Книга: Советские партизаны. Мифы и реальность
Назад: Глава 2. Партизанские руководители
Дальше: Глава 4. Партизанское решение еврейского вопроса
Глава 3. Партизаны в роли провокаторов репрессий
Спрятавшись в беларуских лесах, «красные» вскоре обнаружили, что не так страшен черт, как его малюют: до ближайшего немца — три дня на телеге, можно жить если и не припеваючи, то вполне сносно. Но это было совсем не то, что требовалось Москве и «лично товарищу Сталину».
Сталин и его подручные хотели, чтобы «земля горела под ногами оккупантов», чтобы весь народ, «от мала до велика», поднялся на борьбу с врагами большевиков и созданного ими государства. Однако народ категорически не хотел «подниматься». Немцы в 1941–1942 годах зверствовали мало, им было важно, чтобы крестьяне работали, исправно платили налог сельхозпродуктами. Ведь надо было кормить войска Вермахта, полицейские формирования, оккупационную администрацию.
В Москве решили: если немцы не устраивают массовых расправ с населением в оккупированной Беларуси, то надо их к этому принудить. Уже в 1942 году партизаны стали разворачивать «активные действия». Против кого эти действия были направлены? Выяснить задачи партизан нетрудно, они их особо не скрывали:
1. Расправы с той частью населения, которая «сотрудничала» с немцами (устроилась на работу, чтобы кормить семью) или относилась к ним лояльно.
2. Организация провокаций, чтобы подтолкнуть немцев на проведение репрессий против гражданского населения.
3. С помощью репрессий немцев (и своих собственных) заставить сельское население массово бежать в леса, тем самым пополняя ряды партизан.
4. Переключить внимание мирового сообщества с преступлений советского режима против своего населения на преступления нацистских оккупантов (заменить Катынь на Хатынь).
5. В 1943 году в число важнейших задач вошла борьба против партизан Армии Краёвой.
Очень простой план
Как же решали партизаны поставленные им задачи?
На основании даже беглого анализа можно сделать вывод, что для развертывания партизанского движения на оккупированной территории в Москве был разработан план — очень простой, но бесчеловечный. Его суть — провоцирование немцев на масштабные репрессии против сельского населения на оккупированной территории.
Вероятно, по приказу из Кремля этот план разработали в Центральном штабе партизанского движения. Был составлен список деревень, обреченных на уничтожение. Ведь деревни горели не хаотично. Они более или менее равномерно распределены по районам восточных и центральных областей Беларуси. Требовалось запугать всех «тутэйшых».
Как это происходило? Неподалеку от деревни, которой партизаны вынесли приговор, устраивалась засада. При этом партизаны одевались по-крестьянски. Потом поджидали подходящий «объект» — одиночную машину, мотоциклиста, малочисленную группу солдат. Когда на дороге появлялась долгожданная мишень, партизаны бросали в ее сторону гранату, или стреляли, а потом на глазах у немцев бежали в сторону деревни, где их след исчезал. Немцы были уверены, что ее жители заодно с партизанами. Вскоре они оцепляли деревню и уничтожали, нередко вместе с людьми. Именно такой результат был нужен партизанам.
На первый взгляд кажется, что немцы подобно глупым рыбам глотали наживку, забрасываемую московскими удочками. Однако это не так.
Беспощадные экзекуции гражданского населения в ответ на убийства своих солдат немцы широко использовали еще во время франко-прусской войны 1870–1871 годов. Столь известный человек как Фридрих Энгельс в своих «Заметках о войне» гневно осуждал практику расстрела прусскими военными всех мужчин любой французской деревни, возле которой был убит из засады хотя бы один немец. Но пруссаки не обращали никакого внимания на протесты так называемой «прогрессивной общественности» и полностью разгромили Францию.
То же самое они делали в годы Первой мировой войны повсюду, где находились их войска — в Бельгии и Франции на западе Европы, в Беларуси и Украине — на востоке континента. Чего ради им было менять отработанный механизм расправ?!
Однако распределение уничтоженных беларуских деревень по годам свидетельствует не в пользу партизан. Вот как это выглядит по годам оккупации:
— 1941 год — уничтожено 276 деревень (3 %);
— 1942 год — уничтожено 1472 деревни (16 %);
— 1943 год — уничтожено 5796 деревень (63 %);
— 1944 год — уничтожено 1656 деревень (18 %);
ВСЕГО: 9200 деревень (100 %).
