Безопасность — одна из старейших проблем дизайна рынка; она возникла задолго до появления сельского хозяйства, во времена, когда охотники обменивались топорами и наконечниками стрел, которые археологи сегодня находят за тысячи миль от места, где они были сделаны.
В более поздние времена, в средневековой Европе, в обязанности королей входило обеспечение безопасного проезда подданных на рынки и ярмарки. Для осуществления здоровой коммерции покупатели и продавцы должны были знать, что торговать безопасно, что по дороге их не ограбят, или сделают что-нибудь того хуже, разбойники. Без гарантий безопасного проезда рынки просто не могли бы работать: это было бы слишком рискованно для торговцев. Но в ином случае королевства и феодальные вотчины были бы лишены существенного источника дохода в виде налогов, выплачиваемых торговым людом.
В хаосе Оклахомской земельной гонки, о которой рассказывалось в главе 4, даже для тех, кто успел застолбить желаемый участок земли, поездка в контору в Эниде, регистрирующую право собственности, была сопряжена с серьезной опасностью. Чтобы избежать разбойного нападения, многие люди предпочитали передвигаться большими группами.
На некоторых рынках, особенно нелегальных, до сих пор сохраняется риск ограбления и физического ущерба, например при продаже наркотиков или занятии проституцией. Тут покупатели и продавцы украдкой встречаются в уединенных, плохо охраняемых местах. Обычно угроза исходит не только от третьих лиц, промышляющих на этих рынках и ворующих деньги или товар, но и от самих продавцов и покупателей, которые иногда тоже охотятся друг на друга. По сути, один из аргументов, приводимых в пользу легализации наркотиков и проституции, состоит в том, что нелегальность этих рынков заставляет людей взаимодействовать в неконтролируемом и опасном мире преступности. (Об этом подробнее рассказывается в главе 11.)
Конечно, риск существует не только на нелегальных рынках. Например, с ним сталкиваются таксисты в крупных городах: иногда пассажиры просят отвезти их в неблагополучный район и там грабят, а иногда даже убивают. Кроме того, достаточно пару раз посмотреть новости по телевизору, чтобы убедиться, что работа в ювелирном магазине, банке или на бензоколонке тоже тесно связана с угрозой грабежа. И подобно средневековым европейцам, наши современники рассчитывают на то, что правительства их стран обеспечат им базовую безопасность, без которой не может процветать ни один рынок.
Однако, следует отметить, на рынках вас подстерегает много других, более прозаических рисков. Например, вы можете не получить оплаченный товар, или он окажется не того качества, которого вы ожидали. Сегодня мошенники научились красть данные вашей кредитной карты и использовать их для покупки разных вещей, а счет придет вам. (Конечно, чтобы обезопасить пользование кредитками, банк страхует своих клиентов от данного вида финансовых потерь, но не от проблем и неудобств, связанных с исками по обвинению в мошенничестве.) Подобные факты объясняют, почему покупать что-либо на легальном рынке у легко идентифицируемого продавца почти всегда безопаснее, чем в результате незаконной сделки. Легальный рынок дает нам определенные гарантии справедливого отношения, ведь в противном случае всегда можно призвать мошенника к ответственности по закону.
Много лет назад мы с женой жили в крошечном городке Фармер (с населением две тысячи человек) в штате Иллинойс. Однажды мы внесли залог за обеденный стол в одном из магазинов торгового центра, расположенного в ближайшем, более крупном городе. Несколько месяцев спустя, после многочисленных бесплодных попыток либо получить свой стол, либо вернуть деньги, я наконец решил обратиться в суд мелких тяжб в административном центре округа. Сотрудник канцелярии выдал мне форму для заполнения и любезно подсказал, что я могу скопировать адрес магазина с одной из многочисленных жалоб, уже поданных на него другими покупателями.
После нескольких поездок в суд (мебельный магазин старался всячески затянуть дело) решение было вынесено в мою пользу. Мы даже получили обратно свой залог — буквально накануне того дня, когда магазин окончательно ушел из бизнеса. Таким образом мой опыт общения с нечестным продавцом оказался всего лишь досадной неприятностью, а я, поспособствовав его концу, возможно, даже сыграл некоторую роль в исправлении ситуации на местном рынке. (Хотя вполне вероятно, что этот торговец просто перебрался в другой город и опять начал брать с покупателей деньги за товар, который не собирался поставлять. И так продолжалось до тех пор, пока он не приобрел дурную славу и там и не был вынужден переехать в другое место.)
На рынке чрезвычайно важна репутация. Вернись я в тот уголок Иллинойса сегодня, то, вероятно, обнаружил бы там мебельные магазины, которые работали и много лет назад и по сей день остаются в бизнесе, обслуживая второе, а то и третье поколение клиентов. Их долговечность была бы свидетельством их честности и надежности. Любой магазин, который долгое время работает в одном месте, скорее всего, пользуется хорошей репутацией, а если у вас возникли сомнения на его счет, вы всегда можете расспросить местных жителей и найти удовлетворенных либо, напротив, недовольных клиентов.
