Как Обезьяна вышла замуж, купила дом и обрела счастье в Орландо
Много лет назад, когда еще не рухнули в мире иллюзии, шла по лесу обезьяна. Морда у нее от гордости чуть не лопалась. Наконец, после стольких стараний и жертв, она отучилась. Во́рону она хвастала:
– Глянь-ка! Я бакалавр маркетинговых коммуникаций!
Перед Койотом хвалилась:
– Я так много стажировалась!
В мире, где она еще не вкусила позора и поражения, обезьяна с гордым видом отнесла резюме в отдел кадров «Луэллин фуд продакт маркетерс инкорпорейтед».
С ноги открыла дверь в офис и потребовала личной встречи с Бобром. Выложив перед ним резюме, заявила:
– Дайте мне себя проявить. Поручите совершить подвиг.
Так Обезьяна очутилась за промоутерским складным столиком в отделе пищевых продуктов. Она предлагала нанизанные на шпажки кубики колбасы, пробники яблочного пирога в крохотных бумажных стаканчиках и образцы тофу. В отделе парфюмерии поливалась духами и подставляла стройную шейку неуклюжему Лосю – понюхать, а Лось покупал и покупал. Природа одарила Обезьяну очарованием, и стоило ей улыбнуться Оленю, Леопарду или Лосю, как те улыбались ей в ответ и уже не могли не купить того, что она впаривала. Так она втюхала сигареты Барсуку – хотя тот не курил. Барану, который мяса не ел, продала бастурму, а змее – гаду безрукому! – крем для рук.
Наконец Бобер вызвал ее к себе и сказал:
– Мы открываем еще один магазин в Вегасе.
Вегас стал первой победой в длинной цепочке триумфов. Обезьяна к тому времени доказала, что она – часть коллектива, проявила себя как командный игрок; всякий раз, как Бобер предлагал ей отправиться в Филли, в Города-близнецы или Сан-Фран, Обезьяна с радостью ехала впаривать новую пасту для сэндвичей или спортивный напиток. Решив, что для нее это уже слишком просто, она пришла к Бобру и сказала:
– Вы были добры ко мне, Бобер, а я работала верно и преданно. Не пора ли поручить мне что посложнее?
– Хочешь настоящего вызова? – спросил Бобер. – Есть у нас сыр, который не продается.
Зазнавшаяся, Обезьяна ответила:
– Давайте этот ваш проблемный сыр.
Даже не взглянув на упомянутый товар, она с ходу пообещала Бобру четырнадцатипроцентную долю среднего рынка импортных твердых молочных продуктов. Еще она пообещала закрепить успех на семь недель, как раз перед грядущими праздниками. В награду Бобер гарантировал ей пост северо-западного регионального супервайзера, чтобы Обезьяна могла осесть в Сиэтле, купить себе квартиру и найти пару – уравновесить жизнь. А самое главное, ей больше не придется подставлять шейку глупому Лосю или победно улыбаться Шакалу, который нарочно возвращается к ее столику снова и снова, пожрать на халяву печенек.
Было это давно, еще когда Обезьяна не познала горечи поражения, и стояла она за очередным складным столиком в очередном супермаркете, в городе Орландо. Она улыбалась из-за леса шпажек, похожего на королевский набор деревянных гвоздей, вонзенных в белые лоснящиеся кубики. В общем, улыбалась Обезьяна, улыбалась, и тут ее взгляд уткнулся в Мишку Гризли. «Сиэтл! – сказала она про себя. – Я лечу к тебе, жди!» А Гризли тем временем, идя ей навстречу, неожиданно встал. Поднял одну заднюю лапу – проверил, поднял вторую – проверил. Принюхался. Украдкой зарылся мордой в подмышки. Пожав плечами, снова двинулся к Обезьяне, но тут улыбка сошла с его морды. Совсем, окончательно. Брезгливо поморщившись, Мишка бежал. Улыбкой же попыталась Обезьяна приманить Волка, но тот не подошел ни на йоту ближе, чем Гризли. Ноздри его затрепетали, серые глаза от ужаса полезли на лоб. Волк убежал. Плененный улыбкой Обезьяны, Орел было спустился к столику, а потом вдруг заклекотал и, меся воздух золотистыми крыльями, улетел прочь.
