Глава 8

Саша спала уже пару часов подряд. Сначала она долго лежала, не желая даже закрывать глаза. Они разговаривали о какой-то ерунде. Войтех сидел в офисном кресле, а чтобы не уснуть самому, притащил свой ноутбук. Когда Саша наконец задремала, он принялся просматривать записи с камер, удаляя моменты, на которых ничего не происходило, и откладывая в отдельную папку эпизоды, зафиксировавшие проявление феномена. В этом не было никакой практической пользы, поскольку это расследование не было его заданием от ЗАО, но подобные вещи уже вошли у него в привычку, поэтому даже по-настоящему «свое» расследование он вел так же, как и заказанные.

Когда за окном начало темнеть, Войтех потянулся в кресле и отложил ноутбук в сторону. Эти пару часов ничего не происходило, и его самого уже давно нещадно клонило в сон, к тому же от долгого сидения затекло все тело. Войтех решил, что у него есть право отлучиться ненадолго.

Он прошелся по квартире, помахал руками, даже несколько раз отжался, чтобы разогнать кровь. Это немного помогло, но ощущение набитой ватой головы не прошло. Войтех отметил про себя, что в этот раз после форсированного видения голова болела не так сильно, как в предыдущих случаях. Он даже не был уверен, болит ли она от видений или от недосыпа.

Кофе давно перестал действовать на него, а главное – уже не лез в глотку, поэтому Войтех решил сделать себе чай. Дожидаясь, пока чайник закипит, он прислушивался к звукам в квартире: не снится ли Саше очередной кошмар? Но все оставалось спокойным, тишину нарушал только начинающий шуметь чайник.

На этот раз Саша действительно спала спокойно, без кошмаров. Впервые за последние недели ее сон был светлым и ярким. В этом сне она стояла на залитом солнцем лугу и, щурясь и прикрывая глаза ладонью, смотрела в высокое голубое небо, по которому проплывали редкие пушистые облака, напоминающие сладкую вату, которую продают возле Адмиралтейства каждое лето. Саша протянула вторую руку к проплывающему над ее головой облаку, мысленно представляя, как пальцы погружаются в мягкую липкую сахарную вату.

Она не знала, откуда в ее голове появились эти слова, но была с ними согласна: в такой день хочется взлететь повыше, к самым облакам, а затем шагнуть вниз и, раскинув в стороны руки, падать, падать, глядя на то, как стремительно приближаются к лицу яркие цветы и трава. Тяжелый рюкзак за ее спиной, который в последний момент превратится в парашют, говорил ей, что именно этим она и собиралась заняться.

– Прекрасный день, чтобы полетать, – послышался рядом знакомый голос.

Саша обернулась. За ее спиной стояли Максим и Войтех, а в нескольких метрах позади – огромная толпа людей, напоминающая парад на 9 мая. Среди них Саша увидела своих родителей, родителей Максима, друзей и подруг, как нынешних, так и тех, кого она не видела с университета или школы, коллег, соседей. В первом ряду стояли и Ваня и Лиля Сидоровы, и Нев, и даже следователь Дементьев.

– Это что? – ошарашенно спросила она.

– Все пришли увидеть твой первый прыжок, – пожал плечами Максим. – Ты ведь так давно этого хотела, не правда ли?

Саша кивнула, не сводя глаз с толпы. Когда-то она и в самом деле мечтала прыгнуть с парашютом, но не могла припомнить, чтобы посещала хотя бы одно занятие в каком-нибудь аэроклубе.

– Давай, сделай это хотя бы во сне, – подначивал Войтех, словно прочитав ее мысли: чего еще ждать от экстрасенса? – Я же буду рядом. – Он повернулся к ней боком, демонстрируя такой же объемный рюкзак за своей спиной. – Если станет слишком страшно, я тебя разбужу.

Саша перевела взгляд на маленький белый вертолет, похожий на один из тех, которые летом часто устраивают воздушные прогулки туристам в Петропавловской крепости. Он стоял здесь же, на поляне, бесшумно рассекая воздух лопастями и приглашая внутрь любезно распахнутой дверцей.

– А кто его поведет, если ты прыгаешь со мной? – все еще стоя на месте, недоверчиво спросила Саша.

– О, твой муж прекрасно с этим справится, – заверил Войтех.

– Там ничего сложного, – поддакнул Максим, направляясь к вертолету, – Дворжак мне все показал. Пойдем-пойдем, если ты во сне не можешь прыгнуть, то в жизни точно никогда этого не сделаешь.

