БРЕЖНЕВ СМОТРИТ ХОККЕЙ
То, что Генеральный секретарь ЦК КПСС Леонид Ильич Брежнев любил хоккей, известно всем. При нём эта игра в СССР приобрела статус национального вида спорта, а советские хоккеисты стали лидерами мирового хоккея. 1964–1982 годы, несомненно, были самыми славными в истории нашего хоккея, и самую весомую лепту в это внёс «болельщик № 1».
Телохранитель Брежнева Владимир Медведев вспоминал, что пристрастился Брежнев к хоккею ещё в первой половине 1960-х годов. И время от времени посещал игры вместе с Никитой Сергеевичем Хрущёвым. Правда, болели они за разные команды: Брежнев — за ЦСКА, а Хрущёв — за московский «Спартак». Люди, работавшие с Хрущёвым, правда, сомневаются в том, что Никита Сергеевич был болельщиком в полном смысле этого слова. Скорее всего, интуитивно понимая важность появления на ключевых футбольных или хоккейных играх первого лица государства, он просто «отбывал номер».
Вообще-то хоккей с шайбой появился в нашей стране ещё при Сталине в 1947 году. Но сам «вождь народов» не был фанатом этой игры, как, впрочем, и спортивным болельщиком вообще. Сам он играл на бильярде и любил городки. Правда, пару раз вмешивался в футбольные события, во всяком случае, был в курсе международных матчей советских футболистов. Матьяш Ракоши, главный венгерский сталинист, вспоминал «футбольную историю»:
— Когда в 1952 году на Олимпиаде в Хельсинки югославские футболисты выиграли у советской команды, а венгры разбили югославов, Сталин сказал мне: «Молодцы! Народ с размахом! Выручили нас!»
Известно, что команда ЦДКА, составлявшая костяк сборной, была расформирована. Странно, что этого не произошло пятью годами раньше, когда тот же клуб проиграл два матча из трёх во время поездки в Чехословакию. Тогда «по поручению товарища Сталина» досталось и руководству Спорткомитета, и даже товарищу Ворошилову, курировавшему ЦДКА. Но настоящим болельщиком «лучший друг физкультурников» не был, футбол для него был продолжением политики.
Зато его сын Василий Сталин, занимавший должность главкома ВВС, любил и хоккей и футбол. Он создал в своём ведомстве две команды, куда собирал лучших игроков, конкурируя с самим Берией, который был шефом «Динамо». Несколько раз у него были серьёзные конфликты на почве спорта с, казалось бы, всесильным Лаврентием Павловичем. Как-то раз он даже прятал у себя в особняке футболиста Андрея Старостина. Там чекисты никак не могли его достать.
Виктор Васильевич Тихонов, наш выдающийся хоккейный тренер, в своё время рассказывал мне о том, как происходил его переход в ВВС. Талантливому футболисту и хоккеисту Тихонову было тогда лет двадцать. В 1949 году на тренировку футбольной команды приехали двое офицеров ВВС. Подошли к Тихонову: приехали двое офицеров ВВС. Подошли к Тихонову: «Завтра вам необходимо быть на футбольном матче ВВС — „Спартак“. „Ну что же, — подумал Тихонов, — нужно идти“. Отказываться от таких приглашений было не принято. После матча его подвели к генералу небольшого роста, которого Виктор Васильевич не знал. Тот протянул ему руку: „Хороший молодой человек“. Генералом был Василий Сталин, а его слова означали, что Тихонов отныне играет в ВВС. Так на четыре года, вплоть до смерти Сталина старшего, Виктор Тихонов стал „лётчиком“. А уже потом игроком московского „Динамо“ и великим хоккейным тренером ЦСКА и сборной СССР.
Мы уже упоминали о том, что Никита Хрущёв, как и генералиссимус Сталин, относился к спорту довольно спокойно, лишь изредка поздравляя игроков сборной СССР с завоеванием очередного „золота“. А в своё время, как вспоминает его зять, журналист и писатель Алексей Аджубей, Первый секретарь ЦК КПСС и председатель правительства СССР чуть не сорвал поездку олимпийской сборной СССР на Олимпиаду 1956 года в Австралии:
— Помню, когда Хрущёв узнал (а это было как раз в октябре 1956 года), что советская спортивная делегация собирается отправиться в Австралию на Олимпийские игры, он пришёл в страшное негодование: „Какие игры?! В Египте война. Австралия — союзник Англии. Их там арестуют“. Он поднял трубку телефона и начал о чём-то нервно говорить с Булганиным. Я решил, что поездка, видимо, не состоится. Закончив разговор с Булганиным, Хрущёв ничего мне не сказал, хотя понял, что я тоже собираюсь в дорогу.
