02. Дом, милый дом…

Дозор встретил меня дружелюбным ворчанием и энергичным вилянием хвоста. В этот момент взрослый кавказский овчар смотрелся странновато. Точнее, непривычно добродушно для тех, кто не в курсе, что Дозор живёт здесь уже много лет и помнит меня ещё со щенячьего возраста.

– Ну что, малыш? Давай кушать.

Он ещё интенсивнее завилял хвостом и стал поглядывать то на меня, то на тазик. Я потрепал Дозора по мохнатой шее, взял ёмкость для пищи и отправился в дом, чтобы принести верному сторожу кашку с мясом…

Сразу с порога нос учуял свежий аромат духов. Значит, она ушла недавно. Неудивительно, что я испытал досаду: вместо того чтобы заключить её в объятия, я сейчас разуюсь, вымою руки и пройду на кухню.

Впрочем, расстраиваться не надо, хотя бы потому, что до кухни доберусь через минуту, а не пару часов спустя. Когда приходишь с работы и тебя встречает женщина, на которой чёрный кружевной полупрозрачный бюстгальтер, коротенькая юбочка с серебристыми вкраплениями и чёрные сетчатые чулочки, это, конечно, восхитительно, но путь на кухню перекрывает наглухо. Любой нормальный мужчина тут же забудет обо всём, кроме… Но сегодня, похоже, этому не суждено сбыться. Обломись, Коршун. Зато собака не будет ждать, пока хозяин поддаётся соблазну на полный вперёд.

Как только Дозор приступил к трапезе, я присел возле будки и закурил. Примерно на пятой затяжке завибрировал мобильник.

– Привет…

– Приве-ет! Ты дома?..

Даже радиоволны и динамик телефона не смогли отфильтровать и приглушить чертовскую сексуальность её голоса…

– Да, только пришёл, – ответил я. – А ты где?

– К брату еду. Тут неожиданно нагрянули родственники, поэтому я так резко сорвалась…

– Понятно. – Я старался быть лаконичным, чтобы скрыть досаду. – Когда обратно?

– Завтра вечером…

– Во сколько прибытие? Я встречу…

– Не надо, спи, – твёрдо, неожиданно категорично произнесла она. – Я приеду очень рано.

Мне, надо признаться, смена её тона не понравилась.

– Так у меня завтра и послезавтра выходны…

– Всё равно с вокзала сразу на работу поеду. А ты спи спокойно.

– Ну да, мне одному в постели только и остаётся, что спать, – буркнул я. Блин, не удержался, позволил досаде проявиться.

– Лови момент, х-ха! – Голос её опять стал игривым. – Выспись наконец!

– Ладно, высплюсь. Будет сделано!

Действительно, и с чего бы мне злиться…

– Ужин на плите, футболку я повесила на кресло.

– Спасибо, Дар. – Я улыбнулся.

– Было бы за что… Ладно, у меня батарейка садится. До встречи, милый!

– Целую всю-всю!

Послышался звук ответного поцелуя, и сразу после смачного «чмок!» связь оборвалась.

Спрятав телефон в карман, я вернулся с небес на землю и в этой суровой реальности, где мне предстояло высыпаться одному в постели, посмотрел на Дозора и обнаружил, что тазик уже опустел.

– Ну, ты и здоров жрать, кобель! – от души прокомментировал увиденное.

Дозор покосился на цепь и выжидающе посмотрел на меня.

– Жди ночи, не то, как тогда, – начал объяснять я, – ухватишь соседа, а мне потом разруливать…

В тот день сосед из дома напротив выпил лишнего и, притомившись тащиться с остановки, облокотился о наш забор. Лучше бы он этого не делал… Мужику несладко пришлось. Хорошо, что я и мама были дома – успели оттащить пса. В общем, сосед легко отделался, пара царапин на физии да разбитый нос.

И это Дозор ещё не совсем вырос, молодым был псом. Но с тех пор мы начали сажать его на цепь и отвязывать только на ночь; в дома окраинного посёлка нередко норовили залезть незваные гости. К их счастью, наш дом воришек не интересовал, не интересует и, надеюсь, интересовать не будет, пока Дозор на страже. Потому что я боюсь даже представить себе, что сделает с чужаками машина смерти почти восьмидесяти сантиметров в холке.

Дозор понимающе опустил широкую башку и вальяжно отправился в будку – переваривать съеденное.