Саша несмело направилась к вертолету, но, оказавшись внутри, обо всем забыла. Чувство небывалого восторга затопило ее с головой, едва только вертолет чуть качнулся, отрываясь от земли и набирая высоту. Войтех сжал ее руку и улыбнулся:

– Это будет здорово, поверь мне. Я делал это много раз.

Что-то в его улыбке показалось Саше странным, но она не успела задуматься над этим. Он заставил ее подняться с кресла и подвел к двери.

Неожиданно стало очень шумно, как будто только теперь она услышала звук работающего двигателя и бешено крутящихся лопастей.

– А разве прыгают не с самолета? – стараясь перекричать весь этот шум, спросила она.

– Это же сон, Саша, – громко ответил Войтех, распахивая перед ней дверь.

Саша выглянула наружу и в страхе отшатнулась: больше не было ни залитого солнцем луга, ни высокого синего неба, украшенного белыми облаками, ни толпы людей внизу. В лицо ей бил ледяной дождь с порывами холодного питерского ветра с залива, зеленая трава сменилась мокрым асфальтом, редкие прохожие, укрываясь зонтами и капюшонами и глядя исключительно себе под ноги, чтобы не наступить в лужу, стремились побыстрее скрыться в парадных и вовсе не смотрели вверх в ожидании ее прыжка. Саша сжала пальцы, но вместо руки Войтеха ощутила лишь холодные железные перила.

Она смотрела вниз с высоты десятого этажа, стоя на собственном балконе. По ту сторону балкона. И это больше не было сном.

Если бы могла, она бы закричала, но голосовые связки словно парализовало. Единственное, что она сейчас чувствовала, кроме ужаса, – это как медленно разжимаются пальцы.

Чайник начал закипать и активно бурлить именно тогда, когда Саша встала и, словно лунатик, не просыпаясь, вышла из спальни и прошла в гостиную. Войтех не услышал ни ее шагов, ни шума открываемой на балкон двери. Он дождался щелчка и взял чайник, чтобы залить кипятком пакетик в чашке.

Странное ощущение прошло по позвоночнику, заставив его на мгновение замереть. Войтех повернул голову в сторону настенных часов. Минутная стрелка как раз встала на двенадцать, секундная пробегала мимо, а часовая указывала на четыре. Больше двух, но меньше десяти.

Пытаясь одновременно сообразить плохо функционирующим мозгом, почему это может быть важно, Войтех хотел поставить чайник на место, но неудачно задел им чашку. Та хоть и не опрокинулась, но содержимое свое расплескала.

– Sakra…

Темная жидкость разливалась по столешнице, и это тоже выглядело очень знакомо. Оставив чайник, еще не понимая, что именно он делает и зачем, Войтех поторопился в гостиную. В третьей части видения он видел окно, балконную дверь и взлетающую от порыва ветра занавеску. Его видения никогда не предвещали ничего хорошего.

В отличие от видения, в реальности из окна не бил ослепляющий свет, поэтому он прекрасно рассмотрел Сашину фигуру на балконе. То, что она стоит за ограждением, он тоже прекрасно видел. Сердце ухнуло куда-то вниз, как во время свободного падения, которое, судя по всему, предстояло Саше всего через пару секунд.

Когда требовалось, Войтех умел реагировать молниеносно и двигаться очень быстро. Не тратя время на бессмысленные попытки окликнуть Сашу, он кинулся к балкону.

Ее тело уже угрожающе наклонилось вперед, когда руки Войтеха сомкнулись вокруг талии. Несколько секунд никто из них не мог пошевелиться: Сашу еще не отпустило оцепенение, а Войтех не мог поверить в то, что успел. Наконец Саша шумно выдохнула, как будто все это время не дышала, и сразу обмякла в его руках. Тело задрожало не то холода, не то от страха.

– Не отпускай меня, – едва слышно прошептала она.

– И не собираюсь. Ты только сама не вырывайся.

Он втащил ее на балкон, подхватил на руки, поскольку она не то что идти, а даже стоять не могла, и перенес на диван в гостиной. Завернув промокшую и дрожащую Сашу в плед, Войтех сел рядом с ней и крепко обнял, прижав к себе.

– Что это было? – его голос прозвучал хрипло от еще не схлынувших эмоций.

– Я не знаю, – ответила Саша, уткнувшись лицом ему в шею и выбивая дробь зубами. – Мне снился сон, было так тепло и солнечно, не как все эти кошмары в последнее время. Там были все: мама, папа, ты, Макс. Все, кого я знаю, целая толпа. Я хотела прыгнуть с парашютом. Я всегда этого хотела. А потом вдруг очнулась уже на балконе. И сознание как будто в клетке. Не могу ничего сказать, пошевелиться, как будто это не мое тело.

