснованный «наезд». – Вы, Андрей Августович, отдавали приказ. И я не посчитал и не считаю для себя возможным вмешиваться в ваши распоряжения на этой стадии…
В общем «умыл» начальник штаба своего командующего по полной программе. И тот понял, что «Сам ты дурак!». Возражать нечего. Только извиняться…
– Прости, Константин Антонович, не прав я был, – Андрей перешел с формального «вы» в общении на более привычное в общении с Плансоном «ты». – Действительно стоило с тобой посоветоваться… Теперь «Кагул» возвращать поздно. Отправим ему навстречу «Дерзкого» и «Гневного», как считаешь? Пусть повисят у немцев на корме, понервируют. И наши силы из Севастополя сориентируют следующим утром…
– Пожалуй, да… Если колбасники на самом деле следуют к Ливадии, то и подразнить их нашими эсминцами стоит, и встретить у берегов Крыма так, чтобы и дорогу туда забыли.
– Вот именно. Митрофан Иванович, – обернулся командующий к Каськову, который не смел до этого влезть со своим мнением в диалог адмиралов. – Скомандуйте своим сигнальщикам поднять…
Сигнальные флаги взлетели до места, и через минуту два из четырех «новиков», следовавших в кильватере «Памяти Меркурия», вышли из строя и направились на север.
– Андрей Августович, шел бы ты отдыхать, – Плансон совершенно искренне желал своему начальнику действительно отдохнуть. – До завтрашнего утра, когда будем на месте, нужно набраться сил. А их у тебя уже воробей начихал. Иди спать, а?
– А ты?
– А я выспался. И вполне способен отследить по радио и то, что будет происходить на норде, и следование судов к Зонгулдаку. Ты, в конце концов, не единственный адмирал на эскадре. Нечего стремиться быть невестой на каждой свадьбе и покойником на всех похоронах.
Корабли сейчас не бой ведут, а здоровья, чтобы по нескольку суток на ногах проводить, даже у мичманов не хватит. Не беспокойся – все будет в порядке. Договорились?
– Ладно, уболтал, – Андрей совершенно конкретно чувствовал, что скоро может стать «Вием», в смысле: веки без посторонней помощи будет не поднять. – Пойду, вздремну часика четыре…
– Не четыре, а все семь. А то и восемь, – отрезал Плансон. – Ты можешь понять, что завтра флоту понадобится бодрый и здоровый командующий, а не полусонное его подобие? Иди уже в каюту и ни о чем не беспокойся. Если что-то срочное – разумеется, разбудят…
– Иду, о мой грозный повелитель! – устало улыбнулся Эбергард и покинул мостик.
Спускаясь в салон, Андрей просто физически ощутил, что его организм узнал, что получил право на отдых: тело стремительно расслаблялось и заявляло о готовности немедленно принять горизонтальное положение. Пренастойчиво заявляло об этой готовности. Пренастырно заявляло…
Адмиралу стоило немалого труда дотащить свое туловище до кровати, раздеться и рухнуть в нее…
Проснулся сам, никакой «побудки» со стороны вестового не потребовалось. Мало того, пришлось посылать за ним первого же матроса, что встретился в коридоре броненосца.
В иллюминаторы было заметно, что уже рассветает, но Андрей на место командования флотом не торопился – раз не будили, значит, и незачем. Значит, можно спокойно позавтракать.
«Смазав» желудок овсянкой и выпив кофе, адмирал поднялся на мостик, где из офицеров застал только вахтенного лейтенанта.
– Здравия желаю вашему высокопре… – начал было вахтенный начальник.
– Оставьте, лейтенант. Доброе утро! – отмахнулся командующий. – Где адмирал Плансон и командир?
– Его превосходительство только что отошел переодеться, а командир, несомненно, будет к подъему флага, – выпучив глаза, отрапортовал лейтенант.
– Добро. Какая-то информация с «Гневного» есть?
– Так точно! До заката сопровождали противника в сторону Крыма. С темнотой потеряли и пошли к Ливадии…
– Доброго утра, ваше высокопревосходительство! – послышался со спины голос Плансона.
– Здравствуйте, Константин Антонович! – В присутствии лейтенанта Андрей решил не «тыкать» своему начальнику штаба. – Какая информация с норда?