Пора и мне ужинать…

Кто бы что ни говорил, но хозяйка из неё сносная. Конечно, до моей мамы далеко, но лучше уж так. Сегодня, например, моя женщина малость прибралась в доме и приготовила макароны с мясом. Даже не знаю, что бы делал без неё. Прибраться я тоже могу, в армейке всячески приучали к чистоте и порядку, но вот ужин… Разве что магазинные пельмени отварю. На большее в кулинарном искусстве я не способен. Даже яичница у меня сгорает.

Сковородка ещё не совсем остыла, но я решил подогреть макароны, потому что предпочитаю, чтобы еда была горячей, так сказать, с огонька.

Мяуканье за спиной заставило меня отвлечься от помешивания содержимого сковороды.

– А-а-а, пришла…

Скарлетт села возле тумбочки и уставилась на меня своими медными глазищами. В них, как и всегда, была такая вселенская мука, что аж сердце сжималось. Всё-таки она хорошая актриса. Недаром же я назвал кошку в честь Скарлетт Йоханссон.

– Ну и чего тебе надобно?

Вместо ответа она подняла правую лапку и прикоснулась к дверце, за которой спрятана банка с кошачьим кормом.

– У тебя в миске ещё есть, – строго сказал я. – Вот доешь, тогда и насыплю.

Помешивая макароны, краем глаза наблюдал за сидящей возле тумбочки кошкой. Скарлетт, видимо, решила гнуть свою линию. Пусть упирается сколько влезет. Авось посидит, посидит и отправится к миске.

Когда макароны энергично затрещали, я выключил конфорку и посмотрел на кису. В её глазах светилась такая страдальческая беззащитность, что во мне помимо воли взбурлила жалость к этому тёплому комочку шерсти. Хотя отлично знал, что Скарлетт прикидывается, чертовка.

– Ну, ладно, ладно, вредина! Твоя взяла…

Вот всегда считал себя чёрствым человеком, а даже кошку не могу побороть. Не понимаю, и как я людей-то убивал, спрашивается?!

Насыпав корма и с улыбкой посмотрев, как эта чёрно-белая вымогательница, победно урча, приступила к трапезе, я вымыл посуду. Затем немного «повтыкал в ящик», после чего присел за комп и открыл «Фэйсбук». После нескольких лет в армии и ОБР за компом только и делаю, что в соцсетях сижу. До армейки любил погонять в стрелялки и бродилки, а теперь попросту не способен воспринимать все эти дурацкие игрушки. Всех этих героев виртуальных сражений и квестов засунуть бы в реальный бой, лицом к лицу со всамделишным врагом… Очень сомневаюсь, что штаны надолго останутся необделанными, это раз, и два – что многие выживут и у них случится второй реальный бой.

Попереписывавшись с сослуживцами, приятелями и просто знакомыми, я уж хотел было лечь спать, но тут получил сообщение от старого кореша. Местного. Забавно! Живём в двадцати минутах ходьбы друг от друга, но общаемся и договариваемся о встречах исключительно через интернет. Сегодня он предложил повидаться, ну и чисто символически отметить это событие. Время – почти одиннадцать. Нормально. Всё равно завтра выходной, к тому же Дар встречать не надо, сама сказала. Посему можно состыковаться с товарищем и побалакать о том, о сём.

«Чисто символически» затянулось до трёх ночи. Как всегда, в общем. Сначала выпили по бутылке пива, потом ещё по одной, затем позвонили друганам, те подтянулись с баклажками… и понеслось. Не помню, откуда в моём стакане появились сначала вино, потом коктейль и прочее.

Разошлись мы после того, как опустошили все бутылки, скурили все сигареты и прослушали-пропели все хиты наших любимых музыкальных групп. Под конец, когда всем стало особенно хорошо, горланили даже что-то из репертуара времён молодости наших родителей. У нас всегда так: после празднования чьего-то дня рождения или Нового года расходимся слегка захмелевшие, а после чисто символических, проходных встреч – «на рогах» по полной программе.

Добравшись до дома на автопилоте, я уселся на крыльце и начал выполнять тяжёлую и сложную работу – снимать кроссовки. Наконец у меня получилось, и я завалился в прихожую и дальше. Вместо того чтобы лечь в гостиной, на диванчике, попёрся на второй этаж. Как же мне тяжко было передвигаться… все эти неточные попадания в дверные проёмы, на ступеньки… И кой чёрт дёрнул переться наверх?! Удивительно, как руки-ноги не переломал.

