Книга: Ненормальная война
Назад: Глава 3
Дальше: Глава 5

Глава 4

Майора Войта, начальника объекта «Хоспис», в эту ночь терзали кошмары. Вишневский и Бунич укатили еще днем, вместе с ними убрался микроавтобус с автоматчиками, в тюрьме стало тихо.
Скотч кружил голову, и майору захотелось выпить еще. Он не отказал себе в маленьком удовольствии, опрокинул пару стопок, потом вызвал надзирателей и пообещал им, что если с него снимут шкуру, то он сделает то же самое со всеми, кто ниже его рангом, а то, что от них останется, под завязку набьет свинцом.
Угроза была не оригинальна, но надзирателей впечатлила. Войт был зол и страшен, налицо присутствовали все признаки алкогольного опьянения. Он брызгал слюной и орал как фюрер на трибуне. Мол, заключенных пальцем не трогать! Обо всех ЧП докладывать незамедлительно!
Майор вызвал Рысько и приказал от имени и по поручению полковника Вишневского отправляться на склады и получить новые матрасы с одеялами. Смету на ремонт захотелось пану полковнику? Будет ему смета, мать его за ногу!
В выпившем виде майор Войт не самым лучшим образом себя контролировал. Он уединился в своей комнате на первом этаже больничного здания, которая была ему и кабинетом, и спальней, и рюмочной, там и провел весь вечер.
Вроде кого-то привезли. Пришел Рысько, поморщился, увидев пьяного шефа, доложил, что автоматчики доставили еще одного заключенного.
– Сам разберись, – прохрипел Войт. – Посадить в камеру подальше от этих гавриков, чтобы не спелись. Давай, Коляша, чего уставился, ты сам все знаешь.
Он даже не вникал, кого и зачем доставили, прилег на кушетку… и проснулся, трезвый как богемское стекло, весь в холодном поту! Сон был такой, словно это происходило на самом деле, всего минуту назад.
Майор стоял у стенки, и несколько солдат целились в него из автоматов. Холодным блеском отливали глаза полковника Вишневского.
– За измену Родине, за трусость приговаривается…
Он хныкал, умолял пощадить, ползал на коленях.
Проснулся майор оттого, что телефон наяривал модный в этом сезоне хит «Никогда мы не будем братьями». Сон в руку! Войт похолодел. Звонил полковник Вишневский, тот самый отвратительный тип, который только что дирижировал его расстрелом!
– Просыпайся, майор, – с пренебрежением в голосе произнес полковник. – Через два часа в твои пенаты привезут важную птицу. Некий майор Борисов, новоиспеченный вражеский комбриг, бывший комбат. Он доставил нам немало хлопот. Обращаться со всей осторожностью. У этого парня сложный перелом ноги и большая кровопотеря. Добывай доктора где хочешь, но чтобы он к утру обработал парня. Помрет – вся ответственность на тебе. Я ясно выразился?
– Так точно, пан полковник.
– Подожди, ты что, пьяный? – Полковник насторожился, словно почувствовал удушливый запах перегара.
– Никак нет, пан полковник, – хрипло отозвался Войт. – Просто спал.
– Ладно. Бабу уже пристроили?
– Бабу?.. – Войт оторопел.
Ему на мгновение показалось, что он ослышался. Какую, на хрен, бабу?!
И вдруг до него дошло, что, пока он пьянствовал в одиночестве, в тюрьму доставили очередного сидельца. Рысько должен был его пристроить.
Ох, Леонид Васильевич, по краю ходишь, встанешь когда-нибудь к той самой холодной стенке! В наше время для этого не надо ни суда, ни следствия, практика повсеместная.
– Простите, не сообразил, пан полковник, – быстро нашелся Войт. – Все в порядке. Все заключенные находятся в своих камерах, спят.
– Да? – как-то недоверчиво проворчал полковник. – Ладно, майор, надеюсь, сегодня ночью твоя тюрьма не взлетит на воздух. Об ответственности я тебя предупредил.
Войт таращился на замолкшую трубку. В нем закипала злость.
«Перед кем пресмыкаешься? – спросил он самого себя. – Ты же целый майор СБУ, весьма важная персона! Непогрешимых людей нет, и полковник Вишневский не может быть белым и пушистым. Мы еще проверим, чем он занимался до Майдана! Это ты, майор, чист и светел, рулил исправительной колонией для особо опасных заключенных в Николаевской области, политикой не занимался, делал нужное для страны дело, преступному режиму, может, и подчинялся, но не прогибался под него! А кто ему не служил? Разве что бомж дядя Вася. А полковник Вишневский как пить дать молился на Януковича, душил ростки свободы и демократии, а теперь рядится в своего! Мы еще проверим, как он пережил люстрацию!»
Злость взывала к действию. Скотч в бутылке иссяк. Войт извлек из шкафа неприкосновенный запас коньяка и приложился прямо к горлышку, чтобы не делать лишних движений.