– Почти никакой. Что приятно. Несмотря на то что «Гневный» и «Дерзкий» ночью потеряли контакт с противником (а это, надо сказать, ожидалось), но следовали немцы именно в том направлении, что и можно было ожидать. Радио в Севастополе получили своевременно и отреагировали весьма быстро: «Георгий Победоносец» с шестью эсминцами уже у берегов Ливадии.
– И что?
– По последним данным – ничего. Не появлялся в зоне видимости «Бреслау» или даже подходящий дым…
– И ладно. Не до них сейчас… Лейтенант, до Зонгулдака сколько осталось?
– Около двадцати миль. Через два часа должен открыться, ваше высокопревосходительство. Если, конечно, тумана у берега не будет.
Ну да, метеослужба еще и через век будет монетку подбрасывать на предмет «может, дождик, может, снег, может, будет, может, нет…».
Учитывая данные со спутников. Компьютерами обработанные.
С неизменно тем же результатом. То есть имея примерно такую же точность прогноза, как и старики с их болями в коленях.
– Передайте на «Николая», чтобы был готов через час спускать аэропланы на воду.
– Слушаюсь, ваше высокопревосходительство! – Вахтенный немедленно передал приказ командующего сигнальщикам, и те занялись его передачей.
Через минуту на мостик поднялся Каськов. Поприветствовав адмирала, каперанг попросил разрешения свистать к завтраку раньше урочного времени.
– Разумеется, Митрофан Иванович, – кивнул адмирал. – Кормите матросов, чтобы они пораньше были готовы к бою. И передайте это от меня по эскадре. Денек предстоит, чую, нелегкий – не такие дураки турки, чтобы не ожидать нашего визита и не постараться подготовиться к нему. На то расстояние, где они могли бы поставить мины, мы, конечно, подходить не будем, но сейчас важнее брандеры. Пусть Шестой дивизион идет вперед и начинает…
И «рабочие лошадки» Черноморского флота, которых использовали в любой ипостаси (миноносец, тральщик, опытный корабль, эскортный корабль…) отправились выполнять приказ. А что там – жалеть их как бы и нечего, морально устаревшие кораблики, а на вновь строящиеся «новики» требовались экипажи. Так что «Свирепый», «Строгий», «Стремительный» и «Сметливый» отослали заранее тралить подходы к Зонгулдаку и вызывать на себя огонь батарей, которые там наверняка должны были теперь иметься. Чтобы зафиксировать оный огонь и сообщить предполагаемые координаты вражеских пушек. А там уже летающие лодки с «Императора Николая» и уточнят местоположение турецких орудий, и, возможно, отбомбятся по ним. Сегодня было важнее сберечь четыре старых корыта, которые вел капитан второго ранга Евдокимов, чем весь дивизион черноморских «соколов». Для результатов войны было значительно более серьезно, где лягут на дно «Олег», «Атос», «Исток» и «Эрна», чем жизнь или смерть маленьких эсминцев.
Тралы минрепов не зацепили, но четыре батареи не преминули обстрелять русские миноносцы, которые попытались внаглую действовать у турецких берегов. Стодвадцатимиллиметровые снаряды с берега не попали в эсминцы Шестого дивизиона, но черноморские «соколы» поспешили отскочить мористее и тут же затрещали своими радиостанциями в эфир о месторасположении данных береговых батарей…
Заревели моторы летающих лодок, и четыре гидроплана стали разгоняться по волнам. Правда, взлететь смогли только три – один подняться не смог. Молодые лейтенанты и мичманы повели свои машины к турецкому берегу, одновременно набирая высоту. Высоту, достаточную для того, чтобы не пострадать от винтовочного и пулеметного огня. А заодно разглядеть точное расположение вражеских батарей, сообщить об этом на эскадру и, если повезет, удачно уронить на них бомбу-другую…
– Четыре батареи, – Андрей повернулся к Плансону. – Как считаешь, это все или имеются «тузы в рукаве»?
– Вряд ли. Не те у турок сейчас возможности, я удивлен, что и эти стволы у них нашлись.
– Я тоже не ожидал такого количества береговых орудий здесь. Но они есть. И палят. К тому же, уверен, это не полевые пушки.
– Нас ждали.