Однако на утро следующего дня в „Комсомольской правде“ мы узнали, что делегация спортсменов всё-таки отправится в Австралию и туда полетит группа журналистов. Видимо, уже поздно вечером Хрущёва убедили в то, что неучастие советской делегации в Олимпийских играх могло бы показать нашу нервозность, неуверенность.
А вот Брежнев был болельщиком серьёзным. И на хоккей ездил с удовольствием. О том, как это было, мне рассказывал его бывший зять, в те времена первый заместитель министра внутренних дел Юрий Чурбанов.
— Больше всего Брежнев любил ездить на хоккей с министрами обороны, сначала с Гречко, а потом с Устиновым. Все трое были страстными болельщиками ЦСКА. Болел за ЦСКА и председатель Верховного Совета СССР Николай Подгорный. Черненко хоть и дружил с Леонидом Ильичом, но более симпатизировал „Спартаку“, а Юрий Владимирович Андропов формально считался болельщиком „Динамо“, хотя мне кажется, был равнодушен к игре. Не очень любили хоккей Суслов и Пельше, так, за компанию приезжали в Лужники.
Министр обороны СССР Андрей Гречко настолько любил ЦСКА, что мог вспылить, если его команду обвиняли в слабой игре. Офицер 9-го управления КГБ Евгений Дмитриевич Родионов, охранявший маршала с 1973 по 1976 год, вспоминал:
— Он болел за спорт. А вы знаете, что такое тогда был спорт. А ЦСКА — это вообще отдельная тема, особенно хоккей, футбол. Я могу пример привести. Был такой случай, мы взяли на подмену одного сотрудника Альберта Серёгина. И когда он ехал с министром в машине, они стали разговаривать. „Ну, как там у нас?“ — спросил Гречко про спортивные успехи армейцев. Серёгин сказал, что ЦСКА проиграл, команда плохо играла. Маршал говорит водителю: „Николай, останови машину“. Николай остановил машину, он говорит: „Товарищ капитан, выйдите из машины!“ Вот такие случаи были.
Автору пришлось как-то наблюдать почти половину Политбюро во время матча ЦСКА — „Спартак“ во второй половине 1970-х. В те годы это было настоящее московское дерби, принципиальнейший поединок, и, как правило, борьба шла очень упорная, вне зависимости от того, какие места команды занимали в данный конкретный момент. Поскольку сидел я в девятом секторе лужниковского Дворца спорта, то правительственная ложа находилась аккурат напротив, и я мог между делом наблюдать за поведением государственных лидеров. На игре были Брежнев, Устинов, Черненко, Андропов, Пельше и Суслов. Особых внешних эмоций руководители партии и правительства не проявляли. Живее других были Черненко и Устинов, которые время от времени обменивались какими-то фразами. Лицо Леонида Ильича больше напоминало застывшую маску, но как только армейцы забивали гол, он улыбался и даже аплодировал, хотя и без особого энтузиазма. А вот Суслов совершенно не интересовался тем, что происходит на площадке. Пришёл он на игру с ребёнком, по виду дошкольного возраста, которому, по всей видимости, было так же скучно, как и его деду. Малыш вертелся, а Суслов то и дело одёргивал его. Больше, кстати, я его на хоккее не видел…
Юрий Чурбанов рассказывал:
— Обычно приезжали во Дворец спорта незадолго до начала игры, поднимались на второй этаж. Сначала, насколько я помню, ходили по лестнице, а потом, наверное, к Олимпиаде, построили лифт.
За правительственной ложей было специальное помещение для отдыха. Стояли там и столики с напитками и закуской. Бывало, что выпивали все, кроме Суслова, по рюмке, а затем шли смотреть игру. Ассортимент напитков был не особенно широким: „Зубровка“, „Столичная“, коньяк. Болели достаточно спокойно, но довольно громкие обсуждения шли в перерывах. Помню, как-то была игра ЦСКА-„Динамо“, и армейцы проигрывали. Леонид Ильич после первого периода стал подначивать Устинова: „Вот, как же так, столько денег на команду выделяется, а они проигрывают…“. Министр обороны отшучивался: „Ничего, сейчас исправятся“. И действительно, как правило, в присутствии Леонида Ильича ЦСКА у „Динамо“ выигрывал. А вот „Спартаку“ армейцы могли проиграть…
А ещё в перерыве для развлечения играли в домино. Или парами: Брежнев с Устиновым, Черненко с Андроповым, или каждый за себя.
