Тот, кто храпит, засыпает первым. Первым заснуть я не успел, поэтому пришлось заняться уже привычным делом: открыть свой любимый дневник и записать кое-какие мысли – вполне достойная замена примитивному давлению ухом на подушку. Но я лукавлю: усталость медведем наваливается на плечи, закрываю глаза и… ничего. Вначале я думал, что едва доберусь до гостиницы, то сразу упаду на кровать и забудусь, как-никак сутки без сна. Но не тут-то было, меня снова охватил охотничий азарт – верный спутник тривиальной бессонницы. Есть расхожее мнение, что в каждом из нас живет дикий зверь, который до поры до времени ничем себя не выдает. Зверь бывает разным: то свиньей, то кроликом, а то и бараном. Сейчас я чувствую в себе волка, идущего за добычей по следу. О каком отдыхе может идти речь? Зверь вырвался наружу. Он бежит, щетинясь, оголяя клыки и демонстрируя когти. Он бежит, чтобы догнать дичь и утолить жажду кровью. Сколько он будет бежать, сутки, двое или трое, ему уже безразлично. Цель – все, остальное, как говорят радикалы, «ничто»! Как приятно идти по едва видимому следу, выслеживать, преследовать и стремительным прыжком прижать к земле самую хитрую, изворотливую и опасную на свете дичь. И неважно, кто она: обнаглевший высокопоставленный чиновник, перепутавший свой карман с государственным; контрабандист, наладивший поток в страну и заграницу наркотиков и оружия; террорист, пытающийся привлечь к себе внимание, или шпион, тащивший за кордон государственные секреты, – дичь, она и в Африке дичь! Это понимают фанаты-опера. Жалко только, что с каждым годом их становится все меньше и меньше. Теснят бюрократы и крючкотворы… Жаль!

Забавная штука время. Три часа на сон, пожалуй, маловато, а вот десять минут для того, чтобы из недоспавшего, взлохмаченного, небритого мужика превратиться в подтянутого начальника районного отделения УФСБ подполковника Калинина Андрея Юрьевича вполне достаточно.

Некоторые считают, что успех приходит к тем, кто рано встает. Хм, слишком банально. Успех приходит к тем, кто встает в хорошем настроении. У Калинина было великолепное расположение духа, несмотря на то что всю ночь его пытались испортить младшие коллеги, которые прямо-таки устроили соревнование по храпу. Победил сильнейший. Кто он, неважно.

В этот утренний час Москва еще не проснулась, дороги были пустые, не считая автотранспорта коммунальщиков, подбирающих с бровок остатки серого снега. Шоссейка мягко ложилась под колеса белой «газели». За лобовым стеклом разрасталась Москва, особенно это стало заметно за большой кольцевой. Там она обрастала аппендиксами элитных поселков, так называемого малоэтажного строительства. Хотя произнести слово «малоэтажное» как-то язык не поворачивался. Каждый из мелькавших по обе стороны дороги особняков стоил примерно столько, сколько небольшой замок где-нибудь во Франции, на берегу лазурного моря. Да и размеры этих домиков далеки от скромных.

Ближе к Владимиру машину стало лихорадить. Она то нежно урчала, то словно взбесившаяся собака гавкала и кидалась из стороны в сторону, и в конце концов, как подбитая на Курской дуге «тридцатьчетверка», несколько раз дернулась, задымила, замолчала, по инерции прокатилась пару сотен метров и встала на прикол.

– Приплыли! – озадаченно прошептал Калинин и посмотрел на Рудакова. Тот побледнел. – Что там, Женя?

– По-моему движок стуканул, Андрей Юрьевич, – ответил прапорщик и вылез из кабины.

Калинин последовал за ним. Остальные не остались в стороне, любопытство взяло свое, и через минуту все как один сгрудились у открытого капота, из-под которого валил густой дым.

– Товарищ прапорщик, что там? – спросил Грузин, пробиваясь в первый ряд.

– Приплыли!

– Чего, не понял?

– Приплыли, говорю, товарищ майор.

– Вот за что я люблю русский язык, так за его красоту и лаконичность. Одним словом можно объяснить сущность любого явления, – заметил Калинин. – Ты Евгений Юрьевич, конкретизируй.

– А что, Андрей Юрьевич, конкретизировать, как и предполагал, движок полетел.

– И что, починить его нельзя?

– Гипотетически можно. Но для этого нужно снять, разобрать, кое-какие детали вытащить и выбросить на хрен, найти новые, вставить, собрать движок, поставить на место, завести и поехать туда, – Рудаков показал направление в сторону древнего Мурома, благо синяя дорожная табличка четко указывала расстояние до него: 120 километров. Офицеры проследовали взглядом за рукой прапорщика, словно хотели там разглядеть его мощные крепостные стены и Левина, прячущего за ними. Но все, что они увидели, так это крутой поворот совершенно безлюдной дороги и припорошенный снегом голый лес. – Но для этого нужны условия и недостающие детали.

– Да где же нам их взять? – ужаснулся Грузин.

Рудаков молча пожал плечами, вынул пачку сигарет и закурил.

