Здравствуйте папенька. Вот только вчера броненосец "Сисой Великий", на котором я имею честь служить, бросил якорь во Владивостоке. Я сразу же решился написать Вам письмо. В нем я хочу рассказать о заключительном отрезке нашего путешествия.

29 апреля командующий эскадрой адмирал Рожественский неожиданно для всех созвал совещание капитанов всех боевых судов эскадры. Вернувшись с этого совета наш командир приказал немедленно потушить все котлы, и заняться их чисткой и переборкой машин. Сочтя этот приказ очередной причудой адмирала мы направились его выполнять. После следующего совещания последовала новая серия приказов нашего адмирала, причем каждый новый был причудливее предыдущего. В результате этих распоряжений мы вынуждены были разобрать и сдать на "Иртыш" почти все спасательные паровые и гребные шлюпки и катера. Из плавсредств на нашем "Сисое" осталось только два разъездных катера. Затем мы демонтировали и пустые шлюпбалки. С броненосца были сняты, и сданы на тот же транспорт почти все орудия калибром в сорок семь и тридцать семь миллиметров. Мы с офицерами в кают — компании много обсуждали эти приказы, но к однозначному выводу так и не пришли. Кто-то говорил, что это очередная дурость адмирала, и мы теперь остались абсолютно голыми против атак миноносцев, а кто-то наоборот считал это прогрессивной мерой. К числу последних относился и я. Видите ли папенька, наш адмирал распорядился на каждом боевом корабле организовать центр борьбы за живучесть, и командиром этого важнейшего центра назначили меня. Только после того, как я немного освоился на новом месте я понял как же прав был наш адмирал. Сокращение всех этих мелкокалиберных скорострелок позволило выделить дополнительных матросов в пожарные команды, а так же в различные аварийные партии. Если до этого вопросами живучести и боевой устойчивости корабля по сути никто не руководил, и все сводилось лишь к созданию пожарных расчетов, которые действовали сами по себе, то теперь я мог спокойно проигнорировать мелкие возгорания, и собрать большинство расчетов у крупного очага пожара. Так же я мог своевременно подменять вышедших из строя матросов аварийных партий. Для компенсации крена мне было позволено самому, без распоряжения командира впускать забортную воду в отсеки противоположного борта.

Папенька, я так мыслю, что благодаря центру по борьбе за живучесть наш корабль стал намного более сильным противником для японцев. Десять снятых мелкокалиберных пушек даже для миноносцев особой опасности не представляют, не говоря уже о более сильных кораблях. А вот увеличение аварийных партий теперь позволяло надеяться, что наш старый броненосец теперь сможет выдержать гораздо большее число попаданий.

Весь путь от бухты Куа — Бэ к Цусимскому проливу наша эскадра проводила в постоянных дневных и ночных маневрах. Днем один из крейсеров отходил от эскадры на расстояние от одной до четырех миль и постоянно маневрировал, а наши наводчики учились наводить на него орудия. Эти упражнения мы уже регулярно выполняли по пути из Носи — бе к берегам французского Индокитая, но теперь что-то незримое поменялось в процессе обучения. По ночам же регулярно тренировались расчеты противоминной артиллерии. Наши миноносцы, которые возглавлял отряд лейтенанта Рихтера постоянно имитировали на нас минные атаки. А первый Броневой отряд вместе с "Ослябей" частенько отрабатывал какое-то не понятное маневрирование, резко разворачиваясь "все вдруг" и начиная погоню за нашими вспомогательными крейсерами.

Хочу особо отметить, что своим отдельным циркуляром Рожественский запретил рукоприкладство по отношению к матросам. В этом же приказе говорилось, что любых агитаторов различных партий следует немедленно арестовывать, и доставлять на допрос к адмиралу. Мы с офицерами уже давно знали, что два наших матроса наверняка являются агитаторами, и потому сразу же их арестовали, и отправили к адмиралу на "Князь Суворов". Спустя два часа присланный на катере капитан второго ранга забрал из команды еще пятерых человек, и дальнейшая судьба этих людей мне не известна.