Леонид Ильич, когда ему ещё разрешали врачи, мог во время игры закурить прямо в ложе. Курил он обычно „Новость“ или „Краснопресненские“. А однажды, когда у него не оказалось сигарет, попросил закурить у меня. Я в то время курил „Кент“. Взял он сигарету, прикурил, затянулся и говорит: „Ты, Юра, больше эти сигареты не кури. Наши лучше“. С тех пор я в одном кармане носил „Кент“ или „Мальборо“, а в другом — „Столичные“, вдруг ещё раз Леонид Ильич закурить попросит…
Не курил Брежнев только тогда, когда на хоккей изредка приезжал Суслов. Но председатель Президиума Верховного Совета СССР Подгорный игнорировал привычки „серого кардинала“. Вот что вспоминает офицер „девятки“ Александр Шаров:
— Однажды Подгорный приехал на хоккей. А мне говорят: „Суслов едет!“ А Суслов никогда на хоккей не ездил, внук его уговорил. Ну, говорят: „Убери всё, что лишнее“. Я знал, что он не любит, ну пепельницы и убрал. Приезжает Подгорный, кричит: „Дежурный! Дежурный“. Там начальство: „Зовёт, иди“. Я: „Слушаю, Николай Викторович“. „Пепельницу!“ Я говорю: „Сейчас Михаил Андреевич приедет, понимаете. А он же не любит“. — „Я сказал — пепельницу!“ — „Слушаюсь“, — говорю. Поставил ему пепельницу.
В своё время, насколько я помню, это было в 1970-х, в лужниковском Дворце спорта запретили курить — всех в перерывах выгоняли на улицу. И диктор Валентин Валентинов (сейчас эта должность называется судья-информатор), который объявлял о забитых шайбах, удалениях и пр., говорил в микрофон: „Уважаемые болельщики, в нашем Дворце спорта не курят“. Как-то раз он сказал это в тот момент, когда Леонид Ильич закурил. Как рассказывал мне сам Валентин Валентинович, через некоторое время к нему подошли сотрудники „девятки“, охранявшие Брежнева, и убедительно попросили в присутствии Леонида Ильича не произносить эту фразу.
Владимир Медведев, заместитель начальника охраны Брежнева, тоже вспоминал те времена, правда, в отличие от автора, он видел всё, что называется, изнутри.
— Где-то в первой половине 1970-х годов врачи категорически запретили ему (Л. И. Брежневу. — Авт.) курить, и он стал делать это тайком. Курил даже в ложе Дворца спорта. Придём — сидит, смотрит. Достанет сигарету; а в это время диктор по радио громко объявляет: „Уважаемые товарищи! В нашем Дворце спорта не курят“. Я говорю: „Слышите, Леонид Ильич?“ — „Это не для нас“, — и украдкой в кулак затягивается.
Потом, правда, генеральному секретарю курить совсем запретили, а из его соратников в ложе никто курить не смел. Ну и фраза, соответственно, была вновь разрешена.
Лужниковские старожилы рассказывают о забавном случае, который произошёл в 1970-е годы во время одной из игр с участием ЦСКА. Высокопоставленные болельщики во главе с Брежневым, причём присутствовал расширенный состав, человек десять, как обычно, после окончания первого периода игры скрылись в помещении за ложей. И вот начинается второй период, а их нет. Проходит пять минут, десять, члены Политбюро не выходят из подтрибунного помещения. Игра принципиальная, любимые команды вождей бьются не на жизнь, а на смерь, счёт равный, а руководство страны в полном составе куда-то исчезло. Среди зрителей тут же началось нечто похожее на панику. В воздухе буквально повис вопрос: „Что такого могло произойти в государстве, чтобы вдруг все члены Политбюро срочно снялись и уехали с интереснейшей хоккейной игры?“ Кто-то запустил слух, что началась война. Кто-то вышел в фойе, чтобы посмотреть, стоят ли на стоянке у Дворца правительственные „ЗИЛы“. Лимузинов не было! Напряжение нарастало. И разрешилось все только после второго перерыва, когда все партийные и советские руководители как ни в чём не бывало вернулись в ложу.
Я расспросил об этом случае офицеров „девятки“, которые вспомнили упомянутую ситуацию. И всему нашлось самое простое объяснение. Дело в том, что во время перерыва сановные болельщики не только обсуждали игру, выпивали и закусывали, но и играли в домино, в просторечии „забивали козла“. И их внутренний турнир в какой-то момент оказался настолько увлекательным, что они решили продолжить игру и не выходить на второй период в зал. Если бы они только знали, какую бурную реакцию вызовет их отсутствие и тем более появление! Обеспокоенный зал в начале третьего периода встретил выходящих в ложу вождей „бурными и продолжительными аплодисментами, переходящими в овацию“. А „ЗИЛов“, которые обслуживали членов Политбюро, на стоянке не было в соответствии с принятым регламентом таких поездок. Спецавтомобили обычно привозили пассажиров на игру, а потом отправлялись в кремлёвский гараж, чтобы приехать перед окончанием матча или по вызову „хозяев“.
