Глава 11. Петербургские разговоры
– Зело высокой мерою свой ум ценишь. Не лишку запрашиваешь – треть?!
– Будь жаден – просил бы половину. Третья часть – это без запроса и по справедливости. Помимо меня дело не сделается, государь. Такую же долю получит Ваше Величество, предоставив землю, работников и торговые привилегии. Остальное – тем, кто даст деньги. Вся соль прожекта в правильном соединении казенного интереса с партикулярным, тогда возможно будет из казны в нынешнее трудное время ни единой полушки не просить, но впоследствии государственную пользу стократ умножить.
– Смотрел твои расчеты. На бумаге – красиво. Из трех миллионов, кои шведы с железа имеют, оттянуть себе хоть четверть – дело великое. Вроде всё сходится, кроме одного: почем ты знаешь, что купцы тебе денег дадут?
– Не дадут наши, можно спросить у английских: эти на любую глупость дают. Объяви, что умеешь добывать золото из навоза, – на другой день желающие вступить в интересаны ворота вынесут. А под русское железо тридцать тысяч фунтов собрать – проще некуда. Дело разумное и выгодное.
– Выгодное – только для кого? Прибытки себе заберут, труды нам оставят.
– Не смогут. Мажоритета у них не будет. Но, конечно, сначала надо в России компаньонов поискать. С британцами интерес не сходится: они по другую сторону прилавка. Разве в самой крайности…
– Нет. Ни в какой крайности сего не дозволю. Король Георг великую желюзию к нашей потенции имеет и не преминет вредить. Своих найдем – Демидовым прикажу.
– Государь, лучше по-другому. Ежели приказать – боюсь, окажутся у старика все деньги в деле, а сам кругом в долгах: такой сирый да убогий, что впору ему копеечку бросить. Пусть Макаров шепнет кому следует о монополии на вывоз железа, предполагаемой для новой компании. Сами прибегут. За ними другие потянутся: Демидовы у купцов в великой зависти.
– Погоди-ка, о монополии в твоих бумагах помину не было!
– Зато об иностранных дольщиках был. Или то, или другое: иначе денег на заводское строение не собрать.
– Аппетит убавь. Сто тридцать пять тысяч у тебя получилось: уральские заводы на то же число работников не боле пятидесяти выходят.
– На Урале провиант вдвое дешевле, людям можно меньше платить. Здесь на таком жалованьи голодом перемрут. Машины, опять же, денег стоят. Свои корабли, свои склады в Лондоне и Амстердаме: с этим можно погодить, но не очень сильно. Иначе полной выгоды не получим. Поскольку дело новое, надо некоторую долю на опыты и на потери от неумения прибавить… Ничего лишнего, государь! Сколько ныне в казну с отпуска железа за море сходит? Как дело поставлю, в двойном размере возмещу.
– У нас не Франция, чтобы людям жалованье из завтрашних доходов платить. Сумеешь сразу покрыть казенную потерю – будет тебе монополия, нет – не обессудь.
– Тогда не в двойном, ежели сразу.
– Ладно: на будущий год положу откупную сумму с прибавкой пятой части против прошлогоднего дохода, дальнейшие четыре – увеличивая ежегодно тою же мерой. Потом посмотрим.
– А на остаток нынешнего? Полегчить бы маленько, Ваше Величество! При начале дела…
– Нет. С вывозной пошлины копейки не уступлю. Лучше тебе в другом льготу сделаю. Ты место окончательное выбрал?
– Не успел пока: своими глазами смотреть надо. На Бееровом плане всего не разберешь.
– Если у озера Суванто тебе пригоже, забирай Улицкий шанец со всем, что при нем. Там избы солдатские, на целый полк, пустыми стоят: после кексгольмского взятия сие укрепление не надобно стало. Задешево отдам, иначе все одно сгниют.
* * *
– Рад встрече, любезный Акинфий Никитич! По здорову ли? Как батюшка поживает, Никита Демидович?
– Спаси Господь ваше сиятельство, благополучно. Как ваше драгоценное здравие?