По стеночке докарабкался до своего любимого, пережившего десятки разнообразных актов дивана и рухнул на него животом, плашмя, как будто сражённый вражеской пулей. Но уже меньше чем через минуту перевернулся на спину, потому что ощутил, как к горлу устремляется всё выпитое.

Совершенно случайно в поле зрения оказалась фотография мамы… и мне вдруг сделалось до того стыдно, что пришлось срочно закрыть глаза. Уже почти год, как она умерла, а я никак не могу смириться с этим, принять свершившееся. Вот сейчас мама покачает головой и начнёт читать нотации, мол, что же это её сын пьянствует… Всё-таки до чего непросто отвыкнуть от того, что самый родной, драгоценнейший человек больше тебе ничего не скажет в реале, и только в памяти продолжит звучать незабываемый голос!

Последний раз я видел маму живой, когда вернулся из армейки. А потом мне предложили пройти спецобучение и служить в ОБР… А в прошлом ноябре, стоя возле открытого гроба, я смотрел на спокойное, будто спящее женское лицо. Мама всегда выглядела не по годам молодой и запомнилась мне такой, а там лежала старуха, будто и не она вовсе… Жаль до жути, что так случилось. Сын-то сын, а за последние годы видел собственную мать всего дважды, да и то второй раз – уже мёртвую. Будто и не сын вовсе, а какой-нибудь дальний родственник.

Больнее всего становится, когда уже ничего невозможно изменить. И долг никогда не получится отдать, и ошибки не исправить при всём желании…

Проснулся я от жуткого сушняка и с удивлением обнаружил, что на мне до сих пор куртка и джинсы. Домой шёл напрямик через лес и потому по дороге вступал в грязь и влезал в какие-то колючки. Теперь всё это переместилось на покрывало. Ну, вот что я за человек?! Обязательно что-нибудь испачкаю!

Попробовал встать и чуть не потерял сознание: голова закружилась, в мозгу застучали тысячи молоточков, руки-ноги задрожали… Похоже, сурово перепил накануне. Ведь зарекался не смешивать! А-а-а, горбатого только могила исправит.

В итоге я не придумал ничего лучшего, кроме как сползти с дивана. Так хотя бы в голове стучит меньше.

Осмотревшись, увидел на тумбочке бутылку холодного чая. Тумбочка, как назло, стояла в дальнем конце спальни. Выругавшись, я осторожно поднялся и начал прокрадываться к заветной ёмкости. Пока приближался к цели, всё пытался вспомнить, откуда здесь вообще чай? Ну и балда ты, Коршун! Прошлой ночью в этой комнате спала твоя женщина! А она – любительница попить среди ночи.

Что-то у меня с памятью… опять провал… Впрочем, после сотрясения мозга и двух контузий бывает и похуже. Мне ещё, можно сказать, крупно повезло.

Холодный напиток приятно увлажнял пересохшую слизистую и не менее приятно нейтрализовывал жжение в пищеводе и желудке. Хорошо-то как! Прям райское блаженство… Я бы, наверное, выпил всю бутылку, но тут моё внимание привлекло странное свечение, невесть откуда взявшееся за окном.

– Чё за херня-то, блин?! – прокомментировал я вслух.

Действительно. Иначе и не назовёшь яркое молочно-белое свечение посреди леса.

Холодный чай заставил сушняк временно отступить, и поэтому организму снова было сносно. А когда увидел пачку «Винстона» на подоконнике – стало уж совсем замечательно. Я подгрёб к окну, закурил сигарету и начал рассматривать странное свечение. К счастью, по пьяни у меня не зашкаливает храбрость, не то попёрся бы в лес, узнавать, что и как.

Свечение тем временем становилось то ярче, то тусклее, будто его источником являлась отживающая своё лампочка. Сие зрелище меня так заворожило, что в какой-то момент я буквально выпал из реальности. Вернулся, когда истлевшая сигарета обожгла пальцы. Ну и ладно. Закурю новую.