Итак, 1941 год показывает нам, что немцы вообще не планировали уничтожать беларуские деревни и беларусов. Сгорели лишь те 276 деревень, которые оказались в зоне боев, артиллерийских обстрелов, воздушных бомбардировок.
Немногочисленные группы чекистов и партийных функционеров (вроде Миная Шмырева) пока еще ограничивались конфискацией продуктов, самогона, теплой одежды, а также расправами с так называемыми «предателями».
Секретный приказ Ставки Верховного Главнокомандования № 0428 Сталин подписал только 17 ноября 1941 года. До немногочисленных партизанских (или чекистских) групп он дошел с большим опозданием, до некоторых не дошел вообще. Вот что требовал этот приказ:
«Лишить германскую армию возможности располагаться в селах и городах, выгнать захватчиков из всех населенных пунктов на холод, в поле, выкурить их из всех помещений и теплых убежищ и заставить мерзнуть под открытым небом.
…Разрушать и сжигать дотла все населенные пункты в тылу немецких войск на расстоянии 40–60 км в глубину от переднего края и на 20–30 км вправо и влево от дорог. Для уничтожения населенных пунктов в указанном радиусе действия бросить немедленно авиацию, широко использовать артиллерийский и минометный огонь, команды разведчиков, лыжников и диверсионные группы, снабженные бутылками с зажигательной смесью, гранатами и подрывными зарядами».
Текст показывает, что судьба гражданского населения во всех этих «населенных пунктах» Сталина абсолютно не интересовала.
1942 год стал более суровым. Именно тогда на территорию оккупированной БССР были заброшены десятки террористических групп НКВД, таких, как группы Ваупшасова, Орловского, Прудникова. Они получили самые широкие полномочия, в том числе выносить по своему усмотрению смертные приговоры. Именно они организовали в отряды банды красноармейцев и партработников, путавшиеся по лесам, засевшие в глухих деревнях, и приступили к систематическим действиям.
Вот пример. Группа советских диверсантов под командованием Федора Маркова 20 мая 1942 года совершила теракт в Поставском районе. Диверсанты из засады обстреляли легковую машину, в результате погибли двое немецких офицеров. В ответ немцы объявили заложниками 200 жителей деревень Шудовцы и Лынтупы, ближайших к месту засады. Немцы пообещали отпустить заложников, если будут выданы преступники, убившие немецких офицеров. Но ведь Ф.Г. Марков и устроил засаду для того, чтобы спровоцировать немцев на репрессии против населения. Немцы ждали выдачи преступников, а террористы в это время пили самогон, обмывали «успех». В итоге немцы расстреляли всех 200 человек.
В отместку за действия чекистов, притворявшихся партизанами, немцы расстреляли всех мужчин в беларуской деревне.
За убийство двоих немцев, ставшее причиной гибели 200 беларуских крестьян, Ф.Г. Марков получил награду. А его группу преобразовали в партизанский отряд имени А.В. Суворова. В ноябре 1942 на базе отряда была создана партизанская бригада имени К. В. Ворошилова, командиром которой стал Марков.
А вот отрывки из исследования B.C. Батшева «Партизанщина»:
«Летом 1942 года в Круглянском районе /Могилёвской обл. — М.П./ появились советские офицеры. В военной форме они приходили в деревни, заходили к крестьянам, числившимся ранее деревенскими коммунистами, о чем-то говорили, некоторых уводили с собой. В первых числах июля 1942 года, в деревне Овсиша состоялось собрание партизанского актива. Собрание проводили упомянутые офицеры, они же были и докладчиками:
— Нас мало, но мы должны расширить партизанское движение, — говорили офицеры, — для этого нам нужно вовлечь в него не только оставшихся местных коммунистов и военнопленных, но и все население. Мы должны признать, что до сих пор местное население держится нейтрально: ни за советскую власть, ни за немцев. Это предательство родины и дела товарища Сталина. Этому нужно положить конец. Нашей первоочередной задачей является уничтожение верхушки установившегося благодушествующего, обывательского порядка. Всех старшин и членов товариществ, всю их опору из деревенского актива мы должны беспощадно уничтожить. Этого от нас требует Родина и товарищ Сталин.