– Грех жаловаться. Да в нашем с вами возрасте вроде и рановато. Давайте без титулов, по-приятельски, ибо надеюсь не токмо приятелем, но и компаньоном стать вашему семейству.
– Помилуйте, где нам с такими знатными персонами в товарищи вступать…
– Знатность в России меряется ныне благосклонностью государя – последняя же зависит от пользы, приносимой отечеству. С Никитой Демидовичем в том не всякий генерал сравнится. Уж не говорю об уме. Полагаю, ему о моем прожекте ведомо?
– Затем и визитирую, чтобы оный обсудить.
– Прекрасно! Готов развеять мрачные мысли, вас гнетущие, – не спорьте, по лицу вижу, что есть! Как не быть сомнениям: посторонний человек желает взять весь вывоз железа под свою руку! Так я вам, дорогой Акинфий Никитич, сразу скажу: если не сумею вас убедить во взаимной выгодности дела – иду к государю и отказываюсь! Но вы увидите, что от перемены системы торговли ничего не потеряете, напротив – приобретете, и немало!
– А кто потеряет? Невозможно, чтобы все сразу в прибытке были.
– Здравый взгляд на вещи. Потеряют голландцы и шведы. Англичане – одни проиграют, другие выиграют. Вообразите путь вашего железа от Санкт-Петербурга до Бристоля: морем в Амстердам, там разгрузка: сразу на голландском судне в Англию нельзя! Биржевые торги, погрузка, путешествие в какой-нибудь английский порт. Перековка у тамошнего кузнеца в тонкую полосу, снова порт – и еще одно, уже третье, судно для отправки в колонии! Всю промежуточную цепочку мы с вами можем выкинуть и прилипающие к рукам посредников деньги забрать себе. Связи, которые я завел в Англии, позволяют это сделать. Там готовы брать металл и для колоний, и для местного употребления. Один Джон Кроули сто тысяч пудов возьмет, ценою чуть ниже, чем у шведов. На будущий год сколько железа можете в вольную продажу пустить?
– С ходу не скажу, батюшке отписать надо.
– Мне с точностью до пуда не требуется. Государь согласен отдать сей торг нам на откуп из твердой платы, так что сами понимаете – чем больше, тем лучше. А выгодно или нет, мы вместе посчитаем. Почем у вас голландцы товар брали? Да не секретничайте, любезнейший, – и так знаю! Только из вежества спрашиваю. Вы небось думали, что этой монополией затеснить вас хочу и заставить цену сбросить? Помилуйте, я не кунгурский воевода! Сие было бы мелко. Не думали? Ну и хорошо, что не думали! Вот сейчас, к примеру, голландские купцы стакнулись против вас… Да не беспокойтесь, Акинфий Никитич, чтобы это узнать, никакого шпионства не требуется. Стакнулись, требуют убавки в цене – дескать, железо в Амстердаме подешевело. Действительно, подешевело. Но мне известно, как его продать с большей против прежнего прибылью. Чтобы совершенно вас убедить, готов купить все ваши здешние запасы по старой цене, а вы пока с батюшкой посоветуйтесь, входить со мной в долю или нет. Ежели войдете, можно железо в счет пая зачесть, нет – получите деньги за него еще до конца нынешнего года. В обеспечение кредита закладная на имение устроит?
– Позвольте взглянуть.
– Взгляните, сделайте милость! Скажу вам больше: не только то железо, что на Васильевском острову в сараях лежит, но и которое близ вышневолоцких шлюзов за мелководьем застряло, возьму. С надлежащей убавкой на перевоз, разумеется. Единственно, о чем прошу вас, Акинфий Никитич, – решайте немедля, ибо лето за средину перевалило. Коли не успею прежде конца навигации товар в Европу доставить – всему отмена. Там ждать не будут. Согласны? По рукам! Теперь, пока нам окончательный контракт приготовят, не откажите посмотреть вот эти расчеты. В них – предполагаемая система коммерции, которую никто из нас в одиночку устроить не в силах, только вместе. Знаете байку про Архимедов рычаг? Одно плечо – у вас на Урале, другое в Англию перекинем.
– Которую же землю ваше сиятельство перевернуть собирается? Английскую или нашу?