– Оно обмануло нас, – констатировал Войтех. Он все еще тяжело дышал, сердце не желало возвращаться в свой привычный ритм. – Заставило думать, что все хорошо, что мы контролируем ситуацию. Ничего, главное – все обошлось.

Он погладил ее по плечу, стараясь успокоить, потом его рука спустилась чуть ниже и взгляд зацепился за повязку на ее запястье. Сашино объяснение травмы еще тогда показалось ему странным, а в свете последнего происшествия и вовсе выглядело нелепым. Повинуясь секундному порыву, Войтех размотал повязку. Саша даже не сопротивлялась.

Порез на руке действительно был, но он никак не мог стать результатом случайно сорвавшегося ножа: слишком ровный, слишком тонкий, слишком аккуратный, он протянулся вдоль вены и был прихвачен в нескольких местах швами.

– Что на самом деле произошло тогда? – настойчиво спросил Войтех, поддерживая ее запястье и разглядывая уже неплохо затянувшийся порез.

Саша проследила за его взглядом. Врать снова о том, что нечаянно порезалась ножом, не имело никакого смысла, он все равно ей не поверит.

– На работе, вечером, все уже ушли, остались только дежурные врачи и медсестры, – начала она. – Я стояла и смотрела, как с моей руки на пол рекой льется кровь, пока не начало тошнить. Странно, да? Меня – и начало тошнить от вида собственной крови. Если Нев прав, думаю, это было защитное действие кулона, способ привести меня в чувство. Пришлось самой себе накладывать швы, отмывать кровь, чтобы никто ничего не узнал. Я так и не смогла вспомнить, как вообще оказалась в процедурном кабинете, где нашла скальпель и зачем это сделала.

Ему захотелось закричать на нее и хорошенько встряхнуть. Иногда ее поведение его раздражало. Нет, бесило. Мало того, что она вечно лезла в какую-нибудь передрягу, так еще когда эта передряга случалась, молчала как партизан.

Однако сил кричать и трясти не оказалось, а когда он заговорил, его голос прозвучал неестественно спокойно.

– Дай угадаю, ты не сказала никому об этом, потому что не хотела волновать? Или боялась, что тебя сочтут сумасшедшей?

– Макс и так едва сдерживался от того, чтобы отправить меня к психиатру. Представляешь, что он мне сказал бы, если бы узнал об этом?

– А потом, когда уже я выяснял у тебя, что происходит? Когда уже было понятно, что за тобой охотится какая-то непонятная сверхъестественная сущность? Я ведь много раз спрашивал: что еще происходит? Это ведь может быть важно. Важно в том числе и для определения, что это, как от него защититься.

Саша молчала, понимая, что ей нечего сказать в свое оправдание. С тех пор, как она увидела его на своей кухне, ко всем ее проблемам добавилась еще одна: сделать так, чтобы он не догадался о ее чувствах к нему. Пять месяцев она убеждала себя, что это была обычная влюбленность в интересного человека, которая пройдет, стоит им перестать видеться, но едва он снова появился в ее жизни, как она поняла, что ничего не прошло. Пытаясь поддерживать между ними расстояние, она упустила и кое-что важное.

– Еще до этого, – Саша указала на свое запястье, которое он до сих пор держал в своей руке, – было с машиной. Я возвращалась домой с работы чуть позже обычного, дорога уже опустела, и в какой-то момент я поймала себя на мысли, что стрелка спидометра перевалила на сотню. Нужно было тормозить, но я не могла даже убрать ногу с педали газа. Наверное, тогда оно еще не так сильно действовало на меня, потому что в итоге мне это все же удалось. А сегодня, – она посмотрела в сторону балкона, – уже нет.

Войтех погладил ее по влажным кудряшкам. Испуг уже прошел, выплеснувшийся в кровь адреналин придал бодрости. В голове все сошлось: видение об этом моменте явилось ему в тот момент, когда он коснулся штрафа за превышение скорости. Во всем происходящем теперь виделся понятный смысл, вот только легче не становилось, потому что смысл этот выглядел крайне пугающе.

Саша тоже молчала, постепенно согреваясь и успокаиваясь в его объятиях. Равномерный, все еще немного ускоренный, стук его сердца клонил ее в сон, но она боялась снова закрывать глаза.

– Знаешь, что интересно? – внезапно спросила она.

– Что?

– В этом моем сне была огромная толпа народа, наверное, все мои знакомые. Даже бывшие однокурсники, с которыми я не встречалась с университета. Максим сказал, что они все пришли посмотреть на мой прыжок. И я сейчас подумала… это же похоже на похороны? Если бы я действительно прыгнула, они бы все пришли. Мне всегда было интересно, почему так? Почему люди не приходят на дни рождения, на свадьбы, а на похороны приходят?

