Дочь за отца не отвечает, или Побег от оператора к «сталинскому соколу»
Фильмы для Зои. – Агентура периода чисток. – Агент при Сергее Есенине. – От Орловой до Ладыниной, или Актрисы конца 30-х. – Эрих Кестринг – резидент абвера. – Арест отца, или Алиби для агента «Зефир». – Пакт о ненападении и возвращение в Москву. – Шпионское кино. – «Зефир» и «Колонист» против абвера. – Чекист и балерина. – Ильин и Федотов – ассы контрразведки. – Зоя и «сталинский сокол». – Как актрисы выходили замуж за летчиков. – В «доме под юбкой». – Супруга архитектора – агент НКВД. – Максим Штраух – бывший дипкурьер и киношный Ленин. – От Серовой до Раневской, или Актрисы предвоенной поры. – Как вербовали Лидию Смирнову
В 1937 году героиня нашего рассказа оказалась включена сразу в три кинопроекта на «Ленфильме». Это были фильмы «Враги», «Человек с ружьем» и «Великий гражданин» (снимались сразу две серии). Причем сюжеты фильмов выстраивались в строгую хронологическую линейку. Так, в первой ленте (режиссер А. Ивановский, по пьесе М. Горького) речь шла о событиях кануна 1905 года. Согласно сюжету, на фабрике Скроботова и Бардина стало неспокойно. В ответ на справедливое требование рабочих уволить жестокого и грубого мастера хозяева закрывают фабрику и вызывают войска. Выстрел одного из рабочих, не сумевшего сдержать порыва ненависти к хозяевам, обрывает жизнь одного из хозяев фабрики – Скроботова. К месту происшествия тут же прибывают жандармы. Им удается раскрыть действовавшую на фабрике социал-демократическую организацию. Арестованные рабочие противопоставляют истерической жестокости жандармов спокойное, уверенное мужество…
У Зои Федоровой в фильме была роль второго плана – она играла девушку по имени Дуня. Причем у Горького такой героини в пьесе не было – ее придумал режиссер Ивановский. Но Федорова «обедни» не испортила – лишней в кадре не выглядела.
Фильм «Человек с ружьем», над которым работали сразу три режиссера – Сергей Юткевич, Павел Арманд и Мария Итина, – тоже был экранизацией: в основу легла одноименная пьеса Н. Погодина. Сюжет развивался в октябрьские дни 1917 года, и это был второй советский художественный фильм, где на экране появился В. И. Ленин (в исполнении артиста Максима Штрауха). Первым таким фильмом был «Ленин в Октябре» Михаила Ромма, снятый в 1936 году, а на экраны вышедший в ноябре 1937-го (вождя мирового пролетариата в нем играл Борис Щукин).
В фильме Юткевича героиня нашего рассказа исполняла главную женскую роль – горничной Кати Шадриной, невесты комиссара Николая Чибисова, роль которого исполнял актер Владимир Лукин. Заметим, что это была уже третья их совместная картина. Первой была «Подруги» (у Лукина там был эпизод – рабочий в кабаке), второй – «Шахтеры» (роль Матвея Бобылева). Но только за роль комиссара Чибисова актер Лукин будет удостоен награды – ордена «Знак Почета» (1939). А вообще его жизнь оборвется на самом взлете – он погибнет на фронте в 1942 году.
Наконец, третий фильм с участием Федоровой – «Великий гражданин» режиссера Фридриха Эрмлера. Это была биографическая лента, в основу которой были положены факты биографии лидера ленинградских большевиков Сергея Мироновича Кирова, убитого в декабре 1934 года. В фильме он выведен под именем Петра Михайловича Шахова (актер Николай Боголюбов). Фильм этот считается классикой советского кино, а создан был. по прямому указанию Сталина. Согласно сюжету, Шахова (Кирова) убивали представители троцкистско-зиновьевского блока. Зоя Федорова исполняла роль Надежды Колесниковой, которую Шахов назначает директором завода вместо человека, который в итоге оказывается вредителем.
В финальной сцене (вторая серия) Шахова расстреливает убийца, притаившийся за одной из дверей в Доме культуры, куда приехал главный герой фильма. В финальных кадрах советские граждане клянутся над могилой героя, что дело Шахова будет продолжено и никто из врагов не уйдет от возмездия. Слова оказались пророческими – уже в разгар съемок первой серии (летом 1937 года) в высших советских верхах начались широкомасштабные репрессии.
Кстати, в ходе самих съемок, как вспоминали создатели фильма, они неоднократно сталкивались со случаями реального вредительства, серьезно мешавшего процессу работы над картиной. Так, в один из съемочных дней осветители обнаружили, что кабели к прожекторам были перерублены топором. В итоге в ходе съемок четверо членов съемочной группы были арестованы, и двоих из них потом расстреляли.
Волна репрессий, как смерч, пронеслась тогда и по органам НКВД, вырубая тысячи сотрудников, которые служили там полтора, а то и почти два десятилетия. В Ленинграде, например, были арестованы практически все чекисты, которые пришли в Большой дом на Володарского, 4, после убийства Кирова. Даже шеф ленинградского НКВД Леонид Заковский не уберегся – был поставлен к стенке. Пулю в затылок получили и руководители СПО и ОО (Особый отдел) – непосредственные начальники агента «Зефир». Даже ас из асов в агентурной работе Яков Агранов не избежал пули палача. Короче, в рядах НКВД (как и в армии) под колесо репрессий угодило процентов 60–70 начальствующего состава. В этот период были репрессированы или уволены 2273 сотрудника НКВД. Читаем в Википедии:
«В ходе Большого Террора из НКВД в первую очередь вычищались:
– большевики с дореволюционным партстажем (их доля упала с 20,83 % в 1934 году до 4 % на 1 сентября 1938 года), на смену которым пришли коммунисты, набранные по „ленинскому призыву“ (доля вступивших в партию в 1925–1928 увеличилась с 1 % до 66 %, 1929–1932 с 0 % до 38 % за тот же период). Доля лиц 1895 и более ранних годов рождения при этом упала с 56,25 % до 4,95 %, доля лиц 1901–1905 годов рождения, наоборот, возросла с 6,25 % до 46,15 %, лиц 1906–1910 годов рождения – с 0 % до 29,12 %;
– лица с некоммунистическим прошлым (бывшие эсеры, меньшевики, анархисты, боротьбисты и др.): их доля упала с 31,25 % суммарно на 1 июля 1934 года до 0,65 % на 1 июля 1938 года. По окончании террора единственным членом руководства НКВД с некоммунистическим прошлым остался сам Берия Л. П., который в молодости был связан с азербайджанской националистической партией мусаватистов;
– увеличилась доля рабочих (с 23,96 % до 28,67 %) и крестьян (с 17,71 % до 30 %), снизилась доля служащих (с 25 % до 18 %), а также „помещиков, торговцев, мелких предпринимателей и кустарей“ (с 28,13 % до 12 %). Суммарная доля рабочих и крестьян в руководстве НКВД увеличилась с 42 % в 1934 году до 60 % на 1 сентября 1938 и до 80 % на 1939 год;
– за тот же период 1 июля 1934 – 1 сентября 1938 увеличилась доля русских (с 31,25 % до 56,67 %) и украинцев (с 5,21 % до 6,67 %, на 1 июля 1939 года до 12,42 %), снизилась доля евреев (с 38,54 % до 21,33 %, на 1 июля 1939 года до 3,92 %; согласно мемуарам Хрущева Н. С. и сына Берии Л. П. Берии С. Л., массовая чистка НКВД от евреев имела место уже в 1939 году по окончании основной волны террора), латышей (с 7,29 % до 0 %) и поляков (с 4,17 % до 0,67 %, на 1 июля 1939 года до 0 %). Также из НКВД были вычищены все поголовно обрусевшие немцы. Кроме того, с назначением Берии в два раза выросла доля грузин (с 3,33 % на 1 сентября 1938 года до 6,98 % на 1 января 1940 года);
– для органов НКВД периода 1934–1938 годов также характерен очень высокий процент людей, имевших только начальное образование: на 10 июля 1934 года 40,63 %, на 1 сентября 1938 года 42,67 %. По окончании основной волны террора количество таких сотрудников начало снижаться, упав к 26 февраля 1941 года до 19,23 %, количество лиц с высшим образованием в органах НКВД с 1938 до 1941 года выросло с 10 % до 34,07 %.
Еще одной особенностью руководящих сотрудников НКВД являлся необычно высокий процент лиц, чье детство прошло неблагоприятно (исключения из школ, неполная семья, бродяжничество и др.); на 1934 год таких лиц было до 56 %. В 1937 году этот показатель вырос до 8 %, в 1938 до 12,7 %. По окончании основной волны террора количество подобных лиц к 1940 году вновь упало до 6 %…»
О том, какая ротация кадров была в НКВД в 1937–1938 годах можно судить хотя бы по Московскому управлению НКГБ, где за год сменилось шесть начальников. Назовем их всех: Станислав Реденс (15 июля 1934 – 20 января 1938 года), Леонид Заковский (Генрих Штубис) (20 января – 28 марта 1938 года), Владимир Каруцкий (20 апреля – 12 мая 1938 года), Владимир Цесарский (28 мая – 15 сентября 1938 года), Александр Журбенко (15 сентября – 29 ноября 1938 года), Виктор Журавлев (5 декабря 1938 – 13 января 1939 года).
Что касается Ленинграда, то там Л. Заковского в январе 1938 года сменил Михаил Литвин, который пробыл на этой должности… десять месяцев. После чего уступил бразды правления (и был репрессирован) Сергею Гоглидзе – ставленнику нового наркома внутренних дел СССР (с ноября 1938 года) Лаврентия Берии. При последнем чистки в органах продолжились, но они не были столь кровавыми – людей не расстреливали, а увольняли. Началось это еще в 1938 году, когда ЦК партии дал указание об удалении из органов всех сотрудников, имеющих родственников за границей и происходивших из мелкобуржуазных семей. А при Берии, в 1939 году, из органов госбезопасности были уволены 7372 человека (каждый пятый оперативный работник) и взято на оперативные должности 14,5 тысячи человек. Среди сотрудников центрального аппарата НКВД, насчитывавшего к началу 1940 года около 3,7 тысячи человек, русских было 3073 человека (84 %), украинцев – 221 (6 %), евреев 189 (5 %), белорусов – 46 (1,25 %), армян – 41 (1,1 %), грузин – 24 (0,7 %), а также представители татар, мордвы, чувашей, осетин и др.
Две известные женщины-чекистки, о которых я уже упоминал чуть раньше, тоже пострадали от репрессий. Имеются в виду Александра Андреева (Горбунова) и Марианна Герасимова. Первая в 1936–1938 годах трудилась в должности помощника особоуполномоченного НКВД СССР, но в июне 1938 года была уволена по болезни. А в декабре ее арестовали и приговорили к 15 годам лишения свободы и отправили в ГУЛАГ, где она и умерла в 1951 году в возрасте 63 лет.
Что касается Герасимовой, то она в конце тридцатых трудилась в Секретно-политическом отделе. В декабре 1939 года ее тоже арестовали, но дали всего лишь пять лет лагерей.
Вместо этих женщин в НКВД (в том числе и в СПО) пришли другие сотрудницы. Например, Суламифь Каганова (1905), она же Эмма Судоплатова – супруга знаменитого чекиста Павла Судоплатова. В органы ГПУ она пришла работать в 1923 году – служила в Одесском Губотделе ГПУ Украины на ниве секретно-политической работы с местной интеллигенцией. А когда начальника СПО ГПУ Украины Генриха Люшкова в 1931 году перевели в Москву и назначили помощником начальника СПО ОГПУ, то он вскоре вызвал к себе и супругов Судоплатовых. Эмма стала работать по «линии культурного и литературного фронтов» в СПО на Лубянке, а ее супруг трудился в Иностранном отделе (в 1936 году туда же переберется и Эмма).
Судя по всему, Эмма Судоплатова прекрасно знала агента «Зефир», так как была одним из руководителей агентурной сети в среде московской творческой богемы. После чисток 1937–1938 годов именно к таким людям, как Судоплатова, перешли бразды правления над агентами, работавшими на ниве «культурного фронта». Эмма работала в отделении, которое курировало Большой театр и Кировский театр оперы и балета в Ленинграде, а в Большом работал муж сестры Федоровой Марии – артист Синицын. А если брать шире – в этом театре чуть ли не половина работников была агентами НКВД, поскольку Большой театр был одной из главных культурных достопримечательностей СССР, которую любили посещать иностранцы. В свете этого на балерин ложилась особая миссия – расположить к себе иноземных гостей и вытягивать из них полезную для спецслужб (а значит, и для страны) информацию. Короче, в агентурной табели о рангах балерины стояли на первом месте. Далее шли актеры/актрисы кино и театра (в первом главным местом сосредоточения агентуры был «Мосфильм», во втором – МХАТ), писатели, музыканты, художники и т. д.
Между тем в 1936–1938 годах сменилось пять начальников СПО – 4-го отдела НКВД СССР. Были арестованы и расстреляны комиссар госбезопасности 1-го ранга Я. С. Агранов (начальник 4-го отдела ГУГБ, заместитель наркома НКВД), старший майор ГБ В. Е. Цесарский (начальник 4-го отдела ГУГБ в марте – мае 1938 года), майор ГБ А. С. Журбенко (начальник 4-го отдела ГУГБ в мае – сентябре 1938 г.), заместители начальника отдела старший майор (затем комиссар ГБ 3-го ранга) Б. Д. Берман, старший майор ГБ С. Г. Гендин, майор ГБ З. Н. Глебов-Юфа; застрелились комиссары ГБ 3-го ранга В. М. Курский (начальник 4-го отдела ГУГБ в ноябре 1936 – апреле 1937 года), М. И. Литвин (начальник 4-го отдела ГУГБ в мае 1937 – январе 1938 года), заместитель начальника отдела В. А. Каруцкий; погибло большинство других руководящих работников СО-СПО двадцатых – тридцатых годов.
Короче, уничтожались если не все, то многие представители старой чекистской гвардии, настоящие асы своего дела, вроде Артура Артузова, Мартина Лациса или Якова Агранова. Естественно, никакими шпионами они не были, как их представляли на суде, – просто они должны были навеки замолчать и унести с собой в могилу те тайны, которые не должны были стать достоянием тех, кто шел им на смену. И многие из этих тайн канули вместе с ними.