Но стоило со стороны свечения возникнуть человеческому силуэту, как я поперхнулся дымом и моментально протрезвел. Сильный кашель заставил меня согнуться и закрыть глаза. Когда я выпрямился и снова посмотрел в окно, то увидел тёмный, дремучий лес. Прямо как в сказках. Деревья, похожие на застывшие костистые лапы, выглядели настолько неприступно и естественно, что я всерьёз начал подумывать о том, что молочный свет мне попросту привиделся. Пришлось заподозрить: да к тебе, Коршун, по ходу, «белочка» в гости просится!

Через некоторое время накатила слабость, и я снова прилёг. На часах без пятнадцати пять, а вставать, несмотря на выходной, в семь утра нужно – кормить Дозора. Фиг выспишься, в общем. Впрочем, сам виноват.

Как назло, не спалось. Я повернулся к окну и принялся смотреть на звёзды. Очень скоро мне удалось заметить среди рассыпанного на чёрном холсте сверкающего бисера яркую, плавно движущуюся точку…

С мыслью о том, что вот было бы здорово, чтобы исполнилось желание улететь на какую-то другую планету и там начать жизнь с нуля, без груза прошлого, накопившегося в памяти, я и провалился в сон.

Снились мне чаще всего фрагменты из реально пережитого наяву. Светлое и радостное почти никогда, всё больше мрачные и тяжёлые моменты, никак не желающие улечься на дно подсознания.

…Майор Щебенев повёл стволом «калаша», указывая, и сказал:

– Вон там наш самолёт.

– Осточертели мне эти джунгли, – буркнул сержант Сушинский. – Скорей бы уже отсюда улететь.

– Что ж ты, Макс, так торопишься? – с иронией спросил сержант Афиногенов. – Ты же всю жизнь мечтал побывать в какой-нибудь Флориде!

Афиногеша – душа отряда. В нём всегда столько желания и энергии! Да и вообще солдат и товарищ он отличный. Единственное, что раздражает, так это любовь сержанта к подколкам и остротам. Особенно доставалось его лучшему другу и тёзке Сушинскому. Поначалу и не скажешь, что они друзья. Но если вдруг какая-нибудь беда – а наш отряд повидал достаточно бед, – то Гепард (Афиногенов) и Бармалей (Сушинский) встанут спиной к спине, чтобы защитить и дать отпор. Впрочем, сержанты без колебаний придут на помощь любому члену отряда. В подразделения особого назначения подбирают не абы кого, а тех, кто ладит с товарищами по оружию. Можно даже сказать, что парни из любой группы ОБР – братья.

Сушинский сделал вид, что не услышал вопрос. Он достал из крепления на поясе фонарик и подсветил карту.

– Топаз, – обратился он к майору, – как пойдём? Напрямик через джунгли или в обход, через ручей на востоке?

– Времени не так много, – сухо ответил майор Щебенев. – Идём напрямую.

После этих слов он взмахнул мачете и срубил свисающую на пути лиану.

Метров через двадцать его сменил Афиногенов: прорубать дорогу – тяжёлый, сильно изматывающий труд. Это вам не кино про Хищника.

– В «Секретных материалах» была серия про леших, – как всегда вставив что-нибудь из «Икс файлс», заговорил лейтенант Калинов; из-за его любви к этому сериалу про спецагентов ФБР мы его прозвали Малдин, в честь одного из двух главных персонажей, Фокса Малдера, но прозвище трансформировалось, приобрело окончание, свойственное многим русским фамилиям. – Они жили как раз во флоридских лесах.

– Так мы не в лесу, а в джунглях, – заметил я. – Или ты думаешь, что здесь тоже живут лешие?

– Лес во Флориде мало чем отличается от джун…

Ответ оборвался на полуслове. Позади меня раздался громкий шелест листвы, и на мой затылок брызнуло что-то тёплое.

Я резко обернулся и увидел заваливающегося на спину Калинова. Мгновением позже до нас донёсся звук выстрела.

– Ложи-и-ись! – крикнул я, и одновременно с моим криком от стволов, лиан и листьев начали отскакивать отдельные фрагменты, а то и целые куски, будто невидимый садовник сошёл с ума и кромсает своими огромными ножницами не глядя.

Грохотало, кажется, со всех сторон. Мы отстреливались скупо, экономили боеприпасы, надеясь тем самым получить хоть какую-то выгоду из сложившейся ситуации, но тщетно. Похоже, нас ждали. И работают, гады, уж очень профессионально.