– Потому что в случае с похоронами нельзя сказать: я приду в следующий раз, – усмехнулся Войтех. – Ты вся мокрая, тебе нужно переодеться. И, может быть, принять горячий душ, чтобы согреться. Я пока найду какой-нибудь еды и сделаю тебе крепкий чай, а потом поедем к твоим родителям. Чем быстрее мы выясним, что это за дрянь, тем быстрее сможем от нее избавиться.

Саша кивнула, нехотя выбираясь из пледа.

– Ты же поедешь со мной к ним, правда? Боюсь, я не в том состоянии, чтобы сесть за руль.

– О том, чтобы ты куда-то ехала без меня, не может быть и речи.

Со своей мамой Саша успела познакомить Войтеха еще год назад, когда они умудрились опоздать на мосты и были вынуждены переночевать в квартире ее родителей. Отец тогда был на даче, чему Саша несказанно обрадовалась, поскольку в противном случае получила бы от него выговор. Тот придерживался достаточно консервативных взглядов, считая, что замужняя дочь не должна дружить с посторонними мужчинами и уж тем более ездить с ними ночью по городу в отсутствие мужа. В свои расследования Саша старалась родителей не посвящать. Однако сегодня ей не было никакого дела до того, что скажет отец.

– Саша? – удивилась Вера Николаевна, увидев на пороге дочь. – Проходи… те, – добавила она, заметив наконец и Войтеха. – Что-то случилось?

– Хотела поговорить, – кивнула Саша, проходя в прихожую. – Ты помнишь Войтеха?

– Конечно, – Вера Николаевна дружелюбно улыбнулась тому и посторонилась, – вы ночевали у нас прошлой осенью.

– Добрый день. Все верно, – согласился тот, постаравшись изобразить вежливую улыбку и проходя вслед за Сашей в квартиру. – В этот раз я ненадолго.

На лице Веры Николаевны удивление сменилось тревогой. Она придумала уже несколько вариантов, с чего вдруг дочь вместе со своим другом могла прийти к ним в гости без звонка, и ни один из них ей не нравился.

– Ты неважно выглядишь, – добавила она, окинув Сашу более внимательным взглядом в ярко освещенной прихожей. – Хорошо себя чувствуешь?

– Отвратительно, – не стала отпираться Саша, раздеваясь.

– С Максимом все хорошо?

– Все прекрасно, – на этот раз в ее голосе проскользнул явный сарказм, испугавший Веру Николаевну еще сильнее.

– Проходите в гостиную, – она указала на ближайшую дверь. – У меня как раз заваривался чай. Я сейчас все сделаю. Отца звать?

– Само собой, – кивнула Саша, махнув Войтеху, – идем.

Войтех прошел вместе с ней в гостиную, в которой ночевал в прошлый раз. За год здесь ничего не изменилось, только ровный слой пыли на поверхностях выдавал двухнедельное отсутствие хозяев. Садиться ему не хотелось, поэтому он остался стоять, но постарался занять место в углу комнаты, чтобы ни над кем не нависать.

Саша сразу же опустилась в широкое мягкое кресло, почти утонув в нем, и положила голову на спинку, прикрыв глаза. Несколько бессонных ночей и пережитый стресс почти не оставили ей сил, а предстоящий разговор с родителями требовал собрать их все. Если они ничего не говорили ей двадцать пять лет, прошедших со дня смерти ее прабабки, едва ли так просто расскажут сейчас. Но самое главное, Саша боялась услышать правду, хотя и так ее уже знала.

Прошло несколько томительно долгих минут, прежде чем на пороге гостиной появился не очень высокий, но крепко сложенный мужчина лет пятидесяти с небольшим, на которого Саша была похожа чуточку больше, чем на блондинку-мать. Судя по взъерошенным волосам и немного помятому лицу, еще несколько минут назад он спал. Увидев Войтеха, он не выказал удивления. Было похоже, что Вера Николаевна, вошедшая следом за мужем с подносом в руках, не тратила времени даром.

– Папа, это Войтех, Войта, мой папа, Андрей Владимирович, – тут же поторопилась представить их Саша, выпрямившись в кресле как на экзамене перед экзаменатором.

– Приятно познакомиться, – кивнул Войтех и пожал протянутую руку.

– Итак, что у вас за важный разговор? – поинтересовалась Вера Николаевна, разливая всем чай и с тревогой поглядывая то на Сашу, то на мужа.

– Я хотела спросить кое-что про бабушку Сашу, – сразу перешла к делу Саша.