Вскоре в Глубокое днем приехали эти офицеры. Они разыскали дом Павла Жаринова и вошли во двор. Вызвали хозяина, зачитали приговор: „Именем СССР…“ и тут же убили его. Это было так неожиданно, что крестьяне не успели сообразить, в чем дело, а офицеры скрылись.
Павел Жаринов с приходом немцев занялся организацией прихода и открытием церкви. За труды на этом поприще его избрали церковным старостой. У Жаринова было три сына: старший — инженер, работал в Москве, средний служил в Красной Армии в звании капитана, а младший был дома. Старшие сыновья перед войной присылали отцу одежду и деньги. Видимо это и послужило причиной расправы, так как вскоре явившиеся партизаны забрали в доме Жариновых все, что понравилось, увели младшего сына и в лесу его убили. Тогда же партизанский штаб издал приказ, запрещавший всякое движение между деревнями. За нарушение — расстрел.
В том же июле, в Глубоком, снова появились два офицера с двумя партизанами. На этот раз они искали старосту. Однако староста был настороже. Его предупредили, и он успел убежать в лес, где спрятался в глубокой промоине на берегу реки. Домой он вернулся только ночью, и в ту же ночь, вся семья, в четыре человека, взяли узелки с хлебом и солью, помолились, присели на лавку по русскому обычаю и пошли из села, куда глаза глядят.
В начале октября, ночью, в Глубокое явились шесть человек партизан во главе с офицерами, направились к хате члена правления общества Ивана Россохова. Разбудили всю семью, уселись за стол и зачитали приговор: „Именем СССР… за активное участие в разделе колхоза, к высшей мере“. Вывели Рассохова за село и у школы убили. Из крайних дворов слышали только, как Рассохов просил не убивать, пожалеть детей»…
«О провоцировании немецких репрессий советскими партизанами, а также о репрессиях самих партизан свидетельствует очевидец событий Р. Менский (район села Глубокое Могилёвской области):
„…коммунистические провокаторы приступили к делу. Провокаторы выслеживали одного или двух немцев, зверски убивали их, замораживали, придавая издевательскую форму трупу (например, в виде отдающего честь по эсэсовски, вытянутой вперед рукой, ладонью наружу и т. п.), и ставили этот труп на перекрестке дорог. Обнаружив его, немцы вызывали карательный отряд и начинали расправу с ближайшими селами: расстреливали, сжигали людей в их хатах, уводили скот, опустошали окрестности. Весть о случившемся молниеносно разносилась по районам с помощью тех же советских организаторов и агентов.
Каждый подобный случай сеял в народе ужас и панику. Все, способные уйти, уходили в леса. Тут к ним и являлись организаторы провокации, ругали немцев и уверяли, что товарищ Сталин знает о беде советских людей и не оставит без помощи. В доказательство этого, ночью с самолетов партизанам сбрасывали небольшое количество медикаментов и множество листовок с победными сводками и сталинскими воззваниями, полными намеков на новую жизнь после победы.
В селах, не охваченных репрессиями немцев, сначала проводилась вербовка одиночек, а потом всеобщая мобилизация. Уклоняющихся от вербовки или мобилизации убивали. Дома оставаться женщинам и старикам было страшно, а мужчинам невозможно. Немцы таких считали или партизанами или пособниками партизан, а советские агенты называли их фашистами и пособниками немцев. И расправы с той и другой стороны, в таких случаях, не отличались мягкостью.
Так создавались многочисленные отряды — имени „25 годовщины Красного Октября“, „Дедушка“ и др“».
С точки зрения партизан-чекистов и их московских начальников подобные действия являлись «героической борьбой» против оккупантов. С точки зрения оккупантов они (действия) еще не выходили за рамки мелкого вредительства. С позиций дня нынешнего действия партизан были провокационными. Их реальная цель заключалась в провоцировании немцев на репрессии против гражданского населения, любые другие объяснения — ложь или пустословие.