Люди или компании, физически сосредоточенные в одном месте, могут заработать хорошую репутацию абсолютно естественным способом: для этого достаточно просто быть честным бизнесменом. Но в интернете никто не знает о том, насколько ответственен продавец. Клиенту интернет-компании намного труднее оценить ее порядочность, ведь ему известно только пользовательское имя продавца, а лично ни вы, ни другие клиенты, скорее всего, с ним никогда не встречались. Начиная заниматься торговлей в интернете, вам нужно прежде всего найти способ убедить потенциальных клиентов в том, что они могут вам доверять, что вы не из тех, кто управляет компанией из интернет-кафе, расположенного на противоположной стороне земного шара.
Несколько лет назад новые интернет-рынки активно занимались решением проблемы безопасности транзакций. Им было нужно убедить совершенно незнакомых людей в своей абсолютной надежности. Например, eBay пришлось придумывать, как ежедневно внушать миллионам покупателей чувство уверенности в том, что они получат свой заказ (особенно после ряда широко освещаемых в средствах массовой информации случаев жульничеств в интернете). Ни хозяин, сдающий в аренду свободную комнату путешественнику на сайте Airbnb, ни таксист, принявший заказ от пассажира через Uber, ни пользователь, решивший продать что-нибудь с помощью Craigslist, безусловно, не отказались бы получить некоторые гарантии добросовестности совершенно незнакомых им людей. Покупатели, скорее всего, тоже хотели бы убедиться в честности домовладельца, водителя или торговца.
До сих пор я говорил в основном о безопасности рынка, но мне хотелось бы сказать пару слов и о его надежности. Безопасность и надежность очень зависят от доверия к нему. Заказывая автомобиль на Uber, вы хотите знать многое: что вы получите опытного водителя, что автомобиль не попадет в аварию, что вы вовремя прибудете в пункт назначения. Но прежде чем загрузить приложение Uber в свой смартфон, вы хотите быть уверенным, что после этого операционная система не заразится вирусами и приложение не будет работать слишком медленно или выдавать неточную информацию (то есть таксист подъедет туда, где вы находитесь). И уж конечно, вам очень хочется не беспокоиться о краже личных данных, если вы поделитесь конфиденциальной информацией. Если бы приложение Uber давало сбой в любом из перечисленных пунктов, то клиенты немедленно удаляли бы его из своих смартфонов, а компания не имела бы ни малейших шансов на выживание. Но таксист Uber тоже хочет убедиться в вашей надежности: что вы не отмените заказ в последнюю минуту, что, довезя вас до нужного места, он получит условленную плату.
Итак, рынок считается заслуживающим доверия, если он действительно безопасен — иными словами, если обе стороны сделки могут полагаться и рассчитывать друг на друга и на используемые технологии.
Подходы, используемые в целях обеспечения безопасности и надежности интернет-рынков, постоянно совершенствуются (ведь мошенники очень умны и изобретательны в поиске новых способов обмана). До сегодня дизайн, обеспечивающий надежность рынков, в основном был устроен так, чтобы предлагать безопасные методы проведения платежей, страхование неудачных сделок и системы обратной связи, позволяющие честным продавцам, а иногда и покупателям, приобрести хорошую репутацию и демонстрировать ее на рынке.
Первопроходцем в области решения вопросов безопасности интернет-рынков была компания eBay. На первых порах многие продавцы этого онлайн-аукциона не имели развитого, физически локализованного бизнеса, поэтому не могли обеспечить себе доброе имя и потом распространить его в сети. Почти всем им приходилось начинать строить свою репутацию с чистого листа.
Впрочем, проблема надежности касалась не только продавцов, которые могли предоставить товар, не вполне соответствующий своему описанию, но и покупателей, которые могли не оплатить поставленный товар своевременно, а то и вовсе не заплатить. Для решения этой проблемы была создана система обратной связи eBay , она использовалась до появления более удобных механизмов онлайн-платежей, таких как PayPal. Предназначалась эта система для обеспечения обеих сторон сделки (покупателя и продавца) обратной связью. Первоначальные правила системы, в том числе требование к пользователям оставлять позитивную, нейтральную или негативную оценку, а также комментарий, вскоре претерпели некоторые изменения, основанные на практическом опыте. Теперь важно было устранить возможность искусственного создания положительной обратной связи. Со временем система эволюционировала, и теперь вся обратная связь идентифицируется по пользовательскому имени оставившего отзыв человека; и оставить его могут только покупатель — победитель торгов и продавец. Таким образом, посторонний человек уже не может оставить восторженные отзывы и исказить реальные рейтинги.