Ее родители переглянулись, и у обоих на лицах проступило явное облегчение.

– Что именно?

– От чего она умерла?

Родители снова переглянулись, на этот раз уже напряженно. Прежде чем ответить, Вера Николаевна подала каждому чашку с чаем и открыла сахарницу, как будто специально растягивая время, чтобы придумать ответ.

– У нее было больное сердце, – спокойно ответила она, размешивая в чашке сахар и увлеченно наблюдая за этим процессом. Как показалось Саше – слишком увлеченно.

– Причина смерти – обширный инфаркт миокарда, – добавил Андрей Владимирович. – С чего вдруг тебя это заинтересовало?

– Я могу увидеть ее свидетельство о смерти? – проигнорировав его вопрос, спросила Саша.

– Зачем?

– Это так сложно?

– Я так сразу не вспомню, где оно, – пожала плечами Вера Николаевна. – Сто лет его не видела.

– Полагаю, в той же коробке, где и все документы, – подсказала Саша, поставив на стол чашку с нетронутым чаем. – У папы всегда все бумаги хранятся в идеальном порядке, не верю, что одна потерялась.

– И все же я не понимаю, зачем тебе это? – не унималась Вера Николаевна.

– Затем, что вы мне лжете! – раздраженно выпалила Саша.

Родители, казалось, даже оторопели от неожиданности. Войтех какое-то время молча наблюдал за разговором, но в момент, когда повисла недолгая пауза, не выдержал.

– Просто расскажите правду, – попросил он тихо, спокойно, но очень настойчиво. – От этого может зависеть Сашина жизнь.

– Ну, хорошо, – вздохнула Вера Николаевна после еще одной недолгой паузы.

– Вера! – тут же оборвал ее муж.

– Думаю, Саша уже достаточно взрослый человек, чтобы знать правду, – не сдалась та. За прошедшие после смерти Александры Константиновны годы они много раз спорили, стоит ли рассказывать дочери правду. Впрочем, Саша никогда ничего не спрашивала, поэтому и разговор все никак не заходил, а то, возможно, Вера Николаевна как-нибудь и обмолвилась бы. – Она выпила целый флакон снотворного. От этого и умерла.

Саша откинулась в кресле и посмотрела на Войтеха. До этого она еще надеялась на то, что они что-то поняли неправильно, что все не так страшно, и в свидетельстве о смерти будет на самом деле указан инфаркт миокарда.

– Нев был прав, – тихо сказала она.

– В этом я и не сомневался, – ответил Войтех, бросив на нее быстрый взгляд, а потом снова посмотрел на ее родителей. – Она ничего не говорила перед этим? Ничего не пыталась… объяснить?

– Нет, – Вера Николаевна пожала плечами. – Это было накануне Сашкиного дня рождения. Мы пришли домой поздно, Саша уже спала. Выпили все вместе чая, потом она ушла спать. А утром я нашла ее в кровати уже мертвой. И пустой пузырек на столе.

– Почему вы мне ничего не говорили все эти годы? – спросила Саша. – Зачем врали?

– А что мы должны были тебе сказать? – удивился Андрей Владимирович. – Что эта ненормальная покончила с собой в твой день рождения?

– Она не оставила записку? Не объяснила, почему сделала это?

– Нет, – ответ прозвучал слишком быстро. Так обычно говорят люди, которым есть что скрывать.

– Ваша бабушка часто обращалась к колдунам? – неожиданно спросил Войтех.

– Что? – переспросила Сашина мама, удивленно посмотрев на него.

– Колдуны, – невозмутимо повторил Войтех. – Как часто она к ним обращалась? И говорила ли вам, почему это делает?

Он спрашивал наугад, просто потому что однажды они выяснили, что Сашина бабушка обращалась к колдуну и специально ездила к нему в Астраханскую область.

– Колдуны? – переспросил Андрей Владимирович таким тоном, как будто следующей репликой собирался предложить Войтеху посетить психиатра.

– Она ведь часто ездила куда-то, вы сами мне говорили, – напомнила Саша.

– Послушай, Сань. Моя бабка была ненормальной. Умная, образованная, начитанная женщина, не могу этого отрицать. Но слегка сдвинутая. Она все время где-то пропадала, но я не знаю, обращалась она к колдунам или просто колесила по всему Союзу, навещая своих бесконечных друзей. С нее сталось бы и с колдунами дружить.

– Ладно, – Саша вдруг хлопнула себя по коленям и посмотрела на родителей совсем другим взглядом. Голос ее тоже стал жестче, как будто с нее разом схлынула усталость. – Давайте больше не будем ходить вокруг да около. Что вам известно о проклятии?