– Что ты молчишь? Процессуальные сроки идут. Ты хоть знаешь, что такое процессуальные сроки? Это тебе не хухры-мухры. За это по головке не поглядят.

– Да что ты заладил, сроки и сроки? – вмешался Незлобин. – Он тебе что, из пальца высосет детали и построит ремонтную мастерскую? Лучше надо думать, что дальше делать? Не вечность же на дороге быть. Замерзнем на хрен!

Последняя фраза магическим образом подействовала на всех. Они уставились на Калинина, ожидая его вердикта. Именно в такие минуты и нужен командир. Решение он уже принял. Достал телефон и позвонил генералу, потому что в этой ситуации только он смог помочь.

– Здравия желаю, Владимир Васильевич. Извините, что беспокою, но у нас непредвиденная ситуация. Наша машина поломалась.

Офицеры замерли и, чуть приоткрыв рот, слушали монолог подполковника.

– Движок стуканул. Мы находимся во Владимирской области… Решение принял я, так как из Москвы он уехал… Нет, не во Владимир… В Муром… Владимир мы проехали… Мы примерно в двадцати километрах от Владимира в сторону Мурома, здесь еще указатель… Понял… Понял… Ждем…

Отключив телефон, он сообщил:

– Сейчас наш генерал свяжется с местным генералом и помощь подойдет. Нас отбуксируют в Управление и помогут с транспортом. Ты, Женя, останешься ремонтировать эту колымагу, а мы, господа-товарищи, рванем в Муром.

– А сколько ждать-то? – спросил Грузин.

– Не знаю. Может, час, а может, два. Давайте пообедаем, что ли, – предложил Калинин.

Бутылка неосмотрительно выпитого пива вскоре дала о себе знать. Дело житейское. Организму не прикажешь. Открыв дверь «газели», Калинин выскочил на улицу и прыгнул в кювет, где и справил нужду. Голова еще гудела от густого табачного дыма в салоне. Вторые проведенные без сна сутки давали о себе знать. Хотелось на все плюнуть и забыться хотя бы пару часиков. Он набрал горсть снега и размазал его по лицу. Полегчало.

В месте нечаянной стоянки их автомобиля дорога делала крутой поворот. Сейчас она была пустынна. Хотя нет. Перед самым поворотом, метрах в ста от них, словно что-то выжидая, стоял тяжелый внедорожник, со стороны которого доносились глухие гнетущие ритмы. Неожиданно машина тронулась и медленно подползла к «газели». Звуки барабанящей по ушам музыки заметно усилились, особенно, когда открылась дверь, и оттуда вышел молодой парень в спортивной куртке нараспашку. Он, по-хозяйски уперев руки в бока, уставился на Калинина и громко, растягивая гласные и глотая букву «н», сказал:

– Не по-онял! А чей это металлолом здесь стоит, не понял? Твой?

– Ну мой. Какие трудности?

Калинин успел рассмотреть нахального собеседника и марку его машины: подержанный «мерседес», тысяч под сорок баксов. Немудрено, что свое презрение к отечественному автопрому, он распространил и на счастливого обладателя изделия завода ГАЗ.

– У меня трудности? – он зло хохотнул. – Не, ну ты даешь, мужик!.. У меня никаких трудностей! Это у тебя трудности. Дорога моя. Я здесь хозяин. И за стоянку надо платить, – он зачем-то хлопнул рукой по кабине и мотнул головой. – Ну что смотришь? Плати, мужик, и поскорее, у меня дел и без тебя полно.

Калинину стала явно нравиться ситуация. Безделье изрядно надоело и захотелось позабавиться, благо тонированные окна служебного автомобиля скрывали от рэкетира реальное положение дел. А оно было не в его пользу. Но тот об этом не догадывался по причине того, что люди в салоне замерли, ожидая развязки.

– А какова такса? – скрывая улыбку, спросил Калинин.

– Тыща!

– Деревянных?

– А что, баксы есть? – поинтересовался молодчик.

– А как же, есть!

– И сколько там у тебя?

– На твою машину хватит, – улыбнулся Калинин.

– Не по-нял! – произнес он медленно, словно еще не веря услышанному. – Я не понял!.. Эй, Вован! – судя по всему, он позвал своего напарника.

Из внедорожника вылезло еще одно существо с мощной шеей, поломанными ушами и растопыренными в стороны конечностями.

– Вован, слышь, че этот лох говорит.

– Че, Толян? – спросило существо.

– Говорит, бабок у него немерено. С нами хочет поделиться.

– Пусть делится, – засмеялось существо и осмотрелось по сторонам.

Они явно нервничали и не могли взять в толк, почему же так спокоен их собеседник. А догадаться по причине узкого лба они не могли.

– Слышь, фраер, гони бабки! – Толян раздвинул куртку и продемонстрировал наган.

– Муляж, – спокойно ответил Калинин и вытащил свой табельный ПМ. – А вот это настоящий.

Он дослал патрон в патронник и, не метясь, выстрелил в припаркованный джип. Пуля аккуратно вошла в фару, разбив вдребезги лампочку.

От неожиданности рэкетиры вздрогнули и остолбенели.