Четырнадцатого мая наша эскадра с самого утра наблюдала за пристроившимся к нашей левой раковине японским разведчиком. Но, примерно в 09:40 утра из тумана начали вырисовываться несколько других крейсеров. Главных сил японского флота видно не было, и, судя по всему, наш адмирал решил воспользоваться возможностью нанести поражение части вражеского флота. В воздух взлетела серия красных ракет, сообщающая о выбранном Рожественским варианте дальнейших действий, и тут же начались перестроения судов эскадры. Пять наших лучших броненосцев (4 бородинца и "Ослябя") резко повернули на неприятеля, вместе с ними в атаку пошли "Аврора" и "Светлана". Три наших самых быстроходных бронепалубника — "Олег", "Жемчуг" и "Изумруд" пошли не прямо на неприятеля, а с таким расчетом, чтобы отрезать японцам путь отступления к предполагаемому месту нахождения главных сил. Почти все транспорты дружно развернулись, и в сопровождении "Алмаза", "Наварина" и "Нахимова" пошли прочь из Цусимского пролива. А наш "Сисой" вступил в кильватер "Адмиралу Ушакову" — последнему броненосцу в колонне Небогатова. Теперь нашему отряду предстояло самостоятельное плавание в обход Японии.

Хочу рассказать подробнее о нашем отряде. Командующим отрядом у нас как и прежде являлся адмирал Небогатов на броненосце "Император Николай I". Перед наступлением темноты наш "Сисой Великий" занял второе место в кильватерной колонне пристроившись сразу за флагманом. Далее за нами следовало три броненосца береговой обороны: "Апраксин", "Сенявин" и "Ушаков". Примерно в 20 кабельтовых впереди нашей колонны броненосцев следовал вспомогательный крейсер "Урал", в задачу которого входила разведка. По флангам отряда, на траверзе флагмана шли два старых крейсера "Владимир мономах" и "Дмитрий Донской". Позади же нас отдельным отрядом двигались транспорт, "Иртыш", буксирный пароход "Русь" и госпитальное судно "Кострома". Их окружали миноносцы "Громкий", "Грозный", "Безупречный" и "Бодрый". Именно в таком составе наш отряд покинул Цусимский пролив и взял курс во Владивосток.

Сразу после расставания с первым отрядом довольно длительное время была слышна артиллерийская канонада. Это наши броненосцы вступили в перестрелку с японскими крейсерами. Но спустя час звуки стрельбы постепенно угасли, и мы продолжили свое плавание в неспокойных водах дальнего востока. Остаток дня прошел спокойно, если не считать нескольких замеченных нами рыболовецких лайб. С заходом солнца наши корабли перестроились в ночной ордер, и со скоростью восемь узлов продолжили свое плавание. На следующий день после обеда на горизонте показались дымы. Не на шутку встревоженный наш командир приказал сыграть на "Сисое" боевую тревогу, а Небогатов, тем временем, повел эскадру на встречу неизвестным судам. Но по мере сближения выяснилось, что эти дымы принадлежат нашим транспортным пароходам известным нам еще по переходу из Балтики. Это были "Ливония", "Курония" и плавмастерская "Ксения" причем их трюмы были переполнены углем.

Сблизившись наши отряды застопорили ход. Транспортные пароходы тут же взяли на буксир миноносцы, и наш отряд продолжил свой путь со средней скоростью 8 узлов. Еще спустя сутки к нашему отряду один за другим стали присоединяться вспомогательные крейсера "Терек", "Рион", "Днепр" и "Кубань", которые предусмотрительный Рожественский буквально завалил углем. Теперь наша маленькая эскадра двигалась как бы в завесе этих крейсеров, которые идя от нас на пределе видимости имели приказ тут же перехватывать все коммерческие суда, коими были так богаты воды в этой части Тихого океана. Таким образом наша эскадра осталась невидимой для японцев. На ночь все эти крейсера приближались к нашим кораблям, и следовали в отдельной колонне в двух кабельтовых справа от нас, а с рассветом они снова расходились в разные стороны оберегая эскадру от любопытных глаз.