– О проклятии? – испуганно переспросила ее мама.

– О проклятии, о моем кулоне, о том, отчего умирают все женщины нашего рода со стороны отца?

– Откуда ты знаешь?

– В том-то и дело, что я почти ничего не знаю, и хочу наконец выяснить.

– Она говорила, что этот кулон защищает ее от кого-то, – наконец сдалась Вера Николаевна. – Что кто-то преследует всех женщин в ее роду, я не поняла, кто именно. До четырех лет девочки якобы в безопасности, он не видит их. А затем заставляет покончить с собой. Не знаю почему. Она говорила, что отдаст кулон тебе, когда твой безопасный возраст закончится, и ты никогда не должна его снимать. Мы не говорили тебе, потому что все это похоже на бред больного человека, Саша.

– Мама, посмотри на меня, – устало произнесла Саша, снова позволяя креслу обволакивать себя, как пене. – Если бы это было бредом, разве я выглядела бы сейчас так?

Вера Николаевна внимательно посмотрела на дочь, как будто только теперь замечая ее вымотанный больной вид, уставшие глаза и небрежно растрепанные волосы, хотя обратила на это внимание, едва Саша вошла в квартиру.

– Но если бы это было правдой, то у тебя ведь есть кулон, – она перевела взгляд с Саши на Войтеха, как будто надеясь, что тот сможет объяснить причину их расспросов внятнее.

– Кулон почему-то перестал действовать, – коротко пояснил Войтех. – Мы не знаем наверняка почему, и чтобы выяснить это, нам нужно узнать как можно точнее, от чего кулон защищает. Поэтому постарайтесь вспомнить как можно больше деталей. О чем говорила Сашина прабабка?

– Да мы не слушали, всегда считали это ее выдумкой. Она была очень хорошей женщиной, доброй и отзывчивой, о Сашке хорошо заботилась, но чокнутой. Если бы она вносила это в уши ребенку, мы бы к ней не переехали, но она говорила только нам.

– Я нашла в квартире на Среднем альбом, может быть, были еще какие-то документы? – Саша с надеждой посмотрела на мать.

– Какой альбом? – не поняла та.

– Альбом с портретами женщин, завернутый в старую газету.

– Об альбоме я ничего не знаю. Когда мы делали ремонт в этой квартире где-то вскоре после смерти твоей прабабки, мы перевезли туда много старых книг, которые уже не имели эстетического вида, но выбрасывать их было жалко. Возможно, альбом затерялся среди них, но больше ничего не помню. Разве что… – Она вдруг запнулась.

Саша тут же подалась вперед.

– Что?

– Была еще шкатулка. Помнишь, Андрей? – Вера Николаевна посмотрела на мужа. – Она просила отдать ее Сашке, когда та вырастет. Ты не выбросил ее?

– Она на чердаке на даче, – мрачно ответил Андрей Владимирович. – Там стоят коробки с ее вещами, шкатулка где-то в них.

– Мне скоро двадцать девять, когда вы собирались мне ее отдать? – внезапно зло спросила Саша.

– Мы не собирались ее тебе отдавать.

– Надо ехать на дачу, – вмешался Войтех, пока разговор не ушел в опасном направлении. – Она у вас далеко?

– Шестьдесят километров на юг, – ответила Саша, поднимаясь с кресла и не глядя больше на родителей. – Поехали.

Войтех поставил полную чашку чая, к содержимой которой так и не прикоснулся, на столик.

– Спасибо, – он изобразил еще одну вежливую улыбку. – Всего доброго.

Саша уверенно вела машину в сторону родительской дачи, не снижая скорость даже в многочисленных деревнях, которыми была щедро усеяна трасса М20, идущая на Псков. Субботним вечером дорога была почти пуста, и редкие автомобили быстро уступали дорогу огромному коричневому монстру, торопливо прижимаясь к обочине. Высокие мрачные деревья мелькали справа и слева по ходу движения, в точности повторяя ее первый кошмар, но страха больше не было. В какой-то момент Саше удалось отгородиться от осознания того, что все это происходит с ней, что это ее преследует злобное нечто, что это она несколько часов назад едва не вышла в окно десятого этажа. Осталось лишь желание докопаться до сути.

Родители еще пытались задавать им какие-то вопросы, но Саша решила, что поговорит с ними потом. Потом, если еще сможет.

Изредка бросая быстрые взгляды на Войтеха, разговаривающего по телефону с Невом, она прислушивалась к его тихому голосу и вспоминала, когда в последний раз была на даче.