«Измельчал ты, майор, трусливым стал после Майдана, а ведь раньше был невозмутимым и вальяжным, да и пил меньше», – подумал он, плюхнулся за стол, озаренный светом лампы, и, пока не подействовал коньяк, набрал Рысько. Нечего храпеть в другом конце здания!
– Это Войт. Подъем, Коляша! Бери машину и дуй в Байдак или куда хочешь, хоть к черту на рога! Звонил Вишневский. Через два часа к нам доставят нового пациента. У него открытый перелом ноги, потеря крови. До рассвета здесь должен быть грамотный эскулап, а лучше бригада, со всеми необходимыми аксессуарами. Запугай их, пусть подпишут бумагу об ответственности за разглашение государственной тайны. – Войт прекратил разговор, не дожидаясь реакции подчиненного.
Парень исполнительный, все сделает. Он снова приложился к бутылке, для улучшения остроты зрения, так сказать.
Странное дело, оно действительно стало лучше. Во всяком случае, именно сейчас майор обнаружил тонкую папку, лежащую на краю стола. Она прибыла вместе с новым заключенным, Рысько бросил ее туда, а Войт даже ухом не повел.
Он придвинул поближе лампу, раскрыл папку. Сопроводительный документ был оформлен небрежно, о процессуальных нормах даже думать не приходилось. Некогда писать бумаги на врагов – они на каждом шагу.
Тепленко Татьяна Викторовна, тридцать четыре года, уроженка города Киева, там же и зарегистрирована. Отец – коммерсант среднего пошиба, работает в России. С патриотическими порывами неважно, возвращаться не собирается.
Протоколы допросов Войт просматривал бегло. Так, с отцом не общается. Ага, конечно, не рассказывайте нам сказки. Активистка одиозного пророссийского движения «Наш выбор». Имеются сведения, что была напрямую причастна к кассе этой гнусной конторы, в курсе поступлений денежных средств из России, заведовала бухгалтерией на пару с одним типом, которого нашли повешенным сотрудники СБУ, пришедшие за ним.
Войт усмехнулся. Теперь понятно, откуда у Вишневского такой интерес к арестантке и почему он определил ее именно сюда.
Майор невольно заинтересовался, быстро пробегал глазами по закорючкам и еле пропечатанным буквам.
Отрицает все обвинения, считает их наветами. В организацию вступила по глупости, после того как муж погиб на Майдане от шальной пули. Быстро одумалась, хотела выйти из нее, но это было как секта: шквал угроз, предостережений, ночные телефонные звонки. А то, что она заведовала какой-то кассой, – это вообще глупость!
Тем не менее дамочку взяли в Сумской области, когда до границы с Россией ей оставалось семь десятков километров. В ранце за ее спиной обнаружили увесистый брикет валюты.
При задержании она показала, что едет к брату, который живет в приграничном селе Гранитное. Родственник у Тепленко в указанном селе действительно имелся, но был весьма удивлен заявлением, сделанным ею. Сестру он не видел много лет, встречаться не планировал, патриот своей страны, представитель прогрессивного населения Украины, с предателями не общается, пусть они и близкие родственники!
У Тепленко от всех этих передряг, похоже, сдвинулась крыша. Периоды подавленности сменяются истерикой. Она по-прежнему все отрицает.
С фотографии на полупьяного майора СБУ смотрела миловидная особа с пухлыми щечками и пепельными кудряшками. Внизу живота у Войта что-то заурчало. Жена, с которой он худо-бедно прожил двенадцать лет, не заведя детей, сбежала от него три месяца назад. Просто поставила перед фактом, написав из Польши, мол, не ищи, не вернусь и вообще ступай к черту, мразь. Квартиру можешь оставить себе. Но если будешь дергаться, я ее заберу.
Майор не дергался, хотя пылал жаждой мести. Квартира была хорошая, в трех минутах от Крещатика, стоила бешеного бабла.
Позднее он выяснил, что его законная супруга захомутала богатенького польского коммерсанта, торговца подержанными автомобилями. Денег у того куры не клевали. Тетенька вполне могла обойтись без киевской квартиры, использовать ее в качестве гаранта собственного спокойствия.
Велик был соблазн обвинить эту суку в государственной измене, но коллеги не поняли бы такого тонкого хода. Майор смирился. Его зарплаты хватало на проституток. Но их не имелось в этой глуши, где он безвылазно сидел вот уже несколько недель.
Войт отхлебнул еще. Угрозы полковника Вишневского сделались далекими и расплывчатыми. Он вышел из комнаты, миновал коридор, холл, озаренный бледным электрическим светом. С обратной стороны напротив окна колыхался силуэт часового.
Майор спустился в подвал, где на посту перед тюремным отделением страдал от безделья и заразительно зевал невысокий и пухлый надзиратель Лемех. Тот встрепенулся, обнаружив спускающегося начальника, собрался что-то доложить.
