Российская Федерация
Восточный Донецк
Шахтинская область
Недалеко от украинской границы
24 ноября 2001 года
– Пятерка, прием…
Я переключил рацию:
– На приеме.
– Машина идет, погоди.
– Принял…
Машина идет – это хорошо. Подождем…
Было холодно. Скорее даже не холодно, а промозгло, когда, может, и не самая сильная стужа вместе с холодным туманом и почти стопроцентной влажностью вызывает самые омерзительные ощущения – как будто ты весь покрыт холодным потом. Еще этот придурок переминается за спиной, дышит и пыхтит.
Мы находились на какой-то вышке… высота была примерно тридцать метров от поверхности – то есть довольно высоко. На эту высоту мы забирались по лестнице, корявой и ржавой, она буквально исходила ржавчиной, пачкавшей руки. Там была какая-то будка… Будка – не будка, не знаю, что это было. А сама эта штука, как мне объяснили, – часть старой и выведенной из строя обогатительной фабрики. Вот в этой будке сидел я и сидел Гиря – так он себя отрекомендовал. Это мой личный телохранитель – конвоир. Для выполнения своих обязанностей он располагает пистолетом «ТТ» и… «Моссбергом», кажется. Да, «Моссбергом», судя по тому, что предохранитель на шейке ложи. Можно не знать марку ружья, но где предохранитель, знать нужно.
Парень из Восточной Украины – судя по некоторым оговоркам и по тому, как он уверенно передвигается здесь. В армии служил, но никакого толка из этого не вышло. Живет по принципу: наше дело телячье, обоссался и стой. О том, что его обязательно ликвидируют – свидетелей в таких делах не оставляют, – он даже не догадывается.
А если рассказывать с самого начала – то от границы мы отъехали недалеко. Километров двадцать пять – тридцать по приблизительным прикидкам. Встали в каком-то поселке, там были даже панельные четырехэтажки, но народа почти не было. Колхоз «сорок лет без урожая». Там рядом была какая-то ржавая свалка – просто удивительно, что это не пустили на металлолом. Я бы точно пустил, я первым делом в совхозе приказал весь хлам собрать и сдать в металлолом. Конечно, были и терриконы, а вот людей почти не было, те, кто попадались нам на глаза, – типичные синяки. Одеты хрен знает как, за собой не следят. Я во многих местах бывал, в Ростове у нас тоже не все ладно, но это было худшим из всего, что я видел…
Одну из панельных четырехэтажек мы и заняли. Полностью. Из нее отселили людей, потому что тут – как объяснил мне Гиря – раньше была шахта, прямо тут, под землей идут шахтные выработки, но потом шахту сочли нерентабельной и закрыли. Пару лет назад закрыли, а может, и немного раньше. Народ из шахтерского поселка в большинстве разбежался, шахту как следует не законсервировали – и начались провалы. Тот есть где-то там, глубоко под землей, рушится крепь, обваливаются тоннели, а на земной поверхности происходит что-то вроде локального землетрясения со всеми вытекающими. То-то я удивился – у половины домов где угол обвалился, где еще что. Как будто бомбили.
На втором этаже мы жили (на первом было слишком сыро), а с крыши и с четвертого этажа я тренировался. Тренировался в стрельбе на разные дистанции, цели мне указывал корректировщик – и он же корректировал по трубе пятьдесят крат.
Винтовка у меня была козырной. Британская Arctic Warfare, арктическая война. Британская особо точная винтовка триста восьмого калибра, она позволяла уверенно работать до пятисот метров в голову и девятьсот – по поясным мишеням. Прицел неплохой, хотя и непривычный – «Шмидт-Бендер 6*42». Нет дальномера, нет ничего – только пенек снизу и тонкая линия по центру прицела, никаких меток нет вообще, но сам прицел очень качественный, прочный, и стекло светлое. Повторяемость идеальная, от отдачи поправки не сбиваются ни на миллиметр. К ней глушитель – американский, модели «Шурфайр». Глушит не до конца, но так как распространение звука в воздухе падает по кубу, отчетливый хлопок на двести пятьдесят – триста метров уже не будет слышен вообще. Тем более – в таком сыром воздухе. Патронов было вдоволь, все – финские Лапуа, коммерческие. В синих коробках. Мне дали сразу упаковку в десять коробок и сказали, что, если надо будет – привезут еще. Со снабжением у них проблем не было, я знал некоторых ребят из ростовского СОБРа, так они нештат за свои деньги покупали…
Харкающий звук плохо отрегулированного двигателя материализовался в виде старого сельскохозяйственного самосвала «КамАЗ» с оранжевой кабиной и наращенными до предела бортами. Уголь везут. Ворованный наверняка. Сбыт тут есть, тут у каждого дома угольные ящики стоят, а газа тут нет. Углем топят…
– Пятерка, машина прошла…
– Принял.
– Цель выпустил, огонь по готовности…
– Принял… что за цель?
– Пятерка, увидишь. Отбой.
Я еще раз проверил предохранитель, затвор и замер.