Тем не менее по прошествии времени рейтинги все равно становятся более позитивными, что, конечно же, делает их менее информативными. Причины такого положения вещей еще раз показывают нам, что пристальное внимание к мельчайшим деталям рынка позволяет выявить аспекты человеческого поведения, которые в противном случае остались бы скрытыми от нашего взора. В данном случае все объяснялось тем, что большая часть обратной связи стала взаимноориентированной: продавцы оставляли отзывы о покупателях, зеркально отражавшие оставленные ими отзывы. Иными словами, обе стороны придерживаясь неписаного правила культуры eBay: ты мне, я тебе. В результате обратная связь, оставленная по итогам сделки, в большинстве была положительной, а негативные отзывы встречались редко.
С помощью трех экономистов, Гари Болтона, Бена Грейнера и Акселя Окенфелза (моих бывших студентов и аспирантов), eBay разработала новую систему обратной связи , благодаря которой покупатели могли анонимно оставлять более подробные отзывы о том, насколько точно был описан предлагаемый продавцами продукт и насколько оперативно он был доставлен. Эта система существенно повысила уровень информативности рейтингов онлайн-аукциона. Неожиданно оказалось, что далеко не все участники испытывали восторг от каждой сделки.
Этот опыт eBay выявил еще один принцип хорошего дизайна: рынки зависимы от надежной информации. Покупатели хотят получать достоверную информацию о продавце из отзывов других покупателей, уже имеющих опыт общения с конкретным продавцом. Однако если предоставление таких сведений обходится покупателям дорого или сопряжено с риском, они не станут ею делиться, и от этого пострадает весь рынок. Пока отзывы на сайте eBay не стали анонимными, недовольный покупатель, оказавший другим покупателям большую услугу, рассказав им о своем неудовлетворительном опыте общения с тем или иным продавцом, рисковал получить «ответный удар» в форме такого же негативного отзыва. Нередко покупатели и продавцы помогали друг другу (или наказывали), обмениваясь взаимной обратной связью, но при этом они наносили ущерб рынку в целом, ограничивая объем точной, достоверной информации. Но после того как eBay сделала обмен отзывами анонимным и, следовательно, совершенно безопасным, информация о продавцах стала более точной и полезной .
Посетив в 2014 году eBay, я узнал, что компания обдумывает дальнейшие изменения, отображающие эволюцию своего рынка и отрасли. Сегодня все большие объемы продаж онлайн-аукциона делают профессиональные торговцы новыми товарами, а не люди, выставляющие на продажу свои подержанные сокровища, найденные в подвалах и на чердаках, как было прежде. Благодаря этим преобразованиям страховка, предоставляемая eBay на отдельные сделки, позволяет покупателям избавиться от значительной доли риска, с которым иначе они наверняка столкнулись бы. А способность компании отслеживать эффективность своих, все чаще профессиональных, продавцов, скорее всего, поможет ей быстрее и заметнее выделять лучших из лучших и отодвигать на задний план нечестных или некомпетентных. Иными словами, по мере того как профессионалы в сфере продаж начинают играть на этом рынке все более важную роль и становятся похожими на обычные (не онлайновые) магазины, eBay получает возможность эффективнее защищать покупателей от недобросовестных продавцов таким же образом, как это делают обычные торговые центры, — то есть выдворяя тех, чье присутствие негативно сказывается на репутации рынка в целом.
Как известно, для эффективной работы рынкам требуется много информации, но иногда обмен данными бывает чрезмерным, поскольку участники рынка часто хотят, да и обязаны, сохранять некоторую конфиденциальность. Неспособность рынка обеспечить их достаточным уровнем защиты данных делает его небезопасным, что ведет к его несостоятельности.
Самый простой пример — это обеспечение гарантии безопасности личных данных владельцев банковских счетов и кредитных карт. Безусловно, раньше коммуникации в интернете были еще менее защищенными, чем сейчас, но и сегодня нам все еще приходится очень осторожно распоряжаться некоторой личной информацией. PayPal решила проблему конфиденциальности платежей для eBay и других интернет-рынков, обеспечив их таким механизмом, который позволяет покупателю не вводить информацию о своей кредитке при каждой сделке. Тем не менее люди часто крайне неохотно делятся и разными другими сведениями о себе, что, конечно, не способствует эффективному функционированию многих рынков. Например, на аукционе eBay вам предлагают указать доверенную ставку максимальной суммы, которую вы готовы заплатить за интересующий вас продукт. Компания обещает использовать это предложение для повышения ставок от вашего имени, но только до уровня, необходимого для вашей победы в торгах. Вам приходится доверять eBay в том, что данная информация будет использоваться согласно обещанию, а не для того, чтобы заставить вас заплатить максимальную сумму, которую вы готовы выложить, независимо от реального хода аукциона. Доверие чрезвычайно важно для успеха такой бизнес-модели, и меня совсем не удивляет, что я ни от кого не слышал ни единого упрека в том, что eBay когда-либо злоупотребила их доверием.