– Переворачивать – незачем, а вот подвинуть в желательном направлении – пожалуй. В особенности если не забывать, что государь Петр Алексеевич с нами третий будет. Большие деньги – большая сила, вам ли сего не ведать?!
* * *
– Да знаю, что обшивка гнилая! Пойми, Лука, до зимы надо два раза в Англию сходить. Если с погодой повезет – три.
– Ваше сиятельство, я моря не боюсь. Опасаюсь – не более чем подобает мужчине и потомственному моряку. Благодаря вашей заботе мест в шлюпках у нас больше, чем людей на борту. Но неохота вновь остаться без корабля. Помните, как рассуждали мы с вами при покупке: только бы дойти до России, а там вытащим судно на берег и заменим всю гниль.
– Зимой, Лука! Зимой устроим полную тимберовку. Сколько раз доводилось посылать своих людей в бой, и никто не скажет, что я заставлял их рисковать жизнью ради пустой прихоти. Сейчас надо ковать железо, пока горячо! Думаешь, легко было договориться? Этот принц доменных печей знает себе цену: слышал бы ты, какие серенады я ему пел, чтобы склонить к дружбе. Любой менестрель позавидует.
– Я верю вашему сия…
– Верить мало! Хочу, чтобы понимал. Должность твоя того требует. Лучшего момента войти на английский рынок сто лет не будет. Есть чудесное слово – эмбарго! Два короля не поделили город Бремен, и прежний порядок торговли рухнул. Теперь шведское железо нельзя возить в Лондон – только в Амстердам. Англичанам металла не хватает, цены поднялись на треть: сочти лишние таможни, портовые сборы и перевалки. Прямые поставки из России – золотое дно!
– Но ведь у вашего лондонского друга не только заводы – у него своих судов не меньше десятка…
– Вот потому я и поручил тебе часть железа сгрузить Уилбуру, для продажи мелкими партиями, а часть доставить в Бристоль! Нужно доказать Джону Кроули, что товар может и мимо уплыть: тогда он даст настоящую цену. Хотя бы треть металла перевезти самим, еще лучше – половину. Так что молись Деве Марии и святому Дженнаро, чтобы уберегли от потопления! Выйдет, как планирую, – на будущий год получишь новый корабль. Или обновленный старый, коли пожелаешь. Не выйдет – все изнищимся, даже мое жалованье придется отдавать кредиторам. Если Джон согласится на двадцать пять фунтов за тонну, следующую партию можем поставить прямо на его завод в Винлатоне. Пятнадцать миль от моря, река глубокая – думаю, пройдешь.
– Никогда в тех краях не бывал.
– Не беда, Ван Хюльст был. Все равно идти надо вместе: вдруг какой ретивый швед забудет о перемирии.
– А пустят в Англию голландца с иностранным товаром?
– Он продал мне свой галиот – фиктивно. Судно теперь числится русским, а шкипер – боцманом. Какая ему разница, лишь бы шли деньги за фрахт.
– Я бы не согласился на его месте.
– Ты не голландец. Для шнявы, что одолжил адмирал, людей выделил? Альфонсо справится?
– Да, ваше сиятельство, в смысле – да, выделил. Справится ли, не уверен. Те крестьяне, которых вы изволили прислать, матросами еще долго не сделаются, а пяти опытных моряков для такого судна мало.
– Терпение! Эти парни из моей деревни: прикажу – научатся, хотя никогда не видели моря. Что делать, матросов даже адмирал дать не может. Царь не разрешит. А вот артиллеристы будут, по одному на пушку. Имей в виду, их прислали на время – пусть учат твоих ребят. И не жалей пороха! Надо быть готовым ко всему: якорная стоянка на Темзе не менее опасна, чем у африканского берега, особенно ночью.
– С городскими разбойниками мои люди сладят.
