Долгожданный, но все равно непредсказуемый штурм
1 марта 1644 года от Р. Х
Заснуть в предутренние часы Москалю-чародею не судилось. Пусть атаманы в приступах на крепости и их отражении разбирались несравненно лучше его, но уж если взялся возглавлять оборону, то будь добр делать это без дураков и имитации деятельности. Неудачливые и неловкие командиры у казаков очень редко отделывались отставкой, куда чаще их начальствование заканчивалось нырянием в мешке или выдачей незадачливых начальников врагу живыми, что сулило куда более длительное и неприятное расставание с жизнью. Надежд на индульгенцию от такого исхода благодаря прошлым заслугам характерник не питал – понимал, в каком обществе оказался. И, кстати, считал подобный оборот дела справедливым: завел людей на смерть – отвечай первым.
Раздавать ценные указания, соображать о возможных негативных поворотах грядущего сражения для осажденных пришлось, невзирая на жуткую головную боль. Уже здесь, в семнадцатом веке, у Аркадия появилась метеозависимость – головная боль при изменении погоды. Причем чем старше он становился, тем сильнее болела голова.
«Черт! Впору волком завыть для облегчения. Хм… а это мысль! И легче, может быть, станет, окружающие не очень удивятся, все же “знают”, что я оборотень. Раз завыл, значит, так надо, душа, значит, просит».
Невольно улыбнувшись этой мысли, он тут же скривился: в виски будто раскаленные иглы кто загнал. К счастью, подобные приступы случались нечасто, но и обыкновенное уже для него тупое нытье в черепушке радости не доставляло.
«Вой не вой, но придется терпеть. В аптеку за пенталгинчиком не сбегаешь, а болеутоляющие характерников слишком на наркотики смахивают, принимать их из-за такой банальщины, как головная боль… глупо. Только наркозависимости мне для полного счастья не хватает. Хотя ведь были прецеденты, тот же Кеннеди, например, стал к концу жизни законченным наркоманом. И ведь не худшим президентом был. Эх, выпить бы наливочки граммов двести да поспать минуток триста… мечты, мечты. Выпивка в походе для казака – приговор с немедленным исполнением, даже если бы спиртное у меня имелось, хлебать его точно не решился. Невозможно в таком коллективе, среди алкашей, истомившихся по главной – после резания чужих глоток – усладе в жизни, утаить распитие. Мигом унюхают, чем ни закусывай, были уже случаи, что характерно – весьма печальные для употребивших. Будем глушить боль кофейком, иногда ведь помогает».
Рассвет встретил на центральном бастионе, на его вершине. Благо и дождь, ливший больше недели, прекратился, и ветер существенно утих. Впрочем, и ослабший, он в сочетании с промозглой сыростью сонливость прогонял лучше кофе. Увы, на самочувствии утренняя свежесть никак не сказывалась, башку будто невидимый инквизитор в тиски зажал и пытал подозреваемого в богопротивной мерзости. Совсем не утешало и то, что немалая часть окружающих, судя по их кислым физиономиям и то и дело долетавшим до его ушей проклятиям, испытывала сходные ощущения.
Глядя на шевеление среди врагов, погадал: многие ли мучаются там?
«Если уж нам, сидящим в тепле и сытости, хреново приходится, то мокнущим, мерзнущим, голодающим и болеющим бедолагам, чтоб они все разом посдыхали, наверняка хуже достается. Много хуже».
С некоторым усилием переключился с головной боли на более важные дела.
«Блин! Как бы турки не посчитали улучшение погоды знаком свыше, они наверняка и без этого озверело атаковать будут – в желании добыть жратву и укрытие от дождя. Хотя… дождь-то уже не льет, думается, с сегодняшнего дня и теплеть будет. Интересно, успеет ли сработать наше “минирование” мусорными отходами той территории, где они сейчас лагерь поставили? Летом там повальная дизентерия их косила бы, но весной… сомневаюсь. Два года унавоживали почву, да так, что там теперь ничего не растет, и… – Аркадий невольно тяжело вздохнул, – получилось, зря мучились. И здесь, кажись, облом».