– Пистолет Макарова. 9 миллиметров. Начальная скорость полета пули 315 метров в секунду. Отличная штука, – Калинин потряс пистолетом перед собой.

– Ты че, мужик, я же пошутил, – побледнел Толян.

Вслед за этим двери «газели» открылись, и стал выходить народ. Первым вышел до зубов вооруженный спецназовец. Это обстоятельство вконец шокировало уголовных аборигенов.

– Андрей Юрьевич, вам помочь?

– Не надо, господа. Я сам справлюсь, – ответил Калинин и подмигнул рэкетирам. – Толян, Вован?

– Ага, – кивнул побледневший Вован.

– В кювет, – спокойно приказал Калинин.

Бандиты молча выполнили указание и прыгнули в рыхлый снег.

– В одну шеренгу становись, – весело скомандовал подполковник.

Офицеры выстроились напротив обескураженных рэкетиров.

– Именем Российской Федерации. За бандитизм на дорогах, присвоение государственной собственности…

– …И шпионаж, – подсказал Грузин.

– Да, и… – хотел вначале согласиться Калинин, но передумал и сказал: – И за измену Родине граждане Вован и Толян приговариваются к смертной казни через расстрел. Приговор привести в исполнение немедленно.

Не сговариваясь, рэкетиры плюхнулись на колени в мокрый снег, а Толян, роняя слезы, запричитал:

– Не убивайте, у меня семья. Жена недавно родила. Мы не хотели.

Калинин, скрывая смех, почесал макушку и обратился к своим товарищам:

– Да, как-то нехорошо получается. Жена-то здесь ни при чем. Давайте этого гаврика отпустим, а второго расстреляем?

– Давайте меня отпустим. Это все он. Он меня надоумил. Говорил, давай с лохов деньги вытрясем. Вован, вытрясли? – он зло посмотрел на подельника. – Предлагал? Вот теперь и расхлебывайся.

– Почему это я? Это ты сказал. Это он сказал.

– Так, хватит, гаврики, ругаться, – остановил их Калинин. – Давайте выбирайте, кого валить, и не занимайте наше драгоценное время. Время – деньги, сами понимаете.

Неожиданно из-за поворота появился «шестьдесят шестой» с будкой. Надежная машина, на которой раньше держалась мощь наших вооруженных сил, подрулила к «газели» и остановилась, перекрыв проезжую часть. Кабина с двух сторон открылась, и одновременно на припорошенную снегом дорогу выскочили два человека. Водитель был в форме прапорщика и с петлицами ФСБ.

– Кто из вас товарищи Андрей Юрьевич Калинин? – спросил пассажир.

– Я Калинин. А вы из местной управы?

– Так точно, Андрей Юрьевич. Старший оперуполномоченный по особо важным делам отдела по борьбе с терроризмом подполковник Морозов Игорь Владимирович, – представился сотрудник и протянул Калинину руку. – Мне руководство поручило поступить в ваше распоряжение.

– Очень приятно, Игорь Владимирович. Вы нас, можно сказать, от неминуемой смерти спасли. Замерзли, жуть, – улыбнулся Калинин и пожал подполковнику руку.

– Я смотрю, вы время зря не теряете, веселитесь потихоньку, – он кивнул на сидящих в снегу бандитов. Что за игра?

– Это, Игорь Владимирович, не игра. Самые настоящие разбойники. Пытались с нас денег срубить. Мол, их дорога, и все, кто на ней стоит или проезжает, должны непременно им платить. Так сказать, это их частная собственность.

– Так вы бы застрелили их, и всего-то делов. Трупы под снегом закопать. Их только к весне нашли бы, – подмигнул Морозов.

– А как же закон? Мы же в правовом государстве живем! Надо все по закону. Мы готовы нести ответственность. Принцип неотвратимости наказания должен работать, – громко прокричал Толян.

– Как же мы можем, Игорь Владимирович, таких патриотов расстреливать? – рассмеялся Калинин. – Все допускают ошибки.

– За ошибки надо расплачиваться!

– Мы готовы нести любое наказание. Даже явку с повинной напишем. Да, Вован?

– Ага, – кивнуло существо.

– Ладно, по одному ко мне, – приказал спецназовец и покрутил наручниками.

В Муроме следственно-оперативная группа оказалась задолго до рассвета. В салоне многие дремали. Сквозь тонированные окна «газели» старый город казался блеклым и однотонным. Снег скрывал историю центра Муромо-Рязанского княжества с древним Троицким монастырем, церковью Косьмы и Дамиана и былинным Ильей Муромцем.

Где-то неподалеку от железнодорожного узла машина наконец-то остановилась. Хлопнула пассажирская дверь, а следом за ней распахнулась и дверь в салон.

– Ну что, господа чекисты, так и будете дрыхнуть? – весело спросил Морозов.

По темному салону пронеслось недовольное бормотание.

– Холодно, закройте дверь!

Калинин открыл глаза и потянулся. Все тело затекло. Тысячи иголок, словно электрический ток, пробежали по конечностям, причиняя боль и неудобства.

– Вы что, не слышали? – сурово сказал он и, пригибаясь, вышел на улицу.