Впрочем, существуют и другие причины нежелания людей разглашать сведения о том, сколько они готовы заплатить за выставленный на аукцион товар. Например, иногда некоторые участники торгов или недобросовестные продавцы, притворяющиеся покупателями, повышают ставки, чтобы узнать, как вы на это (непроизвольно) отреагируете. Им нужно узнать, каков ваш «потолок», или просто взвинтить цену. Чтобы предотвратить это, вы можете подождать, позволив другому участнику торгов сделать первоначальное предложение — и, следовательно, стать аукционером, предложившим повышенную ставку, — а затем в последний момент неожиданно вступить в торги с предложением гораздо более высокой цены. Поскольку такой ход обычно делается близко к запланированному окончанию аукциона, аукционная война не может разгореться, хотя это наверняка произошло бы, сделай вы свою ставку раньше.
По сути, на аукционах eBay ставки часто делаются в последние секунды — такой способ участия в торгах называют снайпингом. Компания даже разработала специальное программное обеспечение для автоматизации этого процесса. В сущности, снайпинг можно рассматривать как противоположность анрейвелинга, так как в данном случае сделка заключается не слишком рано, а наоборот, слишком поздно. Однако оба эти явления наглядно демонстрируют, что риск на основном рынке стал настолько высок, что участнику следует пойти на риск иного рода. Например, на аукционах eBay многие считают излишне рискованным слишком рано раскрывать сведения о том, сколько они готовы заплатить. Этого можно избежать, если вступить в торги в последнюю минуту аукциона, что тоже рискованно, потому что вы можете попросту забыть сделать ставку или из-за слишком позднего поступления она не будет зарегистрирована.
Мы с Акселем Окенфелзом опрашивали людей, практиковавших снайпинг, вскоре после создания eBay . Выяснилось, что почти все, кто планировал вступить в торги в последнюю минуту, время от времени терпели фиаско по двум названным выше причинам. Тем не менее они считали такое поведение более безопасным, чем слишком рано открыть карты и открыто заявить, сколько они согласны заплатить за предмет торговли. (Кстати говоря, это привело к появлению рынка специального программного обеспечения для снайпинга.)
Мы уже не раз говорили, что если участники неохотно раскрывают значимую информацию, то рынок, как правило, начинает работать неэффективно. На eBay сокрытие информации о ставках от других участников с помощью снайпинга ведет к непредсказуемости цен, а если «снайперов» много, то далеко не в каждом аукционе побеждает тот, кто на самом деле готов заплатить самую хорошую цену .
Снайпинг позволяет людям участвовать в аукционе eBay, не разглашая конфиденциальной информации и при этом не нанося смертельного удара рынку. А вот некоторые другие рынки неудача постигла потому, что они пытались заставить участников делиться сведениями, разглашение которых те считали небезопасным. Например, компания Covisint, основанная в 2000 году консорциумом крупнейших автомобильных компаний, была призвана стать прозрачной онлайн-площадкой для торговых операций между автопроизводителями и их поставщиками. Однако поставщики автозапчастей были отнюдь не в восторге от идеи, что им придется раскрывать цены как своим клиентам, автомобильным компаниям, так и конкурентам. К 2004 году автопроизводители окончательно отказались от этого проекта и вынуждены были продать Covisint за ничтожно малую цену по сравнению с суммой, которую они в нее инвестировали.
Похожая неудача постигла и питсбургскую аукционную компанию FreeMarkets, основанную в 1995 году с целью изменения подхода компаний к закупкам сырья и материалов. FreeMarkets предлагала проводить закупочные аукционы, на которых потенциальные поставщики должны были делать ставки, указывая, какую плату они намерены взимать за те или иные заказы. Предложивший наименьшую цену участник торгов становился победителем аукциона. Компания также предлагала дополнительную услугу — поиск новых участников, допущенных к торгам и соответствующих требованиям ее клиентов. По идее, если компания-клиент предельно точно определяла, что именно ей нужно купить, она могла приобрести на аукционе все это у более широкого круга потенциальных поставщиков и тем самым существенно снизить затраты на закупку.
Но все пошло не так, как рассчитывала FreeMarkets. Многие компании не просто делают закупки — в таком случае ценовой фактор был бы для них единственно важным критерием, они часто действуют на рынках соответствия, а не на товарных рынках, поскольку с поставщиками их связывают длительные деловые отношения. А поставщики сочли рискованным раскрывать конкурентам информацию о своих скидках и методах ведения бизнеса, и в итоге закупочные аукционы ждал бесславный конец. На пике интернет-бума рыночная капитализация FreeMarkets некоторое время была более высокой, чем у питсбургской соседки U.S. Steel. Но продолжалось это совсем недолго, и в 2004 году компания была продана.
