Книга: Президент Каменного острова
Назад: Глава тридцать четвертая
Дальше: Глава тридцать шестая

Глава тридцать пятая

Наконец-то мы приглашены на остров. Высокий камыш наглухо закрывал вход. Пропустив нас, он снова выпрямлялся. Направляя лодку к пещере, Сорока старался не поломать камыш. Иначе легко было бы узнать, где вход.
У колодца нас встретил Коля Гаврилов и еще двое мальчишек. Я ух узнал — они участвовали в «морском бою». Один из них сшиб Гарика с лодки. Но Гарик не узнал его. Или сделал вид, что не узнал. Коля подмигнул и, показав большой палец, сказал:
— Во-о уха!
Мальчишек звали: одного Сашка, второго Миша. Они вместе с нами отправились в глубь острова.
— А где Сережа? — спросила Аленка.
— Я тут, — ответил я.
— Я про лося, — сказала Аленка. Вместо лося Сережи нас встретил на тропинке медвежонок Кеша. Он заметно вырос. Лапа у него зажила. Кеша поковылял за нами, но потом отстал.
Мы шли по знакомой тропинке. Сегодня кроликов не видно. Попросить у Сороки парочку маленьких крольчат? Нашим веселее будет. Каждый день мы рвали на лужайке молочай и клали у норы. Кролики высовывали из-под земли носы и, учуяв еду, тащили ее в нору. Они привыкли к новому месту и далеко от дома не убегали. Деда совсем не боялись. Прыгали у самых ног. Дед только носом поводил и хвостом махал. Ему кролики тоже нравились.
Напротив знакомого дома дымился костер. Котел с ухой был снят с рогулек и дожидался нас. На газете — нарезанный хлеб, зеленый лук, соль. Ребята лежали и сидели на лужайке. Увидев нас, они замолчали.
Аленка и Коля толковали про лосей. Гарик исподлобья смотрел на мальчишек: узнавал участников драки. В окно высунулась черная голова с наушниками. Я узнал Темного.
— Вызывает «Гроза», — сказал он. Сорока тотчас скрылся в доме.
Вернувшись, Сорока пригласил нас к котлу. Наверное, «Гроза» сообщила ему приятные вести, потому что он улыбался. Аленка первая взяла ложку и сунула в котел. Она долго дула на прозрачный бульон и наконец торжественно поднесла ложку ко рту. На нее никто не смотрел, но чувствовалось, ребята ждут, что она скажет. Леха Рыжий тоже ждал. Он здесь главный повар. По носу видно. На носу сажа и на щеке.
Аленка ничего не сказала, она снова засунула ложку в котел. И тогда вслед за ней потянулись к ухе и мы с Гариком, а за нами — остальные.
Уха была вкусная. Такой мы еще дома ни разу не ели. Потом Коля Гаврилов объяснил мне, что это настоящая рыбацкая уха. Тройная. Все ели молча. Иногда кто-либо из ребят сворачивал лук в комок и макал в соль. Я тоже попробовал. И уха с зеленым луком показалась мне еще вкуснее.
— Это вещь… — пробормотал Гарик, облизывая ложку.
— Кто варил? — спросила Аленка.
— Уху не варят, а заваривают, — ответил толстоносый Леха. Лицо у него стало довольным. Он понял, что уха понравилась.
— Я никогда такой вкусной ухи не ела, — сказала Аленка.
— И я, — сказал я.
— Научите такую варить?
— Заваривать, — поправил Леха. — Секретов тут нет — была бы рыба.
— Научишь?
— Можно, — ответил Леха, расцветая от гордости.
— Тащи молоко, — приказал Сорока.
Леха поднялся и принес из дома пузатый кувшин с молоком. За вторым он отправил Колю. Молоко пили из эмалированных кружек с разными рисунками. На моей кружке нарисованы два медведя. Один похож на Кешу. Молоко была холодное.
— Можно подумать, что у вас холодильник, — сказала Аленка.
— А как же… — ответил Коля и опрокинул кувшин. К нашему великому изумлению, из кувшина вывалилась…
— Змея! — воскликнула Аленка.
Коля поднял «змею», стряхнул с нее прилипшие иголки, сучки и снова засунул в кувшин.
— Уж, — сказал он. — Мы их в молоко кладем, чтобы холодное было. А еще лягушек можно.
— Артисты, — сказал Гарик.
— Это не мы придумали, — ответил Сорока. — Наши прадеды.
— И ужи там все время сидят? — спросила Аленка.
— В жару только… — ответили ей.
— И не убегают.
— Им нравится в кувшине.
— Чудеса, — сказала Аленка.
После обеда нас пригласили в дом. Там была всего одна большая комната. Очень светлая. В одном углу новенький телевизор «Волна», в другом — большой квадратный стол. На столе портативная радиостанция, наушники, журнал, микрофон. Сорока подошел к радиостанции, включил. Послышался треск, музыка, разговор.
— Летчики переговариваются, — сказал Сорока. Он дунул в микрофон и сказал:
— Я Сорока. Вернулся Павел Михайлович? Прием.