Это задание мне не понравилось с самого начала: во-первых, оно проводилось на территории другого государства, само собой, втайне от властей страны-хозяйки; во-вторых, нам толком не объяснили сути задания, сказали только, что мы должны отыскать секретную базу учёных и выкрасть оттуда документы и чертежи. То, что я там увидел, повергло меня в шок: трупы со странными наростами на лицах и конечностях, а некоторые тела выглядели так, будто над ними от души поглумилась мать-природа. Уж на что Топаз совершенно непрошибаемый человек, и тот был ошеломлён. Ох уж эти чёртовы научники вместе со своим биологическим оружием и всякими генетическими экспериментами!

Когда лежишь под пулями, теряешь ощущение времени и пространства, поэтому невозможно было определить, через сколько секунд (минут? часов?) и в каком направлении я пополз. Но вряд ли успел отползти далеко, моё движение прервалось взрывом и внезапно навалившейся на спину тяжестью… Разорвавшаяся граната выдрала из почвы дерево, и оно рухнуло на меня, да так удачно в кавычках, что я не смог из-под него выбраться.

Оглушённый и придавленный, я только старался не закрыть глаза, чтобы окончательно не «потеряться». Очень помогла светящаяся точка. Какая-то насекомина прямо перед моей головой, вжавшейся в землю правой щекой, отважно совершала свой квест сквозь хаос, устроенный высшими силами в лице людей, припёршихся в эти джунгли, чтобы устроить здесь свои разборки, и на хрен не нужные обитателям джунглей.

Я попытался представить, что о нас думают и как проклинают эти букашки вторженцев, бесцеремонно топчущих их родные места. И согласился, что у них есть безусловные основания желать пришельцам всех кар небесных.

«СРЕДИ ВСЕХ ВАРИАНТОВ ТОЛЬКО ОДИН…»

«НЕ ГАДАЙ. ПРАВИЛЬНЫЙ ИЛИ НЕТ, УЗНАЕМ ЛИШЬ…»

«АГА, АГА! КОГДА ПОЙМЁМ, ЧТО ГОЛОВЫ ОСТАЛИСЬ ПРИ НАС».

…Очнувшись, он первым делом попытался вспомнить. Лес, люди… А что было до этого? Может, то же самое? Может быть.

Посмотрев по сторонам, мужчина присвистнул. Уж чего-чего, а обнаружить себя запертым в тесной клетке он не ожидал. Усевшись на полу, подёргав прутья и скрепляющие узлы, мужчина ругнулся и звезданул пятками в решётку. Сломать не удалось. Всё. Больше он пока что ничего поделать не мог. Слабость сковывала тело, наполняя желанием лечь и ничего не делать. С этим тоже придётся бороться.

– Э-эй! – позвал он кого-нибудь. – Есть кто живой?

В ответ – тишина.

Мужчина принялся ощупывать деревянные части и верёвочную оплётку клетки в надежде выбраться из неё. Увы, те, кто сделал клетку, своё ремесло знали. Узник даже не сумел найти, где находятся верёвки, послужившие «замком», – как-то ведь его внутрь засовывали, а значит, откидывается как минимум одна из стенок клетки?

Каких-либо предметов, с помощью которых можно сломать или перепилить прутья, в пределах досягаемости не оказалось. В самом помещении никаких перспектив выхода он тоже не увидел. Кроме закрытой двери в одной из стен. Но до неё ещё надо было добраться…

– А это что? – удивился он, когда кончики пальцев коснулись ошейника.

Средство предохранения, чтобы пленник не сбежал? Где же тогда цепь?

Впрочем, это ни к чему не прицепленное кольцо на шее пока что не казалось существенной проблемой.

Потыкавшись в разные углы клетки, мужчина устроился на полу поудобнее и занялся активной умственной деятельностью, ибо обстановка благоприятствовала. «Тюрьма – место, где любому приходится остаться наедине со всеми своими мыслями», – неожиданно вспомнил он. Воистину!

