Из Тайной канцелярии, которую возглавлял полковник Редькин, Ваньке удалось бежать. Помог друг и подельник.

«…Товарищ мой Камчатка сведал обо мне, что я в каменном мешке, то есть в тюрьме водворяюсь, то, взяв калачей, пришел ко мне якобы для подачи милостыни, и давал колодникам по калачу, а мне подал два и при том сказал:

— Триока калач ела. Стромык сверлюк стракти-рила.

Я понял, что в калаче спрятан ключ для отпирания цепей, и ответствовал товарищу:

— Зрю чижейку. А чиж то скор-скор, прыг по клетке и во двор.

Погодя малое время, послал я драгуна купить товару из безумного ряду, то есть вина…

Как оной купив и я выпив для смелости красоулю, пошел в нужник, в котором поднял доску, отомкнув цепной замок, из того заходу ушел.

Хотя погоня за мной и была, токмо за случившимся тогда кулачным боем от той погони я тогда спасся, прибежал в татарской табун, где усмотрел татарского мурзу, который в то время в своей кибитке крепко спал, а в голове у него подголовок стоял.

Я привязал того татарина ногу к стоящей при его кибитке лошади, ударил ту лошадь колом, которая онаго татарина потащила во всю прыть, а я, схватя тот подголовок, который был полон монет, и сказал: неужели татарских денег в Руси брать не будут?!

Пришел к товарищам своим и говорил: на одной недели, четверга четыре, а деревенский месяц с неделей десять, то есть везде погоня нас ищет. Пошли мы на пристань, переехали чрез Волгу, в село Лысково, переменя на себе платье, за тем, что в том стали нас много знать.

В то же время не знамо откуда взялось шесть человек драгун, которые стали нас ловить. Камчатка побежал от меня прочь, при том сказал, что он увидится со мной на последнем ночлеге, как буду ехать в телеге, и побежал чрез постоялые дворы на Макаровскую пристань…

Я с народом переехал, прибежал в торговую баню, в которой разделся, вышел на двор, где усмотрел, что драгуны около той бани стали.

Я вскочил обратно в баню, связав свое платье, бросил под полок, оставя одни только портки, взял из той бани, побежав на гобвахту к караульному офицеру объявил: что не знаемо какими людьми, будучи в бане, деньги, платье и при том пашпорт у меня украдены.

Офицер, видя меня нагова, дал мне салдацкой плащ, отослал в Редькину канцелярию, а как приехал полковник Редькин, то спросил, какой я человек?

…Я о себе объявил, что я московский купец, парился в бане, где платье и несколько денег, при том же данный мне от Московского магистрата пашпорт украли. Он приказал меня письменно допросить, как стал подъячей меня допрашивать, то я шепнул на ухо: тебе будет друг, муки фунта два с походом: то есть кафтан с камзолом.

После пришел тот часовой, от которого прежде я ушел. Я согнулся дугой и стал как другой, будто и не я; почему и не признал он меня, а Редькин приказал еще спросить торгующих на той ярмонке московских купцов: подлинно ли я купец? Чего ради тот подъячей для показания к тем купцам меня водил, и по знакомству торгующей в питейном погребу тово подъячова в том уверил, что подлинно я московский купец.

Пили у нево разные напитки, от чего зделались пьяни, и обратно в канцелярию пошли, объявили о том сыщику Редькину, от коего приказано было дать мне пашпорт, которой я на два года получив, пошел в город Нижний, в ряды, где ухватили меня три человека драгун за ворот, называя беглым. Я хотя и отговаривался и казал данной мне из канцелярии Редькина пашпорт, однако повели они меня к себе. Я не знал, как от них отбыть; усмотря же у одного двора стоящую с водой кадку, вырвавшись у них, ступил на оную, перескочил чрез забор на тот двор, а с того двора в сад, прибежал на Сокол-гору к Ильинской решетке к своим товарищам, говорил им: спаси-ба Петру, что сберег сестру, то есть ушел, сели в кибитки, которые были для отъезду приготовлены, приехали в Москву».