Не стал исключением и старый чекист Ян Карлович, у которого была на связи агент «Зефир». В один из дней он просто пропал из поля ее зрения, не явившись на очередную конспиративную встречу. Вместо него пришел новый куратор – Сергей Ильич, который по внешнему виду был даже моложе «Зефира». На вопрос, куда подевался ее прежний куратор, Сергей Ильич ответил коротко: «Не надо задавать лишних вопросов». Из чего Зоя поняла, что старого чекиста поглотил молох репрессий. Тем более что он был латыш, да еще из категории старых большевиков, а с такими тогда особо не церемонились. Сталин весьма прагматично и безжалостно менял старую элиту, выпестованную Лениным, на новую – собственную. На прежнюю он не мог положиться с такой же уверенностью, как на новую, перед которой стояли иные цели. Впереди страну ждали серьезные испытания очередной мировой войной, и вождю нужна была элита с новым ощущением времени. Идея мировой революции себя не оправдала, поэтому новая элита должна была быть «заточена» под идею построения социализма в одной конкретной стране – СССР. Для этого Сталин стал активно раскручивать идеологию державостроительства, а прежняя элита, коминтерновская, состоящая в основном из евреев, ему в этом мешала. Отправить ее в отставку было опасно – она в любом случае затаила бы злобу, спрятала бы камень за пазухой. Поэтому Сталин, как жестокий прагматик, избрал самый радикальный способ – пустил старую элиту под нож. И чекисты (а среди них большинство составляли именно евреи) должны были пострадать в первую очередь.
Среди агентуры таких широкомасштабных чисток не было, хотя кое-кто, конечно, не мог не пострадать. Но таких агентов, как «Зефир», это не касалось – подобные кадры были наперечет (тем более что Зоя была чистокровная русская). Как уже говорилось, главный удар в те годы приняли на себя чекисты и агенты еврейского происхождения, коих пострадали тысячи. Фактически это была широкомасштабная зачистка НКВД от сотрудников-евреев, которые доминировали в нем с самого момента создания ВЧК – с конца 1917 года. Напомним: доля евреев в НКВД снизилась с 38,54 % до 21,33 %, а на 1 июля 1939 года и вовсе до мизерных 3,92 %. Вот и среди репрессированных начальников СПО было много евреев: Я. Агранов, В. Цесарский, Б. Берман, С. Гендин, М. Литвин, В. Каруцкий.
В качестве примера приведем судьбу секретного агента ГПУ еврейского происхождения Вольфа Эрлиха. Того самого, который был близким другом поэта Сергея Есенина и, по одной из версий, участвовал в его устранении троцкистами. Так вот, по сведениям литературоведа В. Кузнецова, Эрлих стал сотрудничать с ГПУ в 18-летнем возрасте – в 1920 году, когда проходил курс всеобуча в 1-м пехотном Казанском территориальном полку. А год спустя он поступил на литературно-художественное отделение факультета общественных наук Петроградского университета, откуда был отчислен два года спустя. Но без работы не остался. В 1925 году он занимал «чекистскую» должность ответственного дежурного Первого дома Ленинградского Совета.
Кстати, Эрлих имел отношение и к кинематографу. В 1935 году он помогал братьям Васильевым писать сценарий фильма «Волочаевские дни», который вышел на «Ленфильме» в январе 1938 года. Но на момент премьеры Эрлиха уже не было в живых. 19 июля 1937 года он был арестован в Армении, во время своей очередной поездки, которую предпринял с целью написать сценарий об армянских репатриантах. Комиссией НКВД и прокуратуры СССР 19 ноября 1937 года по ст. 58-1а-7-10-11 УК рСфсР Эрлих был приговорен к расстрелу. Приговор привели в исполнение 24 ноября 1937 года. А спустя 19 лет Военная коллегия Верховного суда СССР его реабилитировала «в связи с отсутствием в его действиях состава преступления».
Итак, агент «Зефир» была вне подозрений, как по профессиональной линии, так и по национальной. Правда, агент была замужем за евреем, но эта ситуация очень скоро тоже благополучно разрешится. Но все же косвенным образом репрессии могли задеть даже таких агентов. Случилось это в 1938 году.
В тот период Зоя Федорова опять была с головой погружена в работу – она снималась сразу в трех фильмах: «На границе», «Огненные годы» и «Ночь в сентябре». О чем были эти ленты? Так, сюжет ленфильмовской картины «На границе» (а это была экранизация рассказов П. Павленко) происходил на советском Дальнем Востоке, на границе с Маньчжоу-Го. Обе территории разделяла пограничная река, по одну сторону которой в небольшой маньчжурской деревне обосновались русские белогвардейцы, на противоположном берегу живет семья Власовых. Желая уничтожить Власовых, в их дом проникают белогвардейцы. На помощь приходит отряд бойцов во главе с комендантом погранучастка капитаном Тарасовым (Николай Крючков). Начинается долгий изнурительный бой…
В этом фильме у Федоровой была главная роль – Варвара Власова, дочь Степаниды (актриса Елена Тяпкина). Кстати, чуть ли не впервые в советском кино в этом фильме была показана попытка изнасилования, причем в роли жертвы выступила Зоя Федорова, на героиню которой покусился беляк, пришедший в ее дом с коварными японцами.
Фильм «Огненные годы» снимался на киностудии «Советская Беларусь» (режиссер Владимир Корш-Саблин) и повествовал о событиях 1919 года. По сюжету, части белополяков, вторгнувшиеся в пределы Советской Белоруссии, встречали на своем пути упорное сопротивление вооруженных отрядов белорусских рабочих и крестьян, идущих на сближение с Красной армией. У Зои Федоровой здесь была роль второго плана – она играла политрука комсомольской роты по имени Анна.
Наконец, третий фильм снимался на «Мосфильме» – «Ночь в сентябре» (режиссер Борис Барнет). Вернее, на главной киностудии страны снимались павильонные эпизоды, а для съемок натуры пришлось ехать на Украину, поскольку действие фильма происходило в Донбассе. Согласно сюжету, в ночь на 1 сентября 1935 года забойщик шахты Степан Кулагин вместе с парторгом шахты Павлом Луговым, чтобы увеличить добычу угля, решили по-новому организовать работу. Когда герои спустились в шахту, то выяснилось, что шланги подачи воздуха в забой выведены из строя. Устранив первую неполадку, Степан и Павел спускаются вновь. Однако крепежный лес подается гнилой – и теперь герои уже не сомневаются в наличии диверсионной группы, орудующей на шахте…
У Зои Федоровой в этом фильме была главная женская роль – шахтерка Дуня Величко. Как и в картине «На границе», ее героине и здесь пришлось бороться с происками врагов. Во время обхода Дуня обнаружила вредителя, который минировал шахту. Девушка бежит к начальнику шахты Поплавско-му (актер Владимир Баталов – отец известного актера Алексея Баталова), а тот оказывается. главарем вредителей. Вскоре туда же приходит и вредитель-взрывник. В итоге Дуня оказывается в их руках, но они, вместо того чтобы ее убить и обрубить все концы, решают сделать из нее. сумасшедшую, у которой якобы разыгралась шизофрения на почве шпиономании. Но этот трюк не прошел – чекисты навещают Дуню в больнице и верят ее показаниям. После чего арестовывают всю шайку. Вот такой более чем наивный сюжет снятый, кстати, хорошим режиссером Борисом Барнетом.
Две главные роли в год – хороший повод для того, чтобы не давать публике забыть о себе. Поэтому можно с уверенностью сказать, что Зоя Федорова была на тот момент одной из самых популярных актрис советского кино. Но она была звездой второго эшелона – до первого она все-таки не дотягивала. В первом эшелоне в ту пору значилось не так много актрис – Любовь Орлова, Тамара Макарова, Елена Кузьмина. Причем каждая была замужем за большим режиссером: Орлова – за Григорием Александровым, Тамара Макарова – за Сергеем Герасимовым, Елена Кузьмина – за Михаилом Роммом. У каждой за плечами было несколько кинохитов, где они исполняли главные роли. У Орловой – «Веселые ребята» (1934; Анюта), «Петербургская ночь» (1935; Грушенька), «Цирк» (1936; Марион Диксон), «Волга-Волга» (1938; почтальон Дуня Петрова-Стрелка); у Макаровой – «Люблю ли тебя?» (1935; Наталья), «Семеро смелых» (1937; Женя Охрименко), «Комсомольск» (1938; Наташа Соловьева); у Кузьминой – «Окраина» (1934; Манька Грешина), «У самого синего моря» (1936; рыбачка Мария), «Тринадцать» (1937; жена командира Марья Николаевна).
Время другой звезды первого эшелона – Марины Ладыниной, которая была замужем за режиссером Иваном Пырьевым, – в 1938 году только наступало. Она пока снялась всего в двух главных ролях – в фильмах «Застава у Черного брода» (1937; Варенька – единственная отрицательная роль в ее послужном списке) и «Богатая невеста» (1938; колхозная ударница Маринка Лукаш). До хита «Трактористы» еще целый год.
Та же история была и с Верой Марецкой, которая блистала в конце двадцатых (две главные роли в фильмах «Закройщик из Торжка», 1928, Катя; «Простые сердца», 1929, Настя), после чего в течение нескольких лет никак не могла найти себя в звуковом кино, снимаясь в эпизодах. Наконец, в 1937 году она исполнила главную роль в фильме «Поколение победителей» – Варвара Постникова. А два года спустя еще громче прогремит ее роль в фильме «Член правительства» – Александра Григорьевна Соколова, председатель колхоза, депутат Верховного Совета СССР).
Похожая ситуация была и у Ады Войцик (1905) – первой жены Ивана Пырьева. Она прославилась ролью Марютки в «Сорок первом» (1927). После чего снялась в немом кино еще в девяти фильмах (одна главная роль). В 1936 году ее тогдашний супруг Пырьев снял ее в главной роли в картине «Партийный билет», после чего… ушел к Марине Ладыниной.
А Войцик до войны снялась еще в одном фильме – «Семья Оппенгейм» (1939).
Еще одной киноактрисой, слава которой тянулась из немого кино, была Эмма Цесарская (1909). Она дебютировала в кино главной ролью в фильме «Бабы рязанские» (1927; Василиса). А в 1931 году исполнила роль Аксиньи в «Тихом Доне» Ивана Правова и Ольги Преображенской. Однако в звуковом кино она отошла на роли второго плана, хотя одну центральную роль она все же исполнила – в 1936 году, в фильме «Любовь и ненависть» (вдова шахтера Василиса). После чего в ее жизни наступила черная полоса. Почему?
Дело в том, что Цесарская была замужем за крупным чином НКВД – капитаном Максом Станиславским, которого в июне 1937 года арестовали и тут же расстреляли. Читаем в воспоминаниях чекиста М. Шрейдера:
«…Мне не доводилось бывать в квартирах высшего начсостава ОГПУ (за исключением Л. Г. Миронова, который жил очень скромно), но однажды, попав домой к Станиславскому, бывшему в то время начальником одного из отделений экономического управления ОГПУ (потом он станет начальником ГУПО (пожарная охрана) НКВД СССР. – Ф. Р.), я был поражен невиданно роскошной обстановкой – мебелью, хрусталем и т. п. Все это, естественно, не могло быть приобретено на зарплату и было, видимо, булановским даром за верноподданничество…»
После гибели супруга Цесарскую на некоторое время отлучили от кино. Но арестовывать, как тогда было заведено по отношению к родственникам «врагов народа», ее почему-то не стали. В итоге спустя год (!) после расстрела мужа-чекиста Цесарскую пригласили на роль жены командира Красной армии (!) в знаменитую картину «Девушка с характером» (1939). И с этого момента ее карьера в кино благополучно продолжится, хотя играть главные роли ей больше уже не доведется.
Популярна была мхатовка Алла Тарасова, сыгравшая три главные роли (одна была еще из эпохи немого кино): «Василисина победа» (1928; Василиса), «Гроза» (1934; Катерина Петровна Кабанова), «Петр I» (1937 – 1-я серия; Екатерина I).
Среди других звезд советского кино, деливших славу с Зоей Федоровой в тридцатые годы, можно назвать следующих. Например, уже упоминавшуюся ранее Варвару Мясникову, за плечами которой было несколько известных ролей в фильмах: «Инженер Елагин» (1928; Ирина Елагина), «Чапаев» (1934; Анка-пулеметчица), «Волочаевские дни» (1938; Маша).
Или Янину Жеймо с фильмами, где у нее были главные роли: «Моя Родина» (1934; Оля), «Песнь о счастье» (1935; Анук), «Разбудите Леночку» (1935; Леночка), «Подруги» (1936; Ася-«пуговица»), «Леночка и виноград» (1936; Леночка).
Из этого же ряда Валентина Кибардина с главными ролями (Наталья Артемьева) в кинотрилогии про Максима. Вернее, в дилогии («Юность Максима», «Возвращение Максима»), поскольку третий фильм («Выборгская сторона») выйдет в 1939 году.
Двумя главными ролями прославилась Нина Алисова: «Бесприданница» (1937; Лариса Огудалова) и «Новая Москва» (1938; Зоя Новикова).
А Татьяна Окуневская запомнилась ролями второго плана в фильмах «Пышка» (1934; госпожа Карре-Ламадон), «Горячие денечки» (1936; Тоня, Антонина Терентьева-Жукова), «Последняя ночь» (1937; Лена Леонтьева).
Но вернемся к Зое Федоровой.
Итак, примерно с апреля по сентябрь 1938 года она была в разных киноэкспедициях, курсируя между Ленинградом, Москвой, Украиной, Белоруссией и Дальним Востоком. И именно в это самое время в Москве был арестован ее отец Алексей Федоров. За что? Еще в 1936 году, когда тяжело заболела его жена (у нее обнаружили рак), он прибег к услугам врача-немца по фамилии Бек. Вылечить больную так и не удалось (она умерла в том же году), но эта история аукнулась отцу актрисы спустя два года. Оказалось, что этот врач обслуживал еще и работников немецкого посольства в Москве, среди которых были и нацистские шпионы. А отношение СССР и Германии в те годы были более чем напряженными. Как пишет историк Н. Плотникова:
«В 1933–1935 годах резко изменяются приоритеты в организации контрразведывательной работы органов госбезопасности. Германия занимает место потенциального противника и возможного будущего агрессора. Выступая на оперативном совещании перед сотрудниками органов государственной безопасности в августе 1934 года, нарком внутренних дел Г. Ягода в качестве главного направления деятельности выделял разработку фашистских организаций. Совершенно очевидно имелось в виду, что создателями этих организаций выступали прежде всего официальные представители Германии в СССР…
Сотрудники контрразведывательных подразделений прежде всего активно разрабатывали персонал посольства Германии. В марте 1935 года контрразведывательным отделением ГУГБ НКВД СССР было изъято шифрованное сообщение, переданное германским военным атташе, о подводных лодках, торпедных аппаратах, броневой стали, что соответствовало реальным данным об их производстве на Балтийской верфи, Ижорском заводе. Соответствующие указания были даны УНКВД Ленинграда и области. В результате были установлены шесть германских подданных, работавших на заводах, откуда происходила утечка информации. Консул в Ленинграде Зоммер регулярно встречался с германскими специалистами и получал от них секретную информацию…
По мере обострения отношений СССР с рядом европейских государств, прежде всего с Германией, в 1935–1936 годах прокатывается целая волна раскрытых органами госбезопасности дел о контрреволюционных организациях, созданных якобы по заданию германских разведывательных органов. Своеобразным толчком послужила директива Экономического отдела о разрушительной деятельности германской разведки в народном хозяйстве, разосланная в январе 1936 года. Местные органы НКВД были нацелены на поиск вредителей, прежде всего среди лиц немецкой национальности. В исследуемый период значительно возрастает количество арестованных политэмигрантов из Германии. С февраля 1936 года, когда принимается постановление ЦК ВКП(б) „О мерах, ограждающих СССР от проникновения шпионских, террористических и диверсионных элементов“, они начинают подвергаться преследованиям и необоснованным арестам. (Отметим, что в 1936 году, уже при новом наркоме Н. Ежове, из Особого отдела будет выделена гражданская контрразведка, которая станет самостоятельным управлением – 3-м. – Ф. Р.)