Если сначала человек в клетке вспомнил прогулку в ночном лесу при безлунном небе, то потом он начал припоминать и то, что спряталось поглубже… Кровь и щепки на льду, необычайно красивая девушка, люди в военной форме, прыжок с парашютом, любовные объятия с той самой необычайно красивой девушкой, другая девчонка, похожая на него, расстрел смуглых бородатых мужчин, женщина, похожая на него, озарённое пламенем небо, грохот боевой техники, зелёный двухэтажный дом, мужчина с большим пистолетом и бейджиком с неожиданной аббревиатурой «FBI», значок лямбды на стене, закованный в чёрную броню рыцарь с красным светящимся мечом…

Множество образов и событий сплелись в единый клубок и заполнили внутренний взор, застили внешнее окружение. Мужчина смотрел по сторонам и вроде бы видел те же облепленные ветками стены, но в то же время стены эти беспорядочно изменялись, принимая форму хранящихся в памяти картин, а то и вовсе проваливались в самих себя, тем самым помогая человеку погружаться в воспоминания.

От всего этого хаоса у мужчины дико закружилась голова, и он, будучи не в силах совладать с неожиданно пробудившейся и хлынувшей в сознание памятью, закричал. Он кричал долго, и это был крик боли, порождённый невозможностью сопротивляться лавине – всесокрушающей лавине памяти…

Но увиденные картины, как оказалось, были цветочками. Ягодки пошли, когда перед его глазами возникли истекающие кровью люди. Они стонали, кричали, задыхались… И он, не в силах им помочь, вынужденно наблюдал за тем, как смерть забирает жизнь за жизнью. Вдруг необычайно красивая девушка взяла его за руку и, что-то нежно нашёптывая, потянула за собой. За другую руку его взяла похожая на него же девочка. Она сбивчиво, натужно говорила, с трудом сдерживая рыдания. Мужчина недоумевал, ведь девушка и девочка тянули его в разные стороны. Поняв, что он в замешательстве, каждая пыталась убедить его идти именно за ней. Потом они начали тыкать друг в дружку пальцами и повышать голоса, затем уже толкали друг друга, не забывая при этом тянуть его, тянуть, каждая в свою сторону. От громких голосов, почти криков, у него звенело в ушах, и жаркие волны перекатывались в голове. Девушка и девочка монотонно бубнили, взвизгивали, перебрасывались злобными взглядами и чуть ли не через каждые пять секунд что-то раздражённо выговаривали ему. Их непримиримый конфликт рос, креп, вздымался и вот уже навис над ним, как топор палача…

– Всё, хватит!!! – заорал он и, вцепившись в собственные волосы, заметался по клетке…

Обнаружив себя на полу, скрученным в позе эмбриона, пленник не мог сказать, сколько он безумствовал и сколько после вот так провалялся. Кое-как разогнувшись, он сел, привалился спиной к решётке и ещё раз осмотрелся. На этот раз воспоминания не буянили, не оскаливались клыками и не грызли. Они поуспокоились и задвинулись на тыловой план, предоставив текущей среде обитания рулить восприятием.

В голове немного прояснилось, и осмотр помещения дал человеку новую информацию, в частности, что здесь на удивление тепло и что сплошная древесина в качестве стройматериала. Да, эта тюрьма отличалась от тех, которые он помнил. А помнил он как минимум полдюжины камер и тюремных коридоров. Разные они были, но везде присутствовали прохлада, стальные прутья, бетонные, кирпичные или каменные полы и стены.

«Может, я в Африке? Или в Камбодже? – спросил он себя. – Вспомнить бы, что оно такое, Африка и Камбоджа… – с грустью подумал он. – Наверное, города…»

К чему относятся эти названия, он пока не определил. Память норовила первым делом подсунуть картины смертоубийств, а не страницы учебников географии.

Поэтому теперь уже он сам, намеренно, потревожил свою память. Осторожно, боясь вызвать её ярость, человек похлопал память… по лохматой голове?! И она, дружелюбно посмотрев на него, сладко зевнула во всю широченную пасть и затем встала на четыре могучие лапы.

На сей раз контакт с памятью прошёл безболезненно и продуктивно. В частности, мужчина вдруг вспомнил, что всё-таки не только стальные прутья, прохлада и бетон. Раньше он уже находился в похожей клетке со сходным «интерьером» помещения, окружающего её. «Попытка номер два», – подумал он и криво ухмыльнулся. Точней, попытался, потому что повреждённые побоями губы не особенно желали складываться в улыбку.

