9. Бурные аплодисменты в честь Спенсер Хастингс!

Во вторник днем, пока ее одноклассники обедали в столовой, Спенсер сидела во главе стола заседаний в комнате редколлегии, где шла подготовка ежегодного школьного альбома, в окружении восьми мигающих компьютеров «Мак Джи 5», нескольких длиннофокусных камер «Никон», шести активисток из девятого и десятого классов и еще одного ботана, женоподобного мальчишки-девятиклассника.

Она постучала пальцами по обложкам школьных альбомов последних выпусков. Каждый год альбомы выходили под названием «Мул», рожденным какой-то сомнительной кулуарной шуткой 1920-х годов, о которой уже не помнили даже самые старые выпускники.

– Думаю, в «Муле» этого года мы попробуем представить срез жизни роузвудских школьников, показать, какие они на самом деле.

Члены редколлегии старательно записали тезис «срез жизни» в своих тетрадках.

– Можно провести блиц-опрос школьников по случайной выборке, – продолжала Спенсер. – Или расспросить, какие любимые песни закачаны у них на айпод, а потом опубликовать эти плейлисты рядом с их фотографиями. Кстати, а что у нас с «натюрмортами»? – На последнем заседании у них возникла идея попросить пару ребят опустошить рюкзаки, чтобы документально засвидетельствовать, что носят роузвудские школьники в своих сумках.

– У меня получились классные фотографии содержимого футбольного рюкзака Бретта Уивера и сумочки Моны Вондервол, – сказала Бренна Ричардсон.

– Отлично, – похвалила ее Спенсер. – Продолжай в том же духе.

Спенсер захлопнула журнал в ярко-зеленом кожаном переплете и отпустила своих сотрудников. Как только они ушли, она схватила черную матерчатую сумку от «Кейт Спэйд» и достала мобильник.

Вот оно. Сообщение от «Э». А она все надеялась, что этого больше не повторится.

Убирая телефон обратно в сумку, она нащупала что-то шершавое во внутреннем кармашке: визитка офицера Вилдена. Он не первый полицейский, кто расспрашивал Спенсер о той ночи, когда пропала Элисон, зато единственный из всех, в чьем голосе звучала… подозрительность.

Воспоминания о той ночи оставались кристально чистыми и в то же время невероятно сумбурными. Она помнила, что ее переполняли эмоции: радостное возбуждение от того, что удалось заполучить амбар для посиделок с ночевкой; досада от встречи с Мелиссой; головокружение в присутствии Йена. Их поцелуй случился за пару недель до этого. Но потом Эли начала петь дифирамбы Мелиссе и Йену как самой красивой паре, и Спенсер снова затрясло. Эли уже пригрозила рассказать Мелиссе о тайном поцелуе.

Когда Йен и Мелисса ушли, Эли пыталась устроить сеанс гипноза, и они со Спенсер повздорили. Эли сбежала, Спенсер погналась за ней, а потом… ничего. Но о чем она никогда не говорила копам – так же, как своим родным или подругам, – так это о том, что иногда, размышляя о той ночи, ей казалось, что в памяти возникает черная дыра. Как будто что-то случилось, а она никак не может вспомнить.

Внезапное видение промелькнуло перед глазами Спенсер. Эли гадко смеется и отворачивается.

Спенсер остановилась посреди многолюдного школьного коридора, и кто-то влетел прямо ей в спину.

– Так и будешь стоять столбом? – заскулил сзади девичий голос. – Некоторым надо успеть в класс.

Спенсер осторожно шагнула вперед. Что бы она ни вспомнила, эта картинка так же быстро исчезла, но для нее обернулась настоящим землетрясением. Девушка огляделась вокруг, ожидая увидеть осколки стекла и разбегающуюся толпу – наверняка весь мир ощутил подземные толчки, – но ничего как будто не изменилось. В нескольких шагах от нее в раздевалке Наоми Зиглер изучала свое отражение в зеркальце шкафа. Двое девятиклассников у доски «Учитель года» смеялись над улыбающимся с фотографии мистером Крафтом, которому пририсовали сатанинскую бородку и рога. Окна, выходившие во двор, не треснули, не упала ни одна из ваз в выставочной витрине гончарной мастерской. Что же за видение посетило Спенсер? Почему она почувствовала такую… неустойчивость? Словно земля качнулась под ногами?