Пахло свежестью и железной дорогой. Слегка подмораживало. Машина стояла возле какого-то административного здания.

Калинин нагнулся и, взяв пригоршню снега, протер им лицо. Дрема исчезла. Накопившуюся усталость как рукой сняло. Неизвестно откуда появилась бодрость.

– Вы что, команду не слышали? К машине, мать вашу. Работать пора.

– Юрьевич, так рано еще. Ночь на дворе, – простонал следователь. – Рассветет, тогда и работать будем.

Неожиданно открылся главный вход в здание и оттуда выглянул человек в милицейской фуражке.

– РОВД? – спросил Калинин подполковника. Тот молча кивнул и тут же добавил:

– Здесь же расположен и отдел ФСБ. Вон, видишь, на втором этаже свет горит. Наши.

Дверь открылась еще сильнее, да так, что милиционер чуть не упал. За его спиной появился молодой человек. Он громко свистнул и призывно помахал рукой.

– О! За нами пришли. Юрьевич, зовут. Пошли, что ли? – сказал опер.

– Сейчас взрывпакет в салон брошу, не обижайтесь. Пошли кофе выпьем и себя в порядок приведем, – сурово крикнул в салон Калинин и направился в отдел.

Машина заходила ходуном. Нагибаясь, чтобы не повредить голову, оттуда стали выходить офицеры. Они были явно недовольны. Что-то бормотали себе под нос, но все-таки гуськом двинулись следом за Калининым.

В отделе ФСБ их ждал заместитель начальника, совсем молодой капитан, поднятый генералом по тревоге для встречи следственно-оперативной группы из Н-ска. Он, словно извиняясь за доставленные ему же неудобства, пригласил всех в свой просторный кабинет и предложил чаю. Никто не отказался. За чаепитием, собственно, и была разработана операция по задержанию Левина.

Судя по месту регистрации новой пассии мошенника, жила она на самой окраине Мурома, в захолустном уголке тамошнего частного сектора. Прибывший в отдел заспанный участковый пояснил:

– Я знаю этот дом. К нему ведет тропинка.

– Тропинка? – удивился Калинин. – А что, проезда нет?

– Не-а, – ответил участковый. – Но от дороги совсем немного, от силы метров двадцать.

– А на что похож дом? – спросил его спецназовец, планируя физический захват Левина.

– На дом и похож, – резонно ответил милиционер. – На что же еще?

– Ну там кирпичный, блочный, деревянный? Забор там есть или нет? – Деревянный, вестимо. А какой же еще? И забор деревянный. Вот такой, – лейтенант встал во весь свой богатырский рост и поднял над головой руку.

– А как же мы в дом войдем? – спросил спецназовец.

Милиционер с подозрением посмотрел на облаченного в разгрузку офицера, словно тот только что вышел из психушки, и ответил:

– Да там же калитка есть. Постучим, и нам ее откроют.

Группа прибыла на место, когда первые лучи декабрьского солнца нежно ласкали кроны корабельных сосен, растущих неподалеку от дома, где скрывался Левин. Сам дом находился в низине и был огорожен двухметровым дощатым забором. Доски прилегали одна к другой так плотно, что не было никакого шанса что-либо увидеть за ним. Этот забор по прочности, наверное, не уступал частоколу, из-за которого держали оборону наши предки, отбивая атаки татаро-монголов.

К счастью, калитка оказалась незапертой. Сквозь нее тихо проникли участковый, спецназовец и подполковник Владимирского УФСБ.

Несмотря на снег, просторный участок оказался изрядно запущенным, хотя видно было, что он знал и лучшие времена. Протоптанная в снегу лента следов соединяла вход в дом, небольшой деревянный сарайчик и обрывалась у неказистой русской баньки, сложенной из тесанных дедовским способом сосновых бревен.

– Неплохо люди живут, – с завистью сказал спецназовец. – Отдыхай на природе, парься в баньке, красота!

– Ты наверное не видел, как нормальные люди живут? – снисходительно ответил участковый, и по тону его следовало понимать, что его не только не удивишь подобным бытом, но и вообще ничем не удивишь.

Он осмотрелся по сторонам и уверенно направился к входной двери в дом. Громко постучал. Она немедленно открылась, и оттуда появилась пожилая женщина.

– Доброе утро. Я ваш участковый уполномоченный. У нас имеется предписание от начальства проверять паспортный режим. Обычная проверка. У вас есть гости?

– А как же, – улыбнулась женщина. – Дочь с мужем гостит. Зять-то, он из ваших. Полковник ФСБ. Спит пока. Может, разбудить? – она хитро посмотрела на лейтенанта, считая, что тот, услышав звание и организацию, непременно откажется и позорно ретируется.

– Разбудите, если не сложно. Сами понимаете, время сейчас тяжелое. Террористы всякие…

– Хорошо. Но если вас после этого накажут, я вас предупреждала, – она фыркнула и исчезла за дверью.

Минут через пять появился Левин. Из одежды на нем были только трусы.

– Что вам спозаранку надо? – грозно спросил он, потом зевнул и потянулся.

– Да вот, проверку мы паспортного режима проводим. Из централа два осужденных совершили побег.