Наконец Войтех убрал смартфон от уха и посмотрел в его потухший экран, о чем-то думая. Саша еще немного нажала на педаль газа, теперь твердо уверенная в том, что с пассажирского сиденья не видна стрелка спидометра, и Войтех не сможет оценить ее реальную скорость.

– Что говорит Нев? – поинтересовалась она.

Войтех убрал смартфон в карман и только потом ответил:

– Говорит, что мы вполне можем иметь дело не с проклятием как таковым, а с последствиями не слишком успешных экспериментов с магией кого-то из твоих предков.

– Почему? – Саша нахмурилась, глядя на дорогу. Уже совсем стемнело, трасса по традиции освещалась плохо, поэтому приходилось тщательно следить за тем, чтобы кто-нибудь из деревенских жителей, уже успевших отметить субботний вечер, не бросился под колеса.

– Потому что самоубийство – не характерный способ окончания жизни при проклятии. Обычно проклятые люди сгорают от неизвестной болезни или погибают в результате несчастного случая. То есть причина так или иначе внешняя. Наш ученый приятель долго пытался объяснить мне это на аналогии с плетением сети, – Войтех криво улыбнулся, вспоминая вдохновленный монолог Нева. – Якобы проклятие – словно сеть, которая плетется под конкретного человека, а потом набрасывается на него «сверху». Запутавшись в сети, он постепенно погибает, как рыба, попавшаяся в нее. Но сеть эту можно снять. «Сжечь», как он выразился, тогда человек останется жить. Родовое проклятие от индивидуального отличается только тем, что на каждого новорожденного набрасывается новая сеть. – Войтех замолчал, покачав головой. Даже для его открытого всему аномальному сознания это казалось своего рода сказкой. – В твоем случае все немного иначе. Тобой что-то пытается управлять. Демон или злой дух. Он либо живет в тебе, притаившийся, либо присутствует рядом. Кстати, это объяснило бы, почему на тебя напал Голем.

– Запрограммированный на то, чтобы вобрать в себя зло, он почувствовал его во мне? – предположила Саша, не глядя на Войтеха, только крепче сжимая руль.

– Он был запрограммирован на диббука, но вполне мог среагировать на тебя по ошибке. Когда он понял свою ошибку, он тебя отпустил. При этом твой кулон раскалился, что могло быть связано с активностью той сущности, которая тебя преследует.

Саша внезапно рассмеялась. В тишине и темноте салона автомобиля – они только что свернули с трассы на проселочную дорогу, которая с двух сторон была окружена лесом без единого фонаря, – это прозвучало не весело, а скорее зловеще, как смех человека на грани истерики.

– Знаешь, когда в аэропорту ты сказал, что надеешься все же рано или поздно выяснить причину, по которой он напал на меня, я не думала, что выяснишь так быстро, – призналась Саша, все еще смеясь. – И уж точно не думала, что это будет такая причина.

Войтех покосился на нее, в его взгляде читалось беспокойство, но он так ничего и не сказал на это, предпочтя вернуться к тому, что говорил Нев.

– Нев считает, что одна из женщин в твоем роду могла призвать что-то сверхъестественное, пообещав ему взамен свою жизнь или душу, а потом пошла на попятную. Подобного обмана эти сущности не прощают.

Саша наконец перестала смеяться, о чем-то задумавшись.

– Ну, хорошо, пообещала, обманула, – уже серьезно сказала она. – Но ведь она давно умерла. И тот, кому она пообещала, давно забрал и ее жизнь, и душу, если хотел. При чем тут все остальные?

– Все остальные были бы ни при чем, если бы она не обманула. Возможно. Потому что даже Нев, хоть он и испытывает явный интерес к подобным силам, считает их… нечестными. Они всегда забирают больше, чем просят, а дают меньше, чем обещают. Когда же речь заходит об обмане со стороны смертных, они становятся еще и мстительными.

– Мне все равно кажется это странным. Мы ведь уже решили, что первая владелица кулона, Елизавета, которую я видела во сне, получила кулон, как и все мы, в четыре года. Неужели четырехлетний ребенок мог что-то задолжать темным силам? Какой такой ритуал она могла проводить в этом возрасте?

Войтех какое-то время молча смотрел через лобовое стекло на темную проселочную дорогу, которую выхватывали из темноты фары, сначала формулируя свое предположение, а потом пытаясь высказать его без заметного отвращения.

– Возможно, силам задолжала ее мать. Может быть, она пообещала не свою жизнь и душу, а своего ребенка?

Саша болезненно скривилась, сбрасывая ногу с педали газа. Дорога превратилась в «направление», по которому в темноте нужно было ехать крайне аккуратно до самой деревни, где и находилась их дача.