– Не сомневаюсь, но постарайся уважать местные обычаи. Ножом по горлу и в воду – такого правосудия власти могут не понять, надо грабителей вязать и сдавать начальству. Хотя бы выборочно: там любимая народная забава – суд, и если судить некого, на это место могут поверстать вас. Старайтесь держаться вместе, из трех капитанов ты старший. К Ван Хюльсту прислушивайся, он лучше знает северные воды, – только помни, что полностью доверять ему рано. У него будет на борту мой приказчик, дабы следить за товаром и изображать капитана для желающих убедиться, что судно русское. Да поможет вам Пречистая Дева!
* * *
– Рассказывай, как дела, Максим Иваныч. Что я перед отъездом велел – исполнил?
– Сколько разумения хватило, господин генерал! Бекташевская лесопильня третий год действует, доски по весне сплавляем в Тверь, Углич и Рыбную слободу для судового дела. Парней и молодых мужиков по твоему приказу плотинному строению научаю, и пильному делу тоже. Дюжины две ныне наберется таких, что не страшно к делу приставить. Соседи езжали любопытствовать – почитай, чуть не все, издалеча тоже бывали. Токмо на паях с твоей милостью заводить дело не смеют, окромя вдовы капитанши Курицыной да старосты села Ивановского, а то село – стольника Аничкова имение.
– Исполу, как я рассчитывал, или иначе?
– Точно по твоему, господин генерал, желанию порядились: дескать, ихние мужики плотину под моим приглядом насыплют да лесу заготовят, а пилы с твоего завода, и мельницу бекташевская артель поставит, опять же, по моему разумению. И по двое мастеров мы своих дали. Выручку согласились пополам делить. Токмо весеннего распила доски-то разошлись, а денег досель не видано: всё погодить велят, а ихние мужики в глаза смеются…
– С Аничковым поговорю завтра же, его полк тут рядом стоит. Насчет вдовы посмотрим – не люблю с бабами воевать. Сейчас там пилят?
– Воды не хватает, а по осени – как прикажешь.
– Прикажу пилить. Только все напиленное взять на себя, в счет долга.
– А коли не дадут?
– Есть на Москве один старый кляузник, из подьячих. С виду дряхлый – но за копейку зайца догонит. Заупрямится вдова – подарю долг ему, пускай взыскивает. Надо пример дать, чтоб таковых шалостей больше не водилось. И впредь писать в контракте: без согласия наших мастеров досок никому не продавать и себе не брать, под неустойкою. Мне этими делами заниматься недосуг, сделаем лесопиление крестьянским промыслом: пусть отдают пятую часть денег, а я велю приглядеть, чтоб их не обижали. Иваныч, надо направлять дело к равной пользе моих мужиков и соседей-помещиков, иначе толку не будет! На Волге много пиленого лесу потребно? Прибавить сколько можно, не уронив цену?
– Хоть вдесятеро – все мало будет. Волжские барки в самый верх за мелководьем не ходят, через волоцкие шлюзы к Питербурху только малые дощаники провесть можно. Потом их ломают: на обратный путь товару для них нет, а пустыми тянуть – неприбыточно.
– Сие мне известно, не слепой. Сколько тех судов каждый год ладят?
– Кто ж их считал? Мню, тысячи две али три.
– Будет больше. Пойдет железо с Урала в заморские страны, с прибавкой год от года. Доски в цене поднимутся. Десяток пильных мельниц будущим летом сможешь устроить? Если надо, еще артель составь.
– Столько не осилить, господин генерал.
– Осиль, сколько сможешь. Допрежь ты у меня стоял на жалованьи – теперь отниму. Получать будешь тридцатую часть выручки от лесопилен. Но только с новых, первый год!
– Да это ж сколько будет?!
– С десятка таких, как в Бекташеве, – втрое больше прежнего оклада. Мужиков, коих выучил, смелей к делу своему припрягай, а на черные работы ставь неученых. Ну, чего мнешься?
– Все бы ладно, господин генерал, только ж надо еще с помещиками договариваться…
– Робеешь их, что ли? Понаглей надо быть! Помни, у кого служишь! Ладно, найду тебе помощника, чтоб умел лихо языком чесать – это легче, чем работать…
* * *
– Даже не знаю, что сказать, Петр Павлович! Слишком неожиданно: государь ни единым словом о том не обмолвился…
– Хорошо отдыхали, Александр Иванович! Совсем отвыкли за границей от наших порядков. Рассудите сами: если бы Его Величество через голову Брюса предложил вам вице-президентство, сие означало бы опалу Якова Вилимовича, понеже все иные президенты сами подбирают себе товарищей, равно как советников и асессоров. Думаете, почему в Берг-мануфактур-коллегии, единственной из всех, сие место оставлено вакантным?