– И что вы думаете, они здесь скрываются? Лейтенант пожал плечами и ответил:

– Может, здесь, а может, и нет. Пока не проверим и не удостоверимся, говорить рано.

– Слышь, летеха, я тебе, как полковник ФСБ говорю, нет здесь никого, кто мог бы заинтересовать органы правопорядка.

– Так документы, товарищ полковник, покажите, тогда мы и уйдем.

– Эко вы, какой недоверчивый, – улыбнулся Левин и на минуту скрылся за дверью, а, вернувшись, протянул милиционеру удостоверение.

Тот открыл его и прочитал вслух:

– Полковник Калинин Андрей Юрьевич. Начальник отделения. Управление ФСБ России по Н-ской области. Это вы?

– А ты что, не видишь фотографию?

– Вижу, – растерялся лейтенант.

– Ну если видишь, то задерживать вас больше не смею.

– А можно мне посмотреть эфэсбэшное удостоверение. Никогда не видел, – спросил спецназовец.

– Ну посмотри, посмотри, – согласился мошенник.

Тот взял у милиционера красную ксиву и внимательно осмотрев ее, спросил:

– А разве в ФСБ должность начальника отделения полковничья?

– У нас звание полковника дают за особые заслуги, – не растерялся Левин. – Ладно, давайте удостоверение и идите. У меня нет никакого желания на морозе с вами лясы точить.

– Извините, товарищ полковник, – спецназовец протянул ему ксиву обратно.

И вдруг Левин словно птица взметнулся ввысь и, описав в воздухе вокруг спецназовца дугу, аккуратно приземлился в сугроб. И в это же мгновение на его запястьях щелкнули наручники.

Наверное, больший шок от неожиданного полета подозреваемого получил участковый. Он просто застыл на месте с удивленным выражением воскового лица.

– Лейтенант, не спи, зови опергруппу, – крикнул ему спецназовец и словно куклу поставил на ноги ошеломленного Левина, который бессвязно замычал.

Участковый кинулся к калитке. Поскользнулся, упал, встал. Он настолько был шокирован, что даже потерял способность внятно говорить, поэтому, выбежав со двора, призывно замахал руками и крикнул:

– Эй, эй, эй.

Подполковник Калинин первым увидел милиционера и выскочил из кабины. Следом за ним вышли из салона остальные члены ОСГ.

Подойдя к участковому, Калинин поинтересовался:

– На месте?

– Ага.

– Задержали?

– Ага.

– Сопротивлялся?

Лейтенант пожал плечами, поднял указательный палец и прочертил им в воздухе невидимый круг.

– Все живы?

– Ага.

Поняв, что от милиционера толком не получишь никакой информации, Калинин уверенно направился во двор, где улыбающийся спецназовец протянул ему удостоверение.

– Андрей Юрьевич, полюбуйтесь на вашего двойника. Должность, фамилия, имя и отчество ваше. Правда, звание у него покруче, чем у вас. Целый полковник в трусах.

– Растут, Алексей, люди. Растут, как на дрожжах. Это ж надо, за три месяца от капитана до полковника. Даже в Великую Отечественную войну, такого свинства не было. Но понять можно. Своя рука – владыка!

– Он, Андрей Юрьевич, говорил, мол, за особые заслуги ему полковника присвоили.

– Знаем мы эти заслуги…

Увидев Калинина, Левин и вовсе растерялся. То ли от испуга, то ли от холода у него вначале задрожали ноги, а потом и все тело заходило ходуном. Окаменевшее лицо исказила гримаса злобы, боли и отчаяния.

– Ну что, гражданин Левин, удивлен столь неожиданной встрече? – спросил его Калинин. – С нашей организацией шутки плохи.

– А-а-а-а! – понял, что влип вглухую, страшно заорал Левин и стал имитировать эпилептический припадок: упал в снег, выгнулся, закатил глаза и стал пускать кровавые слюни.

Но чекистов это не впечатлило.

– Оставьте, гражданин Левин, этот концерт для сотрудников исправительно-трудовой колонии. Вы же в Новосибирске на зоне это уже проделывали?

Слова Калинина возымели свое действие. Припадок внезапно прекратился. Левин самостоятельно встал и спросил:

– Но как?

– Что как?

– Как вы меня нашли?

– Мы террористов и других врагов нации, где бы они ни прятались, находим, а тебя – тьфу, – Калинин брезгливо сплюнул.

– И что мне теперь будет?

– Да расстреляем мы тебя или на худой конец отравим, чтобы другим неповадно было органы безопасности обманывать и их должностных лиц компрометировать.

– Как это… Почему это… Это же незаконно…

– Значит, обманывать органы безопасности законно? Меня лично дискредитировать законно? Убивать пожилых людей законно?

– Я никого не убивал.

– А отца Ирины? Он же умер. Заметь, от твоих действий. Я думаю, не составит особого труда доказать это в суде.

– Но он все равно бы умер. У него же рак был.

– Я об этом и говорю. Ты тоже все равно умрешь. Днем раньше, днем позже. Ну а пока мы соблюдем все правила приличия. Проведем обыск, допросим следующих потерпевших. Ты же, скорее всего, и этих бедных людей обманул?