– Открывай! – Войт махнул рукой.
Надзиратель с завистью потянул носом, отпер подвал. Загорелась лампочка над дверью, но толку от нее не было, и майору пришлось вооружиться фонариком.
Он приказал Лемеху остаться под дверью, а сам побрел по проходу. Журналист и бывший депутат Верховной Рады спали. Один стонал во сне, другой хрипел и кашлял.
Войт подавил в себе желание поднять их и надавать тумаков, поволокся дальше. Алкоголь ударил не только в голову, но и в ноги. Его постоянно куда-то заносило. Хрюкнул Лемех за спиной. Какое-никакое, а развлечение. Войт огрызнулся через плечо, схватился за решетку, чтобы не упасть.
Женщину поместили в последнюю камеру слева. Он добрел до места, направил луч света на решетку. Прозвучал прерывистый вздох. Зашевелилось одеяло на нарах, показались испуганные глаза, спутанные волосы. Женщина хотела привстать, но передумала и снова закуталась в одеяло.
Войт ухмыльнулся. Его настроение, как ни странно, поднималось. Он продолжал светить фонарем. Женщина уже понимала, что этот тип пришел по ее душу, а не просто проходил мимо.
– Тепленко Татьяна Викторовна? – немного спотыкаясь, но в целом вполне разборчиво сказал Войт. – Поднимитесь, если не сложно.
Женщина поднялась. Она продолжала кутаться в одеяло, натянула его на голову наподобие платка. Сходство с фотографией имели только ее глаза, большие и жалобные. Она дрожала, обняла себя за плечи. Щеки ввалились, кожа была серой, как у покойницы, волосы висели спутанной паклей. Но в целом фигура ничего, и лицо претендовало на симпатичное, пусть и с натяжкой. Женщина выглядела потрясенной, так и не могла свыкнуться со своим теперешним статусом.
– Пожалуйста, – пробормотала она. – Я ничего не сделала…
Ей не дали переодеться. Она была в мятом, перепачканном джинсовом костюме со следами засохшей крови. Видимо, в этой одежде ее и взяли.
– Трудно вжиться в новую роль, Татьяна Викторовна? – спросил Войт и улыбнулся. – Вон куда занес вас ветер перемен. Сами виноваты. – Он продолжал поедать ее глазами.
Женщина съежилась под плотоядным взглядом, слезы заблестели в красивых глазах.
– Пожалуйста, я ни в чем не виновата, – прошептала она. – Я давно во всем раскаялась, все сказала.
– Вот об этом, Татьяна Викторовна, мы с вами и поговорим, – вкрадчиво пробормотал Войт. – Сколько вам нужно времени, чтобы прихорошиться? Пяти минут хватит? Мы просто побеседуем, не пугайтесь. – Он повернулся и начал удаляться по коридору.
Обескураженная женщина, подрагивая, смотрела ему вслед.
– Через пять минут приведешь эту сучку ко мне, – буркнул майор, проходя мимо Лемеха.
– Понял, пан капитан. – Надзиратель похотливо подмигнул. – Что, хочется с хорошенькой девушкой куда-нибудь сходить?
– А ты найдешь мне здесь такую? – осведомился Войт. – Отставить разговорчики! Заняться больше нечем?
Надзиратель доставил арестантку через семь минут. Он явно не удержался, прислонил где-то в коридоре к теплой стеночке, но волю дал только рукам. Трезвая голова надавила на тормоз. Лемех втолкнул ее в помещение, скабрезно ухмыльнулся и был таков.
Внимательный глаз мог бы подметить, что на кушетку в дальнем углу майор набросил относительно чистую простыню. На столе появились два стакана, наполненные бесцветной, но очень пахучей жидкостью.
Женщина переминалась, тоскливо смотрела себе под ноги.
– Присаживайтесь, Татьяна Викторовна, не стесняйтесь. – Войт кивнул на стул по другую сторону стола.
Он делал вид, что увлеченно изучает содержимое папки, а сам украдкой поглядывал на узницу и уже заводился. К черту полковника Вишневского с его нелепыми приказами! Он же не собирается убивать эту сучку! Пусть порадуется змеюка, подрывающая территориальную целостность и суверенитет Украины!
Женщина села, продолжая обнимать себя за плечи. Скромница, надо же! Ее личико побледнело от страха. Она исподтишка косила глазами по сторонам.
– Давайте знакомиться, Татьяна Викторовна. – Войт вальяжно откинулся на спинку стула. – Можете звать меня Леонид. Для друзей – Леня, но мы еще не подружились. Вы же хотите заручиться моим расположением?
– А как? – Она вскинула голову.
«Кверху каком», – подумал Войт и прыснул, но тут же сделался серьезным и отодвинул папку.
Он соорудил максимально трезвый, сосредоточенный взгляд, насколько позволяло его состояние и время суток.
