Бежит поезд по рельсам, постукивают колеса на стыках. Колеса послушные, любую песню могут отстукать, лишь бы слова па ум пришли. «Идет вой-на на-род-ная, свя-щенная вой-на…» Или: «Серд-це кра-са-вицы склон-но к изме-не…» Или: «Ве-роч-ка! Ве-роч-ка! Ал-ла! Ал-ла! Прин-цес-са на го-ро-ши-не!» Когда стоишь один в тамбуре и ни с кем не хочется разговаривать, то беседуй с колесами. Они тебя понимают с полуслова и на лету подхватывают и повторяют твои слова.

Сидя на ступеньках пассажирского вагона, Витька слушал поезд. Прохладный ветер обдувал лицо. Верные спутники железнодорожного полотна — телеграфные столбы — отсчитывали километры. На сияющих проводах сидели синицы, скворцы, ласточки и даже длиннохвостые беспокойные сороки.

Грохотов выполнил задание командира полка: доставил в Пермь Верочку Королеву и пакет с сургучными печатями. И вот возвращается обратно в полк. Трещина на голове заросла, один рубец остался. Он издали заметен на затылке. Там, в Перми, мать Сидора Владимировича отвела Витьку в поликлинику. «Удивительный это народ — мальчишки, — сказал доктор. — На них все заживает, как на собаках!» В Перми Витька пробыл двое суток. Он бы уехал в тот же день, но опять эта свистопляска с билетом. Никто не хотел выдавать гражданскому мальчишке воинский билет. Но Витька уже насобачился разговаривать с военными комендантами и на второй день из горла вырвал свой законный билет до конечной станции. Дальше пассажирские поезда не ходили. Придется добираться па товарняках и попутных машинах, но это пока меньше всего беспокоило Грохотова.

Верочка очень быстро поладила с тетей Таней, так звали мать подполковника Ладонщикова. Родом она из Полоцка, а сюда была эвакуирована Провожала Витьку Верочка. Она была грустная и немного растерянная. Тетя Таня сказала, что Верочка теперь для нее как родная внучка и пусть живет с ней сколько захочет. Витька не сомневался, что так оно и будет. Тетя Таня была очень симпатичной женщиной.

На вокзале Верочка смотрела на озабоченного Витьку жалобными глазами и вздыхала. Отмытые в бане каштановые волосы ее стали пышными, зеленоватые с коричневым глаза смотрели Витьке в самую душу.

— Ты это… учись тут на хорошо и отлично, — грубовато сказал он и сам понял, что это совсем не те слова, которые ждала от него Верочка.

— Как-то даже смешно после всего, что было… садиться за парту, — усмехнулась она.

— Это все кончилось…

— А у тебя только все начинается, — сказала Верочка.

— Думаешь, я не хочу в школу? Это так здорово — сесть за парту и… — Витька замолчал, так как почувствовал, что голос его звучит неубедительно: садиться за парту ему совсем не хотелось. Витьке хотелось поскорее сесть в вагон и мчаться без остановки туда, где грохочут пушки, стучат автоматы… Туда, где подполковник Ладонщиков и Коля Бэс.

— Ты не будешь сердиться, если я тебе буду письма писать?

— Пиши.

— Я тебе буду сообщать о моих школьных успехах… — отомстила Верочка. И тут у нее сморщился нос, но она сдержалась и не заплакала. Схватив Витьку за руку, горячо заговорила:

— У каждого бойца должна быть в тылу своя возлюбленная… Знаешь, как там, на фронте, трудно? А когда человек знает, что его где-то далеко на Урале ждет ненаглядная возлюбленная, ему легче переносить трудности и лишения в окопах. И в минуту затишья ты присядешь в землянке у тесной печурки, где бьется огонь, и напишешь ей письмо…

— Сама придумала? — удивился Витька.

— По радио слышала, — призналась без улыбки Верочка. — Сегодня утром.

— Шпарь дальше, интересно…

— Ненаглядная возлюбленная будет день и ночь думать о тебе. И у детской кроватки тайком слезу утирать…

— Вот в чем беда-то, — сказал Витька. — Нет у меня возлюбленной!