Нюх у Обезьяны слегка притупился – ведь она столько продавала парфюм и сигареты, но вот и она заметила: сыр воняет. Воняет отвратительно, палеными волосами, и сочится капельками прозрачного смрадного жира. Да тут, решила Обезьяна, любой подумает, что сыр испорчен! Он, поди, еще и сальмонеллой кишит! Дабы проверить догадку, Обезьяна приманила улыбкой Свинку, однако и та не решилась отведать зловонных кубиков. Обезьяну – с морды которой не сходила улыбка – приметил Горилла. Одетый в красную жилетку менеджера, он скрестил могучие лапы на широкой груди и, покачав головой, сказал:
– Этакую вонищу разве что безумец попробует!
Той же ночью Обезьяна, вернувшись в номер мотеля, позвонила Бобру:
– По-моему, сыр отравлен.
– Расслабься, – отвечал Бобер. – С сыром все хорошо.
– Зато воняет он очень нехорошо.
– Мы на тебя рассчитываем. Если кто и может открыть нишу на рынке для нашего сыра, так это ты.
Бобер объяснил, что «Луэллин фуд» заключили контракт на поставку сыра по всей Америке, по убыточной цене (потери – двенадцать центов с единицы). Потом он как бы оговорился, мол, главный соперник Обезьяны, Койот, вовсю продает сыр в Роли-Дареме, от покупателей нет отбоя. Разочарованно вздохнув, Бобер добавил: из Койота, наверное, региональный супервайзер для северо-запада страны выйдет получше. И что Койоту, похоже, сильнее хочется перебраться в Сиэтл.
Положив трубку, Обезьяна сказала себе:
– Да чтобы я и Койоту продула!..
Она сказала себе:
– Врет все Бобер. Койот и Белке бы орехов не продал.
Всю ночь она лежала без сна, слушая, как в соседнем номере Кролик сношается с Норкой. Она боялась, что, несмотря на степень бакалавра, она так и останется в зале под стеклянным потолком, весь остаток карьеры будет подставлять шейку Лосю. Дабы успокоиться, она решила позвонить папе с мамой, но передумала.
– Обезьяна, ты уже взрослая, – сказала она себе. – Твои проблемы – тебе и решать.
Сев на кровати и слушая охи и ахи из-за стенки, Обезьяна уткнулась в «Семейную хронику Уопшотов». Когда над Орландо взошло солнце, она оделась и накрасилась. Подумала, что никто ее никогда не полюбит. У нее даже своего дома не было.
Днем она, улыбаясь из-за колючего леса шпажек, ждала одного конкретного покупателя. Улыбнувшись Сове, Обезьяна крикнула Опоссуму, Моржу и Пуме через весь зал:
– Подходите, пробуйте новый сыр! Швейцарский, из натурального молока коров, выпасенных на лугах, без добавления гормонов роста и прочих искусственных ингредиентов.
Разумеется, Обезьяна понятия не имела, из чего сыр. Она даже на вкус его не пробовала. Этакую вонищу только безумец попробует!
Той же ночью Обезьяна, нарушив цепочку субординации, позвонила прямиком Бизону, директору отдела национальной эксплуатации – тому, кто стоял на четыре ступеньки выше Бобра. Хуже того, позвонила ему на личный сотовый. Представилась как положено, однако Бизон спросил в ответ:
– Вы лично мне подчиняетесь?
Обезьяна сказала, что она – из команды командируемых промоутеров, которой дано задание внедрить на рынок Флориды проблемный сыр. Сейчас она работает в Орландо, и ей кажется, что сыр испорчен. К Бизону Обезьяна обращалась «сэр», а ведь зареклась обращаться так к кому-либо. Даже к отцу она так не обращалась.
– Испорчен? – переспросил Бизон. Был еще ранний вечер, но в его голосе звучали пьяные нотки. В трубке забулькало: Бизон лакал джин из горлышка; зашуршали таблетки. Голос Бизона гремел, отдаваясь эхом, и Обезьяна представила, как он говорит с ней по золоченому телефону, сидя в просторном зале с мраморным полом и фресками на потолке.
– Сэр, – поморщившись, сказала Обезьяна, – этот сыр даже Мышь есть не хочет.
– К Бобру обращались?