Апогеем в борьбе с потенциальной агентурой германских спецслужб стало выполнение сотрудниками контрразведывательных отделов управлений государственной безопасности оперативного приказа НКВД № 00439 от 25 июля 1937 года. В нем говорилось: „Агентурными и следственными материалами последнего времени доказано, что германский Генеральный штаб и гестапо в широких размерах организуют шпионскую и диверсионную работу на важнейших, и в первую очередь оборонных, предприятиях промышленности, используя для этой цели осевшие там кадры германских подданных. Агентура из числа германских подданных, осуществляя уже сейчас вредительские и диверсионные акты, главное внимание уделяет организации диверсионных действий на период войны и в этих целях подготавливает кадры диверсантов. Вновь выявляемых в процессе следствия германских агентов-шпионов, диверсантов и террористов, как из числа советских граждан, так и подданных других государств, немедленно арестовывать, независимо от места их работы“.
Особенно важны два директивных письма, изданных ГУГБ НКВД в начале 1937 года. Первое из них (№ 12 от 14.02.1937) – „О террористической, диверсионной и шпионской деятельности немецких троцкистов, проводимой по заданиям гестапо на территории Советского Союза“ – оказало влияние на деятельность органов госбезопасности „по разоблачению“ немецкой агентуры среди политэмигрантов из Германии. Второе директивное письмо (№ 26 от 2.04.1937) – „О возрастающей активности германских разведывательных органов и специальных учреждений фашистской партии (иностранный и внешнеполитический отделы, «Антикоминтерн», разведывательная служба охранных отрядов и т. д.) на территории Союза ССР“ – содержит уже целый план разгрома „германской агентуры“. Прямое отношение к будущей немецкой операции имело и предписание „создать точный оперативный учет всех контингентов, используемых германской разведкой (политэмигрантов, германско-подданных, бывших германско-подданных, принявших гражданство СССР, и др.)“. На основании приказа № 00698 от 28 октября 1937 года было предписано организовать „беспрерывное наблюдение“ за посольствами, миссиями, консульствами Германии и других стран, а также за квартирами и общежитиями их сотрудников, за театрами, клубами, ресторанами, за частными квартирами, которые эти сотрудники посещали.
Этот приказ привел не только к многочисленным арестам (в основном советских граждан), но и крайне затруднил дальнейшую работу в СССР многих иностранных учреждений. Число иностранных дипломатических представительств под нажимом НКВД быстро сокращается…
Массовая „немецкая операция“ НКВД 1937–1938 годов была направлена в первую очередь против советских граждан, в основном этнических немцев. Главная задача этой операции заключалась в том, чтобы ликвидировать „очаги“ и „базы“ шпионско-диверсионной и повстанческой деятельности германской разведки в СССР. Немецкая операция началась с арестов бывших германских военнопленных, политэмигрантов, перебежчиков из Германии, „контрреволюционного актива“ немецких национальных районов. Также репрессиям подвергались бывшие германские подданные, работающие или работавшие ранее в оборонной промышленности и на транспорте. Это были специалисты, приехавшие из Германии в конце 1920-х – начале 1930-х годов. Многие из них приняли советское гражданство. Маховик арестов коснулся всех, кто имел прямые или косвенные контакты с немецкими дипломатами в СССР
В качестве „подозрительных по шпионажу“ НКВД рассматривал бывших служащих немецких фирм. Цель заключалась в том, чтобы пресечь подрывную деятельность иностранных разведок в отраслях оборонной промышленности. Подлежала ликвидации диверсионно-шпионская агентура, состоящая из лиц, которые работали еще в царской России в германских акционерных обществах, банках, промышленных и коммерческих предприятиях („Кунст и Альберо“, „Зингер и К°“, „ИГ Фарбениндустри“, а также ликвидированные иностранные концессии, действовавшие в 1920-е годы („Юнкерс“, „Друзаг“, „Крупп“), бывшие служащие справочных контор по наведению справок о кредитоспособности, являвшихся в дореволюционное время, как отмечается в приказе, важнейшим прикрытием разведывательной деятельности германского и австро-венгерского генеральных штабов („Штиммель унд Пфениг“ и др.). С началом массовых операций эта категория сразу же выдвинулась в центр внимания НКВД как имевшая очевидную (зафиксированную в анкете) связь с Германией…».
Резидентуру абвера в Москве возглавлял во второй половине тридцатых генерал Эрих Кёстринг, слывший до 1941 года в разведывательных кругах Германии «самым осведомленным специалистом по Советскому Союзу». Он родился и некоторое время жил в Москве, поэтому свободно владел русским языком и был знаком с образом жизни в России. Во время Первой мировой войны сражался против царской армии, затем в двадцатых годах работал в специальном центре, занимавшемся изучением Красной армии. С 1931 по 1933 год он выступал в роли наблюдателя от рейхсвера в СССР. В октябре 1935 года он снова оказался в Москве в должности военного и авиационного атташе Германии и пробыл здесь до 1941 года. Кёстринг имел в Советском Союзе широкий круг знакомых, которых стремился использовать для получения интересующей его информации. Этим, кстати, занимались все германские консульства в СССР. Вот что, к примеру, рассказывал арестованный в 1945 году бывший секретарь ленинградского Генконсульства Герман Штреккер:
«Активную разведывательную работу в Ленинграде против СССР вел генеральный консул Рудольф Зоммер, который в свое время шпионажем занимался также в Харькове, Тифлисе, Владивостоке и Киеве.
Насколько я знаю, Зоммер в бытность свою в Ленинграде агентуру приобретал в первую очередь из числа вновь прибывших германских специалистов, а также лиц немецкой национальности, давно проживавших в Ленинграде…
Зоммер в разведывательных целях часто объезжал Ленинград и его окрестности, систематически посещал порт, где производил личные наблюдения. Как-то в 1938 году генеральный консул киевского консульства Гросскопф заявил мне, что морской атташе германского посольства капитан фон Баум-бах свою карьеру сделал благодаря успешно проводимой разведывательной работе Зоммера…»
После аншлюса Германией Австрии в марте 1938 года отношения между Москвой и Берлином обострились еще сильнее. В итоге к середине ноября 1937 года из семи германских консульств осталось только два (в Киеве и Новосибирске), а к маю 1938 года закрылись и эти последние. Кроме этого, ГУГБ начал «трясти» всех советских граждан, кто контактировал с немцами. Именно под эту «раздачу» и угодил Алексей Федоров, который пользовался услугами немецкого врача по фамилии Бек.
Узнав об аресте родителя, Зоя Федорова, естественно, не сидела сложа руки. Она пыталась выйти на руководство НКВД (его тогда возглавлял Николай Ежов) и вызволить отца из застенков. Но успехом эта миссия не увенчалась. Спрашивается, почему, если мы предполагаем, что актриса была агентом спецслужб? Но последнее обстоятельство не играло особой роли в делах такого рода, да еще в те годы. Достаточно сказать, что в лагерях тогда сидели даже вторые половины членов Политбюро и маршалов (речь идет о женах М. Калинина, К. Ворошилова, С. Буденного, а чуть позже и В. Молотова). Чего уж говорить о родственниках сотрудников НКВД. Как пишет все та же Н. Плотникова:
«В период с 1934 года резко возрастал поток дел, которые были свидетельством роста шпиономании в стране. В шпионской деятельности в мае 1935 года была обвинена группа сотрудников Ленпромстроя, которые ставили своей задачей оказывать помощь Германии в случае войны с СССР Дело разрабатывалось Экономическим отделом ГУГБ НКВД СССР. Главным образом члены группы критиковали существовавший в СССР политический строй, политику, проводимую в деревне, нищенское существование рабочего класса. В их действиях не было состава преступления, однако в обвинительном заключении отмечалось, что они подготавливались к передаче немецким спецслужбам различных шпионских сведений об оборонных предприятиях, состоянии морских сил в случае начала войны с Германией.
С 1934 года КРО начинают проводить мероприятия по учету немцев, занятых в различных сферах народного хозяйства и общественной жизни. Все началось с оборонных предприятий. Эта работа проводилась в процессе спецпроверки всего личного состава оборонных заводов и фабрик. На основе решения ЦК ВКП(б), комиссия которого провела проверку найма и увольнения рабочих на важнейших военных заводах, нарком внутренних дел 14 июля 1934 года издал приказ № 004 „О мероприятиях по охране 68 важнейших предприятий военной промышленности и установлении нового порядка найма и увольнения рабочей силы“. Помимо проведения агентурно-оперативной работы на предприятии, первоочередной задачей являлось недопущение приема на работу иностранцев как потенциальной базы иностранных разведок…»
Можно предположить еще одну версию, почему усилия Федоровой по вызволению отца не увенчались тогда успехом. Дело в том, что в 1938 году мало кто в стране (а в Политбюро вообще никто) сомневался, что впереди зримо маячит война с гитлеровской Германией. Значит, в спецслужбах должны были заранее к этому готовится. Каким образом? Создавая возможное алиби своим агентам через арест их родственников или близких знакомых, обвиненных именно в связях с немцами. С таким алиби можно было легко втереться в доверие не только к германским властям, но и к дипломатам, работавшим в Москве. Ведь у Федоровой, судя по всему, были давние отношения с разного рода немцами, которые либо жили в СССР, либо приезжали туда в качестве дипломатов и бизнесменов. Вспомним историю 1927 года и то, с кем ее тогда поймали – с Кириллом Прове, который, как мы помним, тоже был немцем по отцовской линии. И свою первую главную роль в кино Федорова сыграла в 1933 году на «Межрабпомфильме» (советско-германской киностудии) в фильме «Гармонь». Кстати, и доктора Бека в семью Федоровых привела именно Зоя, познакомившись с ним в середине тридцатых. Но и это еще не все. Осенью 1939 года Федорова ушла от Рапопорта и вернулась навсегда в Москву, прожив в Ленинграде более пяти лет. И это возвращение совпало с подписанием в августе того же года мирного договора между СССР и Германией. Вполне вероятно, что агента «Зефир» хотели использовать все на той же ниве, что и раньше, – по линии контактов с немцами. Ее даже поселят по соседству с посольством Германии, которое располагалось по адресу: улица Станиславского (бывший Леонтьевский переулок), дом 10. Впрочем, о переезде Федоровой стоит рассказать более подробно.
Как мы помним, у нее и Рапопорта своего отдельного жилья первое время не было. Наконец, в начале 1939 года оно появилось. На Малой Посадской улице, прямо напротив «Ленфильма», архитектором Демьяном Фомичевым был воздвигнут шестиэтажный дом номер 4, открытие которого было приурочено к двадцатилетию национализации большевиками кинопромышленности. Этот дом стал наградой «Ленфильму» за серию блестящих кинокартин, таких как «Чапаев», «Трилогия о Максиме» и «Депутат Балтики». В доме было пятнадцать квартир, которые состояли из двух, трех, четырех и пяти комнат общей жилплощадью 1000 кв. метров. В доме было центральное отопление, ванные комнаты, души и умывальники с горячей водой; устроены два лифта. Здесь же построили служебный корпус из четырех комнат для обслуживающего персонала и квартиры для управхоза.
В этом «киношном» здании поселились видные ленинградские кинематографисты: режиссеры Г. Козинцев (кв. № 2), Л. Трауберг, Л. Арнштам, А Файнциммер, В. Эйсымонт, Г. Раппапорт, актеры Б. Блинов, Я. Жеймо, художник кино Н. Суворов, а также супружеская чета в лице оператора Владимира Рапопорта и актрисы Зои Федоровой (они получили здесь двухкомнатную квартиру). Казалось бы, живи и радуйся! И поначалу так и происходит – супруги не нарадуются на свои двухкомнатные хоромы. И летом 1939 года Федорова снимается сразу в трех (и, как окажется, последних до войны) ленфильмовских картинах, причем все были комедиями: «Станица Дальняя» режиссера Евгения Червякова, «Шестьдесят дней» Михаила Шапиро и «Музыкальная история» Александра Ивановского. Во всех фильмах у Зои главные роли.
В «Станице дальней» Федорова исполняла роль казачки Даши Горкуновой. Ее героиня – весьма лихая девушка. По сюжету, действие происходит во время военных маневров в районе кубанских станиц Дальняя и Кочетовская. В них принимают участие отряды станичных казаков. Разведку кочетовцев возглавляет лихой казак Михаил (эту роль исполнял главная киношная звезда тех лет среди мужчин-актеров Николай Крючков, с которым Федорова, кстати, за два последних года снялась в трех фильмах, включая «На границе» и «Ночь в сентябре»), а его невеста Даша Горкунова – связистка «вражеского» отряда. Даша ловко обманывает своего «врага» – и, скрывшись от преследователей, дает указания «своим». Но поскольку маневры совпадают с уборкой урожая, которая по традиции всегда заканчивается свадьбой, то массовый праздник, несмотря на полное поражение кочетовцев по двум позициям (в маневрах и социалистическом соревновании), благополучно завершается свадьбой Михаила и Даши.