Словом, в таких совершенно разных секторах рынка, как аукционные компании eBay и FreeMarkets и система распределения учеников в государственные школы Нью-Йорка, была выявлена одна общая проблема — необходимость эффективного управления информационным потоком. Каким бы удачным ни был дизайн рынка во всех остальных аспектах, скорее всего, он не обеспечит участников всем желаемым и не гарантирует им безопасности в попытках получить это.
Вышеназванный факт практически полностью игнорировался в системе распределения детей по учебным заведениям Бостона. И к большому сожалению, никто даже не понимал, что это проблема.
В отличие от Бостона, в Нью-Йорке осознали необходимость реорганизации системы распределения школьников, хотя она и напоминала лечение сердечного приступа: пациент сам понял, что что-то нужно делать, и как можно быстрее. Поскольку после завершения всех туров распределения могли быть ущемлены интересы невероятно большого числа учащихся — целых тридцати тысяч, — промедление было подобно смерти. Помимо этого, рынок Нью-Йорка страдал от перенасыщенности, и убеждение людей в том, что небезопасно открыто говорить о своих предпочтениях, казалось проблемой второго порядка.
В Бостоне решение проблемы дизайна рынка было больше похоже на лечение пациента с высоким кровяным давлением. Симптомы этой опасной болезни обычно менее явные. В отличие от Нью-Йорка здесь уже была внедрена отлаженная компьютеризированная система распределения: семьи составляли списки учебных заведений в порядке убывания приоритетности, и ребенка зачисляли в одну из школ. Таким образом, в данном случае перенасыщенность не представляла проблемы; распределение проходило быстро, хотя, надо признать, после основного тура списки ожидания сокращались довольно медленно.
Следует сказать, что Бостонский школьный округ (Boston Public Schools — BPS) пользовался собственным алгоритмом для распределения детей не только в средние школы, но даже в дошкольные учреждения и средние классы школы. И, казалось, очень многие учащиеся попадали в итоге в учебные заведения, значившиеся первыми в списке. Однако все эти позитивные результаты скрывали очень серьезную проблему: пользователи не доверяли системе. BPS изо всех сил старалась дать им желаемое, но способ, который она использовала, семьи школьников считали очень рискованным, поэтому боялись открыто говорить о своих предпочтениях.
В основе бостонской системы лежали правила, четко определявшие приоритеты при распределении детей по школам. Согласно этим нормам половина мест в обычной школе отдавалась в первую очередь тем, у кого в ней уже учились старшие братья и сестры. Во вторую очередь приоритетом пользовались дети, которые жили недалеко и могли ходить в школу пешком. Внутри этих групп — например, если для всех детей, живущих рядом со школой, не хватало мест, — распределение происходило по принципу лотереи; их получали счастливчики. А при распределении второй половины мест приоритетность устанавливалась исключительно по жребию.
В разделении бостонских школ на две половины отражаются политические реалии этого города. Распределение детей по школам словно делило родителей на две «партии». Люди, живущие в районе с хорошими школами, образовывали «партию тех, кто ходит в школу пешком», а остальные — «партию выбора». Политика приоритетности в Бостоне (городе, жители которого до сих пор помнят «автобусные войны», которые велись всего поколение назад, во времена десегрегации) представляла собой компромисс между этими двумя группами. Детали этой политики из года в год корректировались с учетом того, какая группа пользовалась в настоящий момент наибольшим политическим влиянием в городе.
После корректировки приоритетов и улаживания других соответствующих вопросов прежняя система Бостона, которая, кстати, до сих пор применяется во многих городах США, работала следующим образом. Центральная администрация просила родителей составить список по меньшей мере из трех школ в порядке убывания предпочтительности. Затем с помощью алгоритма как можно больше детей распределяли в школы, стоявшие первыми в перечне. Если такие школы не вмещали всех, кто больше всего хотел учиться именно в них, ребят распределяли с учетом описанных выше приоритетов, вплоть до заполнения всех мест. Это значит, что каждое учебное заведение сразу зачисляло учащихся с наивысшим приоритетом, тех, кто указал его первым в своем списке, — столько, сколько могло вместить, — а остальным школа отказывала. Затем этот же алгоритм «немедленного зачисления» распределял как можно больше оставшихся учеников по школам, значившимся вторыми в списке. Далее детей распределяли по школам, указанным в списке предпочтений третьими, и так далее. А тех, для кого не нашлось места ни в одной из включенных в их перечни школ, департамент образования направлял в ближайшую к их месту жительства школу, где еще были свободные места.