К концу 1942 года численность партизан в Беларуси достигла 12 тысяч. Это дало определенный результат: в течение года было сожжено 16 % от общего числа уничтоженных деревень — 1472. Правда, среди этих населенных пунктов значительную часть составили еврейские селения и местечки. Сколько именно, точно сегодня сказать сегодня не может. Вполне возможно, что две трети.
1943 год стал трагическим для беларусов. В оккупированную Беларусь через линию фронта массово переправляли воинские подразделения, специально подготовленные для диверсий и партизанской войны. К концу 1943 года число таких «партизан» достигло своего пика — 153 тысячи по официальным данным, 70 тысяч по данным независимых исследователей. Результат налицо: в 1943 году были уничтожены 5796 деревень и местечек (!), без малого две трети от общего числа сожженных за все время войны и оккупации.
1944 год — год освобождения. В последние 6–7 месяцев оккупации было уничтожено 1656 деревень! Так ведь и численность партизан в 1944 году возросла вдвое — с 70 до 143 тысяч (таковы реальные, а не «дутые» цифры).
Причина такого роста в том, что для действий на коммуникациях в ходе операции «Багратион» в Беларусь дополнительно забросили не менее 20 тысяч диверсантов (!). Плюс к ним местные мужики, толпами побежавшие в лес в страхе перед карателями, неважно, немецкими или советскими. Плюс те, кто ушел к партизанам специально для «отмазки» перед следователями НКВД. Они понимали, что эти церберы очень многим будут задавать один и тот же вопрос: «чем ты, сволочь, занимался три года под немцами?»
* * *
Советская пропаганда убеждала советских граждан в том, что германские нацисты ставили своей целью полное уничтожение в СССР не только коммунистов, но и всех представителей «неполноценных рас». То и другое — ложь. Например, вот что пишет Владислав Гриневич о коммунистах, якобы предназначенных к «поголовному уничтожению»:
«…почти четверть прежних членов КПУ — 142.134 человека — остались на захваченной врагом территории, а большинство из них — 113.890 человек (80,12 %) — спокойно пережили немецкую оккупацию. В одном только пролетарском Ворошиловграде (ныне Донецк) по состоянию на 15 апреля 1943 года легально, после регистрации в гестапо, проживали 750 коммунистов и 350 комсомольцев». /Гриневич В. Миф войны и война мифов. Альманах «Деды», выпуск 3, Минск, 2010, с. 104./
Всевозможные сказочники, особенно в России, уверяют всех (нас — особенно) в том, что за время войны погиб каждый четвертый беларус. И делают из этого «железобетонный вывод»: немцы изначально планировали истребить беларуский народ! Осуществить этот злодейский план им не дали воины героической Красной Армии, поголовно состоявшей из русских людей (сегодня московские демагоги не упоминают ни беларусов с украинцами, ни грузин с азербайджанцами, ни казахов с узбеками, а уж тем более евреев: воевал и спасал всех исключительно великий русский народ).
Немецкая полиция безопасности сжигает беларускую деревню.
После войны советские органы стали проводить в жизнь сочиненную в Москве сказку о преступном плане руководства Рейха по уничтожению народов на оккупированной территории СССР. Именно в этом убеждала народ советская пропаганда.
«На том же судебном заседании (процесс по делу о злодеяниях, совершенных немецко-фашистскими захватчиками в БССР. — М.П.) кое-кто из преступников пытался оправдываться: дескать, если бы партизаны не убили Кубе, то мы не убили бы за несколько дней 2000 минчан. На это обвинитель задал резонный вопрос:
— Ну, а операция „Волшебная флейта“, во время которой было арестовано 52 тыс. минчан и большинство из них уничтожено… Ведь вы ее проводили до убийства Кубе! А план доктора Ветцеля, начальника отдела колонизации первого главного политического управления по делам оккупированных восточных областей, составленный еще до войны и который вы начали осуществлять с первого дня войны?
Ответом было молчание» (Дамаскин И.А. 100 великих операций спецслужб, с. 326).
На самом деле операция «Волшебная флейта» — это массовый «хапун» в Минске с целью вывоза населения на работы в Рейх. После убийства Кубе в Минске расстреляли не 2000, а 300 горожан.
«План доктора Ветцеля» на самом деле не план, а замечания и предложения по генеральному плану «Ост» 1/214, которые Альфред Ветцель направил своему руководству 27 апреля 1942 года, вовсе не «до войны». Там нет ничего нового по сравнению с планом «Ост» — все то же самое: выселение, отселение, расселение и онемечивание.