Владимир Медведев в своей книге „Человек за спиной“ вспоминал некоторые детали просмотров на высшем уровне.
— Ему (Л. И. Брежневу. — Авт.), конечно, не хватало общения — обычного, человеческого, без лести к нему и подобострастия. Он не то чтобы очень болел, просто отдавал предпочтение клубу ЦСКА. А в Политбюро многие болели за „Спартак“, и он на другой день подначивал соратников: „Как мы вам вчера!..“
Часто брал с собой кого-нибудь на хоккей или футбол. Черненко болел за „Спартак“, тут уж Леонид Ильич подначивал его, не щадил. Устинов же, как и Брежнев, был за ЦСКА и поэтому, когда они сидели в ложе рядом, в пику ему начинал болеть за „Спартак“. Приглашал он и Громыко, тот ни в спорте вообще, ни в хоккее в частности ничего не понимал — но ездил. В перерыве могли позволить себе рюмочку-другую выпить.
Во время игры Брежнев иногда вмешивался в события. В 1969 году, когда играли „Спартак“ и ЦСКА, при счёте 2:1 в пользу спартаковцев судья не засчитал забитый армейцами гол. Анатолий Владимирович Тарасов, тренер ЦСКА, увёл команду с поля, и минут двадцать игроки не выходили. А ведь шла прямая трансляция! Рассказывают, что терпеливо ждавший всё это время в ложе Брежнев всё-таки дал поручение „передать Тарасову его личную просьбу продолжить игру“. Игра возобновилась, и в итоге ЦСКА проиграл 1:3.
Но за рамками ледовых арен влияние Леонида Ильича на советский да и мировой хоккей было очень велико. Именно он буквально заставил секретарей союзных республик развивать у себя эту игру. В разговоре с председателем Совета министров Украины Владимиром Щербицким он похвалил успехи футболистов киевского „Динамо“ (дело было ещё в начале 1960-х), а потом спросил, почему в такой крупной республике совершенно не развивается хоккей с шайбой. В результате в 1963 году появилась команда „Динамо“ (Киев), в 1973 году переименованная в „Сокол“, а также дворцы спорта и команды более низкого уровня в Запорожье, Харькове и Северодонецке.
Но настоящей страстью Владимира Щербицкого, десять лет возглавлявшего правительство УССР и 17 лет — партийную организацию республики, был всё-таки футбол. Он был фанатичным болельщиком киевского „Динамо“. В 1996 году Владимир Семичастный, бывший председатель КГБ СССР, „сосланный“ в конце 1960-х годов на должность заместителя председателя правительства Украинской ССР, рассказывал автору, как Щербицкий руководил украинским футболом. Дело в том, что именно Семичастному было поручено курировать команду мастеров по линии Совмина. В его ведении были квартиры, машины, зарплаты для игроков и тренеров, строительство и содержание спортивных баз и стадионов. И конечно, он вместе со Щербицким ходил на футбол. Семичастный вспоминал, что болел Первый секретарь ЦК компартии Украины самозабвенно. Он был в напряжении все 90 минут матча. В специальный блокнот он, как заправский тренер, записывал статистику игроков: точные и неточные передачи, фиксировал удары по воротам. Он давал „добро“ на формирование команды из лучших футболистов республики. Днепропетровский „Днепр“, одесский „Черноморец“, донецкий „Шахтёр“, даже львовские „Карпаты“ и луганская „Заря“ становились донорами для киевского „Динамо“. А игроки основного состава получали заработную плату большую, чем академики и генералы. Да и бытовые проблемы футболистов решались в первоочередном порядке. По словам Семичастного, Щербицкий часто общался с тренером киевлян Валерием Лобановским, но лишь в единичных случаях позволял себе давать ему наставления. Об одном из таких случаев рассказывал в 2007 году первый президент Украины Леонид Кравчук, который курировал команду по партийной линии в конце 1970-х — начале 1980-х годов:
— Первый секретарь тренера лично знал, часто ему звонил, они встречались. Однажды в моём присутствии. Интересная была история. Щербицкий говорит: „Валерий Васильевич, ну как это так, из „Днепра“ взяли людей, они лавку у вас протирают, а мне звонят, спрашивают, зачем я обезглавил днепропетровскую команду“. Поддушивает, в общем. Лобановский посмотрел на него и отвечает: „Владимир Васильевич, когда вы ведёте Политбюро, я вам советую?“
Мне стало плохо. Я ведь его предупреждал, просил выслушать, промолчать. Ну, думаю, сейчас начнётся извержение. Щербицкому никто ведь никогда не возражал, тем более в такой форме! Но Первый неожиданно замолчал на целую минуту. Сидел, думал. А Лобановский продолжает: „За команду и за игру отвечаю я, а не ЦК Мне и решать!“ В конце концов Щербицкий улыбнулся и выдал: „Наверное, ты прав“.