– Нет. Я жениться на ней буду. У нас скоро будет ребенок. Через месяц она должна родить. Ей волноваться нельзя.

– А когда ты успел? – удивился Калинин.

– Не важно, кто биологический отец. Отец это тот, кто воспитает.

– Это вам, гражданин Левин, не грозит. Пора заканчивать ваш жизненный путь. Слишком много вы доставляете страданий окружающим вас людям.

– Я буду жаловаться, – яростно закричал он.

На крик выбежала будущая теща. Она быстро смекнула, что зятю угрожает опасность, и дико вереща, кинулась на спецназовца с кулаками:

– Что же вы делаете, ироды?

Лейтенант вытянул руку с растопыренной ладонью, отвернул от женщины лицо, чтобы она, не дай бог, его не повредила, и спокойно произнес:

– Женщина, успокойтесь.

Теща не унималась и словно пловец крутила руками, стараясь нанести лейтенанту хоть какой-то урон. Но тот не подпускал ее к себе, держа ее на безопасном расстоянии своими длинными мускулистыми руками.

Устав колошматить, она сделала передышку, осмотрелась и что есть мочи заорала:

– Убивают! Люди добрые, убивают! Помогите! Милиция!

– Да успокойтесь, женщина. Я милиция, – сказал наконец-то пришедший в себя участковый и осторожно сделал шаг навстречу к ней.

– Успокойтесь, мы из Федеральной службы безопасности. Гражданин Левин Андрей Александрович является подозреваемым по уголовному делу, возбужденного по многочисленным фактам мошенничества, – заявил следователь УФСБ.

– А при чем здесь мой зять, сотрудник ФСБ?

– Ваш зять, уважаемая Клавдия Петровна, находится в Москве. Спросите у вашей дочери. А этот тип, ее новый сожитель, ранее судимый за мошенничество Левин Андрей Александрович, который к Федеральной службе безопасности никакого отношения не имел, не имеет, и не будет иметь, кроме как в качестве подозреваемого и обвиняемого.

– Так он же говорил, что его фамилия Калинин, а зовут Андрей Юрьевич, – растерянно заявила хозяйка дома.

– Калинин это я.

Женщина округлила глаза и уставилась на Калинина. Тот, чтобы развеять ее сомнения, вытащил из нагрудного кармана куртки служебное удостоверение с паспортом, и протянул их ей.

– Вот, полюбуйтесь. Калинин – это я, – повторил он.

Она поочередно открыла документы и, бегло ознакомившись с ними, протянула обратно Калинину.

– Удостоверились? – спросил ее следователь.

Она молча кивнула и направилась в дом, где через мгновение закатила истерику. Было слышно, что она орала на дочь, которая вторила ей, визжала и всхлипывала.

– Так, давайте пройдем в хату, а то не дай бог, там что-то произойдет нехорошее, – предложил Калинин и направился к входной двери.

– Андрей Юрьевич, а что с этим делать? – спецназовец кивнул на Левина, который уже не переминался с ноги на ногу, а дрожал, как осиновый лист.

– Его тоже в дом заводите, а то еще дуба даст. Он же человек южный, к нашим морозам не привыкший, – рассмеялся Калинин и подмигнул мошеннику.

Обстановка в доме была далека от идеальной и больше напоминала быт крепостных крестьян первой половины девятнадцатого века, одним словом – убогой. Четыре комнаты-клетушки, огороженные друг от друга выцветшими и давно не стираными занавесками, располагались вокруг большой русской печи, сложенной в центре дома. Вокруг стоял спертый плотный воздух, в котором смешивались запахи винного перегара, табачного дыма и испорченной еды.

Вошедшие поморщились и тут же, словно упершись в невидимую стену, остановились как вкопанные. Из одной из комнат выглянула огромная немецкая овчарка. Она была настроена явно не дружелюбно: шерсть встала дыбом, морду исказил свирепый оскал, и вдобавок она зарычала.

– Хозяйка! Хозяюшка, – очень мягко прошептал следователь и на всякий случай отступил к двери.

– Женщина! У вас здесь собака, – испугался Калинин, стоя самым первым перед острыми клыками животного. Спецназовец подтолкнул вперед себя Левина и стал вынимать пистолет.

– Уберите животное, застрелим. Ей-богу, застрелим, – зашипел он и дослал патрон в патронник.

– Убери ствол, – приказал ему следователь. – Люди же здесь.

– А если она бросится?

– А ты ее пинком, пинком.

– А ты иди и пни ее. Посмотрим, что из этого выйдет.

– Хозяюшка! – громко завопил следователь и, открыв входную дверь, вышел из дома в безопасный двор.

– Да она не кусается, – появившаяся женщина подошла к радостно оскалившемуся монстру и стала чесать его за длинным мохнатым ухом. Черные глаза страшилища вспыхнули жутковатым блеском. – Да вы не волнуйтесь, она добрая. И страшно любит, когда ее чешут за ухом. Да, Найда? Попробуйте!

Животное радостно, словно пропеллером завиляло хвостом.

