На действительной службе
1 января 1748 года явился в Санкт-Петербург из шестилетнего отпуска капрал восьмой роты лейб-гвардии Семеновского полка Александр Суворов. В Петербург полк перешел из Москвы в 1744 году. Суворов ехал в столицу на почтовых, а вперед был послан отцом Александра небольшой обоз с запасами и конь Суворова, Шермак, под присмотром двух хлопцев — парней из крепостных крестьян.
В это время командир полка Степан Федорович Апраксин целиком переложил бремя полкового хозяйства на премьер-майора Соковнина, которому и раньше очень доверял, проча его себе в преемники. Сам Апраксин, ведя широкое знакомство при дворе, метил выше.
Соковнину подали для подписи приказ о зачислении явившегося из отпуска Александра Суворова в третью роту. Премьер-майор вспомнил Суворова и пожелал его видеть. Ординарец пригласил Суворова в штабное присутствие.
Суворов вошел в кабинет премьер-майора и стрелкой стал у двери. Соковнин оглядел его со вниманием и усмехнулся:
— Здравствуй, Суворов! А ты почти не вырос за четыре года.
— Вырасту в полку сразу, ваше превосходительство.
— Зови меня по имени. Где это тебе мундир пригоняли?
— В солдатской швальне, в Москве, господин премьер-майор.
— Неказисто. Что же, батюшка твой не пожелал заказать сыну первый мундир приватно?
— Одет, как все, Никита Федорович, лучше не надо.
— Скупенек Василий Иванович, скупенек! Как же он здравствует?
— Благодарствуйте, сударь. Батюшка в хорошем здоровье, приказали низко кланяться и вам желают доброго здоровья.
— Он в той же все службе? Прокурором?
— Так точно, сударь. Прокурором генерал берг-директориума.
— В строй не собирается вернуться?
— Службой доволен.
— И им довольны, хотя и не все. Казну бережет. Даже Сенат растревожил своими донесениями. В Питере начали говорить: Суворова-де надо поднять выше, чтобы меньше видел. Отпиши батюшке, что его ждет повышение. Растревожил он осиное гнездо. Ну, а как матушка твоя, Авдотья Федосеевна, здравствует?
— Матушка скончалась… После рождения младшей сестрицы моей, Машеньки.
— Вот горе какое! Не дождалась видеть тебя в офицерском чине.
— Ей горе было бы видеть меня и в сей амуниции, сударь.
— Проходил в отпуске указные науки?
— Да, сударь. После отбытия школы с полком в Санкт-Петербург занимался дома с родителем геометрией планов, тригонометрией, географией, фортификацией, инженерией.
— А из языков?
— Читаю по-немецки и несколько говорю по-французски.
— Где же ты все это успел?
— Два года в школе, сударь. По-французски у Лебонне, по-немецки — с Бухгольцем. А затем сам по книгам и с товарищами.
— А! — вспомнил Соковнин. — Бухгольц. Помню, как ты решал с ним задачку. В арифметике-то он был слаб. Ну, а языку своему мог научить… конечно… Спился он и умер прошлой осенью… Что же, и здесь будешь ходить в школу?
— Нет, сударь, мне надлежит пройти строй.
— Правда, школа здесь у нас теперь — это и тебе видно будет — плоха. Я проектирую при полку школу для солдатских детей. Откроется — назначу тебя кондуктором. Пойдешь в учителя?
— Если служба позволит, господин премьер-майор.
— Солдатский сын каждый должен, так я разумею, и сам стать к возрасту солдатом. Нашему отечеству, России, нужна великая армия.
— Великое число из единиц составляется, сударь. Малое число, да из крупных единиц, больше, чем великое из малых.
— Да ты, батюшка, гляжу я, философ! Хлебнул из кладезя премудрости?
— Да, сударь, несколько читал.
— Много прочитал?
— Читал Вольфа, Лейбница, Руссо, Монтеня, Бейля, Монтескье.
По лицу Соковнина пробежала тень смущения: из перечисленных Суворовым имен философов едва ли не все он слышал в первый раз из уст своего унтер-офицера.
— Что же говорят эти мудрецы? Чаю, среди них есть и вольнодумцы? — с насмешкой молвил Соковнин.
До сих пор краткий и отрывистый в ответах, Суворов заговорил о философии так пылко, что Соковнин, несколько напуганный, остановил его движением руки:
— Довольно, друг мой, довольно! Поменьше философии, побольше практики… Танцевать умеешь?
— Люблю попрыгать, — ответил Суворов.
— Ну хорошо. Служи. Я буду держать тебя на мушке.
— Благодарю, сударь.
— Скажи все же, чего ты хочешь для себя?
— Славы воинской и славы отечества.
— Изрядно! Где ты остановился? Сколько хлопцев отпустил с тобой родитель?
— Остановился я у дяди моего, Суворова, капитана гвардии в Преображенском полку.
— Где же будешь жить?
— Хотел бы в ротной светлице. А батюшка велел у дяди…
— Живи лучше у дяди. В полку найдешь старых знакомцев: Ергольских, Дурново, Юсупова. С ним, помню, ты знатно дрался в первый раз.
— Потом мы подружились. Только, сударь, мне с ним не по пути.
— Что так?
— Гусь свинье не товарищ. Он богат — я беден. Он князь — я служивый. Он красавец — я, сударь, видите каков.
— Ничего, служи, — закончил свои наставления премьер-майор. — Пей — не напивайся, ешь — не наедайся, вперед не вырывайся, в середину не мешайся, в хвосте не оставайся. Помни, ты у меня на мушке. Ступай!
В смутном волнении Александр вышел из полковой избы. Шермак, стоявший у коновязи, увидев хозяина, поднял голову от кормушки и радостным ржанием приветствовал Александра.
Похлопав Шермака по шее, Суворов повторил только что полученное наставление:
— «Ешь — не наедайся, пей — не напивайся…»
Приехав в Петербург ночью, Александр еще не отдохнул от качки и тряски зимней ухабистой дороги на почтовой тройке. Все плыло в глазах у Александра, и земля качалась под ногами, словно он вернулся из долгого морского путешествия.
«Вот куда я попал! Вот куда я стремился!» — говорил себе Александр, осматриваясь кругом.
День стоял безветренный, морозный. Туман затягивал дали сизой мглой. Казалось, что небо низко и вершины елей достигают облаков. Вправо на север уходила только что начатая просека Загородной перспективы. Извозчики-солдаты тянулись вереницей, вывозя на санях бревна с нового проспекта. Из лесу с разных сторон слышался стук плотничьих топоров — рубили связи для солдатских светлиц: полк только еще обстраивался в новой столице.
Из лесу поперечными просеками выходили кучки солдат с мушкетами на плече, в плащах с подобранными полами. Накануне выпал глубокий снег. Солдаты шли вразброд, утопая в сыпучем снегу. Не слышно было привычного в московской Семеновской слободе рокота барабанов с подвизгиванием флейт.