За пробуждением турецкого лагеря в это утро наблюдало из Созополя как никогда много глаз. И ожидания их обладателей оправдались: после громкоголосого призыва муэдзинов, донесшегося до валов крепости, и традиционно короткого намаза духовные отцы – муллы и имамы, дервиши признанных в нынешней Турции орденов – принялись вдохновлять паству на подвиг. При отсутствии звукоусилительной техники делали они это не в одном месте, а по всему лагерю. Вопреки ожиданию попаданца, действие это не затянулось, уже минут через пятнадцать накачка прекратилась, и огромные массы людей двинулись на штурм.
«Однако… это что получатся: людей в бой бросили, не покормив? Они же и без того охляли и больны поголовно. Чудны твои дела, Господи. Ох, опять и снова я чего-то важного не понимаю. Даже при недостатке продовольствия покормить-то воинов перед штурмом стоило бы. Хотя… помнится, читал, что в Великую Отечественную опытные солдаты предпочитали идти в бой с пустым желудком: больше было шансов выжить при ранении в живот. Но здесь-то пуля в брюхо по-любому смертельна!»
Наступление велось нестройными рядами – с этим даже в лучшие времена у османов имелись непреодолимые проблемы, – но дружно и решительно. Вот чего-чего, а храбрости и агрессивности у турок всегда хватало. Трусы и неумехи великую империю создать не могут в принципе.
К изумлению Москаля-чародея, развивалась вражеская атака весьма и весьма неспешно. О первой причине подобной неторопливости он догадался, заметив частые падения штурмующих. Нетрудно догадаться, вспомнив погодные условия предыдущего периода, что грохались они, поскальзываясь на камнях. Второй повод для падений удалось рассмотреть вскоре в подзорную трубу: большая часть турок тащила, держа перед собой, мешки (вероятно, с землей). При более тщательном рассмотрении они показались не мешками, а так, мешочками. Вероятно, командирам пришлось учитывать при планировании слабосильность многих из райя, да и состояние почвы не способствовало переноске тяжестей.
Да-да, большая часть идущих на штурм в передних рядах оказалась не воинами, а подсобными рабочими, что в первый момент чрезвычайно удивило Аркадия. Он знал отношение к работягам в оджаке и управленческом аппарате султаната – доверять им такое важное воинское дело, в его представлении, янычары не могли. Райя присутствовали в лагерях османов всегда, но только как землекопы, возчики, пастухи… Для боевых действий их не привлекали никогда. Между тем заметных издалека характерных головных уборов – кече – в толпе виднелось очень немного.
«Да что же это происходит?! Ни за что не поверю, чтоб храбрецы-янычары прятались при штурме за чужие спины».
Тщательнее рассмотрев происходящее в подзорную трубу (и лишний раз обматюкав качество своего оптического прибора), Москаль-чародей убедился, что большая часть среди идущих на приступ не имеет даже оружия.
Времени для разглядывания врагов, идущих на приступ, у защитников крепости оказалось достаточно. Это на стадионе спортсмен может преодолеть полтора километра за несколько минут. Здесь люди передвигались не по ровной дорожке, да и всю жизнь они занимались совсем не скоростным бегом. Опять-таки состояние многих из них было далеко не только от идеального, но и до удовлетворительного не дотягивало. Очень быстро достаточно плотная возле лагеря толпа существенно разредилась и растеклась по полю. Все в ней шли со своей, личной скоростью: кто-то – довольно бойко, кто-то – еле-еле, с частыми остановками, с огромным трудом поднимаясь после падений.