Наверняка вы подумали: а что же плохого в такой системе? Судя по всему, она старается помочь как можно большему количеству людей получить то, чего они хотят в первую очередь. На первый взгляд, этот подход действительно представляется вполне благонамеренным, рациональным и простым. Однако есть вещи, которые легко описать, но в которых трудно ориентироваться. Подобно старой нью-йоркской системе, система Бостона ставила родных школьников перед трудным стратегическим выбором, и зачастую для них было совсем небезопасно ранжировать школы в порядке, отражающем их реальные предпочтения.
Почему? Рассмотрим такую ситуацию. Допустим, семья с ребенком живет недалеко от очень популярного в районе детского сада, который работает полдня. В списке предпочтений родители малыша указали это дошкольное заведение вторым пунктом. На первом месте стоял не менее популярный детсад, расположенный несколько дальше от их дома, зато работающий весь день. Поскольку родители знают, что живут «в шаговой доступности» от первого дошкольного учреждения, то они могут быть уверены, что, назвав его в списке первым, непременно получат там место. Однако если они раскроют свои истинные предпочтения, то есть выберут работающий целый день сад первым номером, а работающий полдня вторым, то в результате могут не получить места ни там, ни там. Но в это дошкольное учреждение их ребенка могут не принять на основании того, что туда не ходят его братики и сестрички, либо потому, что семья живет довольно далеко от сада (не действует принцип доступности). При этом в подобной ситуации их ребенок может не получить места и в садике номер два, который в силу популярности заполнит все места детьми, чьи родители назвали его в своем списке первым. Словом, такое востребованное дошкольное учреждение получит больше первоочередных заявлений, чем у него есть мест, и, следовательно, заполнится сразу, как только алгоритм распределит максимальное число детей в сады согласно предпочтениям родителей.
Дальше дело становится еще хуже. Вполне вероятно, что родители нашего ребенка не устроят его и в сад, который числился в их списке третьим, поскольку он может попасть туда, только если свободные места не заполнены малышами, родители которых указали его первым или вторым в порядке своих приоритетов. В еще большей степени это относится к дошкольным учреждениям, перечисленным четвертым, пятым, шестым и так далее номером в списке. По сути, при старой бостонской системе мало кто включал в рейтинг более трех образовательных учреждений, так как шансы попасть в желаемую школу или сад, указанные далее третьего пункта, были ничтожны.
Вернемся к нашему примеру. Если родители малыша поставили работающий целый день детский сад первым в списке, то, по всей вероятности, они либо получат желаемое место (если им повезет), либо не получат места ни в одном садике из своего перечня и их ребенка распределят в непопулярное дошкольное учреждение, в котором после распределения всех детей по востребованным садам еще останутся свободные места. Вот так: либо пан, либо пропал. Или срываешь большой куш, или кончаешь совсем плохо. А ведь некоторые школы и детсады не пользуются популярностью небеспричинно, и если родители из нашего примера смогли устроить ребенка только в такой детский сад, они могут решить определить его в частную школу (если им это по карману) или даже переехать в пригород. Имейте в виду, что BPS, будучи подразделением муниципалитета Бостона, имеет весьма мощные рычаги влияния, не позволяющие недовольным родителям выйти из его системы. Неудовлетворенность горожан как минимум может навредить нынешним городским властям на очередных выборах; в худшем случае недовольные родители вообще уедут из Бостона и город лишится части доходов в виде поступавших от них налогов. По этим причинам экономисты и планировщики городов все чаще относят доступность хороших общеобразовательных школ к важнейшим факторам поддержания здоровья города.
Столкнувшись со сложным выбором, многие бостонские родители по вполне понятным причинам старались себя обезопасить. Около 80 процентов детей распределялись в школы, которые их мамы и папы записали в списке первым пунктом. На бумаге система выглядела на редкость успешной; создавалось впечатление, что большинство ее участников получают то, чего больше всего хотят. Но в реальности многие просто предпочитали подстраховаться и принимали безопасное стратегическое решение.
Подобное поведение на первый взгляд может казаться естественным. Я уже упоминал об этом раньше, в разговоре об анрейвелинге, то есть о потребности принимать решения рано. С такого рода необходимостью вы сталкиваетесь, когда едете по полной автомобилей улице, выискивая место для парковки. А теперь представьте себе, что бы вы чувствовали, если бы вам нужно было сказать, какое парковочное место вы предпочитаете в первую очередь, то есть если бы вам пришлось подавать заявку на место так же, как родителям при старой бостонской системе распределения мест в школах, а город отдавал бы места прежде всего тем, кто указал то или иное место первым номером своего рейтинга предпочтений. Вы видите свободное место. Следует ли вам остановиться на нем (как будто оно значится под первым номером), или стоит рискнуть и попытаться найти действительно более подходящее место, расположенное рядом с пунктом вашего назначения, даже если ваши шансы на это совсем невысоки?