– Сэр, – ответила Обезьяна, – вдруг какой-нибудь ребенок отравится сыром, а мне потом вчинят иск за убийство по неосторожности?
Она ответила:
– Если честно, даже Скунс назвал сыр вонючим.
В ответ Бизон напомнил, что жизнь – это тебе не бассейн во дворе. Гулким голосом напомнил он, что главное – это выносливость. Правда, голос его звучал то гневно, то плаксиво, и при том всегда пьяно. А потом ни с того ни с сего Бизон спросил:
– Хочешь и рыбку съесть, и на хер сесть?
На третий день Обезьяна вновь встала за складной столик, за лесом из шпажек, этаким частоколом. Из-за этого забора прочие звери – Пантера и Дикобраз – взирали на Обезьяну с откровенным презрением и жалостью. Столик окутывало невидимое облако зловония, не дающее никому подойти. Окруженная сердобольной толпой, Обезьяна просила, умоляла, чтобы хоть кто-нибудь осмелился и попробовал новый чудесный продукт. Пыталась подкупить, предлагая вернуть две цены, если вкус не понравится. Умасливала, говоря:
– Кто хочет стать первым, отведать блаженства в чистом виде?
– Тяпнешь кусочек – протянешь ноги! – прокаркал с безопасного расстояния Ворон.
Звери согласно кивали и хихикали. Горилла нетерпеливо барабанил по полу пальцами ног, похрустывая костяшками пальцев на руках, готовый вышвырнуть Обезьяну из супермаркета.
– Если товар такой замечательный, дамочка, – произнес Хорек, – то, может, сами его отведаете?
Взглянув на гору кубиков белого яда, Обезьяна сказала себе:
– Они теперь думают, что это мой запах.
Высокомерия как не бывало. Обезьяна два дня не спала, и гордыня ее испарилась. Она сказала себе:
– Лучше умереть, чем сносить отвращение и жалость.
Она вообразила, как корчится в муках на бетонном полу супермаркета. Вообразила, что родители вчинят потом иск «Луэллин фуд», выиграют дело века. И вот она взяла одну шпажку. Показала толпе. Обезьяна держала сыр, точно факел. Представила собственные похороны: она лежит в гробу, сцепив на хладной груди пальцы. Увидела перед мысленным взором надгробие и дату смерти – сегодняшний день. Сыр пах смертью. Скоро от Обезьяны точно так же потянет.
– Поручите мне подвиг, – сказала она себе, поднимая сыр выше. – Что-нибудь по-настоящему сложное.
Толпа взирала на нее в изумлении. У всех отвалились челюсти, а Индейка даже тихо заплакала.
Закрыв глаза, Обезьяна погрузила наконец кубик в рот, сомкнула губы и вынула шпажку. Не открывая глаз, принялась пережевывать сыр, а Горилла дурным голосом заорал:
– Кто-нибудь, звоните спасателям!
Но Обезьяна не умерла. Она жевала сыр, не глотая, – ей хотелось жевать его постоянно, безостановочно. Хотелось жить вечно, чтобы чувствовать его вкус и ничего более. Сыр не убил ее; хуже – он оказался невероятен. Страшный запах внезапно обернулся чудеснейшим ароматом. Проглотив наконец сыр, Обезьяна обсосала шпажку, лишь бы не упустить ни капельки вкуса. Сыр провалился в желудок, стал частью ее, и она его полюбила.
Улыбаясь, Обезьяна посмотрела на застывшую в ужасе массу зверей. Их перекосило, будто Обезьяна отведала собственных экскрементов. Теперь они ненавидели ее еще больше, отвращение только усилилось, но Обезьяне не было до этого дела. У всех на глазах она отправила в рот еще кусочек, еще и еще… Она торопилась наполниться этим великолепным вкусом и запахом; есть, пока живот не заболит.
Той же ночью ей в номер позвонил Бобер.
– Повиси пока, – сказала она, – я сейчас Бизона подключу.
Через несколько секунд в трубке щелкнуло, и гулкий голос произнес:
– Слушаю.
Бизон сказал:
– Юристы посоветовали отозвать продукт.
Он сказал:
– Нельзя рисковать репутацией.