В наушниках что-то захрипело. Сорока нахмурился и сказал:
— Вернется — сразу сообщи, слышишь? И будь все время на месте… Я проверю.
Снова в наушниках захрипело. Сорока снял их и, немного подождав, сказал:
— Будешь спорить — сменю! И больше не подпущу к микрофону. А с «Грозой» я без тебя договорюсь.
Он выключил рацию. Но не успели мы выйти из комнаты, как Темный (он дежурил у рации и даже не ел с нами уху) окликнул Сороку:
— Опять «Гроза».
Сорока взглянул на нас: очевидно, ему не хотелось при нас разговаривать, но ничего не сказал.
— Я Сорока.
Шорох в наушниках.
— Я разговаривал с аэродромом…
Шорох в наушниках.
— Генерал прилетел?
Длительный шорох в наушниках.
— Я сам поеду с ним… Только мы его просто так не отпустим… После рыбалки у костра. Насчет ухи Леха постарается!
Шорох в наушниках. Лицо Сороки стало хмурым.
— Скажите своему Леве, что он дурак… Все!
Мы вышли из комнаты.
Сорока снял наушники и передал Темному.
— Ты что-нибудь понял? — спросил Гарик.
— Генерал приедет в гости.
— А кто этот Лева-дурак?
— Мало ли на свете дураков, — ответил я.
За спортивной площадкой на опушке леса мы увидели три большие палатки. В доме ребята не живут. Это их штаб. Мальчишки выволакивали из палаток матрасы, набитые сеном, и выколачивали их. Сегодня суббота. Генеральная уборка, как и у нас в доме. Аленка полы выскоблила, старую мебель протерла мокрой тряпкой. Даже стекла вымыла. Неподалеку от дома лежала огромная мачта, связанная толстой проволокой из трех длинных жердей. На конце мачты — мудреное сооружение из алюминия и проволоки. Интересно, как они ее поднимут? Это та самая мачта, о которой отец говорил. Она сделана по чертежу Сороки.
На лужайке Коля Гаврилов привязывал к прозрачному шару вырезанную из картона черную рыбину. Сейчас запустит в небо. Послышался знакомый гул. Над лесом показались три вертолета. Шар с рыбиной взмыл над островом. Вертолеты пролетели, а мы, задрав головы, все еще смотрели на ясное небо. Черная рыбина отчетливо виднелась. Покачиваясь, она поднималась все выше и выше и скоро исчезла.
— Куда она улетела? — спросила Аленка.
— В космос, — ответил Гарик. — Фотографировать обратную сторону Марса.
— Обыкновенный шар-зонд, — сказал Сорока.
— Высота две тысячи, — раздался голос сверху. На высоченной сосне, у самой вершины, был сделан маленький помост. На нем стоял босоногий мальчишка и глядел в прибор, похожий на подзорную трубу.
— Зачем вы эту штуку запустили? — спросил Гарик.
— Люблю шары запускать… — сказал Сорока.
— Две тысячи пятьсот метров, — доложили сверху.
— Я говорил, до Марса долетит, — сказал Гарик.
— Уж сколько лет ученые спорят, есть ли на Марсе жизнь? — сказал Президент. — И никто не узнает, пока нога человека не ступит на эту планету… Если марсиане существуют, то какие они? На нас похожи или на пауков каких-нибудь? Главное не в этом, а вот мирные они существа или воинственные? Марс — бог войны… В Ленинграде есть Марсово поле. Как они встретят нас? Дубинками или хлебом и солью…
— Марсиане пилюлями питаются, — сказал Гарик. — Я где-то читал…
— Это самая интересная планета… — продолжал Сорока. — После Луны полетят туда… Вот увидите.
— Может быть, ты полетишь, — сказал я.
Сорока посмотрел на меня, усмехнулся:
— Может быть…
— Я был на вашем острове, — сказал Гарик.
— Около острова, — поправил Сорока.
— Помнишь, вы угощали летчика ухой? И Серегин отец был. Летчик рассказывал про какого-то Виктора.
Сорока удивленно смотрел на Гарика.
— Ты был ночью на острове?
— Об этом знает ваш медведь… — засмеялся Гарик. — Он целовался с Сергеем… У самого костра.
— Было такое дело, — сказал я.
Президент позвал Колю Гаврилова.
— Посмотри н журнале, кто дежурил у колодца… В прошлую субботу.
Коля ушел и долго не возвращался. Сорока молча ждал. Наконец вышел Коля. Лицо у него было кислое.
— Кто?!
— В субботу? — спросил Коля.
— Не тяни резину!
— Если в субботу, то я…
Сорока посмотрел ему в глаза. Коля замигал и отвернулся. Я еще не видел его таким сконфуженным.
— А если бы это было на границе?
— На границе другое дело…
— Ты нарушил наш устав, — сказал Сорока. Голос у него был жесткий.
— Захотелось послушать Павла Михайловича…
— Вася! — позвал Сорока.
К нам подошел Вася Островитинский. В руке у него толстый сук с паклей. Пакля в дегте. Вася смолил основание мачты. Он кивнул нам и уставился на Президента. С пакли срывались черные капли дегтя и падали в траву.
