Украина
Донецкая область
19 сентября 2000 года
Машину с трупами мы спихнули в Кальмиус, опустив стекла – чтобы затонула побыстрее. В реке эта машина не первая и не последняя. Вбитые Афганистаном правила подсказывали, что нельзя бросать исправное транспортное средство, и мы забрали «Ниву» – она совсем не была повреждена. Поэтому Дон гнал на «Ниве» впереди, а я – на «Террано» немного поотстав. Если все будет путем, то перед самой границей бросим. Если по любым причинам все путем не будет, еще одна машина давала нам куда больше шансов. Оба автомата были у Дона в машине, от ружья он забрал только патроны. Сказал, что само ружье – дерьмо…
Мы уже были у самой границы, как вдруг Дон съехал на обочину и тормознулся. Я остановился чуть впереди. Подошел к машине:
– Сломался?
– Не… – Глаза Дона лихорадочно блестели. – Давай назад сгоняем, а?
– Ты в уме? Куда?
– Ольгу заберу.
– Они послали киллеров. Ее или приняли, или уже утопили, или она подставная, на них работает.
– Садык… – он второй раз назвал меня моим армейским псевдонимом, – братан, у тебя любовь есть?
Еще год назад я знал бы что отвечать. Сейчас – нет.
– Не знаю, брат. Есть, наверное…
– И у меня есть. Оля… мне без нее свет не мил, понимаешь… А ее Сашка – мне как родной, понимаешь, да?..
– Тебе бы романы писать.
– Да что ты понимаешь…
Я задумался. Конечно… глупость делаем. Но…
– Вить, вот что мы за собой оставим, ты думал?
– Знаешь, как говорят: ты бабай, и я бабай, и ты мозги мне не сношай. Поедем. Только сделаем всё по-моему, о’кей?
– Да как желаешь.
– План рисуй, где живет. Ее двора и окрестных…
Город, в который мы ехали, был типичным шахтерским городком. Серые обшарпанные пятиэтажки, въевшаяся повсюду угольная пыль, разбитые дороги. Освещенный, сваренный на хоздворе местной шахты ларек с немудреным набором атрибутов «красивой жизни», включающей в себя въетнамские гондоны, шоколадки «Сникерс» и набор бухла, из которого выделялись портвейн «Слынчев Бряг» и местная «Шахтерская особая». А моя чуйка вовсю кричала о беде.
Например, что делает у ларька вон та телка? Пацана рядом нет, одета невоздержанно, как на промысел. Работает барышня? Тогда почему здесь, не на трассе? Почему одна – работающие барышни обычно группками стоят.
Я посмотрел на часы. Час до рассвета.
Дон мигнул, как было оговорено, фарами, укатил вперед, а я свернул с трассы и пошел по дворам, пытаясь одновременно вести машину, читать нарисованную на обрывке бумаги карту и проклиная Дона с его не кстати проявившейся любовью…
Если бы не Наташка, врезал бы я Дону по морде, ох врезал бы.
Четырехэтажка была серой, обшарпанной. Сбоку спуск в подвал, там какой-то магазин, на ночь, естественно, закрытый. Прежде чем я сообразил, что делать дальше (хорошо, что свет в салоне не включил!), сзади высветило дальним светом фар. В «Террано» подголовники высокие, света в салоне не было, не видели они меня. И – мимо на скорости проскочили. Две машины. Завернули за угол – как раз туда, к дому, где живет пассия Дона.
Я замычал… от злости, от злости на Дона, на себя. Во что втравил меня мой сослуживец! Но и не отдать долг я не мог. Должен я ему. Одну жизнь…
Всего одну.
Гранат к подствольнику у меня было три. Одну из них я вставил в подствольник, набросил лифчик и затянул. За спину кинул винтовку. Ничего… на крайняк по ногам отработаю – и на прорыв. Если получится.
Баба с ребенком, мать их!
Упал на углу – больно ударился локтями. Там было не две машины, а три – в подъезд уже заходили. Я прикинул расстояние – нормально, пойдет. Из подствола ближе двадцати пяти стрелять нельзя: там, в гранате, специальный предохранитель, он сразу не взводится. Из подствола выбить одну тачку, очередь во вторую, потом – по ногам, веером. Магазин пулеметный, на сорок пять – должно хватить. Потом – по обстановке.
Темнота, блин. Темнота – темнее всего перед рассветом…
В темном, неосвещенном подъезде я увидел проблеск, услышал пистолетные выстрелы. Узнаваемо бухнуло ружье – и зачастил автомат.
Как обожгло: они его живым брать не собираются. Гады.
Наведя автомат на крайнюю машину, я выстрелил из подствольника. Граната разорвалась на задней стойке машины… блеклая вспышка, разрывающая ночь, мат и крики. Несмотря на внешнюю неэффектность, «ВОГ» бьет только так – осколков много, и они очень поганые, не убьют, но изранят так, что…
Закрепляя успех, я ударил длинной автоматной очередью по подъезду и по всему, что рядом. Видно было хреново, но результат был – не могло его не быть…
В ответ ударили по мне, из пистолетов и одного автомата. Вспышки автомата были хорошо видны, я положил там несколько и противника загасил.
Перестрелка в подъезде тоже продолжалась.
Я примерно прикинул, где мог быть Дон, перезарядил подствольник и положил гранату этажом ниже, на межэтажную площадку. Полыхнуло и там.
Взвыли сирены…
Перезарядив и дав веером еще одну очередь, я побежал к машине, не оглядываясь. Вести бой со всей местной милицией мне не в жилу. Если Дон жив, то, отступив, я потом смогу помочь ему. Нет – положат обоих.
А если тачка не заведется – мне хана.
Но «Террано» завелся, забурчал мотором. Я вдавил газ и рванул… машина подпрыгнула на поребрике, но удержалась и рванула в степь, давя чьи-то огороды… как обычно бывало в шахтерских городках – пяти– и даже девятиэтажки стояли на окраинах, а за ними была степь. Сзади хлестнули выстрелы, снова послышались сирены, но я знал, что ушел.
И что мой брат остался там. Как и мой долг ему теперь навечно будет со мной.
Суки!