– Однако я не вчера приехал…
– Яков Вилимович прежде о сем не писал, рассчитывая встретиться и конверсировать с вами, но негоциации аландские затянулись сверх ожиданий. Покинуть те отдаленные острова он не может, между тем коллежское устроение движется слабо: кроме президента, дельных людей в новоучрежденном собрании – только мой брат Михаил да артиллерийский капитан Татищев…
– Это Василий, что ль? Ну, тогда можно не беспокоиться. Толковый офицер. И образованный не по чину. А у меня столько забот, что брать себе еще одну должность – слишком самонадеянно. По зимнему пути надо будет ехать на юг: бурлацкую лямку вице-губернаторства государь с меня, слава богу, еще перед Европой изволил снять и перевесить на Колычева, но ландмилицкие дела за мною оставил.
– Зима еще далеко. Да и что сейчас делать на турецких рубежах? Берите за образец Федора Матвеевича: который год Азовской губернией по почте управляет, и никто доселе не жаловался. Вы умный человек и прекрасно понимаете, что пребывание в мирное время на отдаленной границе не способствует дальнейшей карьере. Надо быть поближе к Его Величеству!
– Если Яков Вилимович преуспеет в переговорах, чему немалое вероятие есть, военные люди и здесь окажутся без дела. Что же касается администрации государственной – это не самая сильная моя сторона, ибо довольного искусства к тому не имею. С провинцией сладить могу, а в столичные дела вступаться считаю опасным. Дипломатического таланта не хватит. И связей нужных нет.
– Александр Иванович! Скромность похвальна, но невыгодна. Зайти с малыми силами в самую гущу врагов вы, значит, не боитесь, а принять должность гражданского правления… Неужто интриганы страшнее турок?
– Разумеется! Баталии на дворцовом паркете совершаются по иным правилам, чем в поле. Там хотя бы знаешь, кто враг.
– И здесь узнаете! Я уверен, вы на стороне людей благородных и желающих добра отечеству, поэтому готов совершенно бескорыстно способствовать вашему успеху. Знаю, что и вы никогда не оставите верных друзей своею помощью. Касательно же умаления царских милостей с окончанием войны – не стоит беспокоиться слишком сильно. Какой бы прочный мир ни даровал нам всемогущий Господь, в наибольшем приближении у государя всегда будут те, кто прославил русское оружие на полях сражений.
– Есть персоны, намного превосходящие меня заслугами.
– Но вы еще молоды, дорогой друг, ваше поприще далеко от вершины. Великий Шереметев ныне в Москве лежит при смерти, другой фельдмаршал чудом избежал опалы, и если не переменит привычек, то не минует ее в будущем. Принадлежность к старинной знати после известных вам событий из преимущества обратилась в недостаток, отнимающий высочайшее доверие. Никогда еще не открывались возможности столь блистательные для младшей части генералитета – тех, кто совсем недавно удостоился бригадирского или генерал-майорского чина…
– Петр Павлович, я не рвусь в первый ряд и не думаю, что Его Величество изменит правилу жаловать высшие чины своим природным подданным. Общество Ласси, Гордона, обоих Брюсов меня вполне устраивает.
– В высшей степени достойные военачальники. Однако вам легко получить перевес над ними. Ужели не задумывались? Вы не женаты и, сколько я знаю, не слишком стоите за папу римского – а потому можете сделаться в России своим. Государь чрезвычайно нуждается в помощниках, способных контрбалансировать вздыхающим о старине родовитым вельможам, не слишком оскорбляя их чуждостью: разумеется, первые места в администрации должны принадлежать нам, православным.
– Э-э-э… Да, конечно! Обещаю подумать над вашими соображениями. Или без моего согласия на вице-президентство все рудные копи завтра же обвалятся и все мануфактуры разорятся?