Долгий и муторный путь вокруг Японии не был наполнен какими-то запоминающимися событиями. Наш курс был проложен таким образом, чтобы проходить мимо японских портов в темное время суток. Отряд следовал на среднем удалении от береговой полосы страны восходящего солнца в ста — ста пятидесяти милях. Так как наши корабли были буквально завалены углем, то бункеровка нам пока не требовалась, и мы полагали, что ближайшая загрузка угля будет на Сахалине в Корсаковском посту. Несколько раз нам попадались коммерческие пароходы, на досмотр которых тут же отправлялся один из наших крейсеров. Два транспортных судна были потоплены, а еще два Небогатов топить не решился, так как их груз представлял из себя исключительную ценность. Первый американский транспортник названия которого я не запомнил вез рельсы, шпалы и различное железнодорожное оборудование и несколько локомотивов. Как нам позже разъяснил капитан, Рожественский на одном из советов дал строгий приказ все пароходы с железнодорожным имуществом не топить, а захватывать и конвоировать во Владивосток. Вторым же был немецкий транспортный пароход "Брауншвейг", который вез в Японию три тысячи пятьсот тонн превосходного угля марки Кардиф, и топить его было бы просто глупо. Всего же нашей эскадрой за время путешествия вокруг Японии было досмотрено шестнадцать пароходов, два из которых мы потопили, а еще два были захвачены.

Но каково же было наше удивление, когда выяснилось, что мы идем во Владивосток не проливом Лаперуза, а малоизведанным путем между северными островами Курильской гряды Парамушир и Онекотан, а затем вокруг Сахалина Татарским проливом. Все офицеры отлично понимали, что угля нам хватает буквально впритык, и теперь все будет зависеть от действий каждого члена экипажа, ибо обратной дороги у нас нет. Со всеми матросами была проведена разъяснительная беседа. С этого дня начались постоянные погрузки угля прямо в море. Они происходили по ночам, если позволяла погода. В первую очередь мы разгружали захваченный нами немецкий транспорт. Как позже пояснил наш командир, Небогатов собирался после полной разгрузки затопить этот угольщик. Наши матросы еще были вынуждены возить уголь и на американский пароход, у которого запасы топлива не были рассчитаны на такой длинный путь.

На тринадцатый день пути после расставания с основными силами эскадры мы достигли наконец Курильского острова Онекотан. Погода стояла достаточно туманная, и видимость не превышала сорока кабельтовых. Хотя как поговаривали другие офицеры, видимость для здешних мест вполне хорошая. После полудня наша радиотелеграфная станция стала принимать сигналы, и напряженность на корабле резко возросла. Но спустя уже пол часа стало ясно, что это сигналы отправляются одним из наших пароходов, так как текст этих радиограмм можно было разобрать лишь с помощью двухфлажного кода, используемого в русском флоте. Но командир нашего броненосца Мануил Васильевич Озеров не в какую не хотел верить что это свои, и полагал, что телеграфируют японцы. На "Сисое" на всякий случай сыграли боевую тревогу, и мы все разошлись по своим боевым постам. Но спустя еще два с половиной часа из тумана показался силуэт парохода средних размеров, в котором чуть позже мы опознали Владивостокский транспорт "Монгугай". С его помощью нам предстояло преодолеть остаток пути до русского порта.

Достигнув северной оконечности Сахалина наша эскадра вошла в небольшую бухту расположенную в Северном заливе, куда командующий Владивостокскими крейсерами адмирал Йессен предусмотрительно согнал несколько угольных пароходов. Теперь нехватка угля нам не грозила. Наши корабли проводили бункеровку в течении двух дней, после чего эскадра вновь двинулась в путь. Нам предстоял предпоследний, и весьма опасный отрезок нашего путешествия.

Дело в том, что самое узкое место в Татарском проливе — это пролив Невельского. Глубины в нем не превышают 7,2 метров, и это создает определенные трудности. Наши вспомогательные крейсера проводить этим проливом не стали, и они еще на десятый день после разделения эскадры покинули наш отряд. Куда они направились мне неизвестно. Поэтому самые большие сложности при прохождении мелководного пролива должны были возникнуть с проводом через него "Николая I" и нашего "Сисоя Великого" имевших наибольшую осадку. Такие крупные суда через Татарский пролив еще ни когда не проходили.