Память подняла хвост и игриво потёрлась о его ногу. «Ты чего?» – миролюбиво спросил он. Вместо ответа память сжалась, уменьшилась в размерах, замурлыкала и попросилась на руки. Приняв её открытыми ладонями, мужчина расслабился, а память, сладко заурчав, начала откровенничать. Мысли упорядочивались и выстраивались в логические цепочки…

Хотя не все пробелы заполнялись сразу. Человеку не удавалось сообразить, почему ссадины на его теле волшебным образом почти зажили, синяки практически рассосались, и боль не ощущалась, разве что в особо невезучих местах на теле. И это после стольких избиений! «Наверное, я в этой клетке уже пару недель. По-другому не объяснить. Не Росомаха же я, в конце концов…» Но что такое Росомаха и как это название связано с избиениями и исцелениями, мужчина, к сожалению, не вспомнил.

Также выглядело подозрительным, что очнулся он вполне отдохнувшим, полным сил. Восстановился, как после курса интенсивного релакса. «Прямо как новенький, свежеиспечённый, – пришлось констатировать, – ничего не берёт…» А с последними очагами боли он вполне разобрался дополнительными действиями.

Вправив выбитый из сустава палец на левой руке, мужчина сделал вывод, что знаком с анатомией не понаслышке. Эту мысль подтверждали всплывающие из подсознания сведения: оказывается, он прекрасно знал, что делать при переломах, ушибах, контузии, отравлении… Причём знания эти были записаны в памяти не в виде иллюстраций на страницах учебника, а в виде реальных жизненных ситуаций. И плюс ко всему от первого лица. Неужели военный хирург? Или же… маньяк-садист? Эти ведь тоже не пренебрегают знанием анатомии. «К тому же я помню множество тюремных камер…» Определённо, в таком контексте ему куда больше понравился вариант с военврачом.

– Итак, – произнёс он вслух, – что имеем? Знаю языки, санитарные навыки имеются, помню умирающих людей, взрывы, боевую технику. Наверное, я полевой врач. Хирург, и травматолог, и токсиколог… Либо бывший врач, свихнулся на почве пережитого и стал маньяком.

Ситуация прояснялась и одновременно запутывалась всё больше. Но уже хоть что-то. От осознания того, что память потихоньку возвращается, мужчина повеселел.

– Теперь надо вспомнить своё имя. Или ту красивую девушку. Что меня с ней связывает? А с девочкой, похожей на меня? – рассуждал и вопрошал он. – Но сначала вспомнить бы, как меня зовут. В конце концов, это я сижу в клетке и ни девушек, ни девочек поблизости не наблюдаю… А пока займусь поиском способа, благодаря которому выберусь отсюда. Запертая клетка и следы от побоев оптимизма не внушают.

Склонность иногда озвучивать ход своих мыслей, наверное, тоже была ему присуща в прошлой жизни…

Отсутствие в клетке каких-либо вещей, могущих служить инструментами, серьёзно осложняло ситуацию. Не травой же пилить прутья?

Немного поразмыслив, мужчина не придумал ничего лучше, кроме как ждать. Ведь рано или поздно ему должны принести еду. В клетки сажают не для того, чтобы заморить насмерть, значит, он кому-то пока нужен живым… А принесут поесть – откроют клетку, и тогда уж можно будет попытать судьбу и выбраться из решётчатого куба. Если же сразу станет ясно, что затея провальная, тогда надо попытаться выяснить у того, кто принесёт еду, всё, что удастся.

Потерявшему память важна любая информация, любая мелочь. Ведь именно в деталях кроется самое важное. Суть. И ассоциации никто не отменял, даже незначительный факт может помочь вернуть контроль над воспоминаниями.

Определившись с дальнейшими действиями, мужчина собрал беспорядочно лежащие на полу клоки сена в один большой и подстелил под себя.

Остаётся только одно – ждать…

Заслышав топот, мужчина резко открыл глаза. Сознание и тело моментально вышли из состояния дремоты. Кто-то идёт сюда. В предвкушении он сконцентрировался. Ему стало весело и интересно. Даже понимание, что встреча с этим «топтуном» вовсе не обязательно приведёт к освобождению из клетки, не омрачало улучшившегося настроения исцелённого мужчины.

Кайф. Самый настоящий кайф приходит с исполнением желаемого. Сейчас он как никогда был близок к кайфу, ведь он хотел увидеть человека. Любого. Страшного, красивого, маленького, высокого, худого, толстого, злого, доброго… Любого. И сейчас, через несколько секунд, желание исполнится.