– Потерпят несколько времени. Именным указом велено коллегии сочинять и ведомости отовсюду брать, а в дела не вступаться, пока новая система окончательно устроится.
– Совсем не похоже на государя Петра Алексеевича. Прежде он столько времени на подготовку не давал.
– Великие дела быстро не делаются. Но постарайтесь с решением не медлить, а то найдутся претенденты из людей барона фон Любераса. Примерно через неделю советник Остерман отправляется на Аланды для продолжения негоциаций, хотелось бы с ним передать Якову Вилимовичу ваш ответ.
– Хорошо. А позволите ли, Петр Павлович, спросить вашего совета в делах денежных? Если сие будет уместно.
– Относительно компаньонства вашего с Демидовыми?
– Совершенно верно. Я предполагал устроить товарищество для сбыта русского железа в Англии и завод по переделке полос в… Ну, в общем, в более дорогие формы. Вместе, под единособранным правлением. На днях приехал с ладожского берега, а мне Акинфий Никитич заявляет: торговля им интересна, завод – нет.
– И что вы предполагаете делать?
– А что я могу? Способов заставить не имею, да и не любят деньги неволи. Причем впечатление такое, что сам Акинфий бы согласился, но вот старик… Этот желает в своем кулаке всё держать, и никак иначе! Завод он, возможно, и выстроит с течением времени – только у себя на Урале и своим коштом. Меня такой оборот принизит до демидовского приказчика по заморской продаже. Не поможете денег найти?
– Много?
– Тысяч восемьдесят, еще лучше – сто.
– Рад бы вам помочь, Александр Иванович, – если б сам не был в долгах. А из посторонних людей без надежного обеспечения никто не даст.
– Завод и будет обеспечением. Поверьте, это выгоднее вашей шелковой мануфактуры. Поспрашивайте в кругу знакомых, не желает ли кто в интересаны вступить. Паи сделаю небольшие, рублей по тысяче. Можно даже по пятьсот.
– Видится мне, коли хотите сие дело сделать – не миновать вам вице-президентства: человеку, в сей должности состоящему, дадут охотней.
– Понимаю – да неохота новую службу со злоупотреблений начинать…
* * *
– Нет, господин генерал-адмирал! Благодарствую, больше судов не нужно!
– Слава богу, а то я уж думал, ты у меня пришел десяток линейных кораблей под свои товары просить. Брови-то опусти: шучу! Говорят, неплохо расторговался?
– Грех жаловаться! Судов к весне своих будет в достатке: два галиота заказал на Партикулярной верфи, еще два у Бажениных в Архангельске. Команды тоже в Поморье наберу. Боюсь только за подвоз с Урала: шлюзы вышневолоцкие размыло в нынешнем году. По санному пути выгоню мужиков возить железо из Торжка в Новгород. Хоть бы кто взялся канал исправить…
– Да вроде нашелся охотник: купец Мишка Сердюков. Родом то ли бурят, то ли калмык – у московского приказчика за приемного сына вырос. Добрый вышел детина: самому государю пропозиции подавать не боится.
– Надо ему посодействовать. У меня тоже к государю немало дел накопилось – но только если вы, Федор Матвеевич, одобрите.
– Опять торговые или по военной части?
– Те и другие. Первое, хочу с будущего лета на Адмиралтейство пиленый лес предложить – слышал, герцогу Ижорскому река Ижора учинилась непослушна, плотину каждый год почти рвет. Доски золотые выходят: расходы огромные, а толку мало.
– Голландцы строили. Видно, своровали.
– В их земле таких паводков, как здесь, не бывает. Да кто бы ни строил, у меня всегда дешевле выйдет, чем у Светлейшего.
– Хочешь к железу и дерево прибрать?
– Так связь прямая. Отвели мне лес под углежжение, посмотрел – жалко! Не по-хозяйски вышло бы деревья, кои всего вершком или двумя меньше указных, на топливо пускать. Макушки, сучья, горбыль – другое дело, все равно от распила половина в отходы идет. Из пней попутно смолу можно выгнать. А остальное на доски! Возле Ладожского озера два места, годных для плотины, мне приглянулись. Выбрать так и не смог. Упросил государя на оба: одно под железный завод, другое под лесопильный.