Именно благодаря таким доходягам и удалось Аркадию обнаружить, что в толпе немалое число атакующих никаких тяжестей не несет. Помимо янычар среди этих оделенных ношей было много чалмоносцев в просторных длинных одеждах. Они и янычары, судя по подсмотренным сценкам, вдохновляли и понукали райя на более энергичное продвижение, но и поддержкой совсем охлявшим бедолагам не брезговали. Помогали встать на ноги, клали уроненный мешок на спину, раз перед собой – где он служил и некоторой защитой от пуль – уронивший его нести не мог. Некоторые из райя явно переоценили свои силы, им-то и без груза пройти такое расстояние в нынешнем состоянии не судилось: болезни и голод делали свое черное дело.
«Вот чего нам для полного счастья не хватало, так это талибов . Судя по скудности бороденок и даже отсутствию оных у некоторых из этих недоделанных мулл, они явно ученики медресе. Вояки-то из них, обучавшихся не войне, а грамоте и изучению Корана… скорее всего, не ахти какие. Но вот храбрости и желания уничтожить врагов-иноверцев им наверняка хватает, причем не только на себя самих, но и для окружающих. Еще одна проблемка: эти могут упереться, когда воины, пусть и несравненно опытные в ратном деле, предпочтут отступить».
И мелькали чалмы, среди которых иногда попадались даже зеленые , не только сзади – для понукания их носителями отстающих, но и в самых первых рядах, заведомо обреченных.
Вскоре атакующие стали падать, не только поскользнувшись или споткнувшись, но и сраженные казацкими выстрелами. Сначала ядрами из длинноствольных пушек – прицельно на такую дальность из них стрелять невозможно, однако здесь целиться особой нужды не было, на приступ шли десятки тысяч, жертву снаряд находил практически наверняка, если не в прямом попадании, так рикошетом. Эффективнее были бы бомбы, но их запас несколько поистратили при обстреле лагеря в предыдущие дни, а селитры для изготовления пороха, пороховых мельниц для большого казацкого войска по-прежнему не хватало. По выплавке же чугуна Вольная Русь уже входила в число европейских лидеров, правда, во многом благодаря всеобщему разорению на континенте.
Затем в бой вступили казаки, имевшие винтовки – это слово с легкой руки попаданца уже вошло в оборот. Эти не палили наперебой, а с самого начала пытались выцелить кого-то из командиров. Издалека это удавалось куда реже, чем хотелось самим снайперам. Все же дымный порох очень плохо подходит для прицельного поражения на больших расстояниях: слишком малую скорость вылета пули дает. Да и ветер вносил в точность попадания свои коррективы. Однако уже в полукилометре от бастионов смертность янычар и священнослужителей, которые вели за собой райя, стала стремительно расти. Заодно доставались свинцовые «подарки» и всем, кому не повезло оказаться рядом.
Наконец первые из скорее бредущих, чем бегущих турок, подошли до невидимой им, но очень хорошо просматриваемой с валов частой цепочке мраморных булыжников, тянувшихся в двухстах саженях от передних углов бастионов. Их расположили там заранее, тщательно выверив расстояние до бастионов, замазав внешние стороны каменюк, чтоб по ним не могли ориентироваться враги. С трудом дождавшись этого момента, открыли огонь и самые нетерпеливые обладатели гладкостволок. Пули Нейслера – «грибы» – спокойно долетали на такое расстояние и калечили бездоспешных райя. Разве что некоторых спасал мешок с землей. Большинство при таком счастливом попадании все равно падали, но могли встать на ноги. Могли – в данном случае – не значит, что спешили, несмотря на холодность и влажность почвы, некоторые хитрованы пытались перележать атаку. Но мало кому удался подобный фокус: янычары и священнослужители шли в толпе райя среди прочего и для пресечения таких способов дезертирства.
«Это я хорошо придумал – выложить видимые только нам цепочки из заметных издали камней, одновременно замаскировав их с обратной стороны. Теперь любой имеющий глаза может определить приближение врага на расстояние в двести и четыреста метров (или приблизительно сто и двести сажен) от бастионов. Где же я это вычитал… черт… – отступившая вроде бы головная боль – как затаившийся на время коварный противник – ввинтилась в виски со скоростью сверла электродрели. Аркадий зажмурился и с трудом удержался от инстинктивного желания схватиться за голову руками. – Фу… да и тот самый черт с ним, с тем, у кого я идею спер. Пригодилась, и ладно. Чтоб я еще хоть раз позволил копаться в своей башке… хрен им всем! От Хмеля до родной супруги, обойдутся без новых девайсов и песен другого времени» .