Скажем прямо, этот фильм нельзя назвать шедевром, хотя он имел большой зрительский успех И здесь стоит более подробно рассказать о его режиссере Евгении Червякове (1899). В 1930 году он, работая на кинофабрики «Союзкино» (будущий «Ленфильм»), экранизировал книгу К. Федина «Города и годы». Причем фильм снимался в содружестве с уже упоминавшейся немецкой киностудией «Дерусса» (той самой, которая затем обанкротилась и ее место занял «Межрабпомфильм»). Червяков (как и Федин) прекрасно владел немецким языком и имел множество знакомых немцев, как в самой Германии, так и в СССР. А учитывая, что такого рода люди от внимания НКВД никогда не ускользали, можно предположить, что он имел некие связи с чекистами. Об этом, кстати, говорит и его последующая кинодеятельность – он снял три фильма по заказу НКВД: «Заключенные» (1937), «Честь» (1938) и «У старой няни» (1941; «Боевой киносборник № 2»). Сюжет у последнего фильма был следующим. Когда-то, еще до войны, молодая женщина была няней в немецкой семье. Став диверсантом, ее воспитанник, давно уехавший со своей семьей в Германию, теперь пытается найти убежище у старой няни. Женщина узнает гостя и вместе с внуком «сдает» его красноармейцам.
Кстати, и смерть Червякова была по-настоящему чекистской. Когда немцы окружили Ленинград, он наотрез отказался покидать город вместе с коллегами-кинематографистами и стал выполнять секретные задания НКВД, пуская в дело свое великолепное знание немецкого языка. Переодеваясь в форму немецкого полковника, Червяков выезжал на трофейном немецком автомобиле «Хорьх» в тыл к фашистам и, подзывая к себе их солдат, расстреливал их в упор из «шмайсера». Так длилось несколько месяцев, пока немцы не раскусили смельчака и не устроили ему засаду на дороге. И Червяков погиб в неравном бою, расстрелянный фашистами. Это случилось 16 февраля 1942 года.
Но вернемся к фильмам Зои Федоровой.
В фильме «Шестьдесят дней» речь шла о том, как двое молодых научных работников были призваны на военные сборы. У Федоровой была роль лаборантки Люсеньки – возлюбленной одного из этих призывников. Однако выход фильма будет задержан на целых три года. Почему? Вот как это объяснялось в справке комиссии ЦК ВКП(б) «О запрещенных кинофильмах в 1940 и 1941 году»:
«…Картина посвящена важной теме – боевой учебе командиров запаса на учебном сборе, но разрешена тема неудовлетворительно. Организация обучения командиров запаса не соответствует современным требованиям. Кроме последней части, в фильме нет никаких признаков, что командиры обучаются в условиях, близких к боевой обстановке. В фильме утверждается совершенно неправильное положение, будто бы победа приходит в сражении в результате случая. Тактическое учение разыграно так, что побеждает командир запаса Антонов, который в течение сбора не хотел ничему учиться и действительно не учился…».
Фильм «Музыкальная история» был совсем из иной «оперы» – его можно смело назвать шедевром (к его сценарию приложил руку писатель Евгений Петров, один из «крестных отцов» Остапа Бендера). Не случайно он был удостоен Сталинской премии II степени (1941). В нем у Федоровой была роль диспетчера в таксопарке – Клавы Белкиной. А сюжет у фильма был такой. Шофер такси Петя Говорков (знаменитый тенор Сергей Лемешев) очень любит петь. А пассажирам нравится его слушать: у Пети редкий по красоте тенор и стопроцентный музыкальный слух. Он репетирует роль Ленского в любительском оперном театре. Старый певец и дирижер Македонский предсказывает ему блестящее будущее. Но премьера спектакля заканчивается провалом из-за того, что накануне Петя поссорился с любимой девушкой, которую и играла Зоя Федорова.
Премьера «Музыкальной истории» (а это случится в октябре 1940 года) была встречена и публикой, и критиками с большим восторгом. Один из кинокритиков в главной газете страны, «Правде», писал: «Это в самом деле музыкальный фильм, от первого до последнего кадра. Щедро и полнозвучно льется с экрана музыка Чайковского, Римского-Корсакова, Визе, Бородина; в ней живут и действуют персонажи фильма, с нею органично связываются их поступки, их радости и разочарования, их судьбы…».
Короче, тем летом 1939 года, когда снимались три этих фильма, Федорова была творчески весьма активна, и ничто не предвещало того, что ее дни на «Ленфильме» сочтены. Причем не только там, но и вообще в Ленинграде и в «двушке» на Малой Посадской, которую они делили с Рапопортом.
Спустя всего лишь несколько месяцев после новоселья Федорова говорит Рапопорту «прощай», собирает чемодан и поздней осенью 39-го возвращается навсегда в Москву. Вроде бы житейская история. Но лично мне кажется, что все это не случайно. И время совпадает – как раз после августовского договора о ненападении между СССР и Германией (23 августа 1939 года). Договор лишь внешне мирный, а на самом деле война спецслужб двух государств после него не только не стихла, а, наоборот, усилилась. Послушаем Т. Гладкова – историка спецслужб:
«В ту пору немецкая разведка развернула в СССР бешеную, мало где виданную деятельность. Вот кто выжал из пакта Молотова – Риббентропа все, что только можно. Какие делегации к нам зачастили. Ну когда такое бывало – человек по 200. И постоянная смена сотрудников: кто работал месяц – три, а кто нагрянул на день-два, выполнил задание – и был таков. Огромный десант немцев на ЗИЛе, множество торговых делегаций. Поди уследи. Труднейшие для наших спецслужб, ослабленных сталинскими чистками, годы. Или наладили воздушное сообщение, полетела в Москву из Берлина и Кенигсберга с посадками в наших городах их „Люфтганза“. А вместо девочек с передничками только бравые ребята – стюарды с отличной выправкой. Но и они менялись: два-три рейса – и другая команда. Это изучали маршруты немецкие штурманы из „Люфтваффе“. А бывало и такое, что среди махровых шпионов, сомнительных делегаций вдруг появлялись в Москве и завербованные нами в Германии агенты, например Харнак, которому предстояло войти в историю как одному из руководителей „Красной капеллы“. Наши „делегации“ в Германию тоже летали. Но маленькими группами. Пока на Лубянке решат, кому можно, кого выпустят…»
Об этом же пишет и историк спецслужб Ф. Сергеев: «Интенсивность этих действий заметно возросла с осени 1939 года, особенно после победы над Францией, когда абвер и СД получили возможность высвободить свои значительные силы, занятые в данном регионе, и использовать их на восточном направлении. Перед секретными службами, как явствует из архивных документов, была тогда поставлена конкретная задача: уточнить и пополнить имевшиеся сведения об экономическом и политическом положении Советского Союза, обеспечить регулярное поступление информации о его обороноспособности и будущих театрах военных действий. Им было поручено также выработать развернутый план организации диверсионно-террористических акций на территории СССР, приурочив их осуществление к моменту первых наступательных операций немецко-фашистских войск. Кроме того, они были призваны, как об этом уже говорилось подробно, гарантировать скрытность вторжения и начать широкую кампанию по дезинформации мирового общественного мнения. Так определялась программа действий гитлеровской разведки против СССР, в которой ведущее место, по понятным причинам, отводилось шпионажу…»
Кстати, и советский кинематограф тут же откликнулся на обострение борьбы спецслужб выпуском соответствующих художественных фильмов. Самые заметные из них два: «Ошибка инженера Кочина» Александра Мачерета и «Высокая награда» Евгения Шнейдера. Начнем с первого.
В аннотации к фильму читаем следующее: «По пьесе братьев Тур и Л. Шейнина „Очная ставка“.
Инженер-конструктор московского авиационного завода Кочин получает разрешение у начальника отдела взять домой на ночь секретные чертежи и внести последние исправления. Агент иностранной разведки Тривош с помощью соседки Кочина – Ксении Лебедевой – пробирается в комнату инженера и фотографирует чертежи. После очной явки Тривоша с агентом в мастерской портного шифровка случайно попадает к портному, который сразу же относит ее в НКВД. И таким образом следователь Ларцев с вещественными доказательствами в руках спокойно начинает раскручивать очередное дело. Между тем Кочин и Ксения Лебедева под зорким наблюдением Тривоша отправляются на прогулку в Пушкино. Девушка признается любимому человеку в своей шпионской деятельности и клянется пойти к следователю. Тривошу удается освободиться от свидетельницы, но от Ларцева ему не уйти».
В фильме снимались звезды советского кино: Михаил Жаров (Ларцев), Любовь Орлова (Ксения Петровна Лебедева), Фаина Раневская (Ида Гуревич). Среди других исполнителей назову актера МХАТа Николая Дорохина (Кочин) и Бориса (Богумила) Свободу. У последнего это была первая роль в кино, после чего он станет штатным злодеем советского кинематографа, сыграв еще несколько отрицательных ролей (в основном фашистов) в фильмах: «Поединок» (1945; немецкий генерал), «Человек № 217» (1945; немецкий офицер), «Сталинградская битва» (1949; Йодль), «Встреча на Эльбе» (1950; Гуго Фишер).
Обратим внимание и на режиссера Александра Мачерета. В отношении его есть подозрение, что он снимал этот фильм не случайно, а потому что сотрудничал с НКВД, причем не только гласно, но и негласно – по немецкой линии. Ведь Мачерет, закончив Парижский университет (1914–1915), в 1928–1930 годах был режиссером и членом правления клуба «Красная Звезда» в Берлине. И когда стал режиссером, снял в 1938 году фильм «Болотные солдаты» – про немецких подпольщиков, которые борются с нацистским режимом в Германии. А следом за этим фильм Мачерет снял шпионский боевик «Ошибка инженера Кочина» во славу чекистов.
Кстати, вторым режиссером на этом фильме была Татьяна Березанцева – агент НКВД с агентурным именем «Борисова». Она была супругой Александра Демьянова («Гейне»), который, как мы помним, был внедрен в актерскую богему в начале тридцатых под видом электрика на «Мосфильме». Его приятелем был сам Михаил Ромм, в отношении которого, как уже говорилось, тоже есть определенного рода подозрения (Березанцева сняла с ним сразу несколько фильмов). Впрочем, про нее я расскажу подробнее чуть позже, а пока перейдем к режиссеру «Высокой награды» Евгению Шнейдеру, в отношении которого возникают все те же подозрения. Но сначала расскажем о самой ленте. Читаем в аннотации к ней:
«Внимание участников первомайского парада в Москве привлекает самолет новой конструкции профессора Боголюбова. А тем временем агенты иностранной разведки и опытный шпион, скрывающийся под маской клоуна, спешат на дачу к Боголюбову, куда он выехал с женой и детьми (как видим, и здесь враги охотятся за авиационными советскими разработками, как и в „Кочине“. – Ф. Р.).. Но чертежи конструктора не попадут в руки врага, потому что за действиями шпионов зорко следит лейтенант госбезопасности Михайлов…»
В этом фильме среди исполнителей больших звезд почти не было (разве что Андрей Абрикосов в роли лейтенанта госбезопасности Николая Михайлова и Андрей Файт в роли официанта), но он получился даже поинтереснее, чем «Ошибка инженера Кочина».
Но вернемся к его создателю. Евгений Шнейдер в 19191920 годах учился в Академии Генерального штаба РККА и вполне мог быть завербован военной контрразведкой. Что и стало, видимо, потом поводом к тому, чтобы он был переброшен в кинематограф на руководящие должности: Шнейдер с 1924 по 1937 годы работал заместителем директора кинофабрик «Госкино», «Совкино» и оператором «Межрабпомфильма» (последнее предприятие, как мы помним, было советско-германским). Кстати, это тот самый Шнейдер, который был оператором фильма «Гармонь», снимавшегося на «Межрабпомфильме» и где главную роль исполняла Зоя Федорова.
Вообще режиссеров, которые снимали в СССР фильмы про разведчиков, для такой работы подбирали весьма тщательно. Там людей из разряда «шаляй-валяй» обычно к такому рода делам не привлекали. Конечно, в первую очередь оценивался талант режиссера, но и взаимоотношение с органами тоже играло большую роль. Особенно это касалось сталинских времен.
И снова обратим внимание на тему, которая педалировалась в обоих названных выше фильмах про шпионов – авиационная. Она и в самом деле занимала приоритетное значение в шпионской деятельности зарубежных агентов, которые засылались в тридцатые годы в СССР. Поэтому не случайно, что после советско-германского договора 1939 года в Москве одновременно с агентом «Зефиром» объявился еще один агент, работавший по линии 1-го отделения (Германия, Венгрия) 3-го отдела ГУГБ НКВД СССР – наш знаменитый разведчик Николай Кузнецов, который выдавал себя за авиационного инженера. Впрочем, расскажем о нем более подробно.
До этого Кузнецов был агентом НКВД в Коми АССР, где проявлял чудеса конспиративной работы. Его талантом разведчика восхищался сам Михаил Журавлев – тамошний нарком внутренних дел. Кстати, этот человек вполне мог знать Зою Федорову еще по Ленинграду. Каким образом? Журавлев родился в городе на Неве и после чисток 1937 года был выдвинут на руководящую партийную работу: занимал должность заместителя заведующего отделом парторганов, а с 1938 года стал вторым секретарем Ленинского райкома. А тот примыкал к Петроградскому, где жила и работала (на «Ленфильме») в 1934–1939 годах Зоя Федорова.
В январе 1939 года Журавлева взяли на работу в НКВД и сделали наркомом внутренних дел Коми АССР. Когда он познакомился с Кузнецовым и был пленен его талантом, он дал знать об этом в Москву, которая позарез нуждалась в таких агентах – смышленых, дерзких, да еще и идеально владевших немецким языком (его Кузнецов выучил самостоятельно еще в детстве). В итоге Николая вызвали в Москву и сделали особо засекреченным агентом (о его агентурной принадлежности в центральном аппарате на Лубянке знали всего лишь несколько человек), подключив к «немецкой линии» под именем обрусевшего немца Рудольфа Вильгельмовича Шмидта. Причем ни звания, ни удостоверения работника спецслужб у него не было, чтобы не расшифровать даже перед своими. Поэтому доходило до курьезов. Когда его сосед по коммунальной квартире № 10 по Напрудному переулку, дом 1 (рядом с проспектом Мира, недалеко от современной Новорижской эстакады), написал на него донос в НКВД – дескать, проверьте – общается с иностранцами, – контрразведка Лубянки установила за Кузнецовым наблюдение. Но вскоре оно было снято. А Кузнецову выделили отдельное жилье – в доме 20 по улице Карла Маркса (Старая Басманная), рядом с Садом имени Баумана.
Кстати, в семидесятые годы я жил всего лишь в нескольких минутах ходьбы от этого дома (в нем жила моя одноклассница Лена Акимченко) и частенько заглядывался на мемориальную доску в честь знаменитого разведчика, которая до сих пор висит над подъездом, где он жил.