– Давайте побеседуем, Татьяна Викторовна. Из протоколов допросов следует, что при задержании у вас изъяли крупную сумму денег. Множество неопровержимых улик указывало на то, что вы знаете, где хранятся средства вашей организации. Возможно, это банковские счета, или же где-то под обрывом зарыта кубышка. – Губы майора стали невольно расползаться до ушей.
Неблагодарное это занятие – корчить из себя трезвого.
– Но я ведь все уже рассказала. – Личико женщины жалобно скуксилось. – Я ничего не знаю ни о каких деньгах. Сумма, которую у меня нашли, получена с продажи моей квартиры на Оболони. Все легко проверить.
– Вы хотели бежать с Украины? – Войт еще не решил, каким он будет полицейским, добрым или злым.
– Это было малодушие, слабость. – Женщина низко наклонила голову. – Мне угрожали, постоянно упоминали отца. Да, он работает в России, женился на жительнице Петербурга, но я не имею с ним ничего общего. Почему-то никто не вспоминает моего мужа, погибшего на Майдане. Он был в числе мирных демонстрантов на Банковской, когда в них с верхних этажей отеля стали стрелять.
– Стреляли ваши союзники, – вкрадчиво сказал Войт. – Сволочи из подразделения «Беркут».
– Не знаю, кто стрелял. – Татьяна вздохнула. – Илье попали в голову, он умер, не доехав до больницы.
– Ваш муж герой, – продолжал гнуть свою линию майор. – А вы – нет. Не надо прикрываться мужем, Татьяна Викторовна. Если уж на то пошло, неизвестно, с какой целью ваш муж вышел в те судьбоносные дни на Банковскую.
Женщина снова опустила голову, заплакала. Войт придвинул ей стакан:
– Пейте. Есть еще один способ добиться моего расположения.
– Что это? Какой способ?
– Неважно, Татьяна Викторовна, пейте. Это лекарство. Разберемся со способом.
Женщина поколебалась, поднесла к носу стакан, понюхала, передернула плечами.
– Залпом! – скомандовал Войт.
Он перестарался, черт возьми. Женщина ойкнула, разжались пальцы, держащие стакан. Вылилась горилка, разбилась вдребезги посудина. Ох уж эти безрукие бабы! Столько добра извести!
Раздосадованный майор залпом проглотил свою дозу, справился с огнедышащим выхлопом, занюхал рукавом и плотоядно воззрился на женщину. Она смотрела на него со страхом.
– Ну и все, крошка. Прелюдию мы прошли, хочешь ты того или нет. – Он вскочил со стула, обогнул стол и схватил Татьяну за плечи.
Она завизжала от ужаса, стала вырываться. А Войт уже чувствовал себя готовым на невиданные сексуальные свершения, перехватил ее одной рукой за волосы, другой за горло, сжал, дабы интереса больше было.
У женщины выкатились глаза. Она вцепилась ему в руку, стала отрывать от горла, попыталась укусить, но «герой-любовник» не дремал.
Он отпустил ей хлесткую затрещину, засмеялся и заявил:
– Зубки показываем, крошка? Какой тут еще орган у нас отвечает за непослушание?
Женщина упала на кушетку, ударилась о выпершие пружины, закричала от боли. Майор опять схватил ее за волосы, начал таскать. При этом он заводился, распалялся, хохотал как ненормальный. В организме бурлила дурь, помноженная на алкоголь.
Войт сорвал с женщины джинсовую куртку и бросил ее на подушку. Пленница вцепилась ему в ворот, загорланила выпью. Он надавал ей пощечин, резко перевернул на живот, начал стягивать джинсы. Женщина яростно сопротивлялась.
Он проглядел момент и получил удар ногой по самому дорогому, поистине бесценному! Боль пронзила его до макушки!
Войт завизжал как баба, треснул женщину по голове. Она повалилась навзничь. Вот тут-то он и оторвался. Прежде бил так, чтобы не оставлять следов, помнил предостережения Вишневского. Но в это мгновение ярость застила разум. Майор впал в неистовство, лупил кулаками по лицу, ногами по мягким тканям бедер и не мог остановиться. Женщина не шевелилась, лицо ее распухало.
Он забил бы ее до смерти, но боль вдруг резко отдалась в костяшках пальцев. У него же кулак не железный.
Войт отпрянул. Ладно, сука, все это хорошо, но лишь полумера.
Он решил закончить начатое, стащил с нее до колен штаны вместе с трусами, раздвинул, насколько смог, ноги. Но в самый интересный момент майор обнаружил, что он уже не боец. Его хозяйство рухнуло на «полшестого» и ни на что уже не годилось.
Дьявол! Он заскрипел зубами, начал проводить «реанимационные процедуры». Бесполезно, все висело как неродное. Вот же тварь!
Несколько минут Войт разочарованно пыхтел, пытался вернуть утерянную силу, но дело становилось только хуже. Он стоял на коленях, тяжело дышал и с ненавистью смотрел на избитую бесчувственную женщину.