К нашему превеликому удивлению начальник ближайшего русского порта — Николаевска сумел хорошо подготовиться к нашему прибытию. С помощью десятка малых и устарелых миноносцев, бывших у него в подчинении он поставил большое количество вешек на фарватере, и провел тральные работы. К нашему удивлению оказалось, что японцы минировали и эти воды. Как нам сообщил первый подошедший миноносец, по ту сторону пролива нас ждут Владивостокские крейсера с адмиралом Йессеном во главе. Так что форсировав пролив можно было рассчитывать на поддержку двух мощных броненосных крейсеров.

Первыми прошли через узости наши миноносцы, заодно еще раз основательно протралив фарватер. За ними на следующий день, выждав прилива, один за другим пошли транспортные пароходы. В следующий прилив должны были двинуться наши броненосцы береговой обороны, но наши планы сорвал туман. Целых пять дней мы выжидали, пока навигационные условия позволят нам совершить переход. Уголь в наших трюмах стремительно таял, и многие офицеры уже заметно нервничали. И вот спустя пять долгих суток наконец туман немного отступил, и наши небольшие броненосцы тронулись в путь. Один за другим с часовым интервалом они растворялись в утренней дымке. Спустя несколько часов с того конца пролива пришла ободряющая радиограмма, сообщившая что все дошли успешно.

Теперь дело было за нашими двумя самыми крупными броненосцами. Первым ушел "Николай I". Думаю нужно отметить тот факт, что мы за время вынужденного простоя успели капитально разгрузить наши корабли, сняв с них все лишнее, включая боекомплект. Еаш флагманский броненосец прошел вполне успешно, несмотря на сгущающийся туман.

А вот "Сисою" пришлось ждать улучшения видимости еще трое суток. Едва развиднелось, благо был как раз почти самый пик прилива, мы тронулись в путь. Трижды за все время следования проливом Невельского мы чувствовали, как корабль буквально скребся днищем о морское дно, но каждый раз это оканчивалось успешно, и на мель мы так и не сели. Едва выйдя из пролива мы тут же попали в тесные объятия наших транспортов, и тут же началась очередная бункеровка. Одновременно с бункеровкой на наш броненосец передавались ранее снятые с него предметы, и заново грузился боекомплект. Трое суток кипела не простая работа. Немного поодаль от нас вольготно покачивались на волнах два стремительных силуэта, принадлежавших "России" и "Громобою".

Теперь руководство эскадрой принял на себя адмирал Йессен. Для начала несколько транспортов, включая нашего старого знакомого "Монгугай", и оставшийся по ту сторону пролива "Иртыш" получили от адмирала особое задание, и эскадра дальше пошла без них. Миноносцы же наши были отпущены в самостоятельное плавание. Как нам рассказал офицер из штаба Йессена они должны были на большой скорости идти в бухту Америка, где их ждал уголь, добытый в Сучанском месторождении. После бункеровки им предстояло на максимальной скорости совершить прорыв во Владивосток самостоятельно. Этот же офицер мне поведал, что в этой бухте собрано несколько большее количество угля, и любой из наших отставших или потерявшихся кораблей сможет в случае опасности укрыться там. Наш офицерский совет в целом остался доволен принятыми Йессеном мерами. В случае неудачного боя, или обнаружения японцами наш адмирал так же планировал отойти в бухту Америка.

Дальнейшее следование нашей эскадры из-за постоянного тумана было сопряжено с большим риском навигационных аварий. Туман стоял постоянный, и то сгущался до того, что видимость падала до двух кабельтовых, а то и ниже, то немного рассеивался, но и тогда видимость редко превышала две с половиной мили. Пока мы плыли в водах, в которых появление японцев было маловероятным Йессен разрешил пользоваться радиосвязью вместо флажных сигналов, а так же мы активно пользовались ракетами и прожекторами. Но все равно то одно, то другое судно регулярно отставало от эскадры, и тогда нам приходилось стопорить ход, а "Донской" с "Мономахом" отправлялись на поиски пропавшего. Благодаря энергичным мерам проводимых адмиралом Йессеном нам удалось избежать столкновений наших кораблей.