Подсудимые молчали потому, что ничего не знали о «плане Ветцеля». Во-первых потому, что не было такого плана и, во-вторых, этот гражданский чиновник служил в другом ведомстве. Офицеры СД и СС внутреннюю документацию Министерства восточных территорий не читали и читать не могли. Им хватало приказов своих начальников.
Позже появилась басня о том, будто бы план «Ост» предусматривал физическое уничтожение оккупированных народов, и что немцы приступили к его осуществлению сразу же после начала оккупации. Дескать, именно этим объясняются многочисленные жертвы среди мирного населения. Выдумка не лишена оснований, но только по отношению к евреям и цыганам. Эти категории населения немцы действительно уничтожали в массовом порядке. Но не беларусов. Так зачем понадобилась выдумка?
О, резон был прямой: требовалось скрыть ответственность представителей советской власти (чекистов и партизан), которые напрямую повинны в массовой гибели людей.
«В Белоруссии уничтожено более 9200 деревень, более чем в 600 из них убиты или сожжены почти все жители, спаслись единицы» (А.М. Адамович. Хатынская повесть// Повести о войне. М., 1975, с. 15.)
Первую часть этого абзаца (как доказательство зверств нацистов) приводят многие авторы, а вот вторую часть (не все деревни уничтожались вместе с жителями) упоминают редко. Оно и понятно — внимательный читатель тут же задаст вопрос: почему из девяти с лишним тысяч деревень с жителями уничтожили только 628 (6,82 %), а не все?
А потому, что уничтоженные деревни либо находились в партизанских зонах, либо на границе с этими зонами. Уничтожение их в основном ставило целью лишить партизан опорных и продовольственных баз (точно так же поступали в американцы во Вьетнаме; местное население в этом случае подлежало принудительной эвакуации), а также являлось наказанием за действия «мстителей» в данном районе.
Иными словами, в ходе своих антипартизанских операций немцы уничтожали деревни главным образом для того, чтобы лишить партизан баз снабжения и мобилизационных ресурсов. Как ни смотри, выходит, что уничтожение деревень провоцировали в своей массе именно партизаны. В фильме «Беларусь пад нямецкай акупацыяй. 1941–1944» специально отмечено: как бы ни пытались партийные историки доказывать обратное, факт остается фактом: где не было партизан, там не было и карательных операций, там не горели деревни.
Широко известна история с расстрелом населения в деревне Борки Малоритского района Брестской области (погибли 705 человек, из них 203 мужчин, 372 женщины и 130 детей). За что их убили? В докладе руководившего расправой в Борках обер-лейтенанта Мюллера (ЦГАОР СССР, фонд 7021, опись 148, единица хранения 1, листы 225–227) фигурирует термин «экзекуция» — наказание. За что же наказали население деревни Борки? Известно за что — за действия партизан соединения Брестской зоны.
* * *
Само собой разумеется, что партизанские планы и списки уничтожения беларуских деревень руками немцев сегодня нельзя взять в руки. Это крайне опасный «компромат» на советскую власть и КПСС, который вдребезги разрушает все мифы о партизанском движении. Потому такие планы, если они существовали на бумаге, давно уничтожены. Вспомните, как партийные органы уничтожали свои архивы после поражения путча ГКЧП в августе 1991 года?!
Надо еще иметь в виду, что очень многие преступные планы и приказы большевиков во все времена советской власти существовали только в устной форме. Они ведь прекрасно понимали, что творят. Но вот факт: в партизанских отчётах, отсылаемых в штабы, была специальная графа: «сожжено домов столько-то».
Подытожив сказанное, мы приходим к выводу, что планы уничтожения беларуских деревень в партизанских штабах составлялись. Ведь если существовали Директива Совнаркома от 20 июля 1941 года и Приказ Ставки Верховного Главнокомандования от 17 ноября 1941 года, то не могли не разрабатываться планы по выполнению этих указаний «лично товарища Сталина». Вся советская система управления была плановой. Достаточно вспомнить, что Москва всегда четко указывала республикам и областям количество людей, подлежащих арестам в качестве «врагов народа», «шпионов», «кулаков» и т. д., в том числе всегда выделялась отдельной строкой цифра «первой категории» — то есть, число людей заранее обреченных на смертную казнь. Почему же во время войны что-то должно было меняться?!