Сначала ничего не было, только сырая, туманная пелена. Потом я увидел какое-то движение… у самой земли.
Свинья!
Среднего размера хряк, недоуменно похрюкивая, шел по колее, не понимая, зачем он здесь и что дальше делать. Потом – видимо, сзади выстрелили из пневматики или рогатки – он визгнул, пробежал несколько шагов и остановился.
Твою мать!
Я родился и вырос в городке, никогда не рубил кур и не резал свиней. Первое животное мне довелось зарезать на спецполигоне. Это был Чирчик, там не выращивали свиней, потому что ислам запрещает есть свиное мясо. А больше двухсот человек в лагере особого назначения каждый день хотят есть. Потому каждый день закупали овец, два, иногда три десятка. Путь на кухню шел через спецполигон, первое задание – просто перерезать овце горло, второе – забить ее ножом в сердце и освежевать. Так как ножом в сердце овец никто не забивает, все превращается в кровавую бойню. Ты пытаешься держать вырывающуюся овцу, бьешь ее ножом раз за разом и молишь то ли бога, то ли дьявола, чтобы она быстрее умерла. Иногда она вырывается и бежит, брызгая кровью, иногда волоча кишки, – а ты бежишь за ней. Даже призывники в мусбат, которым зарезать овцу не проблема, видя это, качали головами, а один сказал при мне – харам.
Грех. Нельзя.
С тех пор я не убивал животных. Людей – убивал. А животных нет.
Они этого не заслужили…
Чтобы кого-то убить, этот кто-то должен заслужить смерть. Вот того подполковника я обязательно убью…
– Пятерка, работай. Пятерка, прием…
Свинья.
Я смотрел в прицел на свинью.
Видимо, они позвонили или дали какой-то знак Гире, он подошел и похлопал меня по спине, отвлекая.
– Давай. Шашлык будет…
Я выстрелил, брызнуло красным – и хряк упал.
Черт… холодно как. Все тело дрожит от холода…
Я не стал перезаряжать винтовку. Просто оставил ее на том месте, где она стояла, протянул руку Гире:
– Руку дай.
Он, недоумевая, протянул руку, я пожал ее, а потом вывернул… немного так. Без фанатизма.
– Ты чо…
– Правила вежливости. Еще раз так сделаешь, когда я готовлюсь к выстрелу, – убью.
– Черт…
– Понял? – я чуть довернул.
– Да понял… понял.
Внизу уже резали, спускали кровь и свежевали свинью…
Шашлык получился не очень. Если честно.
– Эй, москаль…
…
– Тебе надо было в сердце стрелять. Как кабана.
– Почему? – спросил я.
– Попал у голову, сердце зараз остановилось. Кровь не вся сошла. Мясо плохое. У нас дед Игнат помер, его внук из города приихав, почал скотину бить. Резать не стал, зараз из «гарматы» – бах! Бах! Мясо зовсим непотрибно было, потом никто брать не хотел…
Я подметил – это Бандера. Я его так зову, потому что его имя мне без разницы, но у каждого оно должно быть, даже если оно присваивается на очень непродолжительное время. Он единственный, кто хоть немного знает украинский, правда говорит на нем как-то странно – постоянно мешая русские слова и украинские, как будто учил язык во взрослом возрасте и выучил его плохо, коряво. Остальные шпарят только по-русски, с фрикативным «г» – обычное дело для украинцев.
– В деревне жил?
– Та яка деривня. Декилька домов…
Темно. Костер мы жжем прямо на лестнице, тут тяга хорошая и не видно с улицы. Сидим на ступеньках и едим мясо.
Плохое мясо. С кровью…
– Москаль… На пару слов.
Я без вопросов поднимаюсь, иду наверх. Остальные остаются, вопросов нет, этот тут старше званием. Я его зову «дух», он точно был в Афгане. Как только дойдет до дела – ему смерть без вариантов. Потому что он не может не знать о том, как убили Дона. И раз он, афганец, знает, но все равно с ними – значит, он не братишка никакой. Он – дух. Его надо убить, как и любого духа. При первой возможности.
Мы поднялись на четвертый – там не было окон, гулял злой, сырой и холодный ветер. Если посмотреть вниз, в пролет, то увидишь пламя костра да тени – будто бы чертей в аду.
– Чо? – спросил я.
– Почему не стрелял сразу?
Я пожал плечами:
– Поправки, там то-сё.
– Фигня все это. Поправки. Тебе посвящение нужно?
…
– Привезу пару шлюх с трассы – кончишь их.
Я покачал головой:
– Нет.
– Нет – что?
– Посвящение мне не нужно – это раз. Шлюх мочить я не подписывался – это два. Если чо, говорите со своим старшим…
В следующий момент я получил чудовищный удар под дых и осел по стеночке, хватая ртом воздух. Гад… серьезный. Гнида.
Дух присел рядом. На вид ему было за сорок, неприметный такой. Не похож на военного совсем.