Одним из тех, кто «вел» Кузнецова, был Василий Рясной, который до февраля 1937 года был секретарем Руднянского райкома ВКП(б), после чего был отправлен на работу в НКВД. Работу там он начинал в 3-м (контрразведывательном) отделе ГУГБ – 1-го Управления НКВД СССР, на должностях стажера, оперуполномоченного, помощника и заместителя начальника отделения. Занимал следующие руководящие должности: начальник 14-го отделения 3-го отдела ГУГБ НКВД (октябрь 1939 – июль 1940 года), начальник 1-го отделения (оно занималось Германией) 3-го отдела ГУГБ НКВД (январь – март 1941 года), начальник 1-го отделения 1-го отдела 2-го Управления НКГБ (март – июль 1941 года).
Рясной под фамилией Семенова был прописан в том самом доме на Старой Басманной (эта квартира была конспиративной), и Кузнецов вселился туда как его дальний родственник. Вот такая чекистская легенда.
Что касается Михаила Журавлева, который и «засветил» перед Лубянкой Кузнецова, тот вскоре после него (в марте 1940 года) тоже был переведен в Москву и назначен начальником 5-го отделения 2-го Секретно-политического отдела ГУГБ НКВД СССР. Отделения, которое занималось разработкой литераторов, работников печати, издательств, театров, кино, деятелей культуры и искусства. То есть Журавлев стал непосредственным куратором по линии СПО агента «Зефир», с которым он познакомился еще в Ленинграде. Более того, в конце сороковых тот же Журавлев будет назначен начальником Владимирского централа, куда агент «Зефир» угодит после… Впрочем, не будем забегать вперед.
В той же самой богемной московской среде вращался и Николай Кузнецов. Читаем у П. Судоплатова:
«Он готовился индивидуально, как специальный агент для возможного использования против немецкого посольства в Москве. Красивый блондин, он мог сойти за немца, то есть советского гражданина немецкого происхождения. У него была сеть осведомителей среди московских артистов. В качестве актера он был представлен некоторым иностранным дипломатам. Постепенно немецкие посольские работники стали обращать внимание на интересного молодого человека типично арийской внешности, с прочно установившейся репутацией знатока балета. Им руководили Райхман, заместитель начальника Управления контрразведки, и Ильин, комиссар госбезопасности по работе с интеллигенцией. Кузнецов, выполняя их задания, всегда получал максимум информации не только от дипломатических работников, но и от друзей, которых заводил в среде артистов и писателей. Личное дело агента Кузнецова содержит сведения о нем как о любовнике большинства московских балетных звезд, некоторых из них в интересах дела он делил с немецкими дипломатами. Кузнецов участвовал в операциях по перехвату немецкой диппочты, поскольку время от времени дипкурьеры останавливались в гостиницах „Метрополь“ и „Националь“, а не в немецком посольстве. Пользуясь своими дипломатическими связями, Кузнецов имел возможность предупреждать нас о том, когда собираются приехать дипкурьеры и когда можно будет нашим агентам, размещенным в этих отелях и снабженным необходимым фотооборудованием, быстро переснять документы…»
Об этом же и слова Т. Гладкова: «В знакомых у Кузнецова были балерины, у которых кроме него были и богатенькие поклонники, не только советские. Зарплата у девушек не очень, а иностранец и чулочки привезет, и тушь из Парижа, и еще что-то подкинет. Так что Кузнецов никого никому не подкладывал, прекрасные дамы и без него свое дело знали. Но среди балерин были и его источники, многое Кузнецову рассказывавшие.
Кузнецов вербовал немцев. Добывал секретные документы. Компрометировал чужих дипломатов, заставляя работать на нас. Теперь часто публикуют фото Николая Кузнецова тех времен: он в форме старшего лейтенанта советских ВВС. Но вот что интересно, или даже характерно. Той летной формы ему никто не выдавал. Об этом рассказывал мне генерал Райхман, которому и подчинялся Кузнецов: „Сам достал“. Где-то раздобыл, придумал легенду и по ней действовал. Почему именно старший лейтенант? Кузнецов сообразил, что как раз возраст для лейтенанта. Легенда, которая притягивала чужих: работает в Филях, на заводе, где выпускаются самолеты. Выдавал себя за инженера-испытателя. Купил фотоаппарат и быстренько переснимал передаваемые ему секретные документы. Машину научился водить тоже сам. Мне Райхман подтвердил: „Мы его ничему не учили“. Хотел послать в спецшколу, но биография была такой… Его б кадровики не в школу отправили, а на посадку (у Кузнецова в молодости была судимость – год исправработ, его дважды исключали из комсомола, потом снова восстанавливали. – Ф. Р.). И какая школа, когда работать было надо сегодня. В пакт разведчики не верили, Райхман со товарищи даже написали об этом рапорт. Но Меркулов, их тогдашний шеф, бумагу разорвал со словами: „Наверху этого не любят, но работайте так, как вы здесь мне все изложили“. Кузнецов был страшно нужен. Был момент, и его хотели назначить администратором в Большой театр – завязались серьезные связи в этом мире…»
Здесь стоит рассказать, кто такие Райхман, о котором упоминают Судоплатов и Гладков, а также Ильин.
Лазарь (Леонид) Райхман в декабре 1931 году, в возрасте 23 лет, работал заведующим кадрами деревообделочного комбината № 6 в Ленинграде, когда его завербовало ОГПУ. С апреля 1932 года он уже работал помощником уполномоченного ОГПУ по Ленинградскому ВО, причем по Петроградскому району, где находился «Ленфильм». С 1933 года – уполномоченный 1-го отделения, с 1935 года оперуполномоченный 2-го отделения СПО ПП ОГПУ по ЛВО – СПО УГБ УНКВД по Ленинградской области, с 16 апреля 1937 года – помощник начальника 1-го отделения 4-го отдела УГБ УНКВД.
Учитывая, что Райхман работал в двух отделениях СПО – 1– м, которое отвечало за разработку троцкистов, юрьевцев, правых оппозиционеров, мясниковцев, шляпниковцев, исключенных из ВКП(б), а также за закордонную работу, и 2– м – работа против бывших меньшевиков, анархистов, эсеров, бундовцев, клерикалов, провокаторов, жандармов, контрразведчиков, карателей, белоказаков, монархистов – вполне можно предположить, что он мог знать агента «Зефира», который в Ленинград был делегирован для работы против тех же оппозиционеров и немцев.
1 июня 1937 года Райхман был переведен в Москву, в центральный аппарат НКВД, где получил должность начальника 1-го отделения 4-го (секретно-политического) отдела ГУГБ НКВД СССР. В июне 1938 года он стал начальником 5-го отделения 2-го (секретно-политического) отдела ГУГБ НКВД СССР, которое, как мы помним, «вело» деятелей культурного фронта. На этом посту Райхман пробудет до января 1940 года, после чего пойдет на повышение – станет заместителем начальника 2-го отдела ГУГБ НКВД СССР и станет трудиться на украинско-польском направлении.
В период работы Райхмана на «культурном» фронте он и жену себе подберет из этого же круга – ею станет знаменитая балерина Большого театра Ольга Лепешинская (1916). Причем, по некоторым сведениям (об этом, например, пишет в своей книге Владимир Абаринов), она была… агентом НКВД, и ее куратором одно время был именно Райхман. В процессе этой агентурной работы между ними возник роман, который в итоге привел к их женитьбе. Вот такая мелодрама на фоне суровой чекистской работы. Когда именно балерина стала агентурить на ГБ, сказать трудно. А официальная биография Лепешинской выглядит следующим образом.
В 1933 году она окончила Московское хореографическое училище и дебютировала в Большом театре в балете «Тщетная предосторожность». После чего роли в других спектаклях последовали одна за другой: Китри в «Дон Кихоте» Л. Ф. Минкуса, Аврора в «Спящей красавице» П. И. Чайковского, Одетта и Одилия в «Лебедином озере» того же автора, Тао Хоа в «Красном маке» Р. М. Глиэра, Жанна в «Пламени Парижа» Б. В. Асафьева и др.
Во второй половине тридцатых Лепешинская вышла замуж за ленинградского кинорежиссера Илью Трауберга (брата Леонида Трауберга, который вместе с Г. Козинцевым снял трилогию о Максиме, а в 1939 году поселился в одном доме с Федоровой и Рапопортом), но этот брак продержался недолго. Вот тогда Лепешинская и обратила внимание на Райхмана, за спиной которого могла быть совершенно спокойна за свою жизнь и карьеру. Ведь в руках у чекиста была неограниченная власть, а у его отдела в Большом театре была весьма обширная агентура, впрочем, как и в других культурных учреждениях Москвы. Не случайно и Кузнецова хотели назначить администратором именно в Большой театр – ведь он тогда был центром средоточия иностранных граждан, приезжавших в Москву. Вторым центром был «Мосфильм», но там в основном вращалась местная богема.
Балерин Большого театра, работавших на чекистов, было так много, что под них специально было создано подразделение, где они числились (в нем работала и жена Судоплатова – Эмма). Их задействовали в самых различных акциях, но в основном связанных с иностранцами. Вот, к примеру, одна такая история из предвоенного времени, рассказанная нашей знаменитой разведчицей Зоей Воскресенской:
«На машине ВОКСа (Всесоюзное общество культурных связей. – Ф. Р.) я прибыла в германское посольство. Одновременно со мной подъехали две машины с солистами балета Большого театра. Запомнилась народная артистка Семенова, она приехала после спектакля, усталая, непричесанная, лицо ее без грима блестело от крема (выдающаяся русская советская балерина Марина Семенова в 1925–1929 годах танцевала сначала в Ленинградском театре оперы и балета, затем перешла в Большой театр, была одной из любимых балерин И. Сталина. – Ф. Р). Появились еще две молодые танцовщицы, был, кажется, и Чабукиани (Вахтанг Чабукиани – с 1929 по 1941 год был артистом балета Ленинградского театра оперы и балета. – Ф. Р). Балерина Тихомирова была в каком-то затрапезном платье.
Встречал гостей посол Вернер фон Шуленбург. Он был, как положено, во фраке, и его окружали балерины, приехавшие из Берлина…
Всех пригласили к столу. С немецкой стороны дипломаты были без жен. Один из них говорил по-русски. А с советской стороны переводчиком пришлось быть мне. Чувствую, в меня впился взглядом сидевший визави, как он потом представился, военный атташе. Он был – мы это знали – главой немецкой разведки в Москве (Эрих Кёстринг. – Ф. Р)…
После обеда, далеко не парадного и не рассчитанного на гурманов (блюда были пресные), разговор завязался натянутый, с паузами. Военный атташе несколько раз выбегал, его куда-то вызывали. Один раз, возвратившись, он что-то прошептал послу Шуленбургу, что было уж совсем бестактно с точки зрения дипломатического протокола.
Перешли в зал, где разносили кофе, мороженое и ликер. Военный атташе завел патефон английского происхождения марки „Хиз мастере войс“. На крышке патефона была изображена собака, слушающая звук из граммофонного раструба. Начались танцы. Шуленбург пригласил меня на тур вальса.
На меня напало смешливое настроение. Мой партнер был внимателен, вежлив, но не мог скрыть своего удрученного состояния.
– Не кажется ли вам забавным, господин посол, – спросила я, – что мы танцуем с вами в балетной труппе Большого театра?
– Действительно забавно, – усмехнулся Шуленбург. – Такое, к сожалению, случается лишь раз в жизни, а я к этому не готов.
– Вы не любите танцевать? – спросила я с наивностью в голосе.
– Признаться, не люблю, но вынужден, вынужден, – еще раз подчеркнул Шуленбург.
И я вдруг почувствовала какой-то иной смысл в его словах, высказанных с горечью.
Танцуя, мы прошли по анфиладе комнат, и я отметила в своей памяти, что на стенах остались светлые, не пожелтевшие квадраты от снятых картин. Где-то в конце анфилады как раз напротив открытой двери возвышалась груда чемоданов.
В это время к нам не подошел, а подбежал запыхавшийся военный атташе:
– Господин посол, вам надо отдохнуть, я похищаю у вас даму.
– Я тоже устала, – ответила я.
Шуленбург ушел в какую-то боковую дверь, а военный атташе сопровождал меня в зал и принялся расспрашивать, в каком отделе ВОКСа я работаю. Я ответила, что в скандинавском. Он подробно интересовался нашими планами, какие намечены вернисажи, какие предстоят гастроли. Я отвечала наобум, что бог на душу положит. У меня не было времени „запрягаться“, и вынуждена была „быстро ехать“.
Военный атташе снова куда-то исчез. В это время балерина Семенова сказала, что пора бы и честь знать и время отправляться домой. Вышел Шуленбург, гости благодарили за прием. Появился военный атташе, подошел ко мне и злорадно съязвил:
– Мне сейчас сообщили, что театр Станиславского не собирается выезжать с гастролями в Финляндию, как вы изволили мне сказать.
– У вас старые сведения, господин генерал, – ничуть не смутившись, ответила я.
– Сведения самые последние и самые достоверные, – настырно повторил военный атташе.
– А я утверждаю, что именно так. Сегодня днем шеф ВОКСа профессор Кеменов подписал мой план.
Мы распрощались.
Меня ждала машина ВОКСа. В зеркало я видела, что военный атташе, стоя на крыльце, записывал номер этой машины.
Возле моего дома меня ждала другая, служебная машина, на которой я поехала на Лубянку и, как была, в вечернем бархатном платье со шлейфом, пришла к генералу Федотову. Мои наблюдения в германском посольстве и всякие подмеченные детали вполне удовлетворили специалистов нашей контрразведки. Из моего доклада было ясно, что германское посольство готовится к отъезду и вся эта „культурная“ акция с Берлинским балетом сфабрикована для отвода глаз.
Шуленбург и его аппарат готовились покинуть Москву…»
Что касается еще одного чекиста, упомянутого Судоплатовым, – Виктора Ильина, то он в 14-летнем возрасте участвовал в гражданской войне на стороне Красной армии. А после войны стал политруком в дивизии особого назначения при Коллегии ОГПУ. Но в 1926 году Ильина уволили из органов по слабости зрения. Но, как говорится, бывших чекистов не бывает. Судя по всему, Ильин относился к их числу. Он хоть и работал в Высшем совете народного хозяйства СССР секретарем замначальника Военно-промышленного управления, но и чекистскую службу, видимо, не забывал. Поэтому в 1932 году его устроили в руководство кинематографического главка – налаживать агентурную сеть в среде киношников. Судя по всему, делал он это весьма споро, за что после чего в январе 1933 года его вернули в штатные сотрудники ОГПУ – рядовым оперуполномоченным. Причем трудился он на «культурном фронте» – агентурил среди киношно-театральной и литературной богемы (лично «вел» агента «Гейне» – Александра Демьянова, которого, как мы помним, устроили рядовым электриком на «Мосфильм»). А в 1937–1938 годах его перебросили на разработку меньшевиков и троцкистов. Он и там отличился, но все же главным его коньком была творческая элита. Поэтому в 1939 году Ильин был назначен заместителем начальника 3-го (вскоре он станет 2-м) отдела Секретно-политического Управления НКВД, занимавшегося работой с творческой интеллигенцией.