Хоккеисты киевского „Динамо“ („Сокола“) особыми успехами не отличались, но во второй половине 1980-х один раз стали бронзовыми призёрами первенства СССР, а потом ещё дважды занимали четвёртое место.
С подачи Брежнева в 1970 году даже в Узбекистане появился свой хоккейный клуб — „Спартак“, позже переименованный в „Бинокор“ (по-узбекски — „строитель“). Кстати, этнические узбеки проявили удивительную неспособность к занятиям хоккеем. Как ни старались тренеры воспитать национальные кадры, сделать этого им не удавалось. Поэтому за „узбеков“ в конце 1970-х — начале 1980-х были два татарина — Шукур Каримов и Ринат Баймухаметов. В Казахстане, где с 1964 года в классе „А“ первенства СССР стал выступать клуб „Торпедо“ (Усть-Каменогорск), с национальными кадрами было получше, и несколько казахов в хоккей всё же играли. Правда, особых высот им достичь не удавалось. В середине 1990-х, беседуя с тогдашним тренером сборной команды Казахстана Борисом Александровым, я спросил, будет ли хоть один казах играть в сборной, на что он, сильно задумавшись, ответил: „Задача такая поставлена. Будем привлекать…“ В брежневские времена в хоккей стали активно играть даже в Эстонии, причём не только в „русских“ Нарве, Кохтла-Ярве и Кренгольме, но и в Таллине. Но мечта генерального секретаря о том, чтобы провести хоккейный турнир с участием сильных команд из всех союзных республик, так и не сбылась. Киргизия, Туркмения, Таджикистан, Грузия, Армения, а также Литва так и не создали своих коллективов…
Брежнев, вопреки мнению Суслова и других членов Политбюро, настоял на том, чтобы устроить суперсерию СССР-Канада в 1972 году. И он же волевым решением перевёл Виктора Тихонова из Риги в ЦСКА (как вспоминал Виктор Васильевич, вопрос курировал, по поручению генерального секретаря, председатель КГБ Юрий Андропов).
Леонид Ильич был настолько страстным болельщиком, что мог пропустить заседание съезда КПСС, чтобы отправиться на хоккей. Известный спортивный комментатор Владимир Перетурин вспоминал:
— В тот день шёл съезд партии и параллельно хоккей. Я приезжаю в Лужники на хоккейный матч. Меня тут же отлавливают люди в штатском: „Вас Лапин (Сергей Лапин — председатель Гостелерадио СССР. — Авт.) разыскивает. Срочно!“ Звоню ему, нервничаю, версий, что могло произойти, — никаких. „Вы сегодня матч ведёте? — грозно вопрошает Лапин. — Слушайте мой приказ! Правительственную ложу не показывать!“ Оказалось, что Леонид Ильич решил проигнорировать съезд партии и приехал смотреть игру. Мы быстро сняли камеру, которая была установлена напротив Брежнева, чтобы тот не попал в кадр.
В принципе кроме спортивных передач генерального секретаря во второй половине 1970-х уже мало что интересовало. Даже информационные программы ему как-то разонравились. Тот же Владимир Перетурин вспоминал, что когда Брежнев приехал в Останкино, чтобы записать очередное новогоднее поздравление советскому народу (для этого существовала специальная студия, использовавшаяся раз в год), он увидел Лапина.
— „Слушай, Сергей, у тебя в последнее время совсем нечего смотреть, кроме хоккея, футбола и „Футбольного обозрения““. — „Как, Леонид Ильич, — удивился Лапин. — А „От всей души“ и программа „Время“?“ — „Это всё херня“, — отрубил Брежнев, зевая».
