Украина
Где-то в Киевском районе
1 декабря 2001 года
Есть такая… не знаю, то ли пословица, то ли житейская мудрость, то ли молитва. Звучит она так… Господи… дай мне сил изменить то, что я могу изменить, мужества, чтобы принять то, что я изменить не в силах, и ума, чтобы отличить одно от другого.
Но все это только слова.
Какой у меня был шанс остаться в живых? Призрачный, если честно. Почти никакого. Я сделал то, что мог, – Наталья была дома, она отзвонилась, – и таким образом я сделал то, что хотел: спас ее. Шансы спасти самого себя… ну, были и такие шансы, не стоит списывать себя со счетов. Но я понимал, что теперь я чужой среди своих. Даже того убийства, которое я уже совершил, достаточно для того, чтобы Россия навсегда отказалась от меня: зачем портить триста лет дружбы каким-то уголовником, на руках которого кровь украинского офицера спецслужб. Тем более – если на моих руках будет кровь президента Украины. Проще всего закопать меня где-нибудь в тихом лесочке и забыть, причем закопать своим же. Во избежание. Но судьба снова распорядилась по-другому, с хрустом передернув колоду.
Я по-прежнему находился на какой-то даче. Судя по звукам, какие я слышал – звуки большой трассы с интенсивным движением, – недалеко от какого-то крупного города, наверное, Киева. Еще я постоянно слышал самолеты, заходящие на посадку и взлетающие, – аэропорт неподалеку.
Вилла – большой, трехэтажный особняк с зимним садом, стоящий на отшибе, – постоянно охранялся. В моей личной охране было четверо, они дежурили посменно – и еще сколько-то было на периметре. Оружия мне больше не давали, я попытался заикнуться о том, что мне надо тренироваться, и получил в грубой форме отказ. Очевидно, перестрелка на границе насторожила заговорщиков настолько, что они решили либо отложить, либо отменить акцию. Сейчас решалась моя судьба…
Новый день начался для меня с грохота отчаянной перестрелки. В шесть часов утра…
Моя комната была на третьем этаже виллы, и ее запирали на ночь на ключ. Ничего особенного – кровать, умывальник, ведро для надобностей… похоже на комфортабельную тюремную камеру. Дверь стальная, но без глазка. Стрельбу из автоматов было почти не слышно здесь, она напоминала шелест капель дождя, а вот крупнокалиберный пулемет был слышен намного отчетливее.
Я послушал происходящее – недолго, несколько секунд. Потом надел тапочки (другой обуви у меня не было), стащил с кровати простыню, разорвал и свернул ее в жгут. Набросил концы на руки, попробовал на прочность… пойдет.
Если кому-то и нужна моя жизнь – задешево я ее не продам…
Заработал «КПВТ»… его раскатистый грохот покрыл все остальные звуки перестрелки – я инстинктивно упал на пол, потому что «КПВТ» не остановит никакая стена, он любую стену пробьет, любой дувал. И в этот момент щелкнул ключ в двери, а я не успевал отреагировать. Луч фонаря осветил камеру.
– Садык. Садык, ты тут?
– Кто это?
– Жека Дон! Короче…
Я поднялся с пола.
– Ты что – жив?
Жека тряханул головой.
– Жив, как видишь. Надо идти… давай за мной. В коридоре – пригибайся…
Я вышел следом за Жекой в коридор – и тут же снова едва не бросился на пол… на инстинкте. Били с этой стороны, и на моих глазах в конец коридора прилетело. Увидел, как кирпичи летят… и тут же пыли много стало…
– Пригибайся и пошли!
Я поспешил за Жекой. Пули пробить стены не могли, но внутрь влетали регулярно через битые стекла.
– Подожди!
Лестница вела вниз, и у двери лежал труп одного из охраников – в камуфляже, с аккуратно перерезанным горлом. Крови натекло изрядно, но куртка его меня не интересовала: мне нужны были ботинки.
– Ты чо?
– Ботинки…
– Внизу, б…
Свалились на первый этаж… тут стреляли не больше, а меньше, потому что отстреливались с этого этажа. Но, судя по звуку, с нашей стороны вели огонь из коротких «калашей», и потому шансов не было. Короткий «калаш» – не тема для общевойскового боя.
– Сюда…
Подвал. Солидный, капитальный, бетонный. Еще один труп – на стуле, голова неестественно откинута назад, на полу кровь натекла. Сюда пули уже не долетали, и потому мне удалось и переобуться, и переодеться. Рядом был тот же короткий «калашников», я его взял, проверил: боевой, два магазина есть – уже хорошо.
– Куда?
– Сюда.
Еще одна дверь, еще. Потом открылась очередная, и мы вывалились в какой-то овраг…
– Давай тихо…
Трасса, как я и предполагал, была примерно в полукилометре. Трасса большая, три полосы в каждую сторону. На обочине стоял старый «ПАЗ» с зашторенными стеклами, впереди – «Фольксваген» с длинным хвостом рации.
Жека показал – ты справа, я слева…
В таких делах главное – быстрота. Жека уже рванул дверь, вышвырнул водителя, сунул автомат в салон и заорал: чисто! Я подбегал к двери, из впереди стоящего «Фольксвагена» попытался выбраться человек и не успел – я срезал его очередью, и он вывалился из двери мешком и застыл на асфальте. Я успел узнать его – низенький, крепкий, как гриб-боровик…
Похоже, он успел найти себе нового хозяина – и вместо того чтобы быть арестованным, решил арестовывать сам. Да не вышло.
Не получится уже деньги потратить, на крови и предательстве заработанные.
– Садись!
Я едва успел забраться внутрь – дверь не закрывалась, «ПАЗ» тяжело набирал ход. Похоже, прорвались.
– Сзади посмотри! – Жека не отрывался от руля.
Я начал пробираться назад. «ПАЗ» был странным – он, похоже, был переделан из похоронного, основной выход был назад, а пассажиры сидели спиной к стене, между ними было пространство. Первое, что мне бросилось в глаза, – это оружейная пирамида, самодельная и почти пустая. Но в одном из гнезд стоял «ПКМ»…
Снова за окнами – белый день,
День вызывает меня на бой.
Я чувствую, закрывая глаза, —
Весь мир идет на меня войной!
Виктор Цой