Мужчина вдруг осознал, что жаждет конфликта. Хочет, чтобы грядущая встреча не закончилась унылой банальщиной, а увенчалась чем-то адреналиновым. «Наверное, я отношусь к тем людям, которые не могут жить без сложностей, то есть приключений, – заключил он. – Но иначе и не бывает. Однообразная жизнь без неожиданностей – всего лишь существование… Только приключения полностью раскрывают понятие «жизнь», дают возможность наслаждаться ею, научиться её ценить и любить…» Фразы всплывали из глубин памяти. Где-то он всё это слышал, вспомнить бы, от кого…

– Да я философ на всю голову, надо же, – прошептал человек.

Когда дверь наконец-то открылась, мужчина уставился в образовавшийся проём равнодушными, почти не моргающими глазами. Мозг был настроен на тщательный анализ информации, большая часть которой поступит именно через глаза, инструменты зрения. Поэтому взгляд человека был таким застывшим, чуть ли не остекленевшим: инструмент – это всего лишь инструмент.

Инструменты были хорошие, да и сам мастер – не промах: глаза «смотрели» куда надо, мозг фиксировал каждую деталь.

В комнате появились трое – двое мужчин и одна женщина.

Мужчины довольно высокие, жилистые, одетые в длинные засаленные, сто лет не стиранные рубахи без рукавов, которые свободно не развеваются только благодаря таким же засаленным, грязным поясам. Обуты в одинаковые башмаки: тёмные, вымазанные в засохшей грязи, с приклеившимися травинками. Руки волосатые, с безобразными шрамами то тут, то там. Бородатые, отталкивающие физиономии не внушали ни симпатии, ни желания подружиться.

Руки женщины были закинуты на шеи мужчин, её ноги волочились по полу. Она не шла самостоятельно, потому что пребывала в отключенном состоянии. Из одежды на ней остались разве что серые лохмотья на плечах и бёдрах. Среднего роста, тёмные волосы покрыты грязью, спутаны и слиплись в колтуны. Оба глаза подбиты, нос распухший от удара, как и губы. Тело покрыто синяками, ссадинами, красными следами от ударов и тычков, на лице, груди, животе виднеются засохшие следы какой-то жидкости белёсого цвета…

А на шее женщины – такое же опоясывающее кольцо, как и у мужчины в клетке.

– Йкн ыт! Огеч сяшьлипя! – грозно сказанул один из мужчин, когда все трое подтянулись к свободной клетке.

– Чего? – переспросил мужчина из клетки.

– Стьзак! Равть! – услышал он ответ.

Один из пришедших потянул на себя переднюю грань другой клетки, та легко поддалась. Двое в безрукавках запихнули внутрь избитую женщину. Буднично, привычными движениями, равнодушно. Будто это и не человеческое тело вовсе, а вещь. Причём не особо ценная.

Мужчине, запертому в недрах клетки, вдруг сделалось нестерпимо жаль эту замученную женщину. До такой степени, что он не сумел совладать с эмоциями.

– Ещё раз тронете её, я вас убью! – пообещал он.

– Стьзак, равть!

– Ты чего заладил одно и то же? Пластинку заело?!

Пленник не смог просунуть руку между близко расположенных прутьев, чтобы ударить кого-нибудь из двоих конвоиров, но зато он впритык приблизил лицо и попытался плюнуть сквозь промежуток в решётке. Не попал, к сожалению.

– Выпустите меня, сволочи! – рявкнул он.

– Най гуй ети! – ответил один из бородачей.

– Чо! – вторил ему другой. – Вачо ать!

И они оба заржали. Аж за животы схватились. Отсмеявшись, закрыли соседнюю клетку, напутав верёвок по периметру решётки. Затем, показывая на человека в клетке лапами, ещё раз огласили помещение смехом и под собственный гогот покинули комнату, с грохотом закрыв дверь.

– Сдохните, мрази, – проводил их узник лаконичным напутствием.

После этого ему ничего не оставалось, кроме как вернуться на травяную подстилку.

Пищу не принесли, суки, болбочут на непонятном наречии, истерзанная женщина в соседней клетке. Мужчина посмотрел туда и прислушался. Вроде хрипло сопит… Жива, вот и ладно.

– Проснётся, там посмотрим, – резюмировал мужчина вслух.

Желания сбываются. Но чаще всего приблизительно, формально. Не совсем так, как хотелось. А суть скрывается в деталях.