Да пропади все пропадом! Майор поднялся, застегнул штаны, начал успокаиваться, ударил по звонку, прикрученному к боковине стола.
Когда через минуту в помещение вошел зевающий Лемех, джинсы Татьяны уже были на месте. Она сидела на стуле, безжизненно свесив руки. Голова ее была опущена. Женщина тихо постанывала.
Хмурый Войт сидел напротив, на рабочем месте, постукивал ручкой по столешнице и неприязненно разглядывал надзирателя.
Лемех присвистнул:
– А что это с ней, пан майор?
– Нервная больно, – процедил Войт. – Допрашивал, а у нее крыша поехала, стала биться мордой об стол.
– Ясно, пан майор. – Надзиратель понятливо кивнул и похабно осклабился. – Фейсом об тэйбл, по-нашему говоря. Эти невротички такие. Поговорить нормально с ними нельзя. Сразу мордой начинают об стол биться.
– Не паясничай, – отрезал Войт. – Убери ее отсюда. Ты ничего не видел и не слышал. Оттащи ее в камеру, пусть в себя приходит. Не вздумай отыметь по дороге. Чтобы пальцем не тронул! Не выживет до утра – ответишь.
Физиономия надзирателя вытянулась от изумления. Мол, ничего себе, сам отметелил девку, а мне отвечать? Но спорить с взвинченным начальником было себе дороже.
– Вот так ручная кладь! – кряхтел Лемех, выволакивая заключенную из комнаты.
Ярость, загнанная в клетку, еще не унялась. Майор нервно вышагивал по комнате, обдумывая планы адской мести. Болел самый ответственный орган. Хорошо, что Лемех ни о чем не догадался. Или что-то понял? Все услышал и сделал выводы?
Войт заперся в санузле, сполоснул лицо под рукомойником, привел себя в порядок. Он вернулся к столу, схватился за бутылку с горилкой, поколебался и спрятал ее. Хватит, и так уже дел натворил. Перед ним вдруг опять возникла физиономия полковника Вишневского с глазами-дробинами, и майор вновь почувствовал страх.
Нового заключенного привезли через полтора часа. В это время Войт спал, но вскочил как прилежный солдат. Когда микроавтобус с зарешеченными окнами проехал ворота, он упругой иноходью прохаживался по двору, заложив руки за спину.
Майора меньше всего волновало, откуда приволокли этого парня. Он хмуро смотрел, как солдаты из аэромобильной бригады, рота которой была расквартирована в Байдаке, выгружали тело на носилках.
Раненый был без сознания, сравнительно молодой, спортивно сложенный офицер. Руки его свешивались с носилок. Забинтованную ногу украшала примитивная шина, вырубленная из осиновой жерди.
– Забирайте, – буркнул майору приземистый бородач. – Говорят, важная персона. Лечить его надо, чтобы кеды не завернул. Смотрите, наше дело маленькое, но у этого террориста скоро может гангрена начаться.
– Сопроводительные бумаги есть? – буркнул, не подумав, Войт.
– Издеваетесь? – удивился бородач. – Да его только что отловили и сюда, свеженького. Какие бумаги? Террористы, что ли, напишут? Дескать, так и так, доверяем на хранение, товар штучный, ценность такая-то. – Бородач расхохотался. – Наши диверсанты привезли его на лодке с той стороны, мы встретили их на Олдыни. Начальники лаялись, поделить добычу не могли, но ваши победили. Получите, так сказать, и распишитесь. – Бородач потянул носом, уловив характерное амбре, исходящее от собеседника, неопределенно хмыкнул. – А у вас тут неплохо. Нормально устроились, майор. Эх, написать, что ли, рапорт начальству, чтобы к вам перевели служить.
Солдаты укатили восвояси. Свободная караульная смена втащила очередного клиента в заведение. Бойцы переругивались, спуская носилки по узкой лестнице.
Невозмутимо похрапывал журналист Згурский. Очнулся бывший депутат Горчак, приподнял голову и опустил, убедившись, что это не за ним.
– Заносите в последнюю справа, – распорядился Войт.
Бойцы втащили носилки внутрь.
– Не трогайте, оставьте так, – выкрикнул Войт, когда один из бойцов схватил раненого за здоровую ногу.
Дважды повторять не пришлось. Солдаты испарились. Приволокся Лемех и запер камеру, не дождавшись от начальника особых указаний.
Майор в свете фонаря угрюмо разглядывал комбрига Борисова. Тот стонал, плавал в забытьи. Лицо пленного превратилось в посмертную маску, волосы – в застывший ком. Под глазами чернели царапины, из одной еще торчал осколок стекла очков.
«Попался! – удовлетворенно подумал Войт и посмотрел на часы. – Рысько еще не вернулся. Где его носит? Я же несколько часов назад отправил его за медиками. Так ведь этот террорист и впрямь даст дуба».