Учтем и тот факт, что почти все архивы Второй мировой войны находятся в России. Огромное количество документов засекречено на 75 лет или навечно. Значить, есть что скрывать. Доктор исторических наук Юлия Кантор сказала, что сейчас в российских архивах находятся 2,5 миллиона засекреченных документов времен Второй мировой войны! В год рассекречивают 10 тысяч (23 июля 2011 г. Передача канала RTVI «Цена победы»). Чтобы разгрести все, понадобится 250 лет!
Директива Совнаркома от 20 июля 1941 года и приказ ставки ВГК от 17 ноября 1941 года превратили всех жителей оккупированных территорий в мишени для сталинских диверсантов. Даже такой «разрушитель» как И.Г. Старинов написал: «Если бы требования Сталина были выполнены, то во время оккупации вымерло бы почти всё население оккупированных территорий». Марк Солонин отметил: «Этим приказом было списано всё население в оккупированных областях».
Минай Шмырёв
Существует такой документ — «Партизанская присяга». Один из пунктов присяги гласит:
«Я клянусь, что скорей погибну в жестоком бою с врагом, чем отдам себя, свою семью и беларуский народ в рабство кровавому фашизму».
Сказано сильно, но это пустые слова. На самом деле, ничего не делалось для защиты населения. Яркий пример — действия небольшого партизанского отряда, создателем и командиром которого был Минай Филиппович Шмырев (1891–1964). Он родился в деревне Пунище (ныне в Витебском районе). Служил в царской армии, участник Первой мировой войны, награжден тремя Георгиевскими крестами.
С 1918 по 1920 год воевал в рядах Красной Армии. С 1921 по 1923 год Минай Шмырёв командовал отрядом ЧОН, боровшимся с «бандитизмом» в Витебской губернии, которую В.И. Ленин весной 1919 года отдал Российской Федерации. Слово бандитизм я взял в кавычки потому, что так называемые «бандиты» — это те беларусы, которые первыми поняли, что несет нам большевистская советская власть. Они боролись с ней, как могли. Они — патриоты нашего Отечества. А Минай Шмырев организовывал и лично возглавлял карательные операции против своих земляков, жестоко расправлялся с ними, убивал. И вот этот бывший каратель, когда началась война с Германией, поклялся, что скорее погибнет «в жестоком бою с врагами, чем отдаст себя, свою семью и беларуский народ в рабство кровавому фашизму». Присягу он не выполнил, так как погубил и семью, и немало беларусов.
Минай Шмырев.
Этот убежденный палач врагов советской власти одним из первых, уже в июле 1941 года, создал партизанский отряд. В отряд вошли партийные активисты и служащие кордонной фабрики, директором которой перед войной был М.Ф. Шмырев. Поэтому с формированием у него проблем не было, все эти люди прямо от него зависели. Да и было их только 25 человек.
Отряд «батьки Миная» нападал на небольшие группы вражеских военнослужащих, разрушал небольшие деревянные мосты. Одним словом, занимался мелким вредительством. Но своими необдуманными действиями Минай Шмырёв создавал смертельную опасность для гражданского населения. Понятно, что местные жители ненавидели партизан, искали управу на них у немцев. Об этом откровенно говорится в «Дневнике отряда Батьки Миная» за июль 1941 — февраль 1942 года.
Вот запись от 21 июля 1941 года:
«Провокаторы, узнав о партизанах, донесли об этом в Сураж немцам».
Вот еще одна запись от 20 августа 1941 года:
«Провокаторы помогают немцам искать стоянки партизан».
А как надо поступать с провокаторами? Ясное дело — уничтожать. Это по-советски. И Минай Шмырёв присвоил себе право определять, кто провокатор, а кто нет, право расправляться с ними. «Провокатором» мог оказаться любой человек из любой деревни. Это тот, к кому немцы или полицаи случайно зашли в дом и никого там не убили, не ограбили; это те люди, у которых немцы что-нибудь спросили на улице; это те селяне, которые исправно сдавали налоги оккупационной администрации, и многие другие, показавшиеся «подозрительными».