– Даже не знаю, хочу ли я знать, чего в таком случае просила эта… женщина у темных сил, – тихо призналась она, не пытаясь, в отличие от Войтеха, скрывать отвращение в голосе.

– Меня интересует только, какие именно силы она призывала, – сдержанно ответил Войтех. – Мы должны это выяснить, чтобы Нев смог хотя бы попытаться восстановить защиту.

Саша только вздохнула в ответ, ничего не сказав и сосредоточившись на дороге. Они въехали в деревню, уже притихшую в это время суток, и освещаемую редкими фонарями и окнами домов за заборами.

Дом Сашиных родителей находился в самом конце деревни, чуть на отшибе, зато недалеко от реки, плеск воды в которой был хорошо слышен в тишине, когда Саша въехала во двор и заглушила двигатель. Небольшой двухэтажный деревянный домик окружали уже упакованные на зиму клумбы, но возле крыльца стоял пока не убранный мангал. Видимо, отец, большой любитель шашлыков и рыбалки, собирался еще раз или два в этом году приехать сюда до окончания сезона.

Саша заперла машину и протянула Войтеху ключи от дома.

– Включи пока котел, а то мы замерзнем. Дверь под лестницей, не ошибешься. А я найду в сарае стремянку, без нее на чердак не добраться.

Войтех кивнул, забирая у нее ключи.

Обстановка в доме сразу давала понять, что на даче проводят достаточно времени. Здесь было все необходимое для комфортного длительного пребывания: водопровод, канализация, электричество, отопление. Деревенская романтика, о которой ему как-то рассказывал один из приятелей еще в пору его подготовки к полету в космос, совсем не ощущалась, зато дом позволял насладиться тишиной и покоем в комфортных условиях.

Ему потребовалось какое-то время, чтобы сориентироваться и сделать то, о чем просила Саша. К тому моменту, когда он закончил, она тоже вошла в дом вместе с небольшой железной лестницей.

Дверь на чердак, а точнее обычный люк в потолке, находилась на втором этаже в самом конце коридора. Прихватив с собой два мощных фонаря, которые отец всегда хранил на самом видном месте, поскольку в деревне часто вырубалось электричество, они поднялись на второй этаж.

Люк, по всей видимости, не открывали много лет, поскольку Войтеху пришлось налечь на него всем телом, чтобы тот наконец поддался. Он влез на чердак первым, а затем протянул руку Саше.

На чердаке было пыльно, с потолка свисали клочья паутины, но тем не менее здесь царил идеальный порядок: вдоль стен стояли многочисленные коробки, а в углу прислонилось к стене, накрытое какой-то тряпкой, не то зеркало, не то картина.

Сашин отец мог полгода ездить на машине с помятым крылом и не замечать чернильное пятно на рукаве, постоянно терял мобильный телефон и никогда не знал, где именно в шкафу искать свои рубашки, но все бумаги всегда хранил в идеальном порядке. В конце каждого учебного года все Сашины конспекты и тетрадки собирались в одну коробку, подписывались и отвозились на дачу. Саша смеялась над этой его привычкой ровно до тех пор, пока однажды на втором курсе университета ей не понадобился какой-то школьный конспект, который отец нашел ей в два счета. Удивляло ее теперь только то, что альбом лежал отдельно от всех остальных вещей ее прабабки. Вероятно, та видела недоверие на лицах своих внуков, подозревала, что они ничего не расскажут подросшей правнучке, и надеялась, что любопытная Сашина натура сама рано или поздно найдет альбом среди старых книг и заинтересуется им.

– Полагаю, нам нужна какая-то из этих коробок, – Саша огляделась по сторонам. – Давай искать. Будет подписана либо «бабушка Саша», либо «Александра Константиновна», либо как-то так.

Они принялись просматривать коробки и надписи на них, некоторые приходилось двигать, чтобы увидеть надпись. Потревоженная пыль взмывала в воздух, липла к одежде, клоками цеплялась к волосам, когда Войтех откидывал назад мешающую челку.

Коробка нашлась у дальней стены. Войтех без труда раскрыл ее: клей на липкой ленте за эти годы почти высох.

– Кажется, это оно, – предположил Войтех, осматривая блокноты и тетради, которые лежали сверху.

Чувствуя, как дрожат от волнения руки, Саша вытащила из коробки большую плоскую шкатулку, в которой вполне мог поместиться блокнот или ежедневник. Она замерла, глядя на нее и почему-то не решаясь открыть, хотя здесь наконец-то были ответы на те вопросы, которые мучили ее последние дни.

– Давай спустимся вниз, – предложила она Войтеху. – На кухне есть чай, там и почитаем.