Она проскользнула в кабинет экономики и неуклюже уселась за свою парту. Со стены на нее хмуро взирал портрет Дж. П. Моргана. Как только класс заполнился и все расселись по местам, Сквидвард вышел к доске.

– Перед показом сегодняшнего видео я бы хотел сделать объявление. – Он посмотрел на Спенсер, у которой похолодело внутри. Именно сейчас ей совсем не хотелось всеобщего внимания.

– В своем первом эссе Спенсер Хастингс привела очень красноречивый, убедительный аргумент в пользу теории «невидимой руки», – торжественно произнес Сквидвард, поглаживая галстук, усеянный портретами Бенджамина Франклина со стодолларовой банкноты. – И, как вы уже слышали, я номинировал ее на «Золотую орхидею».

Сквидвард начал аплодировать, и к нему присоединился весь класс. Овации длились пятнадцать секунд, казавшиеся вечностью.

– Но у меня для вас еще один сюрприз, – продолжил Сквидвард. – Я только что разговаривал по телефону с членом судейской коллегии. Спенсер, ты вышла в финал!

Класс снова взорвался аплодисментами. Кто-то на задних партах даже свистнул. Ошарашенная Спенсер замерла, на какое-то мгновение перед глазами у нее потемнело. Девушка попыталась приклеить к лицу улыбку.

Эндрю Кэмпбелл, сидевший сзади, похлопал ее по плечу.

– Отличная работа.

Спенсер посмотрела на него. Они с Эндрю почти не разговаривали после той злосчастной поездки на «Фокси», когда она оказалась никудышной партнершей и бросила его на танцах. С тех пор он только время от времени кидал в ее сторону косые взгляды.

– Спасибо, – прохрипела она, когда к ней вернулся голос.

– Ты, должно быть, здорово потрудилась, да? Пользовалась дополнительными источниками?

– Угу. – Спенсер принялась лихорадочно перебирать вырезки и листочки с записями из папки по экономике, выпрямляя и разглаживая загнутые уголки и складки. Потом попыталась упорядочить их по дате. Работа Мелиссы – вот единственный источник, к которому прибегла Спенсер. Когда она приступила к выполнению задания и попыталась разобраться в предмете, даже простейшее определение «невидимой руки» из Википедии поставило ее в тупик. Зато первые несколько предложений из работы сестры оказались достаточно ясными и четкими: Суть концепции «невидимой руки», выдвинутой великим шотландским экономистом Адамом Смитом, можно выразить легко и просто, всего одной фразой, актуальной для рынка как девятнадцатого века, так и века двадцать первого: возможно, вы думаете, что все вокруг работают, чтобы лично вам жилось лучше, но на самом деле каждый стремится к собственной выгоде. Правда, когда она дочитала эссе до конца, в голове воцарился туман, как в их домашней эвкалиптовой паровой бане.

– Что за источники? – Эндрю вцепился как клещ. – Книги? Статьи в журналах? – Когда она снова обернулась к нему, ей показалось, что на его лице блуждает ухмылка, и Спенсер стало не по себе. Он знает?

– Ну… хотя бы книги из списка Макадама, – пролепетала она.

– А. Что ж, поздравляю. Надеюсь, что ты выиграешь.

– Спасибо, – ответила она, решив, что Эндрю ни о чем не догадывается. Он просто завидует. Спенсер и Эндрю вечно соревновались за звание лучшего ученика и по очереди занимали соответственно первую и вторую строчки рейтинга. Можно сказать, что Эндрю наблюдал за успехами Спенсер так же внимательно, как биржевой брокер отслеживает колебания промышленного индекса Доу-Джонса. Спенсер вернулась к сортировке бумаг в папке, хотя это и не приносило облегчения.

Когда Сквидвард приглушил свет и началась демонстрация видеофильма «Микроэкономика и потребитель» под аккомпанемент задорной, жизнеутверждающей музыки, Спенсер уловила вибрацию мобильника в сумке. Медленно она протянула руку и вытащила телефон. В почтовом ящике появилось новое сообщение.

За соседней партой кто-то откашлялся. Она обернулась и встретилась взглядом с Эндрю. Он таращился на нее, и его глаза горели отраженным мерцающим светом. Спенсер отвернулась к экрану, но все равно чувствовала, что Эндрю смотрит на нее в темноте.