Опять подкреплю это примерами из дневника отряда:
10 августа 1941 года расстреляли «провокатора» Карабулина из деревни Мелыни.
23 августа 1941 г. партизаны совершили налет в Сураже на дом «провокатора» Фоменкова, бросили несколько гранат, разрушили часть дома.
25 августа 1941 года схватили и расстреляли «провокатора» Фадея Балыкова.
13 сентября 1941 года ворвались в Сураж и уничтожали там «провокаторов».
22 сентября 1941 года расстреляли бывшего председателя колхоза Морозова из деревни Смоловка…
Можно продолжать цитирование. Но хватит и этих примеров, чтобы поставить вопрос: «Против кого воевали партизаны?» Ответ очевиден — против гражданского населения.
Партизаны иногда обстреливали небольшие группы немцев, разрушали какие-то незначительные объекты. Все это делалось во исполнение бредового по своей сути указания высшего партийного руководства — «уничтожать всё, что может пригодиться врагу!» Расчеты московских партийных начальников были примерно такие же, как в случае с Зоей Космодемьянской: если все коммунисты, комсомольцы, вчерашние стахановцы и прочие советские «активисты» дружно начнут совершать диверсии во вражеском тылу, то земля «запылает» под ногами оккупантов. Советские «партайгеноссе» абсолютно не понимали, что партизанская война представляет собой нечто принципиально иное. На деле попытки «зажечь землю» приносили незначительный ущерб оккупантам. Но они («попытки зажечь») в то же время провоцировали немцев на репрессии против населения. И эту мысль подкреплю ссылками на «Дневник…»:
«14 августа 1941 года сожжен мост в деревне Пудать. Немцы за это сожгли несколько домов.
28 октября 1941 года за связь с партизанами немцы сожгли деревню Захаренки».
А сейчас прикинем, сколько на территории Беларуси появилось летом 1941 года таких вот бездумных и бездушных «шмырёвых»? Как минимум, по одному на район, потому что в каждом районе был свой райком, и были свои партийные активисты, укрывшиеся в лесах и глухих деревушках.
Во время празднования одной из годовщин Дня Победы в телепередаче на одном из минских телеканалов прозвучали строки из стихотворения Аркадия Кулешова «Баллада о четырех заложниках».
«Перад бацькам Мінаем
Станьце, усе бацькі, на калені»
Лично я не стал бы на колени перед Минаем Шмырёвым. Я сделал бы это и положил бы цветы на его могилу, если бы он спасал своих детей и своих земляков. Он этого не сделал, и делать не пытался. Потом он скажет, что не имел права рисковать жизнью партизан ради освобождения своих детей. Детей держали под арестом в райцентре Сураж. Но ведь нападал он на Сураж ради уничтожения «провокаторов», а однажды (13 сентября 1941 г.) хозяйничал здесь на протяжении трех часов. Тогда он про жизни партизан почему-то не думал.
Что ж, «батька» не захотел спасать своих детей. И 14 февраля 1942 года нацисты расстреляли всех четверых: 14-летнюю Лизу, 10-летнего Сергея, 7-летнюю Зину, трехлетнего Мишу.
На примере отряда «Батьки Миная» хорошо видно, что смертельная опасность для населения существовала и со стороны немцев, и со стороны партизан.
А вот другой случай «в тему».
«Буда, деревня в Дубровенском районе. Центр совхоза имени Ю.В. Смирнова. За (…) 2 км от железнодорожной станции Осиновка на линии Орша — Смоленск, на шоссе Минск — Москва. 429 жителей, 152 двора (1992 г.)…В октябре 1943 гитлеровцы сожгли 87 дворов деревни, погубили 34 человека…» (Энцыклапедыя гісторыі Беларусі, Том 2, Мінск, 1994, с. 111).
О произошедшем в деревне Буда в октябре 1943 года довелось услышать из уст одного из жителей этой деревни, поныне здравствующего. Дело было так.