А руководил тогда СПО Павел Федотов, который пришел на работу в ВЧК в двадцать лет – в январе 1921 года. Будучи петербуржцем, он долгие годы работал в СПО на Северном Кавказе (Чечня и Орджоникидзевский край), после чего осенью 1937 года был переведен в центральный аппарат НКВД СССР, где шли массовые чистки в рядах старой номенклатуры. Спустя несколько месяцев – в марте 1938 года – Федотов уже был назначен начальником 7-го отделения 4-го (секретно-политического) отдела ГУГБ – это отделение отвечало за выявление и разработку антисоветских организаций учащейся молодежи, системы Наркомпроса, детей репрессированных. В сентябре того же 1938-го Федотов уже стал помощником начальника 4-го отдела, затем его заместителем. А спустя 11 дней после заключения советско-германского договора о дружбе – 4 сентября 1939 года – Федотов возглавил 2-й (секретно-политический) отдел ГУГБ НКВД СССР.
А что же Зоя Федорова? В Москве она поселилась в родительской квартире на Моховой, дом 10, где также жил ее младший брат Иван (еще у них были две сестры – Мария и Александра, но они жили отдельно в своих семьях – например, у Марии мужем был певец из Большого театра Синицын). Но это совместное житье было временным явлением, поскольку Зое было обещано отдельное жилье, причем не где-нибудь, а в новом, уже почти построенном доме 17 на улице Горького. О бывшем муже она уже не вспоминала, поскольку у нее на горизонте появился новый воздыхатель – куда более перспективный. Во-первых, он был молод (моложе ее на восемь лет), во-вторых – русский (связи с евреями в ту пору уже так не поощрялись, как раньше), и, наконец, он был летчиком – «сталинским соколом», как их тогда называли. Речь идет об Иване Клещеве.
Он родился 26 января 1918 года в селе Курячовка ныне Марковского района Луганской области Украины в шахтерской семье. В 1933 году окончил 1-й курс педагогического техникума в Ворошиловграде, после чего работал слесарем на паровозостроительном заводе в городе Новочеркасске. Как и большинство мальчишек той поры, мечтал стать летчиком (вспомним фильм «Летчики» 1935 года выпуска, где Зоя Федорова играла роль медсестры) и вступил в ростовский аэроклуб. Затем он попал в Борисоглебскую военную авиационную школу летчиков.
В 1937 году Клещев отправился служить в Красную армию. Окончил военную школу летчиков-истребителей и летом 1939 года был отправлен для участия в боях против японских захватчиков на реке Халхин-Гол (Монголия) в должности командира звена 56-го истребительного авиационного полка. Совершил 70 боевых вылетов на истребителе «И-16», участвовал в 12 воздушных боях, лично сбил один самолет (по другим данным – лично четыре и в составе группы два самолета) противника.
12 августа 1939 года во время лобовой атаки столкнулся с истребителем противника и сбил его. При этом на высоте 1000 метров был выброшен из своего разрушившегося самолета, получив переломы левой ноги и правой руки, а также травму головы. Парашют раскрылся от удара. На земле был подобран бойцами 9-й мотоброневой бригады и отправлен в госпиталь. За проявленное мужество Клещева наградили орденом Красного Знамени. Короче, яркая биография у Ивана Клещева, несмотря на его молодой возраст (в январе 1939 году ему исполнился 21 год).
С Федоровой он познакомился в самом конце 1939 года на общей вечеринке, где собрались военные и деятели творческой интеллигенции. Клещев тогда только-только вернулся из Средней Азии, где проходил службу после ранения. И сразу попал в поле зрения Федоровой. Или она попалась ему на глаза, поскольку не было в стране человека, который бы не знал эту артистку. А вообще в те годы летчики среди всех военных были в особом фаворе, и не было в Советском Союзе девушки, которая не хотела бы выйти замуж за «сталинского сокола».
Первой советской актрисой, вышедшей замуж за летчика, была Валентина Половикова, которая после замужества стала Серовой. Ее супругом стал знаменитый летчик Анатолий Серов (1910). В июне 1930 года он окончил Вольскую военно-теоретическую школу летчиков, а также 3-ю школу военных летчиков и летчиков-наблюдателей, базирующуюся в Оренбурге. C 1937 года Серов участвовал в Гражданской войне в Испании под псевдонимом «Родриго Матео» – он был командиром эскадрильи и воевал на истребителе «И-15». За время боевых действий он в паре с ведомым провел около 40 воздушных боев, сбил 15 самолетов противника, из них восемь – лично.
Организовал ночное дежурство истребителей над аэродромом. 27 мая 1937 года в ночном воздушном бою сбил один бомбардировщик противника и отогнал еще два самолета от аэродрома. Впоследствии, как написано в книге З. Чалой «Анатолий Серов», Анатолий успешно внедрил разработанную им методику ночных боев в других эскадрильях. Кроме этого, именно Серов участвовал в уникальной операции по штурму аэродрома противника силами истребительной авиации, без бомбардировщиков. Это было первое применение истребителей для штурма наземных целей. Отряд Серова потерь не имел, а на аэродроме было уничтожено около сорока самолетов противника.
2 марта 1938 года полковнику Серову было присвоено звание Героя Советского Союза. А уже 3 мая он познакомился с Валентиной Половиковой, которая тогда играла на сцене Театра имени Ленинского комсомола. Говорят, это была любовь с первого взгляда и уже на третий день Анатолий сделал актрисе предложение. Они расписались 11 мая, через восемь дней после знакомства. Это была красивая, звездная, счастливая пара, обласканная самим Иосифом Сталиным.
Отметим, что на тот момент Половикова еще не была столь известной актрисой. На ее счету была всего лишь одна кинороль, да и то второплановая – Лиза в фильме «Строгий юноша» (1936). Однако в марте 1939 года на экраны страны вышла картина «Девушка с характером», где у Серовой была главная роль – работница дальневосточного зверосовхоза Катя Иванова, которая сделала двадцатилетнюю актрису настоящей звездой экрана.
Звездная пара жила в роскошной квартире в Лубянском проезде. Однако их счастье было недолгим. Спустя полтора месяца после премьеры «Девушки с характером» – 11 мая 1939 года, в день годовщины их свадьбы (Валентина тогда была на шестом месяце беременности) – Анатолий Серов погиб при совершении испытательных полетов на самолете «УТИ-4» в районе деревни Высокое. Вместе с другим знаменитым «сталинским соколом» – летчицей Полиной Осипенко – они осваивали «слепые» полеты. Прах обоих был помещен в урнах в Кремлевскую стену на Красной площади в Москве.
Еще одна актриса, вышедшая замуж за «сталинского сокола», – Марина Фигнер (1922). Она, кстати, была знакома с Зоей Федоровой, снявшись с ней в одном фильме – в «Музыкальной истории» (1940), где у Фигнер была крохотная роль актрисы в опере.
Марина родилась в Ленинграде, в ее жилах текла немецкая кровь (род Фигнеров переселился из Германии в Россию при Петре I, к этому роду относится и знаменитая революционерка из «Народной воли» Вера Фигнер). Причем отец Марины – Николай Николаевич – служил офицером в царской армии, затем перешел на сторону большевиков и продолжил службу в рядах РККА. В конце тридцатых, когда начались репрессии против обрусевших немцев, Фигнера-старшего эта участь благополучно миновала (ему даже не припомнили службу в белой армии). В 1943 году полковник Николай Фигнер погибнет на фронте, как и его сын Кирилл.
Что касается Марины, то она в 1939 году окончит среднюю школу. И закрутит роман… с самим Владимиром Петровым – кинорежиссером с «Ленфильма», который прославился после фильма «Петр I» (1937–1939). Благодаря этому роману Фигнер была принята без всякого профессионального образования в Ленинградский театр имени Ленсовета и снялась в «Музыкальной истории». Но затем в это дело вмешался сам… Сталин.
Дело в том, что Петров был официально женат на дочери одного из видных революционеров и соратников Сталина – тоже грузина по национальности. Узнав от чекистов о том, что Петров «загулял» с молоденькой девчонкой, вождь позвонил ему домой и сделал внушение: дескать, нехорошо бросать дочерей видных революционеров. После этого Петров расстался с Фигнер и вернулся к жене. А Марина вынуждена была уехать в Москву, где устроилась актрисой в МХАТ. Там же она встретила «сталинского сокола» – летчика Рафаила Капрэляна (1909). Он окончил Ленинградский институт гражданской авиации (1932), Батайское летное училище гражданской авиации (1934). В 1935–1941 годах он работал пилотом в ГВФ (в Московском Управлении). В 1937 на самолете «ХАИ-1» он выполнил перелет Москва – Ташкент – Москва. Спустя год был отправлен на работу в Китай – учил тамошних летчиков. В 1940 году вернулся на родину и познакомился с Мариной Фигнер, которая стала его женой. К этой женщине мы еще вернемся, поскольку она будет входить в близкий круг Зои Федоровой – в круг женщин, которые имели отношения с иностранцами, аккредитованными в Москве.
Итак, Зоя Федорова закрутила роман с летчиком Иваном Клещевым и стала его гражданской женой. И весной 1940 года любовники справили новоселье – переехали жить в семиэтажный дом 17, квартира 59 (67 кв. метров) по улице Горького (архитектор Г. Мордвинов), на противоположной стороне от Елисеевского магазина. Этот угловой дом, построенный на месте снесенной церкви Дмитрия Солунского с уникальной шатровой колокольней XVII века, был прозван в народе «домом под юбкой», так как до 1958 года на угловой башенке стояла статуя балерины, которая держала в руках серп и молот (скульптор Г. Мотовилов). В те годы по Москве даже ходил стишок:
Над головою у поэта
Воздвигли даму из балета,
Чтоб Александр Сергеич мог
Увидеть пару стройных ног.
Отметим, что памятник А Пушкину до 1952 года стоял на противоположной от сегодняшней стороне – на Тверском бульваре, и «балерина» на самом деле возвышалась над его правым плечом, воздев вверх руки и вытянув, как струны, свои стройные ножки в пуантах.
Обратим внимание на следующий факт. В начале 1940 года в Москве вновь открылось консульство Германии, которое расположилось на улице Станиславского (бывший Леонтьевский переулок). Практически по соседству с домом 17 по улице Горького, где тогда же(!) справила новоселье и Зоя Федорова. Неужели опять случайность? Но не слишком ли много подобных случайностей происходило в биографии героини нашего рассказа? Может, это все же закономерность? Как и то, что сразу несколько домой по этой нечетной стороне улицы Горького были «чекистскими». Например, дом 9, который выходил как на улицу Горького, так и в Брюсов переулок. В нем обитала семья Всеволода Мейерхольда и Зинаиды Райх, о которых речь у нас уже шла. Как мы помним, в их квартире был салон, который, судя по всему, был организован чекистами. Читаем у Л. Колодного:
«…В арке на Тверской, 9, виден дом, где жил режиссер Всеволод Мейерхольд с Зинаидой Райх, ведущей актрисой его театра, первой женой Сергея Есенина, матерью сына и дочери поэта. Они росли здесь. Судьба режиссера известна. Зинаиду Райх зверски убили в квартире (15 июля 1939 года. – Ф. Р.) и поселили в ней ничего не знавших об этой трагедии молодоженов-грузин, сотрудников НКВД. Поженил начинающих чекистов гулявший на их свадьбе нарком Лаврентий Берия, выдав таким образом замуж одну из своих любовниц по имени Вардо. При Сталине ей пришлось отсидеть в тюрьме год, еще два года – после падения Берии. Квартира хлебнувшей горя Вардо много лет использовалась как явочная. Только когда по ТВ прошел сюжет о злосчастной квартире, КГБ подобрал бывшему агенту другую жилплощадь…».
В доме 17, где обитала Зоя Федоровой, спустя пару месяцев после ее ареста (в начале 1947 года) станет жить и разместит свою мастерскую скульптор Сергей Коненков, супруга которого – Маргарита Коненкова – судя по многим данным, была… агентом НКВД с агентурным именем «Лукас». Как пишет все тот же Л. Колодный:
«Какие задачи выполняла Маргарита Ивановна, живя на Тверской? Можно предположить, квартира и мастерская, где бывали многие поклонники таланта Коненкова, сослужила верную службу Лубянке…».
Сергей и Маргарита поженились в 1922 году, а год спустя остались жить в США, не вернувшись из творческой командировки. Самое интересное, что этот побег не вызвал неприятия у советских властей, и они продолжали поддерживать связь с супружеской четой. Не потому ли, что Маргарита была секретным агентом и выполняла специальное задание ГПУ? Вот как об этом писал П. Судоплатов:
«Жена известного скульптора Коненкова, наш проверенный агент, действовавшая под руководством Лизы Зарубиной (жена Василия Зарубина, резидента НКВД в США – Ф. Р.), сблизилась с крупнейшими физиками Оппенгеймером и Эйнштейном в Принстоне. Она сумела очаровать ближайшее окружение Оппенгеймера. После того как Оппенгеймер прервал связи с американской компартией, Коненкова под руководством Лизы Зарубиной и сотрудника нашей резидентуры в Нью-Йорке Пастельняка (Лука) постоянно влияла на Оппенгеймера и еще ранее уговорила его взять на работу специалистов, известных своими левыми убеждениями, на разработку которых уже были нацелены наши нелегалы и агентура…».
И еще одна цитата из того же П. Судоплатова: «Существенной была роль Михоэлса и Фефера также и в разведывательной операции по выходу на близкие к Эйнштейну круги ученых-специалистов, занятых разработкой в то время никому не известного „сверхоружия“. Эти люди встречались с близкими к семье Эйнштейна русскими эмигрантами супругами Коненковыми, и через них, правда, в устной форме, к нам поступала важная информация о перспективах нового „сверх-оружия“, обсуждавшихся в Принстоне при участии Ферми и Оппенгеймера. Координацией всей этой работы по линии нашей разведки в США занимались, кроме Зарубиных, Хейфец и Пастельняк…».