Майор обернулся, сместился к камере напротив. Карманный фонарик втиснулся между прутьями решетки.
Татьяна на нарах металась в бреду. Вылитая ведьма! Волосы спутались, кровь запеклась на лице. Глаза временами открывались, мутно обозревали пространство и застывали.
Майору снова стало как-то неуютно. Зачем он так ее разукрасил? И как теперь оправдываться перед Вишневским? Надо срочно придумать правдоподобную версию.

 

Капитан Рысько этой ночью бездарно губил время, в течение которого мог бы спать. Сначала сломался старый «Ситроен», который он использовал для служебных перевозок. Машина встала в чистом поле между «Хосписом» и Байдаком. В поселке комендантский час, и в полях вокруг него по ночам не очень-то многолюдно.
Он ковырялся в моторе и проклинал эту долбаную нищую страну, в которой сотрудники уважаемой организации, выполняющие важные государственные задания, вынуждены ездить на ржавом хламе! К этому тоже причастны спецслужбы страны-агрессора? Звонить в тюрьму и что-то объяснять пьяному Войту капитан тоже не хотел.
Он с трудом дозвонился до отдела СБУ в Байдаке, и оттуда за ним пришла машина. Два часа потерял!
Злой как черт, Рысько завалился в отдел и именем всех суверенных демократий мира приказал доставить сюда начальника. Немедленно! А то он испортит биографии всему личному составу.
Заспанный капитан Тесляк примчался через пятнадцать минут.
– Все будет сделано, пан капитан, – заискивающе бормотал он, испуганно заглядывая в злобные глаза человека, равного ему по званию. – Чего изволите?
– Времени мало, я объясню вкратце, матом, – сказал Рысько и доступным языком изложил, что именно требуется сделать в столь поздний час.
– Это так необходимо именно ночью? – Физиономия обескураженного службиста вытянулась.
Рысько чуть не врезал ему промеж моргающих гляделок.
– Ты что, капитан, совсем опупел?! На пятнашку за халатность раскрутиться мечтаешь?! Живо, рысью, организовать грамотного айболита, медсестру и все необходимое!
От страха у капитана СБУ наконец-то заработала голова. Надо же, такой кретин, а имеет вполне приличный «Субару»!
Машина понеслась по ночному Байдаку. Военные, следящие за исполнением комендантского часа, неохотно отдавали честь и пропускали ее. На проверки уходило время, которого Рысько и так потратил достаточно.
В районной больнице, превращенной в госпиталь для украинских военных, был проведен жесткий допрос дежурного врача. Тот показал, что лучший в городе хирург – Павлий Дмитрий Сергеевич, пожилой интеллигент, кладезь знаний и опыта. Насчет приверженности упомянутого товарища западным ценностям дежурный ничего сказать не мог, но уверял, что специалист блестящий, многим жизни спас.
Адрес! Машина снова помчалась в ночь, расталкивая сонных военных.
Дмитрий Сергеевич Павлий оказался щуплым мужчиной шестидесяти пяти лет, с редкими волосами и осунувшимся лицом. Он кутался в халат, подслеповато щурился. Из-за его спины выглядывала перепуганная жена.
Корочки СБУ произвели на них неизгладимое впечатление. Семейная чета затряслась от страха. Они ничего не сделали, лояльны режиму, служат ему верой и правдой. Дмитрий Сергеевич совсем недавно, поздно вечером, вернулся со смены.
Был тяжелый случай – ампутация ноги у военного, привезенного из-под Донецка. Парень подорвался на собственной мине, которую устанавливал неподалеку от жилых кварталов Антиповки.
– Во-первых, не режим, а власть, избранная народным волеизъявлением и приверженная западным ценностям, – строго проговорил Рысько. – Во-вторых, это не карательная акция. Ваши грешки нас пока не волнуют. Собирайтесь и прихватите с собой все необходимое для врачевания сложного открытого перелома. Ампутация не обязательна… впрочем, нам без разницы, лишь бы пациент был жив.
Доктор засуетился, торопливо оделся, собрал свой саквояж. Он сказал, что у него нет всего необходимого. Надо заехать в больницу. Заодно взять с собой ассистентку, медсестру Мордвину. В одиночку ему будет трудно. Мордвина – грамотная помощница.
– Заедем, возьмем, – пробормотал Рысько, подталкивая Павлия к машине. – Заодно подпишем бумагу об угрозе смертной казни в случае разглашения государственной тайны. Надеюсь, вы предупредили свою супругу, чтобы не чесала языком?
Заехать в больницу оказалось делом недолгим. Корочки СБУ открывали любые двери и ворота, кроме райских.
Зато за медсестрой пришлось трястись на другой конец городка, в убитый частный сектор. Рита Мордвина проживала с матерью. Это была молодая женщина, где-то лет тридцати, с коротко постриженными темными волосами. Ее лицо подрагивало от волнения. Она тоже невесть что подумала, когда в дом вторглись два офицера СБУ.