– Так нужно быть идиотом, чтобы не ждать. Поэтому бить по батареям будем с тридцати кабельтовых – здесь такие глубины, что мин можно не опасаться. Подождем указаний с небес…
Указания с небес не замедлили последовать: русские авиаторы отметили расположение турецких батарей взрывами сброшенных бомб и, главное, дымовых шашек с цветными дымами.
Конечно, целеуказание для начала было весьма условным, но хотя бы приблизительное место установки вражеских пушек стало понятным. Эбергард распределил четыре цели между «Иоанном Златоустом», «Пантелеймоном», «Кагулом» и «Памятью Меркурия», и русские корабли первого ранга стали деловито перемешивать с землей турецких артиллеристов и их орудия. Да, давно известная истина: «пушка на берегу стоит десяти на корабле», ведь ее не качает, она не меняет своего местоположения… Конечно, со времен Нахимова, автора этой фразы, многое на флоте изменилось в лучшую сторону, но тем не менее стрелять с берега до сих пор было комфортней, чем с борта. Тем более что орудия на берегу можно и нужно замаскировать, а корабль на водной глади виден прекрасно.
Все это так, но черноморская эскадра многократно подавляла противника калибром и количеством стволов. Восемь двенадцати-, две восьми– и тридцать шестидюймовых пушек противостояли восемнадцати стодвадцатимиллиметровым орудиям. Плюс ко всему, летчики продолжали периодически сыпать бомбами с неба, и для того, чтобы не путать их взрывы с результатами собственного огня, корабли периодически прекращали стрельбу, и аэропланы имели возможность лишний раз скорректировать обстрел….
Стало понятно, что подобная тактика малоэффективна, к тому же росла опасность пострадать от разрывов снарядов со своей эскадры или ружейного огня турецкой пехоты. А с больших высот точность бомбометания была крайне низкой. Лейтенант Вирен, старший в авиагруппе, принял решение использовать запасной вариант атаки.
Аэропланы, пытаясь держать подобие строя, раз за разом стали заходить на одну из батарей, сбрасывая в ее тылах свои небольшие, но смертельно опасные бомбы. Взрывы их, по сравнению со столбами земли и огня, поднимаемыми снарядами корабельных орудий, выглядели совсем нестрашными, но вреда наносили не меньше. Все же летчики видели, куда наносят удары и, не имея возможности причинить серьезный ущерб прикрытым каменными брустверами орудиям, щедрой рукой скидывали гостинцы на тылы врага, стараясь – и небезуспешно – поразить орудийную прислугу и склады боеприпасов. Со вторым как-то не заладилось, зато турецкие артиллеристы уже после второй атаки начали рыбками нырять в первые попавшиеся ямки, едва заслышав шум мотора. Как следствие, потери среди турок были невелики, зато темп стрельбы их орудий заметно снизился.
Да, их легкие снаряды и так не представляли особой опасности для русских броненосцев и крейсеров, а вот огонь с моря сказывался на состоянии батарей все сильнее. Конечно, процент попаданий собственно на территорию укреплений был не особо велик, но поскольку вообще все окрестности становились лунным пейзажем, то и турецкие укрепления не могли избежать общей участи ландшафта.
Сначала полностью замолчала батарея, которую обстреливал «Иоанн». Броненосец под флагом Новицкого дал еще несколько «контрольных» очередей по цели и перенес свой огонь в помощь «Пантелеймону». В результате, через четверть часа еще от одной турецкой артиллерийской позиции остались одни воспоминания…
– Сергей Владимирович! С «Пантелеймона» приказ: «Начинать»…
Евдокимов оглянулся на своего помощника и кивнул.
– Передать на отряд: «Следуем строем фронта, скорость восемь узлов, места затопления по плану».
– Есть!
Пока броненосцы и крейсера не давали поднять головы артиллеристам двух еще не до конца раздолбанных турецких батарей, брандеры стали разворачиваться и брать курс к местам своей последней «стоянки». Но если «Олег», «Исток» и «Эрна» уверенно выполнили маневр, то «Атос» вдруг категорически отказался подчиняться управлению и не поворачивал на ворота порта. Около десяти минут его командир, лейтенант Четверухин стимулировал своих подчиненных к скорейшему устранению так некстати случившейся неисправности. Стимулирование проводилось в устной форме, причем в основном на тему вариаций интимной жизни матросов и кондукторов парохода и их ближайших родственников.