Если бы места для парковки распределялись через координационно-информационный центр, который по мере возможности старался бы выбрать для максимального числа автомобилистов наиболее предпочтительный для них вариант, то, чтобы в конце концов не остаться с пустыми руками, вы вполне могли бы указать в первую очередь то место, которое, по вашему мнению, сможете получить, если назовете его первым. Даже такой простой выбор относится к стратегическим, поскольку вам надо принять во внимание вероятные решения других людей, от которых во многом зависит популярность парковочных мест, которые, скорее всего, заняты.
В 2003 году репортер Гарет Кук написал в газете Boston Globe статью о докладе по экономике, опубликованном ранее в том же году Атилой Абдулкадироглы и Тайфуном Сонмезом; в докладе ученые анализировали бостонскую систему распределения детей в школы. Журналисту не составило особого труда найти родителей, подтвердивших, что необходимость вступать в противоборство с системой вызывает у них серьезное разочарование . Как выразился один из таких людей, «разочарование родителей в этой системе вызвано исключительно тем, что им приходится называть первым номером тот выбор, который им на самом деле не является».
Несколько позже в том же году старший инспектор департамента школьного образования Бостона и его сотрудники предложили Атиле, Тайфуну, Парагу Патаку и мне встретиться с ними и обсудить, в чем мы видим главные проблемы их системы распределения и как их можно разрешить. Любопытно, что даже приглашению на эту встречу предшествовали некие действия в стиле сватовства, немного напоминающие организацию свидания вслепую. Выдающийся экономист сферы образования Кэролайн Хоксби попросила декана аспирантуры педагогического факультета Гарвардского университета связаться со старшим инспектором BPS Томом Пэйзантом и сказать ему, что проблемы округа нужно обсудить именно с нами.
Итак, утром 9 октября мы вчетвером приехали на Корт-стрит, 26, в штаб-квартиру BPS. Еще раньше мы отправили им материалы, в которых описали свои идеи по поводу преобразования системы распределения детей в школы так, чтобы семьи могли без опаски сообщать о своих истинных предпочтениях.
Поначалу сотрудники BPS были настроены весьма скептически. Они утверждали: «Возможно, профессора экономики и могут обойти правила системы, но обычные горожане ничего подобного, конечно же, никогда не делают». Услышав такое мнение, я, признаться, подумал, что наша первая встреча вполне может оказаться последней.
Однако настроение изменилось, как только Тайфун начал рассказывать о лабораторном эксперименте , проведенном им совместно с коллегой Йаном Ченом. Надо сказать, современные экономисты часто используют различные эксперименты как доказательство того, что экономическая среда влияет на поведение людей. Мы создаем в лабораториях искусственные экономики и платим участникам экспериментов исходя из достигнутых ими результатов. Такие опыты, конечно, не заменяют полевых наблюдений, но дополняют их. Преимущество исследовательского подхода заключается в том, что в лаборатории вы можете контролировать и измерять многие аспекты реальной среды, о которых можно только догадываться. Несмотря на то что в лабораторных условиях нельзя изучить полный спектр аспектов и деталей, учитываемых родителями при выборе школы для ребенка в реальности, вполне точно можно оценить, способна ли используемая система — в данном случае алгоритм немедленного согласия — эффективно распределять дефицитные ресурсы.
На самом деле в списках школ, подаваемых родителями в BPS, отражались не истинные, а только заявленные предпочтения. В эксперименте же, в котором распределялись условные места, исследователь мог сообщить участникам, сколько они заработают, если их в конце концов распределят в ту или иную условную школу. Это позволяло экспериментатору сравнивать предпочтения участников, согласно составленному ими рейтингу, с деньгами, которые они фактически зарабатывали в зависимости от того, в какую школу их в итоге распределяли.
Участники эксперимента не знали, что речь шла о школах Бостона; они просто старались немного подзаработать и изо всех сил пытались добиться самого лучшего и статусного распределения. А исследователь мог подсказать им, что именно для них более выгодно, открыто объявив, сколько денег они получат при том или ином развитии событий. Это означает, что в лаборатории экспериментатор мог узнать истинные предпочтения участников, которые неизмеримо труднее выявить в гораздо более сложной реальной среде.
Так вот, в одной из частей эксперимента, проводимого Тайфуном и Йаном, участники, игравшие роль бостонских семей, пытались получить распределение в желаемые школы посредством механизма BPS. Исследователи платили участникам 16 долларов, если их распределяли в самую дорогостоящую школу, 13 долларов — во вторую по стоимости обучения, 11 — в третью, и далее по очереди, вплоть до двух долларов за наименее выгодный вариант. Поскольку Тайфун и Йан сами определяли предпочтения подопытных в отношении каждой школы, участвующей в эксперименте, они сразу видели, когда кто-нибудь давал рейтинг, отличный от его истинных предпочтений.