— А я?! — искренне удивилась Верочка. И глаза у нее стали такие печальные…

— Как-то из головы вон, — улыбнулся Витька. — Почему действительно у меня на далеком Урале не должно быть ненаглядной возлюбленной? У других ведь есть?

— Такими вещами не шутят, — сказала Верочка. — Если ты все время будешь думать обо мне, то обязательно полюбишь… Я буду все время думать о тебе.

— Я попробую…

Последние пассажиры поднялись в вагоны. На перрон вышел дежурный. Он повертел головой, глядя, все ли в порядке, и что-то сказал главному кондуктору. Тот достал свисток на длинной цепочке и свистнул Тотчас прогудел паровоз.

Верочка часто-часто моргала, но слезы уже блестели в глазах.

— Неужели ты не знаешь, что делают в таких случаях? — прошептала она, подставляя ему губы.

И Витька смущенно ткнулся носом в ее мокрое лицо. Он почувствовал солоноватый вкус ее слез и стал гладить по волосам.

В свой вагон он не попал: там в тамбуре и на ступеньках стояли люди. Уже на ходу Витька вскочил на следующую подножку и стал махать Верочке. Она, понурив плечи, сиротливо стояла на опустевшей платформе. И тоже махала тоненькой рукой.

Витька сидел на ступеньках, вспоминал свое прощание с Верочкой и не знал, что творится над ним. Три всклокоченные мальчишеские головы, перевесившись с крыши, с вниманием смотрели на него. Мальчишки заметили за Витькиной спиной тощий вещевой мешок, с которым Грохотов, после памятного урока в Ярославле, больше не расставался.

Три головы с давно не мытыми лицами сдвинулись и о чем-то пошептались. Головы исчезли, а немного погодя в пустом тамбуре появились три чумазых оборванца. Один из них — худощавый, вертлявый, с золотым зубом — осторожно приоткрыл дверь и ловко ощупал мешок за спиной у ничего не подозревающего Витьки. Видно, содержимое вещмешка не воодушевило парнишку. Он закрыл дверь и развел руками.

— Полбуханки хлеба, консервная банка и кусок мыла, — авторитетно сообщил он.

— Не жирно, — заметил самый рослый из них и, судя по всему, вожак. — А что там за фраер в соседнем тамбуре?

— Шалава с углом и сидором, — ответил толстощекий рыжеватый мальчишка. — На пальце фикс.

— Запри дверь, — приказал вожак.

Толстяк в драном шерстяном свитере достал из кармана вагонную отмычку и проскользнул в соседний тамбур, где сидела на чемодане молодая женщина. У ног ее лежал мягкий сверток, завернутый в мешковину и крест-накрест перевязанный шпагатом. Женщина была в легком пальто и блестящих ботах. Она едва села на этот поезд. Наверное, женщина ехала без билета, потому что в вагоне хотя и с трудом, но можно было устроиться. В это беспокойное время в тамбуре не каждый решался оставаться.

Толстяк подергал за ручку: дверь в вагон была заперта. Женщина настороженно следила за мальчишкой. Не глядя на нее, толстяк вышел на площадку и юркнул в другой тамбур, где его ждали приятели.

— Полный порядок, — сказал он.

Вожак нажал на ручку, и дверь в вагон, в котором ехал Витька, отворилась. Он тут же захлопнул ее и мигнул толстяку. Тот запер ее ключом. Таким образом, Витька если бы захотел снова войти в свой вагон, то не смог бы. Но Грохотов еще ничего не знал и сидел на ступеньках, крепко обхватив поручни. А за его спиной назревали большие события.

— Я крови не жажду, — произнес напутственную речь вожак. — Угол и торбу нужно взять без лишнего шухера. Если шалава начнет вопить, показать пику. Не заткнется — под откос. Когда мы войдем в тамбур, ты, Рыжий, на всякий случай открой наружную дверь…

Вожак, по прозвищу Череп, оглядел своих помощников и решительно взялся за ручку двери.

— Чует мое сердечко, что в чемоданчике добра навалом, — ухмыльнулся худощавый вор, показав золотой зуб.

— Ты иди вперед, а я за тобой, — прошептал Рыжий.