– Я здесь старший. И ты мне баки не бей, братишка. Не поверю. Шо, войну закончил? Братэлла…
…
– А ты ведь присягу давал, гнида. Союзу Советских Социалистических Республик. А кем стал? Братаном?
Он еще раз пихнул меня, вставая. Но я закрылся.
– Скучен ты мне. Неинтересен. Еще раз возбухнешь, заставлю людей, как свиней на спецполигоне, резать…
Кто же он такой? Судя по упоминанию спецполигона – проф. Скорее всего, не в Чирчике… а может, и в Чирчике готовился. Марьина Горка? Фюрстенберг? Карагоз? Изяслав? Быстрый, и удар поставленный. Не ожидал, не ожидал. Спасибо за предупреждение, теперь знать буду. Чего он там про СССР буровил? Осколок империи? Кто это такой, на хрен? И при чем тут СССР? Он реально в это верит? А другие?
Ладно, разбираться будем…
– Москаль…
Наверх поднимался Гиря, без оружия.
– Чего с тобой?
– Да вот, сижу… – Я поднялся… вроде ребра не сломаны, и то дело – живот прихватило.
…
– Старший ваш – псих. Пошли вниз.
Гиря пошел вниз, я за ним.
– Бинт есть?
– Найдем. А чего?
– Поцарапался…
Внизу доедали свинину. Духа не было – он уехал, на ночь не оставался, приезжал и уезжал на белой «Ниве». На меня посмотрели со значением, но ничего не сказали…
Бинт я получил. Пару дней поношу, потом заныкаю. Пригодится. На рукоятку. У меня есть два подходящих осколка стекла, я наковырял гудрона, чтобы пожевать и замазать острые грани. А теперь и обертка для рукояти подоспела.
Не хотелось никого резать – да чую, придется…
На следующий день я снова стрелял по мишеням – делал по сто выстрелов в день, постепенно отдаляя мишени и увеличивая свою рабочую дальность. В день я делал примерно по двести выстрелов. Иногда больше, иногда меньше. Пока упражнялся, внизу в ведре мокла свинина – эту съедим сегодня, ничего с ней не сделается, она в ведре с уксусом и специями лежит. А вечером я попробую прокачать одну тему и кое-что понять…
Сегодня я ел вместе со всеми, и даже местной горилки стопку принял. А когда все приняли не по одной, вывернул разговор в сторону межнациональных отношений…
– Мужики… – сказал я, – а вот смотрите. Вот мы сидим. А там – граница. На фига она нужна? На фига ее делали? Вот какая разница – тут или там?
– Ну, на границе многие кормятся, – ответил низенький, как гриб, плотный человек. Я его так и звал – Гриб.
– А на фига? Что с этого простому человеку? Вот был Союз, с границы не жили, но как жили, мужики? Лучше? Или хуже?
Молчание. Тени на стенах…
– Да чем-то и лучше жили… – сказал Гиря, – а чем-то хуже. Сейчас жрать хоть есть, а раньше не было.
– Ага, ври больше! – нервно отреагировал Шахтер. Лет сорока, у него руки темные от угля. Потому и Шахтер.
– А что не так? И водки не было!
– А тебе только водку бухать.
– Нет, я что, выпить не имею права? Имею! Свое отпахал!
– Да где ты пахал…
– Хвилиночку, – сказал Бандера, – а ты чего спрашиваешь?
– Да так. Просто непонятно, в чем разница между нами, русскими, и здесь, тоже русскими. А если так – то зачем вы Союз-то развалили…
– Это ваш Ельцин развалил! – снова отреагировал Шахтер. – Мы ничего не разваливали! Вы первые суверенитет объявили!
– А ваш Бунчук – нет.
– Погодьте, – сказал Бандера, – я тут Москалю кое-чего растолкую. Ты думаешь, там Россия – да?
– А по факту – нет?
– Там не Россия, – отрезал Бандера, – а Украина. Мы незалежная страна, сами живем…
– И кому она нужна, ваша незалежная?
– Нам нужна! А вам, москалям, если руки протянете…
– Чуб!
…
– Заглохни…
Ага… вот и тихушник проявился. Ай да Гриб… Все время молчишь – а ты, похоже, что старший. По крайней мере, в отсутствие Духа.
Еще плюс…
Ночью я не засыпал, систематизировал информацию.
Если брать иерархию, то первыми идут Дух и Гриб. Один – бывший военный, второй – похоже, что спецслужба. Внизу иерархии – Шахтер и Гиря. Оба из местных. Первый – скорее всего, какой-то работяга, потерявший работу. Второй – местный бандит. Посередине – Бандера, самый подозрительный, я его так и не смог расколоть. Ни откуда он, ни кто он – язык у него очень подозрительный, как у русского, пожившего на Украине. Кто он по жизни – мент, блатной, военный, – тоже непонятно.
Будем думать…
Не спалось. Старый матрац чувствовался даже через толстое стеганое одеяло. Я встал, подошел к окну. Небо очистилось, на иссинячерном фоне ярко горели звезды. И одна горела над самым терриконом на горизонте, загадочно и тревожно мигая…