Правильно, население не должно расслабляться в столь ответственный для страны исторический момент.
Последовала та же преамбула. Дескать, собирайтесь, это пока еще не арест. Требуются ваши профессиональные знания. Вы предупреждаетесь об ответственности за разглашение.
Она бормотала какую-то чушь. Мол, да, конечно, я всегда готова исполнить свой долг. Господи, да разве можно женщине собраться за три минуты? Имейте совесть, господа!
Рысько нетерпеливо подгонял медиков. Он плевал на майора Войта, но если раненый умрет, то его голова полетит тоже.
Лишь к пяти утра, когда начинало светать, «Субару» капитана Тесляка прибыл на объект «Хоспис». Он несся как угорелый.
Медиков укачало. Дмитрий Сергеевич был бледен как сереющее небо, нервно сжимал ручку своего саквояжа. Рита Мордвина облизывала пухлые губки.
Рысько украдкой на нее посматривал. В связи с наличием молодой жены, пусть и находящейся сейчас где-то далеко, прекрасный пол не был для него навязчивой идеей, но тут он немного заинтересовался. В чисто эстетическом плане. Впрочем, стандартная мысль «А я бы ей!..» тоже имела место.
За часы его отсутствия на объекте кое-что изменилось. Майор Войт был зол как голодный и невыспавшийся волк. Заключенная Тепленко оказалась избита от души. Она временами приходила в себя и снова проваливалась в обморок.
«Не дала, да еще и промеж ног ему врезала», – сделал правильное умозаключение Рысько.
Майора Войта он не любил. Слишком скользкий, переменчивый, ненадежный тип. Поэтому Рысько, в принципе, остался доволен увиденным, подавил саркастическую гримасу. Похоже, Войт до сих пор был под впечатлением. На симпатичную Мордвину он смотрел как на пустое место.
Имелось еще одно новшество. Солдаты бодрствующей смены раскрутили длинную переноску, унизанную лампочками, прибили к потолку, присоединили к генератору, и теперь вся тюрьма была более-менее освещена.
Рысько отправился спать. Войт перехватил бразды правления, кивнул надзирателю Гайдученко. Тот сопроводил медиков к камере.
Павлий втянул голову в плечи, Мордвина пряталась у него за спиной и нервно озиралась. Она была обычной девушкой, никого не трогала, в акциях не участвовала и верила украинской пропаганде о зверствах террористов. Медсестра со страхом смотрела на обитателей камер, прижималась к доктору.
Павлий увидел больного и уже был в своей стихии, а она по-прежнему не могла справиться со страхами. Рита делала вид, что спокойна, а сама с ужасом разглядывала пациента, мечущегося в забытьи, косилась на избитую женщину в камере напротив.
Та очнулась, оперлась на локоть, смотрела мутными глазами на происходящее. Ее распухшее лицо напоминало большую фиолетовую сливу.
– Любезные, не стойте! – пробормотал Павлий, бегая глазами по Гайдученко и Войту, застывшим с постными минами. – Освещения в камере недостаточно, должно быть больше. Постелите в проходе матрас, положите больного здесь, но только осторожнее, умоляю вас. Нам нужно много воды в трех мисках, чистые полотенца. Принесите сюда какие-нибудь стулья. Боже правый, да что за заведение у вас? Есть тут что-нибудь похожее на лазарет?
– Доктор, давайте без критики, – пробрюзжал Войт. – Делайте свою работу и не возмущайтесь.
Прибыли солдаты, под присмотром Павлия вытащили пациента в проход, сгрузили на матрас. Деликатному обращению с врагами их не обучали.
Борисов взвыл от боли и на короткий миг пришел в себя. Он смотрел в пространство, его блуждающий взор зацепился за человека в белом халате.
– Доктор, где я? – прохрипел он.
– Ох, милейший, лучше не спрашивайте, – пробормотал Павлий, опустошая свой саквояж и чемоданчик, захваченный из больницы. – Я понятия не имею, где вы, где я, да и, честно говоря, не имею ни малейшего желания узнавать. Закройте глаза, потерпите, может быть, будет немного больно.
Медсестра раскладывала на чистой клеенке зажимы, скальпели, пинцеты, упаковки с марлей и бинтами, емкости с жидким гипсом.
– Отойдите все подальше! Вы мешаете, неужели не понятно? – пробурчал доктор, косясь на бутсы у себя за спиной.
Надзиратель насупился, но отошел.
Медики склонились над поврежденной конечностью. Сначала они снимали шину, установленную диверсантами. Доктор сокрушенно цокал языком, медсестра помалкивала. Обнажалась рана, кровавая, страшная, окруженная синим вздутием.
Борисов тяжело дышал, закусив губу. Жирный пот заливал его лицо.