Карьера Обезьяны повисла на волоске. Она велела себе сидеть тихо, пусть все идет своим чередом, но не выдержала:
– Постойте.
– Никто тебя не винит, – успокоил ее Бобер.
Обезьяна сказала:
– Я ошиблась.
Она сказала:
– Можете уволить меня, но сыр – вкусный.
Она сказала:
– Прошу.
Она сказала:
– Сэр.
Бизон там, наверное, пожал плечами и произнес:
– Мы закрываем лавочку.
В трубку он произнес:
– Завтра же избавься от всех образцов и запасов.
– Спросите Койота, – взмолилась Обезьяна. – Койот же сумел его продать.
– Койот в Сиэтле, – ответил Бизон. – Мы повысили его до регионального супервайзера на северо-западе страны.
Бобер, поняв, что его ложь раскрылась, сказал:
– Мы команда. Смирись, принцесса, или ты уволена.
Обезьяна так долго впаривала парфюм, бастурму и крем для рук, и вот наконец появился товар, в который она поверила. До сих пор Обезьяна добивалась любви для себя, а теперь готова была уступить первое место сыру. Не важно, сколь многие будут смотреть на нее с откровенным презрением, лишь бы хоть кто-то попробовал сыр и проникся ее верой. Тогда этот кто-то полюбит сыр, и Обезьяна больше не будет одна среди миллионов других. Она положит свою честь на алтарь успеха – все ради сыра.
Игуана прислала эсэмэску: весь запас сыра продали с молотка ликвидатору. Утром Обезьяна нарочно пропустила самолет в Кливленд. На точку она всегда выходила в розовой рубашке-поло «Брукс бразерс» о двух пуговицах (верхнюю оставляла расстегнутой). В розовом она походила на модную подтянутую пацанку; воротник она никогда не поднимала. Однако сегодня, в решающий день, пустила в ход тяжелую артиллерию: надела майку на бретельках, такую короткую, что оставался открытым живот. Под низ нацепила бюстгальтер с «винни-пухами». Ради продвижения сыра она готова была стать и шлюхой, и сутенером. Внаглую Обезьяна взяла складной столик, шпажки и белые кубики аппетитного, упоительного на вкус воплощенного блаженства, этих кусочков нирваны, и отправилась в супермаркет. Установила на месте алтарь, как истинный фанатик. Превратилась в евангелиста, что несет толпе Слово Божие. В глазах посетителей она была сумасшедшей, ведь тот, кто отведал ядовитого сыра, способен на все. На какое-то время это служило Обезьяне защитой. Ей бы только донести, передать свою страсть другим животным!
– Берите блаженство, берите, вот оно, – вещала Обезьяна. – Райское наслаждение, даром!
Если бы не вонь сыра, Утка и Буйвол давно бы схватили ее и вышвырнули из супермаркета. Мишка Гризли, спрятав нос в лапы, ругал ее почем свет стоит, а Попугай забрасывал мелочью.
Никто не встал на сторону Обезьяны.
Она оставалась привержена командному духу, и ничего, что в своей команде она была единственным игроком.
Разразился хаос. Толпа набросилась на Обезьяну. Опрокинула столик, и кубики сыра полетели на грязный пол. Священный сыр растоптали, размазали по пыльной бетонке, на которой вчера еще Обезьяна боялась умереть в муках. Сыр, который она ценила больше собственной жизни, пропал под копытами Северного Оленя и когтистыми лапами Тигра. Тут могучая лапа схватила ее за руку и рывком подняла в воздух. Горилла волок Обезьяну в сторону выхода – к спокойному сну по ночам, да и днем. К будущему, где не надо вообще просыпаться.
В руке у Обезьяны оставалась последняя шпажка с кубиком сыра. Ее меч, Чаша Грааля – и Обезьяна швырнула ее Горилле в морду. В пасть, глубоко, в самую глотку. Горилла закашлялся и выплюнул сыр. Но Обезьяна успела поймать влажный кубик. Зажав скользкий сыр между пальцев, она с размаху залепила им в рот Горилле. Толпа птиц и животных подхватила их обоих, несла на выход. Обезьяна же не отнимала ладони от губ Гориллы, пока тот жевал. Неотрывно смотрела ему в глаза. Наконец менеджер проглотил, и его мышцы расслабились. Он все понял.