— На берег, — не глядя на Колю, сказал Сорока.
— В первый ведь раз… — Коля чуть не плакал.
— Поработаешь неделю на кухне, — сказал Президент. — С девчонками.
— А мачту поднимать?
— Без тебя поднимем.
— А эту штуку…
— Иди, — сказал Сорока.
— Эх, а еще друг называется… — Коля отвернулся, шмыгнул носом.
— Хромай, — сказал Вася и, бросив палку в кусты, подтолкнул Колю. Когда они скрылись за деревьями, Гарик покачал головой:
— Подвел парня под монастырь…
Мне тоже стало жалко Колю. И Аленке.
— У тебя каменное сердце, — сказала она.
Сорока ничего не ответил. Но нам стало понятно, что это их внутреннее дело и нечего куда не положено нос совать. Даже Аленке.
— В каком месте убили Смелого? — спросил я.
— На берегу, — ответил Президент.
— Он был храбрый охотник? — спросил Гарик, взглянув на Аленку.
— Он был герой, — сказал Сорока. — И умер как герой.
— Его граф из ружья застрелил?
— Какой граф? — нахмурился Президент.
Я сказал Сороке, что Гарик ничего не знает про Смелого. А граф и охотник — персонажи из сказки, которую выдумала Аленка. Я попросил Сороку, чтобы он еще раз рассказал, как погиб Смелый. Мы слушали его не перебивая. Сорока рассказывал скупо, без подробностей. Иногда рукой показывал, где стояли белые, где пытали красноармейцев. Показал сосну, на суку которой повесили пять человек. Сначала Гарик слушал недоверчиво, с усмешкой, но потом, по-видимому, и он поверил, что все было так, как рассказывает Сорока.
— Что твой граф… — сказал я, когда Президент замолчал,
— Это не легенда? — спросил Гарик.
— Сходи в Островитино, — ответил Сорока. — Старики до сих пор помнят Смелого. — Он поднялся со скамейки и ушел в дом. Вернулся с картонной папкой. — Вот здесь документы, — сказал он. — Это все, что мы собрали о Смелом, его сыне и внуке.
— И все герои, — сказала Аленка. — Это по наследству передается?
— Не знаю, — ответил Сорока.
— А сколько лет мальчику, которого вы разыскиваете?
— Мой ровесник, — ответил Сорока.
— Зачем он убежал из дому? — сказал я.
— Отец погиб, мать умерла… Убежишь!
— А родственники у него есть?
— В Островитине, — сказал Сорока. — Дальние…
— Где же он? — спросила Аленка.
Гарик не принимал участия в разговоре. Он перебирал пожелтевшие бумаги в папке. Лицо у него было сосредоточенное. Вдруг папка соскользнула с его колен и упала в траву. Бумаги рассыпались.
— А это откуда у тебя? — спросил он.
Сорока, мельком взглянув на фотографию, которую Гарик держал в руках, нагнулся за бумагами.
— Без архива нас оставишь, — сказал Президент, подбирая документы.
Гарик молча разглядывал старую фотографию с отломанным углом. На ней были изображены летчик со Звездой Героя, молодая женщина в свитере и большеглазый мальчик в матроске лет пяти. На черной ленте бескозырки надпись: «Грозный». Мальчик сидел у летчика на плече. Летчик и женщина улыбались, мальчик был серьезен.
Сорока осторожно потянул фотографию из руки Гарика, но тот снова вырвал ее.
— Осторожнее, — сказал Сорока. — Порвешь.
— Где ты ее взял? — снова спросил Гарик. И голос его показался мне незнакомым.
Сорока заглянул ему в лицо и с надеждой спросил:
— Ты его знаешь?
Гарик выхватил у Сороки папку и снова стал рыться в ней. Нашел какую-то газетную вырезку, быстро пробежал глазами. Мы с удивлением смотрели на него. Но он, наверное, забыл про нас. Выхватывая из папки листы, он читал их один за другим. Когда листы кончились, Гарик снова взял фотографию и спрятал ее под рубашку. Сбоку взглянув на Президента, он сказал:
— Я возьму ее…
— Это почему? — спросил Сорока.
— Жаль?
— Это очень ценная для нас фотография…
— Я ее все равно не отдам, — сказал Гарик.
— Вот как… — Сороки стал злиться. Но Гарик отвернулся от него и посмотрел на сосну, с которой недавно слез мальчишка. Тот самый, который сообщал, на какую высоту поднялся шар-зонд. Гарик подошел к дереву, поплевал на ладони и полез. Вот он скрылся в ветвях. А немного погодя мы услышали:
— Ты не сердись, Сорока, но фотографию я не отдам…
— Не понимаю! — крикнул Сорока.
— Что с ним? — сказала Аленка.
— Не знаю, — ответил я.
Гарик спустился, посмотрел на руки. К ним пристала смола.
— Вид красивый… — сказал он. — Сверху.
— Красивый… — повторил Президент.
Гарик осторожно вытащил фотографию, протянул ему:
— Забирай… У меня такая же была… Это мой отец, мама и я.
Назад: Глава тридцать четвертая
Дальше: Глава тридцать шестая