«Хороший пулемет придумали «сахибы», ничего не скажешь. Вернее сказать, не столько сами придумали, сколько попытались довести до ума максимовскую «игрушку». Или мне как «немцу» надо говорить «машиненгевер»? Надо же, какая чепуха лезет в голову-то… Однако же голову-то как раз лучше бы не слишком высовывать: хоть «облегченный виккерс» и имеет эффективную дальность пальбы в тыщу двести шагов, однако же пули-дуры летят втрое дальше, хоть и неприцельно. А голова-то одна, другой, запасной, в сакмах не хранится.

Однако же не прошло и полминуты, как томми выпустили непрерывную очередь на всю ленту – и заткнулись. Видать, номера-то молодые, в бою не бывавшие, вот и занервничали. Да как не занервничать, когда несется на тебя тысячная лавина размахивающих клычами конных дикарей? Вот и не выдержали нервы сахибов. А от беспрерывной стрельбы на дальнем расстоянии толку мало: пулеметом надобно в упор наступающих «брить»-то… Так что хоть и упало наземь десятка два атакующих, да вдвое больше раненых лошадей на камнях бьется, но основная масса уже на 450–500 шагов к цепям в хаки приблизилась.

Пока перезарядят, пока прицел новый возьмут пулеметчики – ан огланы из Племен уже перед носом будут…»

Худое лицо озарила улыбка, и отблеск южного солнца мазнул по стеклышкам пенсне. Неровный треск ружейной пальбы английских СМЛЕ смешивался со все нарастающим «Алла!», вскриками раненых и грохотом тысяч копыт, потом снова коротко татакнул пулемет и захлебнулся: первый номер подавился стальным клинком шамшира, рассекшего покрытую лишь тропическим шлемом голову незадачливого уроженца Уэллса или Нотингемшира…

Яростная двадцатиминутная рубка завершилась так же резко, как и началась. Что поделаешь: с тех пор как местные британские отряды, набранные из сикхов, начали один за другим переходить на сторону повстанцев, англичане постарались как можно скорее передислоцировать оставшиеся батальоны в глубь Индостана, к Мадрасу и Бомбею. Таким образом, противостоять надвигающимся отрядам белуджей и повстанцев-сикхов в Пенджабе могли лишь девять тысяч белых английских солдат и полторы тысячи гуркхов. И надо сказать: держались они весьма достойно. Отходили, но организованно, постоянно «огрызаясь» арьергардными боями заслонов, самоубийственными кавалерийскими наскоками и артиллерийскими налетами, когда одна-две батареи, встав на позиции за речкой или оврагом, делали несколько залпов по отрядам противника, движущимся походным порядком и тут же срывались с места, завидев атакующую конницу белуджей.

За полтора месяца боев отрядам Абибулла-Хана удалось захватить только одно британское тринадцатифунтовое орудие с зарядным ящиком. Эта пушка стала пятой в артиллерии Племен. Остальные четыре австрийских гебиргсканоне М99 были доставлены Абибулла-Хану еще в Афганистане еще полгода тому назад, в те же дни, когда в ханском окружении появились «германский» мушавер Михель фон Вельддроссель с несколькими обученными по-европейски военному делу пуштунами и индусами, которые, несмотря на то что пытались показать знания свежеизученного немецкого языка, периодически вворачивали речевые конструкции, услышанные на плацу тифлисского военного училища. Впрочем, явственно было, что и этот «командный» язык им вовсе не родной, так что единственным, с кем фон Вельддросселю можно было отвести душу после того, как новоявленные «офицеры» разъехались по своим отрядам, оставался Мирза-Хаджи, всеми уважаемый мухаддис родом из Баку. Только в его шатре мушавер-хауптман Михель фон Вельддроссель мог расслабить нервы и на час-другой вновь стать капитаном Михаилом Гордеевичем Дроздовским, выпускником Академии русского Генерального штаба.