Когда генеральный секретарь прибаливал или просто уставал, он смотрел игры по телевизору. Известный в прошлом спортивный журналист Александр Иваницкий вспоминал, как уже упоминавшийся нами председатель Гостелерадио по какой-то причине принял решение исключить из программы ключевую игру ЦСКА — «Спартак». Иваницкий, правда, под свою ответственность отправил в Лужники автобусы с оборудованием, но решения о трансляции не было. Вдруг за час до игры его вызывает Лапин, который, по словам Иваницкого, был близок к состоянию шока и говорит, что надо организовать трансляцию. Решение об этом пришло «с самого верха». А в штатном режиме привезти и развернуть аппаратуру занимало около двух часов. Но поскольку автобусы уже стояли у лужниковского Дворца, а техники были готовы к работе, удалось успеть ровно за час. Говорят, что срыв трансляции мог стоить Лапину его места…
Если Брежнев смотрел хоккей дома, то, по воспоминаниям Владимира Медведева, он не мог находиться у телевизора один. И обязательно просил кого-нибудь из сотрудников охраны составить ему компанию.
Поездки Брежнева на хоккей были всегда «головной болью» для подразделения личной охраны 9-го управления КГБ. Всё-таки 12 тысяч зрителей, мало ли что могло произойти. Поэтому подготовка проводилась очень тщательно. О том, будет Брежнев на игре или нет, можно было догадаться по ряду признаков. Во-первых, уже за час-полтора до игры на всех перекрёстках по пути его следования стояли офицеры ГАИ. Во-вторых, для транспорта (кроме автобусов с хоккеистами) перекрывался въезд с Саввинской набережной, в-третьих, внутри Дворца спорта рядом со штатными контролёрами появлялись крепкие и аккуратно подстриженные молодые люди в строгих костюмах. У некоторых из них были за ухом наушники. Завсегдатаи Лужников узнавали их сразу и между собой называли «радистами».
Об одном случае из работы брежневской охраны вспоминал Анатолий Васильевич Фролов, в 1976–1983 годах заместитель начальника отдела 9-го управления КГБ, в функции которого входило обеспечение безопасности руководителей партии и правительства:
— В Лужниках он (Л. И. Брежнев. — Авт.) часто был, и когда ему позволяло здоровье, он почти не пропускал матчи наших первых команд — ЦСКА, «Динамо». Очень любил ездить туда. Там всё было взято под контроль, я почти не помню случаев, которые были бы тревожными, опасными. Был, правда, один эпизод… Там есть ложа, особая зона, она огораживается, стоят охранники вместе с билетёрами, они пропускают людей по билетам и пропускам. И вот… эпизод был такой, я сам его помню.
Не было никого из охраняемых лиц, ещё не приехали, вдруг появляется вице-адмирал, весь в орденах, в морской форме, проходит и садится в зоне. У нас там был Олег Иванович, который занимался этим объектом. Я говорю: «Олег Иванович, а что это у нас за адмирал здесь?» — «Да он часто приходит». Я говорю: «Вы у него когда-нибудь документы проверяли?» — «Да, вроде проверяли, я уж сейчас, — говорит, — не помню. Но он довольно часто ходит». «Ну, — я говорю, — тогда проверьте». Проверил, документов у него не оказалось никаких. А потом выяснилось, что он человек, который никакого отношения к начальственному составу флота не имеет. Пригляделся, приспособился к условиям. Видит, как иногда у нас народ реагирует на высокие чины, звания, и так далее… Это оказался человек с травмированной психикой, накупил себе обмундирования и орденских колодок, одевался и ходил на такие мероприятия. Я не знаю, были у него какие-нибудь замыслы, нет, но пришлось прекратить эти посещения. Вот так в принципе на стадион мог бы проникнуть другой человек, уже с преступными и даже опасными замыслами. Такие бывали вещи. Но в период нахождения Леонида Ильича во Дворце спорта никаких нештатных ситуаций не было. По крайней мере, мне об этом неизвестно.
Если в лужниковском Дворце всё было спокойно, то на Большой спортивной арене во время футбольного матча и руководителям, и сотрудникам охраны однажды пришлось поволноваться. Рассказывает ветеран органов госохраны Александр Шаров:
— Один раз весной в Лужниках ложу отделывали и крышу там перекрыли, отремонтировав следующим образом: залили её тонким слоем цемента, стяжку сделали, но не закончили — в Лужниках не оказалось асфальта, чтоб её покрыть сверху.
Начинался большой футбол, приехало почти всё Политбюро, и гостевая ложа тоже полна была. А сотрудники решили проверить козырёк, хотя было видно, что там ничего нет. Ну и прошёл один по самому краю. Стяжка была тонкая и лопнула. Футбол начался, и подул сильный ветер. И вот это весь этот бетон рухнул прямо перед ложей!