Постепенно счет убитых и раненых (в подавляющем большинстве также обреченных на смерть) перевалил с сотен на тысячи. Этот фактор пока не сказывался на течении приступа никак: слишком большое поле как бы маскировало многочисленность жертв. Тем более что гибли, прежде всего, те, кто добрался до невидимой им полосы в сто сажен от бастионов, а немалая часть штурмующих преодолевала дальнюю от крепости часть поля. Да и не очень-то поприсматриваешься вокруг, когда, обессилевший от недоедания и болезни, тащишь в руках тяжелый мешок. Зато недостаток сил у атакующих, камни, ямы и бугры на поле все сильнее и сильнее замедляли турок. Делая из них удобные мишени, причем большая часть пострадавших от огня с бастионов принадлежала к сохранившим силы и опередившим основную массу райя.
Всего на внешнем обводе крепости стояло более ста пушек – от длинноствольных морских до легких трехфунтовок и похожих на ночные горшки без ручки мортирок. Часть разместили в казематах с ограниченным сектором обстрела, остальные поставили на бастионах и валах. Там же, поверху, засели около десяти тысяч казаков. Всем стрелковых позиций не досталось – размеры крепости Созополь умышленно сделали небольшими, чтоб малым гарнизоном уверенно отбивать атаки огромного войска. Поэтому часть запорожцев и донцов заняла места сзади паливших во врагов, подавая им заряженные ружья и давая возможность поддерживать ураганный темп стрельбы.
Правда, вскоре те, кто занял позиции в казематах, вынуждены были резко сократить свою скорострельность: вентиляция не справлялась с дымом от выстрелов. Да и палившим с валов регулярно приходилось делать перерывы – в ожидании, когда ветер отнесет плотные белые облака, окутавшие все вокруг. К их счастью, погода стояла прохладная да с неслабым ветром с моря, что позволяло попадать, а не пулять в белый свет.
Пересекшие стосаженную линию далеко дальше продвинуться поначалу не имели никаких шансов. Именно на них инстинктивно сосредотачивался огонь паливших как на стрельбище казаков, и, учитывая количество стволов у защитников крепости, вопрос был не в том, убьют или не убьют сумевшего дойти так далеко, а в том, как скоро подстрелят. Вот когда из этих «везунчиков» образовалась широкая полоса в полсотни метров, среди подходивших к ней стал заметен недостаток решимости в стремлении продолжить штурм. И без того передвигавшиеся со скоростью черепахи, да еще с передыхами по пути, достигшие места, плотно усеянного трупами предшественников, райя замедлялись до улиточной скорости. Потом, будто не решаясь наступать на убитых, а то и раненых мусульман, останавливались совсем и начинали усиленно вертеть головой, осматриваясь. Воинов такая картина вряд ли смутила бы, однако для забитых работяг идти по трупам, не обращая внимания на свист пуль, на окутанные пороховым дымом, будто извергающийся вулкан, валы… да и адреналиновый выброс в кровь после накачки в лагере у них давно сошел на нет – уж очень тяжело дался путь через мокрое грязное поле с грузом. К тому же священнослужителей, ободрявших и понукавших райя к приступу, казаки выцеливали в первую очередь.
Вот, бросив мешок, повернулся и пошкандыбал прочь от Созополя один человек, затем другой, третий… стали сбрасывать свою тяжелую ношу люди, не дошедшие и до середины поля между гиреевским лагерем и крепостью. Штурм закончился. К удивлению Аркадия, муллы и янычары в задних рядах остановить это бегство не пытались. Разве что понукали к выносу в лагерь раненых, где это возможно.