Сказать, что им была противна необходимость постоянно жить под чужой маской, скрывать не только свое имя, но и свое Отечество, тайно готовить почву для будущей войны в «мягком подбрюшье» Британской империи, – значило не сказать ничего. Однако же каждый помнил те аудиенции, которых удостаивал их регент в присутствии юного государя Алексея Николаевича, и те доводы, которые звучали приказом: «России нельзя вступать в большую европейскую войну. Нельзя ни на чьей стороне. Неважно, кто победит в сражениях: в любом случае и побежденные, и победители будут крайне истощены, а сливки снимут страны-нейтралы вроде Швеции или Северо-Американских Штатов. Кроме того, мы и не можем встать на сторону ни одного из противоборствующих ныне политически, а завтра – милитарно союзов. Германия связана теснейшей дружбою с исконно враждебными нам и всему славянскому миру Австрией и Турцией. Британия же и Франция после возвращения нами в государственный доход кытлымской платиновой концессии, по которой Лесли Уркарт с компанией ежегодно грабительски вывозил платины более чем на пятьдесят два миллиона рублей золотом, брызжут ядом, но готовы терпеть Россию в союзниках… Однако лишь в качестве поставщика пушечного мяса!..

И если сегодня в случае столкновения лицом к лицу Российская империя способна противостоять германо-австро-турецким силам, то ни поддерживать английские интересы, ни отражать английские войска нам сегодня не под силу. Потому-то, господа офицеры, и было принято решение стравить между собой британского льва и прусского орла, позволив им перегрызться между собою. Медведь же российский останется поглядывать на драку со стороны, постепенно сосредотачиваясь и наращивая мускулы. Но схватка эта должна начаться как можно дальше от европейских границ империи, на юге континента, там, где противники не способны кинуть в бой значительные силы. Посему отныне и до особого распоряжения одни из вас наденут личину германцев и отправятся подготавливать схватку в Индии, другие же под маской британцев отправятся с той же миссией в Зюйдвестафрику. Мы надеемся, что все вы избегнете гибели и ранений на протяжении вашей миссии. Если же суждено случиться несчастью, то знайте: ваши родные не будут оставлены нашей заботой: ведь даже такая жертва несет в себе спасение сотням тысяч русских воинов, которые не падут на поле брани в угоду извечным врагам России. Ступайте же. С Богом!»

…Видно, там, Наверху, и вправду кто-то помогает «Михелю фон Вельддросселю»: за последние полгода его миновали все вероятные и невероятные несчастья (разумеется, не считая дизентерийной болезни, приключившейся от здешней нечистой воды). «И холод, и сеча ему ничего» – как про Дроздовского было сказано! А ведь сколько было ситуаций, когда избегнуть неприятностей мушаверу Абибуллы-Хана удавалось лишь за счет крепких нервов и отчаянной храбрости! Довольно вспомнить день, когда, случайно наскочив с несколькими конвойцами на стоянку сикхского пехотного батальона, «Михель-эфенди» ухитрился не только не погибнуть в схватке – ее он просто не допустил, – но и с помощью красноречия и немалого количества золотых пятимарочных монет (изготовленных отнюдь не в Германии, а в мастерской лучших нахичеванских «блиномесов») убедил сикхов примкнуть к наступающим отрядам белуджей. Жаль, однако, что поднявшие знамя восстания сипаи напрочь отказались покидать вслед за конницей ставшую уже привычной округу, а занялись планомерным захватом и «очищением» от представителей британской администрации близлежащих селений и усадеб. Вскоре стало известно, что и в других местах начали вспыхивать восстания против англичан: золото и тайно доставленные германские винтовки попадали в руки людей, чьи сердца уже давно кипели от черной ненависти к белым сахибам. Сто тридцать лет Британия выдавливала по капле кровь Индостана. И стоит ли удивляться тому, что в Индостане за полтора минувших месяца побежала веселыми ручейками кровь англичан?

Британцы дрались достойно. Вот и эти, лежавшие сейчас на пыльных камнях изрубленными мешками – всего лишь полурота с пулеметом, – успели если не остановить, то задержать лавину тех самых горцев, которые неоднократно уже поднимали восстания, наносившие серьезные удары по британскому владычеству. Теперь же, имея поддержку извне, современное оружие и толковых военных советников, племена просто не могли, да и не желали ограничиваться мелкими «укусами». Позади них осталось несколько мелких городишек, а впереди, всего в четырех тысячах шагов от уничтоженного английского заслона, спешно закрывались за последними беженцами ворота древнего Лагора…

«Ну что же. Лагор так Лагор. Измаил помощнее был, да и тот ведь взяли!» – Михаил Гордеевич Дроздовский улыбнулся своим мыслям, одернул рукав халата и, сняв пенсне, принялся тщательно протирать его концом зеленого кушака.