– Нет, спасибо. В другой раз, – Калинин был настроен куда миролюбивее, чем спецназовец. Его слова прозвучали стопроцентным обещанием непременно в следующий раз почесать за ухом эту жуткую суку.

– Как хотите.

– Может, ее пока во двор вывести. Там я собачью конуру видел. Наверное, ее, – сказал Калинин.

– В конуре она летом живет. Зимой дома. Она же, как член семьи.

– Клавдия Петровна, выведите ее от греха подальше, – произнес прячущийся за спиной Калинина оперработник местного УФСБ.

Хозяйка согласилась с его доводами, надела на собаку ошейник и вывела во двор. Легкий сквозняк быстро выдавил на улицу спертый воздух, дышать сразу стало легче.

Из-за занавески появилась Надежда. Она прижимала ладони то к мокрым от слез щекам, то к огромному круглому животу. Она стояла жалкая, бледная, будто пораженная громом.

– Ой… Ой-ой… Ой, как же это, Андрей? – причитала она и, не мигая, смотрела на Левина, облик которого вмиг изменился: лицо стало сумрачным, а глаза – злыми и беспощадными.

– Не ной, без тебя тошно, – сказал он и отвернулся.

– Алексей, чего этот товарищ в трусах ходит, пусть оденется, что ли, а то проводить следственные действия в таком виде как-то неприлично, – сказал следователь и кивнул на задержанного.

– Девушка, да не стойте вы так. Могло быть и хуже. Это хорошо, что мы вовремя появились, а то бы через некоторое время обобрал бы он вас до нитки и бросил на произвол судьбы. Сядьте и дышите спокойно, – сказал Калинин. Ему было безумно жаль эту беременную женщину, попавшую в хитроумно расставленную Левиным любовную паутину.

– Пускай она вначале штаны его найдет, а потом… – вздохнул следователь.

Надежда углубилась в свою комнату и через мгновение вынесла оттуда брюки, футболку и свитер Левина и все это положила на деревянную скамью.

– Одевайся, – приказал спецназовец.

– А наручники? – Левин поднял руки и продемонстрировал стальные браслеты.

– А с ними не сможешь?

– А как? Покажи.

– Я тебе сейчас покажу, – зло бросил лейтенант, но все же полез за ключом.

Все молча наблюдали, как Левин одевался. Делал он это неторопливо, словно растягивал удовольствие. Как в замедленной съемке просовывал в штанину одну ногу, потом неспешно другую. Долго искали носки, которые, казалось, в этом всеобщем бардаке и не сыскать, но они все же нашлись, когда надежды не осталось. Они оказались в самом дальнем углу спальни, под кроватью.

Все это время следователь нервничал. С момента задержания до принятия процессуального решения существуют определенные сроки, затягивать которые непозволительно. Поэтому он облегченно вздохнул, когда Левин наконец-то оделся.

– Товарищ лейтенант, – он обратился к милиционеру. – Сходите к соседям, приведите двух понятых. Мы заодно обыск проведем.

Милиционер кивнул и удалился, а следователь расположился на табурете у деревянного стола. Он брезгливо смахнул с него крошки и положил бланки протоколов.

– Ну что, сейчас понятые придут, и начнем проводить обыск, – устало произнес он и посмотрел на Левина. – Нас местные вещички не интересуют, только ваши. Так что без напоминаний все ваше имущество кладите на стол.

– Да какое у него имущество. Одна спортивная сумка, – выпалила хозяйка и направилась в комнату.

– Клавдия Петровна, погодите, не спешите. Все будем делать по закону, в присутствии понятых.

В этот момент дверь отворилась и, слегка пригибаясь, в комнату вошел здоровенный мужик, прямо-таки потомок Ильи Муромца: косая сажень в плечах, мощная грудь, большие и мускулистые руки. Одним словом – фигура человека действия. Кроме того, выглядел он необычно: белокурая борода, густые белокурые волосы и обветренное до бледно-красного цвета лицо.

Исполин осмотрелся, погладил бороду и уселся на свободный табурет, который жалостно заскрипел под его мощным телом. Вслед за ним в комнату вошла небольшого росточка пожилая женщина. Она мрачно кивнула гостям и, подойдя к хозяйке, погладила ту по руке.

– Ничего, Клава, ничего, – тяжело вздохнув, сказала она.

– Ну что ж, все в сборе, – следователь взял в руки постановление о производстве обыска. – Пора начинать.

– А что, собственно, происходит? – табурет под великаном завизжал, и он встал во весь рост, доставая головой до деревянного потолка.

– Илья Иванович, так я же вам сказал, обыск, – за всех ответил участковый.

– Не дурак, сам вижу, что не на свадьбу пришел. Чавой-то вы у Клавдии обыск затеяли? Я ее с малолетства знаю. Не могла она ничего такого сотворить. Или я, Клава, чавой-то не понимаю? – Илья Иванович кивнул соседке.

– Да погоди, Илюша. Дочь моя в дом хахаля привела, а он оказался мошенником. За ним и приехали из ФСБ.

Ошеломленный новостью богатырь развернулся к Левину и пробасил:

– Да я же тебя за Надьку в порошок сотру!