В 1945 году по распоряжению Сталина для того, чтобы перевести работы Коненкова из Америки в Россию, был зафрахтован пароход. И в Москве скульптору и его жене почти сразу выделили громадную мастерскую (на первом этаже) и квартиру (на втором этаже) в доме 17 по улице Горького. Таких благ не получал никто из вернувшихся в СССР эмигрантов. После чего на супругов… посыпались упреки за то, что они прожившие самые трудные для страны военные годы за границей, незаслуженно получили от власти такие блага. Тогда Маргарита написала письмо Л. Берии, где настоятельно просила всесильного члена Политбюро (и недавнего шефа НКВД) оградить ее и ее семью от нападок с учетом (далее дословно) «ее заслуг и заслуг Сергея Тимофеевича Коненкова перед родиной». Эта сноска чуть позже позволит историкам сделать вывод, что Маргарита Коненкова была спецагентом самого Берии. Не таким ли агентом была и соседка Коненковых по дому 17 по улице Горького – «Зефир», о которой мы ведем речь в своей книге? Вообще в этом доме агентами, судя по всему, были не только они.
Еще одним соседом Зои Федоровой по тому же дому (причем они справили новоселье одновременно – в 1940 году) был знаменитый советский актер Максим Штраух. Они с Федоровой были знакомы давно – еще с 1932 года, когда Зоя была студенткой училища при Театре революции, а Штраух был зачислен в его труппу, перейдя из Театра Мейерхольда. А в 1937 году они встретились на одной съемочной площадке, снявшись в ленфильмовской картине «Человек с ружьем». По некоторым данным, Штраух тоже мог иметь отношения к секретной работе в НКВД. Что на это указывает? Весьма специфическая служба будущего актера, на которой он подвизался в молодые годы.
В 1918–1921 годах Штраух, одним из первых исполнивший на экране роль В. Ленина (вместе с Борисом Щукиным), служил в фельдъегерском корпусе Реввоенсовета республики (наиболее крупный орган подобной особой связи) и доставлял секретную корреспонденцию в разные концы страны (однажды он довез секретное письмо Ленина в Ташкент, несмотря на свалившийся на него тиф). Вот что пишет журналист А Бураков:
«Не одну тысячу километров исколесил „красный фельдъегерь“ Штраух, доставляя важные правительственные документы в разные уголки молодой Советской республики. Всегда и всюду с ним были семизарядный пистолет системы „Наган“, кожаный портфель и специальное удостоверение, выдаваемое всем фельдъегерям, убывавшим в командировки. Позже в своих воспоминаниях Максим Штраух называл этот документ мандатом, подчеркивая при этом огромную по тем временам его силу. Он обеспечивал беспрепятственный проезд на любом виде транспорта, в любую точку России. Это специальное удостоверение было напечатано типографским способом на бланке Всероссийского Главного штаба за подписью начальника штаба и комиссара. Вот его содержание: „Дано сие фельдъегерю Штрауху, командируемому по роду его службы с секретными поручениями и срочными особой важности бумагами от Совета Всероссийского Главного штаба и учреждений Революционного Военного Совета Республики, в том, что ему предоставляется право беспрепятственного выезда и въезда в Москву, Петроград и другие города Российской Республики с имеющимися при нем казенными пакетами, не подлежащими ни осмотру, ни конфискации. Военным представителям, комендантам и начальникам станций предлагается предоставлять в распоряжение фельдъегеря Штрауха место в вагонах: специального назначения, штабном, делегатском или служебном, и право получения билета, входа и выхода на перрон вокзалов вне очереди. Всем советским организациям, учреждениям и должностным лицам оказывать полное содействие в отношении беспрепятственного выполнения возложенных на фельдъегеря Штрауха поручений и передачи по назначению вверенных ему пакетов“.
Максим Штраух, обладая напористым характером и трудолюбием, за короткое время освоил новую, доселе неизвестную для себя профессию, что позволило ему пройти путь от простого фельдъегеря до специалиста 1-й категории с месячным должностным окладом 600 рублей. В Положении о Службе внешней связи было сказано:
„Служащие Службы внешней связи именуются фельдъегерями и делятся на две категории, на 1-ю и 2-ю. Фельдъегерь 1-й категории обязан знать хотя бы один из иностранных языков (французский, немецкий, английский). Фельдъегеря предназначаются для доставки внутри республики и за границу важнейших бумаг, посылок и денежных сумм. Они наряжаются также по особым распоряжениям на дежурства при высших должностных лицах военного управления“.
После выполнения задания и возвращения из Ташкента в Москву фельдъегерю Штрауху как переболевшему в дороге тифом был предоставлен месячный отпуск, по окончании которого он снова продолжил выполнять служебные командировки, доставляя важную корреспонденцию в штабы фронтов и военных округов. Петроград, Пермь, Казань, Вологда, Ярославль, Ростов-на-Дону, Саратов, Киев, Севастополь и многие другие – это лишь небольшой перечень городов, в которых побывал Максим Штраух со специальными заданиями. Несмотря на постоянную занятость по службе, командировки, которые отнимали у него немало времени, он находил возможность продолжать учебу в Первом Государственном университете на филологическом факультете и одновременно изучать теорию театра. В январе 1921 года Максим Штраух вместе с другими сотрудниками Службы внешней связи был зачислен в состав вновь сформированного Фельдъегерского корпуса при Управлении связи Красной армии (УСКА). Но на новой должности он пробыл меньше месяца. В начале февраля 1921 года Штраух был демобилизован из армии…».
Как известно из истории, многие сотрудники ГПУ или Разведупра РККА после гражданской войны, под видом демобилизации, были направлены в различные отрасли народного хозяйства, чтобы вести там агентурную работу. Вполне возможно, что и Штраух пошел по этой стезе – он стал актером Первого рабочего театра Пролеткульта (1920–1924), а затем стал работать на фабрике «Госкино» (будущий «Ленфильм»). Кстати, много позже он станет членом правления общества «СССР – Франция», куда обычно назначали людей, имевших отношение к спецслужбам и бывших либо спецагентами, либо агентами влияния.
Короче, «дом под юбкой» на улице Горького объединил под своей крышей весьма интересных и во многом загадочных людей. Впрочем, как и другие дома по той же нечетной стороне улицы Горького. Взять, к примеру, дом 41, где в ту пору располагался спортивный магазин «Динамо». В нем жил сам нарком госбезопасности Всеволод Меркулов, а этажом ниже обитал другой видный чекист – Павел Судоплатов (чуть дальше, но на другой стороне, жили чекист Леонид Райхман с балериной Ольгой Лепешинской). По словам П. Судоплатова: «…Меркулов спускался ко мне, если надо было обсудить что-нибудь срочное. Обе наши квартиры использовались также как явочные для встреч с иностранными дипломатами…».
Впрочем, тот дом 41 почти сплошь был чекистским. По данным историка Д. Бондаренко, которые он любезно предоставил автору этой книги, в этом здании в разные годы обитали следующие сотрудники МГБ: З. Воскресенская (разведчица и писательница) и ее супруг Б. Рыбкин (разведчик), А Коротков (начальник нелегальной разведки), М. Рюмин (следователь МГБ), М. Светличный (будущий начальник Московского УКГБ), а также А. Бесчастнов (начальник «наружки» КГБ), Я. Серебрянский (разведчик, руководитель похищения белого генерала Кутепова в Берлине в 1929 году).
Как ни странно, но талант Зои Федоровой после того, как она перебралась в Москву, не был по достоинству оценен на двух столичных киностудиях – «Мосфильме» и «Союздетфильме». То есть ролями ее нигде не завалили. И в 1940 году в Москве она снялась всего в одном фильме, причем в короткометражном, да еще в эпизоде. Речь идет о картине Наума Трахтенберга и А Каплана «На путях», где речь шла о жизни железнодорожников в предвоенные годы. У Федоровой была роль машиниста поезда.
Но про актрису не забыли на «Ленфильме», где продолжал верховодить Сергей Герасимов. Другой Сергей – Юткевич – как мы помним, к тому времени уже перебрался в Москву, но работал не в кино, а возглавлял Ансамбль песни и пляски МВД. Так вот на «Ленфильме» Федоровой была предложена главная роль, причем в фильме, который снимал… ее бывший супруг Владимир Рапопорт (режиссером был Владимир Эйсымонт). Хотя во многих биографиях актрисы говорится, что расстались они врагами и Рапопорт, дескать, после развода всячески вставлял палки в колеса творческой биографии Зои Федоровой. А он снял ее во «Фронтовых подругах», а спустя год еще и в «Боевом киносборнике № 2» («Подруги на фронт!», реж В. Эйсымонт). Вряд ли это было бы возможно, если бы они были врагами.
Во «Фронтовых подругах» Федорова исполнила роль сандружинницы Наташи Матвеевой, которая в качестве командира отряда санитарок отправляется на финскую войну. В Ленинграде она оставляет своего жениха – лейтенанта Сергея Коровина (Андрей Абрикосов). Однако пройдет какое-то время, и Наташа внезапно узнает, что ее суженый, тоже призванный на фронт, погиб в бою. А потом в жизни девушки появляется разведчик Морозов (Борис Блинов – тот самый, с которым Федорова жила в одном доме на Малой Посадской), который раненным поступает в их госпиталь. И между молодыми людьми начинает зарождаться романтическое чувство. И в этот самый момент выясняется, что погибший жених Наташи. жив-здоров. Но едва она получила это известие, как сама едва не погибла – ее санитарная машина наткнулась на засаду, пуля попадает девушке в спину. И далее, как написано в аннотации к фильму: «…В тыловом госпитале встречаются два недавних фронтовика: разведчик Андрей Морозов и лейтенант Коровин, которого по ошибке считали погибшим. Пришли они к Наташе, которая после тяжелого ранения уже пошла на поправку…».
В годы войны (1942) этот фильм получит Сталинскую премию II степени.
К 1940 году за плечами Зои Федоровой был уже богатый послужной список – она снялась в 18 фильмах. Правда, исполнила в них только три главные роли («Гармонь», «Подруги» и «Музыкальная история»). Однако ее имя было у всех на слуху, поскольку с такой частотой в советском кино того времени почти никто из советских актрис не снимался. Зое Федоровой это удавалось, поэтому она не давала забыть о себе широкому зрителю.
Между тем на исходе тридцатых в советском кино, помимо тех актрис, о которых шла речь чуть выше, появлялись новые. Однако не каждой из них удавалось надолго задержаться на небосклоне кинематографа в качестве ведущей. Например, в 1939 году ярко вспыхнула звезда Валентины Серовой, которая проснулась знаменитой 20 марта 1939 года, когда на экраны страны вышла картина «Девушка с характером», где у нее была главная роль. Но длиться этот успех будет недолго – всего четыре года, во время которых актриса исполнит еще три главные роли в фильмах «Весенний поток» (1941; учительница Надежда Кулагина), «Сердца четырех» (1941, выход – 1945; математик Галина Мурашова) и «Жди меня» (1943; Лиза Ермолова).
Совсем иная судьба будет ждать другую актрису – Лидию Смирнову (1915). Ее дебют в кино состоялся еще в 1935 году – она сыграла эпизод в фильме «Настенька Устинова». Затем была такая же по масштабу роль в картине «Новая Москва» (1938). И только в 1940 году к Смирновой наконец пришел подлинный успех, когда на экраны страны вышли сразу два фильма, где она исполнила главные роли: «Большая жизнь» (4 февраля; Женя Буслаева) и «Моя любовь» (8 июля; Шурочка).
В июне 1939 года на большом экране дебютирует еще одна звезда – Людмила Целиковская (1919), сыгравшая роль пионервожатой Вали в фильме «Молодые капитаны».
В январе 1940 года свою самую заметную роль сыграет великая эпизодница Фаина Раневская (1896). Речь идет о фильме «Подкидыш» Татьяны Лукашевич, где у нее была роль Ляли, вошедшая в историю фразой «Муля, не нервируй меня!». А ведь до этого Раневская успела сняться еще в четырех фильмах: «Пышка» (1934; госпожа Луазо), «Дума про казака Голоту» (1938; сельская попадья), «Ошибка инженера Кочина» (1939; Ида Гуревич), «Человек в футляре» (1939; жена инспектора).
В 1940 году Раневская появится на экране дважды – вторым фильмом будет «Любимая девушка» (роль Марьи Ивановны).
Кто еще блистал на экране в тот период? Например, Валентина Ивашева (1915) с Киевской киностудии. Она прославилась главной ролью Груни Корнаковой в одноименном фильме 1937 года, после чего у нее было еще три центральные роли: Парася в «Сорочинской ярмарке» (1939) и Ольга Худенко в «Кубанцах» (1940). А в знаменитом фильме «Александр Невский» (1939) она исполнила роль новгородской девушки Ольги Даниловны.
Людмила Глазова (1907) начала сниматься еще в немом кино («Хочу быть летчицей», 1928), но играла роли второго плана. Ее первая заметная роль случилась в 1936 году в знаменитом фильме «Вратарь» (она сыграла конструктора Анастасию Вальяжную). А в марте 1939 года на экраны страны вышел фильм-сказка «Руслан и Людмила», где Глазова исполнила свою первую главную роль – Людмилу. А в годы войны она запишет на свой счет еще две центральные роли: Ольга Таланова в «Нашествии» (1944) и старший лейтенант Катя Кутузова в «Небесном тихоходе» (1945). Последняя роль станет ее визитной карточкой на долгие годы.
Кстати, Глазова была ленинградкой, но на своей родной киностудии, «Ленфильме», снималась редко.
В «Небесном тихоходе» еще одну заметную роль (старший лейтенант Светлова) сыграет опять же ленинградка Тамара Алешина (1919). Она дебютировала в большом кино в 1940 году ролью Ирины в фильме «Приятели». А спустя год она вместе с Зоей Федоровой снялась в картине «Фронтовые подруги», исполнив в нем роль Зины Масловой.
Алешина станет женой актера Юрия Толубеева, а их сын Андрей тоже пойдет по актерской стезе, причем не менее успешно, чем его родители.
Грузинская актриса Тамара Цицишвили (1908) дебютировала в кино главной ролью Дарико в одноименном фильме (1937), а в 1939 году исполнила еще одну такую же роль – Маро в «Запоздалом женихе». На этом ее карьера в кино как исполнительницы главных ролей и закончится.
Такая же история случится и с Евгенией Голынчик (1913). Она дебютирует в эпизодической роли 1936 году в фильме «Сокровище погибшего корабля». Затем будут еще два эпизода в картинах «Девушка спешит на свидание» (1937) и «Соловей» (1938). Пока в 1939 году Голынчик не сыграет главную роль (Варя) в знаменитом фильме «Истребители». Увы, но это будет ее последняя большая роль в кино – следом опять пойдут одни эпизоды.
Иная история случится с Антониной Максимовой (1916). Она дебютирует в 1935 году эпизодом в фильме «Петербургская ночь». После чего сыграет две главные роли в фильмах «Зори Парижа» (1937; Катрина Миляр) и «Моряки» (1940; старший лейтенант Галина Зорина). И в последующем тоже не затеряется – сыграет не один десяток ролей в разных фильмах, в том числе и знаменитых. Например, в шедевре «Баллада о солдате» (1959) у нее будет роль матери Алеши Скворцова.