Витька услышал пронзительный женский вопль и вскочил на ноги. Он попытался открыть дверь, но она была заперта. Тогда, рискуя упасть под колеса, шагнул на черный буфер, ухватился за металлическую лесенку, ведущую на крышу, и перепрыгнул на ступеньки следующего вагона. Крик захлебнулся, послышалось мычание, плач. Витька, еще не отдавая себе отчета, что делает, навалился на дверь, и она легко распахнулась. Прямо на него, запрокинув голову, спиной падала женщина. Держась руками за поручни, Витька грудью и головой с каким-то неистовством стал заталкивать женщину обратно в тамбур. Это ему удалось. Протиснувшись вслед за ней в полутемный тамбур, он захлопнул за собой дверь и прижался к ней спиной На него с удивлением и злостью смотрели три пары глаз. Женщина, сжавшись в комок, всхлипывала рядом. Витька со свету не разглядел толком мальчишек. Едва отдышавшись, он задал наиглупейший вопрос:

— Что тут происходит?

— Исполняем цыганские романсы, — ухмыльнулся Череп и сильным толчком двинул Грохотова в зубы.

Адская боль в затылке помутила сознание. Снова, как тогда на полянке, перед глазами появился разноцветный круг, медленно стал расширяться, меняя радужные цвета, затем вдруг неожиданно уменьшился, превратился в точку, и Витька отчетливо увидел перед собой наглое ухмыляющееся лицо. Изо всей силы гудящей головой он боднул это мерзкое лицо. Вор отскочил к другой двери и схватился обеими руками за челюсть.

— Пи-ку-у… — шипел он. — Кому говорю, пику-у!

Один из его сообщников стоял, опустив руки и открыв рот. На лице его растерянность и изумление. Второй, с золотым зубом, поспешно вытаскивал из кармана нож. Витька, не дожидаясь, лягнул его ногой. Вожак прыгнул к Витьке и, ударив в лицо, схватил обеими руками за куртку и потащил на себя. Ему удалось подтащить Грохотова к второй двери. Не отпуская его, он прошипел:

— Открывай!

Вор с золотым зубом наконец разогнулся и бросился к противоположной двери. Оттолкнув онемевшую от ужаса женщину, он распахнул тяжелую дверь. В тамбур ворвался яростный грохот колес, шум ветра.

— Пику-у! — снова зашипел Череп.

Тут бы, наверное, Витьке и настал конец. Крепко зажатый вожаком, он не мог даже повернуться. Вор с золотым зубом вытащил финку с наборной ручкой и замахнулся…

— Нет! — тонко крикнул толстяк и сильно ударил вора с золотым зубом стальным прутом по руке. Финка упала на пол.

— Череп, он сука-а! — завизжал вор с золотым зубом. — Он меня фомичем!

Череп сильными толчками в грудь стал продвигать Витьку к открытой двери. Грохотов отталкивал его, стараясь высвободить руку для удара, но вожак был выше и сильнее его. Витька уже ощущал спиной грохот и ветер. Еще полметра — и он полетит под откос…

— Не надо, Череп, — услышал он знакомый, умоляющий голос. — Это же Витька Грохотов…

И Витька наконец узнал этот голос — голос Сашки Ладонщикова. В этой опасной и стремительной схватке Грохотов не разглядел своего спасителя. Уже ветер трепал волосы на Витькиной голове, а грохот колес был где-то совсем близко, когда он почувствовал, что Череп ослабил свои объятия.

— Отпусти, Череп! — уже не умолял, а требовал Сашка. Он вцепился одной рукой в спину вожака, а стальным прутом отталкивал наседавшего на него Леньку Золотого Зуба.