По мере приближения к Владивостоку туман становился все слабее, и мы наконец-то набрали положенный нам восьмиузловый ход. Но так как у командующего был свой график движения, то в предпоследний день путешествия мы скинули скорость, а затем и вовсе застопорили машины и приступили к заключительной бункеровке. Радиостанции на наших кораблях то и дело улавливали отдаленные разговоры японцев. Я отлично себе представлял, что сейчас должен чувствовать адмирал Того, который потерял русскую эскадру. Ведь он ну никак не рассчитывал, что мы совершим настолько длительный переход, и наверняка полагал, что наша эскадра укрылась где-нибудь во французском Индокитае. Но все равно подходы к Владивостоку японцы сторожили, видимо надеясь поймать нас на выходе из пролива Лаперуза.

Адмирал Йессен рассчитал наш путь таким образом, чтобы большую часть его завершающего отрезка мы преодолели в темное время суток. И вот, как только начало заходить солнце адмирал просемафорил, что скорость должна быть не менее десяти узлов. Наш "Сисой" весьма уверенно набрал скорость, и как привязанный держался за "Николаем I" следуя ему в кильватер. К моменту рассвета до Владивостока оставалось все еще около ста двадцати миль, а по нашему правому борту в отдалении был виден берег. Вид родных берегов континентальной России очень ободряюще подействовал на экипаж. С броненосного крейсера "Россия" просигналили семафором, что командирам наших судов пора вскрыть запечатанные конверты, розданные им во время нашей последней остановки.

Наш командир Мануил Васильевич Озеров собрал офицерский совет, и прямо на нем распечатал конверт, и зачитал нам вслух текст приказа Йессена. Там был подробный план на оставшийся участок пути. Суть его сводилась к следующему:

Если нас обнаружит японский вспомогательный крейсер, то предписывалось всем кораблям тут же забить радиоэфир мешаниной точек и тире, а "Россия" и "Громобой" идут на его перехват. Больше ни каких изменений в отработанном плане следования не предпринимать. Скорость по эскадре с момента вскрытия конверта поддерживать двенадцать узлов. Отставших ждать никто не будет.

Если эскадру открывает крейсер неприятеля более быстроходный чем наши крейсера, то "Россия" и "Громобой" идут его отгонять, а все наши корабли форсируют ход, и на максимальной эскадренной скорости идут во Владивосток. Телеграфисты так же должны всячески мешать японцам отсылать радиограммы своему командованию. Неизбежно отстающие транспорты, кои все еще тащились за эскадрой, идут в бухту Америка, и ждут там особых распоряжений.

Если эскадру открывает либо первый, либо второй боевые отряды японцев, то под прикрытием тех же "России" и "Громобоя" наши корабли разворачиваются, и пускаются на утек к северной оконечности Сахалина. Транспортам в этом случае надлежит поднять белый флаг, и тем самым задержать преследователей. Радиоборьба в эфире так же при этом обязательна.

Если все будет благополучно, то к вечеру идя двенадцатиузловым ходом мы спокойно достигаем Владивостока.

На всем пути следования наша телеграфная станция постоянно улавливала переговоры японцев, но ни одного вражеского корабля нам так и не попалось. Плавание наше завершилось очень благополучно, и около восьми часов вечера 05 июня 1905 года эскадра пришла во Владивосток. Тут же нам на корабли доставили большие пачки газет, из которых мы узнали, что Рожесственский разбил три отряда японцев в Цусимском сражении. Все-таки не зря он считался у нас талантливым адмиралом. Его очень рискованный план полностью удался. Судя по всему его эскадра идет следом за нами, так как буквально на следующий день адмирал Йессен вышел в море, взяв с собой "Россию", "Громобой" и еще не окончивший ремонт "Богатырь", на борту которого еще оставалось не мало мастеровых. Мы все единодушно решили, что он пошел встречать Рожественского.

На этом папенька я заканчиваю свое письмо. Мое плавание через пол мира счастливо завершилось, и теперь нам предстоит готовиться к предстоящим сражениям.