Тогда же начинала свою карьеру в кино и другая известная в будущем эпизодница – Валентина Телегина (1915). Ее «крестным отцом» в кино стал Сергей Герасимов, который тогда работал на «Ленфильме». Он снял ее в фильмах: ««Люблю ли тебя?» (1935), «Комсомольск» (1938; Мотя Котенкова), «Учитель» (1940; Степанида Ивановна Лаутина). В 1937 году Телегина окончила Ленинградский институт сценических искусств (1937), мастерскую все того же С. Герасимова.
В конце тридцатых было несколько актрис, которые исполнили одну-две главные роли, после чего затерялись в сонме других актрис. Например, Ольга Андровская (1898), блеснувшая в роли вдовы Елены Павловны Поповой в короткометражном фильме «Медведь» (1938), где ее партнером был Михаил Жаров. Фильм имел огромный успех и стал классикой. Однако после этого успеха Андровская в главных ролях больше не снималась, предпочтя карьеру в кино карьере в театре – она играла на сцене МХАТа.
Кстати, играя вдову в «Медведе», Андровская на самом деле была вдовой, в 1937 году потеряв своего супруга – известного актера Николая Баталова (сыграл главную роль в первом звуковом фильме «Путевка в жизнь», 1931).
Еще одна актриса из этого же ряда – Любовь Калюжная (1914), сыгравшая главную роль в фильме «Поднятая целина» (1939) – Лушку Нагульнову.
Или Анна Комолова (1911), блеснувшая в главной роли в фильме «Шуми, городок» (1940; шофер горсовета Галя). Больше главных ролей в ее биографии не было. Но она, как и О. Андровская, играла на сцене МХАТа.
Валентина Сырогожская (1912) была непрофессиональной актрисой и прославилась центральной ролью в фильме-сказке «Василиса Прекрасная» (1940; Василиса Прекрасная). Чуть позже она выйдет замуж за известного актера Евгения Тетерина (к этому моменту у нее уже было трое детей), с которым проживет 33 года.
Тамара Альцева (1911) в тридцатые годы исполнила две главные роли. В начале десятилетия («Песнь о первой девушке», 1931 – Саня) и в конце («Высокая награда», 1939 – Надюша). На этом широкая слава этой актрисы (она 35 лет прослужит в московском Ленкоме) закончится.
Из этого списка выделим Лидию Смирнову. Во-первых, она стала второй женой Владимира Рапопорта, после того как от него ушла Зоя Федорова (супруги проживут вместе 35 лет). Во-вторых, Смирнова оставила воспоминания о том, как ее пытался завербовать МГБ. Дело было в 1940 году, когда она прославилась главной ролью в фильме «Моя любовь» и была зачислена в штат «Мосфильма». Впрочем, послушаем ее собственный рассказ:
«…Как-то раз я пришла на „Мосфильм“, и мне сказали, что меня вызывают в первый отдел. Эти отделы существовали тогда при каждом учреждении. На „Мосфильме“ это была комната, где сидел невзрачного вида мужчина. Он сказал мне:
– Мы хотели бы, чтобы вы нам помогали.
Я испугалась, занервничала:
– Что значит „помогала“?
– Сейчас столько разных разговоров. Вы бываете среди кинематографистов, творческих работников, нам бы хотелось знать, о чем они говорят.
– Я вряд ли способна на это. Я не смогу, не сумею.
– Ну и напрасно, вам же потом будет хуже.
Он меня откровенно запугивал. И я действительно испугалась. У меня дрожали руки, ноги.
– Можно, я подумаю? – сказала я, и он меня отпустил.
Проходит какое-то время – звонок по телефону. Мне называют адрес в районе Сретенки, переулок, дом, квартиру, куда я должна явиться.
– Зачем?
– Там вам и объяснят, зачем.
И опять в таком тоне:
– Вы обязаны прийти!
Снова угроза. Я пришла по этому адресу. Какой-то старик открыл дверь и провел меня в комнаты. Там была темная, мрачная, старинная мебель. Навстречу незнакомый мужчина:
– Не надо волноваться. Вы должны нам помочь. Сейчас очень много разных шпионов.
Я решила, что должна ловить какого-то шпиона.
– Что я должна делать?
Он говорит:
– Вы были, предположим, у кого-то дома. Кто там был? Там был Крючков, там был Иванов, Петров, Сидоров. Крючков говорил одно, Петров – другое, Сидоров – третье. Вот вы и напишите, что говорил Крючков, а что – Сидоров. Больше ничего от вас не надо.
Я совершенно обомлела:
– А если я откажусь, что со мной будет?
– Я вам не советую.
– А я все равно отказываюсь. Я отказываюсь, что бы со мной ни было. Я прожила не такую большую жизнь, но уже имела неприятности…
– Мы все про вас знаем. Мы все абсолютно про вас знаем.
– Ну хорошо, предположим, я вчера была у подруги. Неужели я должна запоминать, что она там наговорила, насплетничала?
– В каждой встрече обязательно есть нюансы, благодаря которым мы узнаем настроения в обществе. Вы вызываете чувство доверия. Почему вы не хотите помочь своему государству? А потом у вас откроется очень хорошая перспектива. Вы умная, красивая, пользуетесь успехом. Мы пошлем вас за границу, у вас все получится.
– Да я не смогу, я не способна.
– Способна, способна. Мы знаем всю вашу личную жизнь.
И все же я категорически отказалась. Я очень доверяла Калатозову и рассказала ему об этой встрече. Он сказал, что меня все равно взяли на учет. И еще, что в нашем обществе каждый третий – стукач…».
Здесь стоит более подробно рассказать о Михаиле Калатозове. Режиссер он был выдающийся, но здесь речь не об этом. Дело в том, что в его биографии есть моменты, которые указывают на то, что он мог быть связан с МГБ. Например, в 1934–1938 годах он был директором Тбилисской киностудии. А на такую высокую должность без одобрения чекистов попасть было просто нельзя. Ведь все директора были «завязаны» на первый отдел киностудии – чекистский. Например, взять историю со Смирновой. Если бы она, к примеру, согласилась сотрудничать с МГБ, то чекист из первого отдела способствовал бы успешному развитию ее карьеры на «Мосфильме» – она была бы не обделена ролями и другими благами. И, естественно, по этому поводу чекисту пришлось бы поддерживать непосредственный контакт с директором киностудии. И тот, не задавая лишних вопросов, выполнял бы все просьбы начальника первого отдела. То есть был бы посвящен в то, что у Смирновой и начальника первого отдела есть определенная связь. Либо любовная, либо агентурная. Короче, случайного человека директором киностудии не назначали.
Возвращаясь к Калатозову, отметим, что в те годы, когда он был директором Тбилисской киностудии, главой Грузии был видный чекист Лаврентий Берия. И когда в 1938 году его вызвали в Москву и сделали наркомом внутренних дел СССР, то следом за ним в Центр отправился и… Калатозов: он стал режиссером «Ленфильма», где директором был назначен, как мы помним, чекист Николай Лотошев.
Во время войны случился еще один характерный эпизод. В 1943–1945 годах именно Калатозов был назначен уполномоченным Кинокомитета в США, и это назначение тоже не могло случится без одобрения МГБ и лично Л. Берии – за границу, да еще в США, абы кого не отпускали.
Но вернемся к воспоминаниям Л. Смирновой:
«Началась война. Эвакуация, Алма-Ата. Совершенно незнакомый человек подходит ко мне и протягивает адрес:
– Завтра в семь часов вас ждут.
Я пришла, и снова началось:
– Мы очень нуждаемся, мы так нуждаемся в вашей помощи.
– Да я такая болтушка. Я не умею хранить тайны.
– Мы всё про вас знаем, всё-всё.
– Нет-нет, я не смогу, у меня не получится. Я одинока, я потеряла мужа.
– Так это хорошо, вы свободны, это нас устраивает.
Они думали, что я пойду на какие-то легкие связи, чтобы раздобыть для них информацию, намекали, что могут меня куда-то отправить. Очень тяжелый был разговор, я зрительно помню этот переулок, аллею тополей высоких алма-атинских, домик одноэтажный, кажется, деревянный.
– Значит, – говорила я, – я должна прийти в общество и ждать, когда кто-нибудь скажет что-нибудь антисоветское? Нет-нет, я ничего не смогу для вас сделать.
Больше меня не трогали. И в Москве, и в Ленинграде я все время ждала, что меня вот-вот вызовут, но Бог миловал.
Справедливости ради надо сказать, что я не чувствовала, чтобы меня как-то ущемляли. Может, люди в КГБ поменялись, а может, просто мне повезло…»
Смирнову и в самом деле ни в чем не ущемляли, и даже более того: ее приняли в партию, сделали секретарем парторганизации в Театре киноактера, а также она возглавляла актерскую секцию в Союзе кинематографистов. Короче, она была на хорошем счету у властей предержащих, и ей даже прощались многочисленные романы, некоторые из которых имели скандальный оттенок. Но эти скандалы не стали поводом к тому, чтобы, к примеру, лишить Смирнову партийного билета.
Вообще в агенты вербовались разными способами. Вот Смирнову, к примеру, хотели завербовать по-доброму – сделав ей прямое предложение. Она, по ее же словам, отказалась, и это нисколько не отразилось на ее профессиональной карьере. А вот Зою Федорову могли завербовать, и мы об этом уже говорили, либо поймав на компромате, либо пообещав некие блага в профессиональной сфере. Последняя версия выглядит более правдоподобно, поскольку очень скоро агент «Зефир» из информаторов была переведена в разряд агентов, которым доверяли весьма серьезные задания.
Итак, переехав в Москву, Зоя Федорова почему-то не пришлась ко двору московских киностудий. Чем же она тогда занималась, предоставленная сама себе? У нее тогда развивался бурный роман с летчиком Иваном Клещевым, с которым она появлялась на разного рода светских тусовках, где бывали и иностранные подданные, в том числе и из Германии. После августовского договора 1939 года в отношениях между двумя государствами начался своего рода «медовый месяц». Во всяком случае, внешне, поскольку «под ковром», как уже отмечалось, продолжала бушевать тайная война. Но внешний контур этих отношений был вполне доброжелательным и отвечал чаяниям советских людей. В те дни даже присказка такая появилась: «Спасибо Яше Риббентропу, что прорубил окно в Европу».
После августа 1939-го вновь открылись германские консульства в нескольких советских городах, а германское посольство в Москве увеличило число своих сотрудников еще на пару десятков человек. Москва даже согласилась, чтобы в посольстве появился новый атташе – по лесным вопросам, чего ранее никогда не было. Естественно, под видом дипломатов Берлин присылал шпионов, которые собирали информацию о различных аспектах советской действительности не только в Москве, но и по всей стране, благо передвигаться по Союзу иностранцам (особенно немцам) не возбранялось.
Однако параллельно немецким шпионам собирали информацию и советские разведчики, вроде того же Николая Кузнецова. Этим же занимались и представители советской творческой элиты, работавшие на ГУГБ и бывающие на светских вечеринках, где появлялись иностранцы. Не была исключением и Зоя Федорова, которая вместе со своим любовником-летчиком проводила время в обществе иностранных подданных. Короче, шла рутинная война спецслужб, которая иногда приводила к весьма неожиданным поворотам. Как, например, такому.
Как мы помним, актриса Марина Фигнер (та, что снималась с Зоей Федоровой в «Музыкальной истории») в 1940 году вышла замуж за «сталинского сокола» Рафаила Капрэляна. Вместе с ним она частенько бывала в клубе авиаторов имени Чкалова, где был прекрасный бильярдный зал, привлекавший к себе внимание многочисленных посетителей (среди них был и приятель Рафаила – сын Сталина Василий). И вот однажды, уже во время войны, Рафаил не вернулся на летную базу из очередного полета, сбитый немцами над Белоруссией. Выпрыгнув из горящего самолета на парашюте, Рафаил оказался на вражеской территории и был захвачен в плен. Далее послушаем рассказ Т. Дмитричева:
«…Перед допросом его сытно накормили и затем привели в комнату, где его ждал немецкий полковник. При виде вошедшего военнопленного на лице полковника неожиданно вспыхнула радостная улыбка, и, направляясь к нашему летчику с протянутой для пожатия рукой, немец на чистом русском языке обратился к нему со словами дружеского приветствия по имени и отчеству. Муж Марины, глядя на немца в форме полковника, обращающегося к нему по имени и отчеству по-русски без всякого акцента, пережил настоящий шок и не удержался спросить его, откуда ему известно, как его звать. Немец искренне расхохотался, довольный неожиданной встречей и тем эффектом, который он произвел на советского военнопленного.
Приветливо пригласив его сесть, полковник предложил ему вспомнить московский Клуб летчиков имени Чкалова предвоенных лет, где советский пилот вместе со своими друзьями-авиаторами регулярно играл в бильярд и где им готовил и выдавал кии скромный, почти незаметный, услужливый работник клуба. Наш пленный пытался вспомнить такого человека напряжением памяти, но это ему не удавалось, пока полковник не назвал ту сумму чаевых, которую советский пилот после каждой игры неизменно давал служащему клуба. Теперь он с ужасом осознал, что сидевший перед ним полковник был тем скромным служащим, в присутствии которого он сам и все другие летчики за игрой в бильярд неосторожно делились между собой всякими военными сведениями и секретами своей работы. Ему было трудно поверить, что этот служащий их любимого клуба, оказавшись таким прекрасным немецким агентом, сейчас сидел перед ним в этом неказистом здании в белорусской глуши и готовился его допрашивать как советского военнопленного.
Теперь, когда они оба узнали друг друга, полковник предложил допрашиваемому изложить всю интересующую его информацию, обещая за это, как старому знакомому, самые благоприятные условия нахождения в плену. Однако в ходе допроса наш пленный отказался давать какие-либо существенные сведения и был посажен до следующего вызова к полковнику в сарай, превращенный в импровизированную камеру задержания…»
В итоге летчик в одну из ночей совершил побег из сарая и добрался до партизан, которые. приговорили его к расстрелу, не поверив в рассказ, что он советский летчик. Спасло Рафаила опять же чудо – начальник отряда согласился передать в Центр радиограмму, которую составил летчик. И Москва подтвердила подлинность его слов. Он вернулся в столицу к вящей радости молодой жены, которая его уже успела похоронить. Но, видимо, какая-то трещина между ними вследствие этой истории все-таки произошла, поскольку спустя какое-то время супруги расстались. Причем в это же время прекратились и отношения другой пары «актриса – летчик» – Федоровой и Клещева, но это произошло вследствие совсем иных обстоятельств, о чем будет рассказано чуть позже.