— Убью! — рявкнул Череп и обернулся. И тут Витька, изловчившись, вырвал руку и хрястнул вожака снова по челюсти. Тот взвыл и отлетел в глубь тамбура. Но тут же бросился на Витьку, который уже успел прислониться к стенке рядом с женщиной. Грохотов еще раз ударил Черепа и оказался позади него. Теперь Витька теснил ошалевшего от боли вожака к светлому квадрату, за которым мелькали столбы и кусты. За его спиной, тяжело дыша, боролись Сашка и Ленька Золотой Зуб. Витька молотил руками без всякого разбору. Видно, он еще раз задел вожака по челюсти, потому что тот охнул и схватился руками за лицо. И тут Витька нанес ему в подбородок великолепный удар. Череп нелепо взмах-гул руками, стараясь за что-нибудь уцепиться, и с коротким захлебнувшимся воплем провалился в грохочущий проем вагонной двери. Витька видел, как Череп, кувыркаясь через голову, покатился по крутому травянистому откосу вниз…

Когда Витька обернулся, то увидел в тамбуре только женщину. Она, кусая губы, смотрела на него. В глазах ее все еще был ужас. Сашки и Леньки Золотого Зуба не было.

— Где они? — спросил Витька, слизывая кровь с губы. Женщина показала глазами на дверь, ведущую в другой вагон. Витька бросился туда. В соседнем тамбуре никого не было. Он подергал за ручку — дверь не подалась. И тогда Витька сообразил, где они. Выскочив на площадку между вагонами, он по узкой железной лесенке полез на крышу.

Сашка и Ленька Золотой Зуб уже перебрались на следующий вагон и бежали по бурой крыше. В одной руке Ленька держал чемодан.

— Сашка-а! — закричал Витька, осторожно шагая по раскачивающейся крыше. — Погоди-и, Са-ша-а!

Ладонщиков остановился и оглянулся, но Золотой Зуб двинул его в спину кулаком, и Сашка побежал дальше. Тогда Витька тоже припустил по крыше. Железо продавливалось и гремело. Погоня продолжалась до самого паровоза. Витьке в глаз попала угольная крошка, он остановился и стал тереть к носу. Когда он снова пустился в погоню, то мальчишек на крыше не было. Подбежав к последнему вагону, Витька увидел, как Ленька бросил чемодан под откос. Они с Сашкой уже стояли на подножке.

— Стой, Сашка-а! — сквозь свист ветра, грохот и пыхтение паровоза закричал Витька. — Я встретил твоего дядю-ю… Слышишь, дядю-ю!

Сашка задрал голову, но Ленька что-то сказал ему и показал вниз. Сашка еще раз оглянулся и прыгнул. И сразу вслед за ним махнул с подножки Ленька.

Сидя на крыше вагона, Витька видел, как они проехались на животах по песку и потом встали. Видно, насобачились сигать на ходу. Сашка во все глаза смотрел на Витьку. Голова его медленно поворачивалась вслед поезду, который, огибая подступившее к самой насыпи озеро, стал замедлять ход. И Витька что было мочи опять закричал:

— Прыгай на подножку-у! А то я спрыгну-у!.. Видя, что Сашка стоит, а последний вагон уже миновал его, Витька выпрямился, намереваясь спуститься вниз, и увидел, что Сашка обеими руками показывает на свою голову… Донесся его далекий крик:

— Мост… голову-у…

Витька инстинктивно пригнулся, и в ту же секунду над ним загремело, загрохотало, стало темно. Красные фермы железнодорожного моста, казалось, обрушились на поезд, похоронили его под собой. Когда вагон вынырнул из-под моста, Витька увидел маленькую фигуру в свитере, догоняющую последний вагон. Сашка бежал, размахивая руками и нагнув голову. На путях стоял его дружок с чемоданом в руке и грозил кулаком. Вот Сашка выбросил вперед руки, намереваясь ухватиться за подножку, споткнулся и чуть не упал.

— Ну еще нажми! — шептал Витька, сидя на вагоне. Поезд огибал тускло мерцающее сталью озеро, и на изгибе все было отлично видно.

Сашка наконец ухватился за подножку. Немного проволочился ногами по бровке, затем с трудом вскарабкался на первую ступеньку…

Когда Витька возвращался по крышам к своему вагону, по обе стороны железнодорожной насыпи синели озера. Над ними летали чайки. Свежий влажный воздух дурманил голову. Витька шел и улыбался. Когда он спустился в тамбур, крепкая рука вцепилась в его плечо.

— Ну вот, — сказал рослый человек в железнодорожной фуражке. — Один бандюга попался!