Указанного времени оказалось достаточно для восстановления управления, и «Атос» поспешил вслед за своими «коллегами», которые, разумеется, не стали его дожидаться.
Вместе с пароходами пошел вездесущий Шестой дивизион, чтобы и от возможной атаки из порта их прикрыть, и от обстрела с берега, и команды снять.
Пара слабеньких турецких канонерок благоразумно не стала выходить из Зонгулдака, что и понятно – они только увеличили бы своими корпусами количество брандеров, затопленных в воротах.
Поэтому в расчетное время суда-смертники начали отдавать якоря в соответствующих местах. Были активированы подрывные патроны в трюмах, и экипажи обреченных пароходов стали перебираться на миноносцы. Только по нескольку человек во главе с командирами оставались на бортах вплоть до момента срабатывания зарядов.
Когда рядом с бортами брандеров взметнулись фонтаны взрывов и они стали медленно погружаться возле выхода из Зонгулдака, намертво блокируя порт, Андрей, наблюдающий эту картину с мостика «Пантелеймона», внутренне «выдохнул»: «Все! Еще одно дело сделано. Теперь осталось только присобачить «щит к вратам Царьграда…».
Хотя батареи Босфора – это вам не Зонгулдак. Три десятка батарей, причем значительно более мощных, чем здесь. А как умеют воевать турецкие артиллеристы, Эбергард-Киселев прекрасно помнил из своей исторической реальности: значительно более мощная, чем Черноморский флот, союзная эскадра убралась из Дарданелл не солоно хлебавши, понеся огромные потери. И это при том, что у них имелись еще и несколько дивизий пехоты в качестве десанта. А сейчас Россия не имеет возможности снимать с Западного фронта ни одного полка. С Кавказского – тоже.
Так что повторить «подвиг» Вещего Олега в обозримом будущем малореально.
Но все не зря: весьма вероятно, что теперь Болгария не посмеет вступить в войну на стороне Центральных Держав, а это уже немало. Италия и Румыния могут и поспешить выступить на стороне Антанты. А может, и Греция. Турецкую армию на Кавказе без подвоза по морю скрючит от дистрофии, и Юденичу будет значительно легче ее разбить…
– Андрей Августович! – вернул командующего в настоящее время начальник штаба. – Радио от Путятина.
– И что?
– Мины поставлены. Обстреляны батареи Эльмас и Рива Калоси.
– С каким успехом?
– Без подробностей. Вот, – Плансон протянул Эбергарду радиограмму.
На бумаге имелась ровно та информация, которую и озвучил контр-адмирал.
– Ладно. Из-под Ливадии никаких вестей?
– Увы.
– Распорядитесь, пожалуйста, вызвать «Георгия» и «Гневного». Если «племянник» себя нигде не обнаружил, то это будет нас здорово нервировать – совершенно непонятно, что за пакость затеяли колбасники… А такое всегда раздражает…
– Вызовем, конечно. Однако будь у них какие-нибудь новости – они сами бы вышли на связь. С вашего разрешения, я пойду, подготовлю тексты радиограмм.
– Разумеется.
Для того чтобы взять курс к берегам Крыма, оставалось принять на борт «Императора Николая» гидросамолеты.
Одна за другой машины касались поплавками волн и, стрекоча моторами, тянулись к своей авиаматке. Для их подъема на борт требовалось около получаса, и приходилось еще немного поскучать.
Андрей еще раз посмотрел в сторону ворот Зонгулдака. «Исток» не до конца погрузился в воду – торчала труба, а остальных волны скрыли полностью. Ну, то есть небольшие парусники и пароходики имеют шансы выбраться из порта (если на трубу не налетят), а вот серьезные транспорты здорово рискуют. Конечно, возможно, что кое-где остались узенькие и весьма рискованные проходы между затопленными судами, но протиснуться по ним точно будет весьма непросто, а скоро в строй войдет подводный заградитель «Краб», и первый его боевой выход будет именно сюда: если кто «просочится» через брандеры, то напорется на мины и, в идеале, еще и своим корпусом усилит блокаду турецкого порта…
То есть здесь все прошло весьма и весьма удачно. Но предстояло выдержать еще один «бой». На днях в Севастополь прибывает сам император. И хотя все на Черноморском флоте обстояло более чем благополучно, особенно на фоне происходящего на других военных театрах, но характер у Николая был непредсказуемый…