Результаты эксперимента повергли руководство BPS в смятение и шок. Исследователи выявили, что некоторые участники «подгоняли» свои предпочтения под заявленный первый номер в рейтинге, даже если этот выбор не обеспечивал им наибольшего заработка. Иными словами, они интуитивно понимали, что добьются лучшего соответствия и заработают больше, если заявят о желании в первую очередь получить наилучшую альтернативу из доступных им, чем если станут стараться заработать наибольшую сумму в 16 долларов, рискуя при этом проиграть и получить в итоге гораздо меньше. Осознав этот факт, сотрудники BPS стали более восприимчивыми к нашим идеям и предложениям.
Я спросил их: «Какой детский сад в Бостоне считается лучшим?» Это оказалась Линдон-скул в районе Уэст Роксбери. Затем я поинтересовался: «А все ли родители называют это учебное заведение в качестве своего первоочередного предпочтения?» Оказалось, что нет; ведь было бы просто глупо потратить свою главную попытку, поскольку все равно не попадете в Линдон, если не стоите в первых рядах по приоритетности. В такое популярное дошкольное учреждение слишком трудно попасть.
«Вот именно!» — ответили на это мы.
После нашей первой встречи руководство BPS поняло, что их система, возможно, не совершенна, и попросило нас доказать им, что проблема действительно реальная и серьезная.
Спустя много лет, уже после того как Том Пэйзант ушел в отставку с поста старшего инспектора BPS, я спросил его, как он лично отнесся тогда к этому решению. Том ответил, что со времени прихода на эту работу в 1995 году его очень беспокоило то, что решение проблем распределения детей по школам будет в основном политическим — как это было в 1970-х и 1980-х, когда бостонские школы по решению суда обязывали перевозить учащихся в школы других районов с целью расовой интеграции населения. И когда Пэйзант узнал, что BPS может привлечь опытных экспертов к решению проблемы округа техническим, а не политическим путем, как это сделали в Нью-Йорке, он сразу решил воспользоваться этой возможностью.
На протяжении всего следующего года мы исследовали и анализировали данные о системе выбора школ в Бостоне. И обнаружилось, что у местных жителей был весьма мощный аргумент, чтобы осторожничать при раскрытии своих истинных предпочтений, и что в разных семьях это приводило к разным последствиям. Родитель, который знал и понимал старую систему, но хотел, чтобы его ребенка взяли в востребованную школу, записывал ее в своем списке первой, но старался подстраховаться, указав вторым номером школу, которая вряд ли заполнит все свободные места в результате первого тура распределения.
Правда, некоторые родители, действовавшие менее обдуманно либо потому, что не знали, какие школы популярны, либо потому, что вообще не понимали, как работает система, часто сталкивались с серьезными проблемами. Около 20 процентов родителей указывали второй по очередности популярную школу, в которую можно было попасть только в том случае, если она шла в списке предпочтений первой. В результате их детей часто не принимали ни в одно учебное заведение из их списка. Причем во многих случаях эти дети получили бы место в более предпочитаемой школе, если бы родители не допустили эту ошибку, например, не поставили школу номер три в порядке очередности предпочтений выбора вторым пунктом.
По меньшей мере одна группа бостонских родителей (из сравнительно богатой западной зоны школьного округа) посвятила себя сбору «разведданных» (например, посредством общения с другими родителями на местных детских площадках). Люди старались выяснить, скольких детей собираются устраивать в самые востребованные детские сады района и у скольких из них есть старшие братья и сестры, которые уже ходят в эти дошкольные учреждения. Им было известно, что эти малыши (младшие братики и сестрички) будут пользоваться при распределении первоочередным правом. Собрав такие сведения, они могли подсчитать, сколько мест останется для остальных и, следовательно, каковы их шансы устроить в популярный сад своего ребенка. Но сбор такой информации был утомительным и абсолютно ненадежным, и родители, конечно, ненавидели всем этим заниматься.
Наши выводы в конечном итоге убедили руководство BPS в том, что действующую систему нужно менять. «Задача системы распределения в общеобразовательные школы заключается в обеспечении справедливых возможностей для всех учащихся, — говорит Валери Эдвардс, одна из руководителей BPS (она сыграла решающую роль в убеждении своих коллег в том, что нас стоит послушаться). — То, что наша политика в этом отношении заставляла людей пытаться всячески обмануть, обойти систему, означал, что она дала сбой. В свою очередь, это означало, что система общеобразовательных школ просто не выполняет свою работу».
Способ, предложенный BPS, оказался очень похож на тот, который помог исправить ситуацию в Нью-Йорке, и, кроме того, имеет много общего с информационно-координационным центром, через который производится распределение выпускников американских медицинских вузов.
Теперь мы с вами готовы подробно обсудить эти способы решения проблем с дизайном рынка.