Для пущей убедительности он правой рукой схватил того за шиворот и приподнял над полом.

– Э-э-э, гражданин, вы чего делаете? – испугался следователь и попытался вмешаться в самосуд, повиснув на руке великана.

Попытка оказалась неудачной. Илья Муромец и глазом не моргнул, продолжая держать на руке теперь уже и Левина, и следователя.

– Илья Иванович, ну прекращай ты безобразничать. Люди-то приехали не в войнушку с тобой играть, а по делу. Им еще надо ехать на чертовы кулички, а ты забавляешься, – как ни в чем не бывало, произнес милиционер.

Вслед за этим исполин поставил Левина на пол и, пригрозив тому кулаком, снова уселся на табурет.

После небольших формальностей обыск все же начался. Хотя обыском это следственное действие можно было назвать с натяжкой, больше оно походило на осмотр.

Из сумки Левина один за другим вынимались различные предметы, которые тут же заносились следователем в протокол. Здесь были золотые украшения, доставшиеся ему «в наследство» от Ирины; остатки денег на лечение ее умершего отца; штампы, бланки и другая документация, похищенная с прежнего места работы. Из всего нагромождения полезных вещей и безделушек Калинина заинтересовали две книги, скромно лежащие на самом дне сумки. Это были бессмертные произведения Ильи Арнольдовича Файнзильберга и Евгения Петровича Катаева, больше известных как Ильф и Петров: «Двенадцать стульев» и «Золотой теленок».

– Псевдоним Петров – это отсюда? – Калинин бросил взгляд на книги.

Сложив руки на груди, Левин молчал, ехидно улыбаясь. Вид у него был уже не такой, как несколько минут назад: будто невидимый компрессор подкачал воздух в полуспущенную шину – он распрямился, вроде как окреп, и даже морщины разгладились, а может, так казалось оттого, что в глазах появилось новое выражение – надменность.

– Илья Иванович, – неожиданно Левин обратился к исполину. – Вы знаете, что здесь происходит?

– С преступниками не разговариваю, – словно ребенок ответил сосед.

– Эти люди действительно из Федеральной службы безопасности.

– Сам знаю. Не глухой и не слепой, небось.

– Гражданин Левин, поберегите красноречие для следствия и суда. Не отвлекайте понятого от следственных действий, – вмешался следователь.

– Илья Иванович, – скороговоркой начал Левин, – Они меня хотят убрать. Я по их заданию взорвал жилые дома на Каширке и по улице Гурьянова в сентябре 1999 года. Слышали о взрывах?

– Ага, – кивнул исполин.

– Так вот, для того чтобы скрыть факт причастности спецслужб к терактам, они по вымышленным основаниям сфабриковали уголовное дело и в тюрьме меня непременно убьют.

– Гражданин Левин, хватит ересь городить.

– Вот видите, Илья Иванович, они даже здесь пытаются мне рот закрыть, – он замолчал, выжидая, какую реакцию вызовет его сообщение у великана, но, не дождавшись должного эффекта, небрежно добавил: – А теперь и вы узнали эту страшную тайну. Поэтому я не удивлюсь, если сегодня-завтра вас всех уничтожат.

Калинин покосился на исполина. Его лицо – как открытая книга, на нем все было написано. К сожалению, текст был не в пользу сотрудников следственно-оперативной группы. Это заметили и остальные ее члены. Они напряглись и выжидательно взглянули на Калинина, который прислонился к дверному косяку, ожидая очередной импульсивной выходки Ильи Муромца.

Табурет под ним угрожающе завибрировал. Его огромные руки уперлись в колени, и он начал медленно вставать.

– Вы еще, расскажите, что по нашему заданию убили Кеннеди, стреляли в Папу Римского и направили 11 сентября прошлого года самолеты на башни Всемирного торгового центра в Нью-Йорке, – Калинин, как мог, рассмеялся. Получилось не совсем убедительно, но помогли остальные члены оперативно-следственной группы, неестественно захохотав.

Исполин, повертев головой, сразу же успокоился. Вначале он улыбнулся, а потом до слез залился безудержным смехом. Обстановка в доме вмиг разрядилась.

Оставшееся время было посвящено составлению протокола. Дело шло к концу. Дабы не мешать следователям завершить обыск, Калинин вышел на свежий воздух, прикрыв за собой дверь. Прямо с крыльца открывался умиротворяющий вид на окрестный пейзаж, и надо сказать, он выглядел живописно. Снег под яркими лучами зимнего солнца переливался россыпью драгоценных камней и где-то на уровне горизонта соединялся с плывущими по небу легкими перистыми облаками. Калинин почувствовал себя усталым, измотанным и опустошенным, словно взглянувшим в самое нутро Вселенского Зла.

Он устало присел на деревянные ступеньки и задумался, прикрывая рукой от солнца глаза. Ему вдруг захотелось навсегда остаться в этом уютном местечке и смотреть, как искрится снег, как потом будет зеленеть трава, просто так, бездумно лицезреть на вечно изменяющийся мир, чтобы постепенно очистить свой мозг от гигабайтов ненужной информации, отрицательных эмоций, нервотрепок и стрессов…