Медики действовали слаженно. Медсестра уверенно ассистировала доктору, выполняла все его распоряжения.
Дефицитного реланиума у них не было, приходилось проводить местное обезболивание. Рану обрабатывали спиртом, смазывали кожу йодом, обкалывали раствором новокаина. Борисов стонал, но держался.
Доктор склонился над изувеченной конечностью. Он орудовал пинцетом и скальпелем, убирал из раны грязь и обломки костей, вытягивал размозженные ткани.
Раненый затих. Новокаин подействовал.
Сестра обильно промыла рану перекисью водорода. На то, что Павлий делал дальше, лучше было не смотреть. Он потребовал больше света, и надзиратель протянул Мордвиной фонарик. Что-то бурча под нос, доктор вправлял в рану обломки костей. Борисов напрягся, вцепился ногтями в матрас.
– Спокойно, мой хороший, все нормально, уже не больно, – машинально бормотал доктор, орудуя пальцами и пинцетом.
Надзиратель отвернулся и издал рвотный звук.
Игла с нитью уже была наготове.
– Будем надеяться, что когда-нибудь срастется, – сказал доктор и принялся зашивать рану.
Потом сестра наложила на нее антисептическую повязку.
– Гипсуем, Рита, – подумав, сказал Павлий. – Думаю, не так страшен черт. Попробуем обойтись без спиц и стержней. Это все равно нужно делать в больничных условиях, а не в этом свинюшнике.
Борисов вздрогнул, когда Рита ввела ему в вену антибиотик. Напряжение на его лице стало спадать.
Дальше было проще. Рита смачивала бинт раствором гипса и обматывала им ногу от бедра до лодыжки, высунув язычок от усердия.
Борисов не стонал. Она не причиняла ему боли. Но когда медики все закончили, он закрыл глаза и снова провалился в обморок.
Павлий перевел дыхание, с кряхтеньем поднялся.
– Этой женщине тоже требуется помощь. – Он кивнул на Татьяну в камере напротив. – Не знаю, что с ней случилось, да и знать не хочу, но у нее серьезные гематомы. Нужно приложить лед и сделать перевязку.
– Не нужно. – Войт поморщился. – Ей уже ничего не требуется… – Он ухмыльнулся и не стал продолжать. – У вас всего один больной, и вы обязаны его лечить. Вы уже закончили, доктор?
– Да. – Павлий пожал плечами, споласкивая руки в миске. – Больному требуется покой. По-хорошему, с таким гипсом он должен лежать не меньше двух месяцев. При этом ему противопоказаны резкие, вообще любые движения. Несколько часов он будет приходить в себя. Потом потребуется обильная еда и питье. Больной должен находиться под постоянным медицинским наблюдением. Состояние тяжелое, возможно, грязь попала глубоко в рану. Нужен постоянный прием антибиотиков: канамицина и пенициллина. Это внутримышечные уколы. Не исключаю ухудшения состояния. Тогда потребуется срочная госпитализация. Ведь это важный пациент? Он не должен умереть? – Доктор поднял на лоб очки и исподлобья воззрился на Войта.
Тот скорчил раздосадованную мину. Насчет двух месяцев лекарь, конечно, загнул. Да и вообще все это смешно.
– Вы правы, доктор. Больному требуется постоянное наблюдение, – растягивая гласные, произнес майор. – Если с ним что-то случится, то кое-кому крупно не поздоровится. Она останется здесь. – Он некультурно ткнул пальцем в Риту, которая уже снимала медицинский халат.
Она словно поперхнулась, со страхом воззрилась на Войта и сделала непонимающее лицо, словно не расслышала.
– Да, гражданка, вы все правильно поняли. – Войт хмуро разглядывал медсестру. – Мне очень жаль, но какое-то время вам придется побыть рядом с больным. Это ваш служебный долг, не так ли? – Он с любопытством склонил голову, как будто только сейчас обратил внимание на эту женщину.
– Но подождите!.. – Рита растерялась. – Здесь нет условий, я не могу… У меня мама. Я должна быть в больнице.
– Ничего страшного, – отрезал Войт. – Мама потерпит, в больницу позвонят, и вам не поставят прогул. Не волнуйтесь. – Майор осклабился, наслаждаясь панической реакцией медсестры. – Ничего здесь с вами не случится. Вы находитесь под защитой украинской армии и службы безопасности. Мы не даем в обиду своих законопослушных граждан. Располагайтесь, девушка. Лекарства доктор оставит. Больного отнесут в камеру, вам доставят стул. Дверь закрывать не будем, поставим караульного. Уверен, вы останетесь довольны.
– Но почему?.. Это надолго? – залепетала девушка и вцепилась в рукав Павлия так, словно он мог ее защитить.
Доктор тоже чувствовал себя неловко. Он не был героем, защитником женщин, мягко оторвал от себя руку Риты и начал лихорадочно шарить в саквояже.
Назад: Глава 3
Дальше: Глава 5