– Дело к тому идет, что на Рождество подпишут мирный трактат. Корабельное строение может убавиться.
– На городовое купят. Будет избыток – спрошу позволения за море отпускать. Да и на верфях лучше материал заранее запасать, чтоб хорошенько высох.
– Ладно, я не против. Только смотри, как бы Александра Данилыча против себя не настроить. По военной-то части что?
– Я вам о сверлении пушек уже рассказывал. На трехфунтовках способ испытан и, хотя в совершенство не приведен, первые результаты обнадеживают. Дороже литья, конечно, но точность стрельбы обещает умножиться больше, нежели цена.
– На что полковым пушкам точность? С трехсот шагов и так не промахнешься.
– В том-то и дело. Сия инвенция больше подходит тяжелой артиллерии, особенно корабельной. Генерал-фельдцейхмейстер Брюс смету опытовых работ прислал обратно с резолюцией, что из артиллерийских сумм оная смета целиком покрыта быть не может. Почему бы Адмиралтейству не взять на себя часть расходов?
– Не-е-ет, Александр Иваныч! Только при условии, что государь отдельной статьей на это денег даст! У меня люди месяцами сидят без жалованья.
– Надеюсь помочь вашей беде: прибылые доходы с железной торговли Его Величество на флот отписать изволил. Первую треть откупной суммы могу заранее внести. А уж вы мой запрос перед царем, пожалуйста, поддержите. И по другим изысканиям, коих планы летом представлял: насчет подводных мин и сопротивления воды движению судна…
– Господи, ведь никто в Европе такими опытами не занимается – ты же мне и говорил! Мы что, самые умные или самые богатые?! Куда нам поперед всего мира? Будет ли толк от этих изысканий, неведомо – а деньги улетят немалые. Шутка ли – линейный корабль на потопление просишь!
– Негодный корабль прошу, Федор Матвеевич. Который все равно в тимберовку или на дрова идет. К тому же – как потопим, так и поднимем: мне его не один, а четыре или пять раз утопить надо. Заодно команды обучим заделке пробоин.
– Прежде окончания войны сие невозможно: здесь все суда годные. Даже если из гавани не может выйти – годится шведа числом стращать. В Таганроге или на Дону я тебе найду подходящих хоть дюжину, там и занимайся. Так или иначе, скоро на юг поедешь: спокойное время кончается.
– Какие признаки? Мне с линии пишут – пока тихо. В Крыму за три года три хана сменилось, а турки, по всем резонам, должны бы навоеваться.
– Там с кубанской стороны идет беспокойство. Турки-то навоевались, Бахты-Гирей – нет.
– Подумаешь, фигура! Он даже по татарским понятиям – клятвопреступник и бунтовщик, коего каждый хан пытался истребить, хотя без успеха. Его прошлогодний набег на Пензенскую и Симбирскую провинции – чистый недосмотр Салтыкова! Нельзя было князю Черкасскому войска отдавать. Как раз весь набег в закаспийских крепостях пересидели!
– Кто же знал, что они для обороны понадобятся?! У турок война с кесарем была в разгаре!
– Кто?! Да всякий, собственной головой думающий! Небось, пока брат ваш Петр Матвеевич правил Казанской губернией, такого не случалось! Указы надо исполнять с рассуждением: недаром государь часто оговорки пишет, чтобы по конъюнктурам поступали. Не хочу хвалиться предвидением, но вы, наверно, помните мое доношение о несвоевременности похода в Хиву. Нельзя рассеивать силы: сначала Крым, остальное потерпит!
– Можешь быть доволен, все по-твоему вышло: князя Александра Бековича государь в Астрахань вернул. Правда, полки, что в Красноводском и в мангышлацких укреплениях сидели, половину людей потеряли от поноса…
– Вот, опять же, для кого я старался?!
– Не годится в тех краях твой способ: пустыня, топлива нет.