Поиски ответственных за ЧП шли довольно долго, «разбор полётов» был как в Лужниках, так и в «девятке». Общими усилиями стороны пришли к консенсусу: признали, что виноваты сотрудники лужниковских инженерных служб…
Обычно маршрут Брежнева в Лужники проходил от Кремля через Новый Арбат, затем вниз к Москве-реке и далее через Смоленскую, Ростовскую и Саввинскую набережные. Если он ехал по Кутузовскому с дачи в Заречье или городской квартиры, то также выезжал на набережную. Заезжал кортеж генерального секретаря через въезд у реки, а потом сворачивал налево к Дворцу спорта. Лимузины подъезжали вплотную к дверям, расположенным между третьим и четвертым секторами. На время прохода руководителей наружное пространство ограждалось металлическими барьерами, а средняя часть фойе была на особом режиме, двери к секторам закрывались, и около них выставлялась охрана.
А потом, когда все уже находились в ложе, режим снимался, и зрители могли свободно перемещаться по фойе.
В конце 1970-х годов во время подготовки к московской Олимпиаде, как рассказывают ветераны, произошёл небольшой аврал. Дело в том, что набережные Москвы-реки должны были стать ареной для марафонского бега и велогонок. Поэтому Смоленскую, Ростовскую и Саввинскую набережные стали расширять, менять там фонари, укладывать новый асфальт. Делалось это всё летом, и, как говорят, был упущен момент начала первенства СССР по хоккею. Уже был конец августа, и до открытия чемпионата оставалось буквально несколько дней. А маршрут Брежнева-то раскопан и завален бетонными блоками! В самом пожарном порядке был «облагорожен» резервный вариант маршрута: от Нового Арбата по Садовому кольцу до Зубовской и далее по Большой Пироговской улице к Лужникам. За несколько дней были сняты висевшие на растяжках тусклые уличные фонари и установлены бетонные столбы с красноватыми ртутными лампами (такие были только на Новом Арбате, Кутузовском и Ленинском проспектах). Срочно было уложено свежее дорожное покрытие, сделана разметка, установлены новые светофоры. И теперь обитатели Пироговки всегда могли узнать, поедет ли Леонид Ильич на хоккей. За час-полтора до игры на каждом перекрёстке этой в прошлом обычной улицы появлялись молодцеватые граждане в милицейской форме с жезлами и другими необходимыми гаишными атрибутами. Это было самым верным признаком того, что ожидается прибытие «генерального».
Ещё один штрих к картине. Долгое время Леонид Ильич буквально разрывался между двумя привычками: смотреть хоккей и программу «Время». Как бы быстро ни передвигался его кортеж, генеральный секретарь, как правило, не успевал после игры к себе в Заречье или даже на Кутузовский к началу «Времени». Хоккей в лужниковском Дворце традиционно начинался в 19 часов 30 минут. Такое время начала игр было обусловлено тем, что для людей, работавших на производстве, обычным временем окончания работы было 18 часов. За полтора часа они могли без особых проблем с любого конца Москвы добраться до стадиона и заполнить 12-тысячный зал. Но игра шла 60 минут чистого времени, да ещё были два 15-минутных перерыва. Никаких овертаймов в те времена не предусматривалось, разве что в кубковых встречах назначался дополнительный период. Но всё равно игры оканчивались самое раннее в начале десятого. И как говорят люди сведущие, «узнав, что есть мнение», руководство Лужников приняло решение начинать игры на час раньше — в 18 часов 30 минут. И никого не волновало, что обычные болельщики за полчаса не успеют добраться до Дворца спорта (только от метро «Спортивная» нужно было идти
10-15 минут пешком). Поначалу зал заполнялся только ко второму периоду, а потом любители хоккея как-то приспособились и стали сбегать с работы раньше. Зато Леонид Ильич успевал домой к началу любимой телепрограммы… А вслед за главным Дворцом спорта на более раннее время начала игр перешли другие хоккейные катки и футбольные стадионы. Даже те, на которых Брежнев никогда не бывал.
Хоккеисты, естественно, знали о своих высокопоставленных болельщиках. Министр обороны по крайней мере раз в год приезжал в ЦСКА, чтобы встретиться с командой. Специально для этого случая игроки приводили в порядок причёски и надевали военную форму. А к Брежневу, бывало, игрокам и тренерам приходилось подниматься в ложу прямо в хоккейной амуниции в перерыве игры. Вот как об этом вспоминал наш великий вратарь Владислав Третьяк:
— Брежнев очень любил хоккей! Он и фигурное катание любил, но хоккей для него был превыше всего. Он присутствовал не только на всех матчах сборной, но и на многих играх чемпионата страны. Однажды в 1981 году я даже ходил к нему в ложу в перерыве между периодами матча СССР-Финляндия. Прямо в форме! Прибежал за нами министр спорта (председатель Госкомспорта СССР Сергей Павлов. — Авт.): «Давайте поздравим Леонида Ильича с днём рождения, он ждёт!» Как парторг сборной я вручил Брежневу подарок. Он меня расцеловал, поблагодарил за недавнюю победу в Кубке Канады и спрашивает: «А чего вы сейчас-тo финнам проигрываете?» А мы в этот момент, как назло, действительно проигрываем 1:2! Я говорю: «Не волнуйтесь, Леонид Ильич, мы у финнов всегда в конце концов выигрываем. Просто сейчас пока вот так получается. Все будет в порядке!» Он опять: «А почему у вас фамилии на форме на английском языке написаны?» Отвечаю: «Потому что международный турнир». В результате за ночь нам пришили надписи на русском языке, чтоб Брежнев знал, кто есть кто из игроков. Но в принципе он очень тепло к нам относился: и зарплату, и ордена давал….