– Нет – значит, дрова надо с собой возить, наряду с провиантом. Или уголь возить древесный, он легче. Но воду пить только кипяченую, сие правило подтверждено многократно!
– Ногаи с калмыками твоих правил не соблюдают, и ничего – живы.
– Им нипочем, потому что к гнилостным ядам в местной воде притерпелись с детства. А непривычному человеку – смерть. Однако я думаю, из-за прошлогоднего набега государь Петр Алексеевич не стал бы хивинский поход отменять? Что-нибудь новое приключилось.
– Угадал. Шатость большая обнаружилась в калмыках. Что, кроме ногаев, под Пензу и Симбирск несколько сот калмык ходило, мы и раньше знали, но хан Аюка говорил – бунтовщики, непокорством… Что Аюкин сын Чакдоржап с ведома самого хана оных посылал и тот в явном сговоре был с Бахты-Гиреем – уже потом выяснилось. Не ждали от них такой пакости, в прошлую войну калмыки верно служили.
– Отменно служили, на тех же самых ногаев!
– Тогда у ногаев было что брать. Скота сотни тысяч отогнали, самих множество побрали в полон. В Ливонию, в Финляндию тоже калмыцкие полки ходили. Славно пограбили. А потом некого стало: в Швецию через море на лошадках не доскачешь. Мир кругом, и государь воевать не велит!
– Да, Федор Матвеевич, понятно, отчего шатость.
– Слушай дальше. Оказывается, Бахты-Гирей подговаривал Аюку помочь ему свергнуть нынешнего хана Сеадет-Гирея. Интриги сии стали известны хану, он не стерпел и послал на Кубань сына, Селим-Гирея, с войском. Тот загнал двоюродного брата в горы и стал преследовать – уже в кабардинских землях, по трактатам хану не принадлежащих.
– Знаю, сам этот трактат составлял. В общем, налицо casus belli?
– Похоже, что так. Князья кабардинские у государя помощи просят.
– Прежде они без нас справлялись. Старые казаки рассказывали – один черкес в бою пятерых ногаев стоит.
– Сейчас у них разделение между знатными родами. Бековичевы братья – Татархан и Батоко Бекмурзины – русскую сторону держат, а князь Ислам Мисостов со своими ближниками к татарам тянет. По крайней мере, из доношений самого Черкасского такое следует. Думаю, на самом деле путаницы еще больше, ибо о единой «татарской партии» говорить нельзя, пока Бахты-Гирей с Сеадетом в смертельной вражде. Довершает картину, что калмыцкие отряды вошли в Кабарду сикурсовать своему союзнику: вроде бы законно, против крымцев, но помогают-то они нашему непримиримому врагу!
– Bellum omnium contra omnes. Война всех против всех.
– Вот именно, черт ногу сломит! Пока в планах ясности нет, но войск в Азове и Астрахани указано прибавить. Явится скоро князь Александр со свежими сведениями – совет будет. Сможешь ли сочетать воинскую службу с должностью в коллегии – не знаю, однако, насколько мне известны намерения государя, готовься принимать прежнюю дивизию и сношения с пограничными народами.
– Воевать – всегда пожалуйста, а без сношений я бы обошелся. Дипломатия на Востоке гнилая, народы обманчивые и ненадежные. Неохота, Федор Матвеевич, в азиатскую политику лезть. Пошли Господь это ярмо на чужую шею.
– Охота или нет, а впрягаться надо! Вольный выпас твой, Александр Иваныч, считай, закончился. Сей комиссии не избегнуть. Сам виноват: другому оные абреки не покорятся, а тебе – пожалуй. Знаешь, как в Крыму непослушных детей пугают? «Шайтан-паша придет!» Так что подбирай надежных приказчиков на свои промыслы. И еще одно имей в виду: здесь многие обрадуются твоему удалению из Санкт-Петербурга и не упустят строить козни исподтишка.
– Вроде я никому из больших людей стараюсь не мешать…
– Если б мешал – еще бы хуже было. Пока ненавидят заранее, боясь будущего умножения твоих успехов. Не за то, что сделал, а за то, что можешь сделать. Гляди в оба и думай над каждым шагом.