А Виктор Васильевич Тихонов, тренер ЦСКА и сборной, точно так же поднимался к Брежневу, но уже с Фетисовым и Макаровым. Кстати, говорил, что это был единственный случай, когда он близко общался с генеральным секретарем.
Не все члены Политбюро ЦК КПСС были страстными хоккейными болельщиками. Например, председатель Совета Министров СССР Алексей Николаевич Косыгин, хотя и был спортсменом хорошего уровня (чемпион Ленинграда по академической гребле), относился к игровым видам спорта спокойно. И его очень раздражало, когда обсуждение хоккейных баталий среди высокопоставленных болельщиков происходило не на стадионе или во время отдыха, а прямо в Кремле на заседаниях Политбюро. Виктор Луканин, долгое время работавший в личной охране Косыгина, вспоминает такой случай:
— В Политбюро главными болельщиками были Брежнев, Подгорный и Гречко. Все они болели за ЦСКА. И вот прямо на заседании Политбюро они затеяли обсуждение прошедшего хоккейного матча. Я не помню, был ли у Алексея Николаевича доклад или нет, но когда Брежнев и Гречко стали слишком громко говорить о том, кто и как забрасывал шайбы, Косыгин сказал: «Здесь, на заседании Политбюро, обсуждаются вопросы государственной важности, а вы чушь какую-то несёте!» Поднялся с места и ушёл. Не ручаюсь за дословную точность цитаты, всё-таки много лет прошло, но смысл был именно таков.
А заместитель начальника охраны премьера Валентин Серёгин рассказывал автору о том, как был свидетелем ещё одного конфликта на той же почве. На Политбюро обсуждался важнейший вопрос, который требовал серьёзной работы и осмысления. Когда члены Политбюро выходили, первым шёл Косыгин. А за ним — Брежнев с Подгорным, которые стали во весь голос обсуждать очередной хоккейный матч. Косыгин повернулся и говорит: «Лёня! Ну как ты можешь?» Махнул рукой и пошёл…
Когда у Брежнева здоровье было уже не в лучшем состоянии, врачи прописали ему для поднятия угасающих эмоций бывать на хоккее как можно чаще. Его и различными допингами выводили из дремотного состояния, и хоккеем. Вот какую историю вспоминал бывший начальник Четвертого управления Минздрава СССР, обслуживавшего высших руководителей СССР, Евгений Чазов:
— Мы изучили все известные мировой медицине методы стимуляции функций организма, в том числе и центральной нервной системы. Кстати сказать, Андропов очень заинтересовался этими методами и попросил достать соответствующие препараты. Будучи страстным болельщиком хоккейной команды «Динамо», он в шутку сказал: «Посвятили бы вы во все тонкости руководство „Динамо“, может быть, играть стали бы лучше. Помолчав, добавил: — Думаю, даже при этом они ЦСКА не обыграют». (Это были годы острого соперничества «Динамо» и ЦСКА.) Действительно, вскоре ко мне пришли руководители «Динамо», которым я не только прочитал лекцию о возможностях скрытых резервных сил организма, но и передал ряд средств, которые ещё не числились в разряде допинговых.
Не знаю, как команду «Динамо» (судя по тому, что они не завоевали первенства, игроки вряд ли принимали стимуляторы), а вот Брежнева нам удалось перед поездкой в Хельсинки вывести из состояния мышечной астении и депрессии.
Даже будучи тяжелобольным, Генеральный секретарь ЦК КПСС аккуратно приезжал на игры первенства СССР. Правда, это могли быть даже встречи без участия его любимого ЦСКА. Автору удалось увидеть его на ничего не решавшей игре первенства СССР 1982 года «Крылья Советов»-«Динамо» (Рига). В двенадцатитысячном лужниковском Дворце игру смотрели не более трёх тысяч болельщиков. И одним из них был Брежнев…