Деревня Буда сто лет никому не нужна была, и немцам тоже. Но в один несчастливый день здесь пересеклись пути двух немецких велосипедистов, приехавших «за салом», и партизана из окрестных лесов, решившего навестить мать, проживавшую в деревне. Неизвестно какой частью тела думал партизан (возможно, рассчитывал на свою ловкость — убить обоих, а потом закопать где-нибудь), но открыв огонь по велосипедистам он убил лишь одного. Второй изо всех сил припустил до ближайшей комендатуры, после чего и последовало то, о чем сказано в энциклопедии. Во время этой «выборочной экзекуции» погибла и мать незадачливого «мстителя».
Казнь очередного «провокатора».
Неужели этого придурка можно назвать «мстителем» или героем? Советские партизаны, провоцируя немцев на репрессии против мирных граждан, осуществляли именно те шаги, за которые Гаагская конференция 1907 года и одноименная конвенция признавали партизан вне закона — за провоцирование оккупационных властей на репрессии против мирного населения.
Ежегодно 9 мая, в день Победы, правительственные чиновники в своих «дежурных» речах приводят одни и те же цифры:
«…немецко-фашистские захватчики сожгли 9200 беларуских деревень. В 4667 из них частично уничтожено и население. А 628 деревень были сожжены вместе с жителями».
Не секрет, что почти все деревни уничтожались по одному и тому же сценарию, сочиненному в Москве. Детали уточнялись на местах. Немцы исполняли заключительную кровавую роль в этом сценарии. Но часто и это они перекладывали на полицейские подразделения, укомплектованные недавними советскими гражданами.
Хатынь
Казалось бы, что давно уже сказана правда о Хатыни. Тем не менее, средства массовой информации продолжают распространять вымыслы о трагедии жителей этой деревни, произошедшей 22 марта 1943 года — более 70 лет тому назад.
Напомню: по официальным советским данным каратели уничтожили здесь 149 человек, из них половину (75) составили дети младше 16 лет. Почти все остальные — женщины и старики-мужчины. Это злодеяние совершил 118-й полицейский охранный батальон, полностью состоявший из украинцев.
Но вот читаю материал журналистки Светланы Еременко «Хатынская боль», опубликованный в апреле 2014 года в газете «Аргументы и факты в Белоруссии» (№ 16, стр. 6):
«Начиная с 1943 г. фашисты тщательно заметали следы своих злодеяний. История Хатыни в их изложении преподносилась как „тяжелый бой на краю села с партизанами“. Большая часть сельчан покинула Хатынь несколькими днями раньше».
И далее:
«Хатынь — это месть за убийство партизанами Ганса Вёльке, олимпийского чемпиона Игр-1936 в толкании ядра и личного друга фюрера. Вёльке ехал на аэродром в Минск, его сопровождали два грузовика с сотрудниками 118-го батальона. По пути им встретились женщины, которые валили лес. Колонна остановилась спросить, не видели ли женщины партизан. Они ответили, что не видели. Не проехав и 300 м, колонна попала под обстрел, Вёльке погиб.
Охранный батальон вернулся к женщинам и расстрелял их (23 человека). А потом запросил подмогу, к ним присоединился батальон „Дирлевангер“. Они вместе стали прочёсывать лес, искать партизан. И вышли на деревню Хатынь, где и расправились с местными жителями».
Спрашивается, откуда вдруг взялась это новая сногсшибательная версия? А вот откуда. Журналистка где-то нашла ветерана КГБ из города Куйбышев (ныне Самара) Леонида Колмакова. Он ей и «навесил лапшу на уши». Олимпийского чемпиона зачем-то приплел, а подлинный факт — длительный бой с партизанами, засевшими в Хатыни, изобразил «выдумкой немцев».
Самым первым автором, рассказавшим правду о Хатыни, была беларуская писательница Кобец-Филимонова. Вот материал из минской газеты «Новы час» (№ 22 от 3 июня 2011 г.), посвященный этой истории, в переводе на русский язык:
«В 1970 году беларуская писательница Елена Кобец-Филимонова получила заказ московского издательства „Детской литературы“ написать книжку для детей о Хатыни.
— Заведующая отделом, башкирка по национальности, мне так и сказала: „Про Хатынь должны знать все дети Советского Союза“, — рассказывает писательница. — Им нужен был молодой автор, который знал войну. По крайней мере, я помнила войну, ибо жила под немецкой оккупацией в Минске. Сначала я отказывалась от предложения, так как до этого писала сказки для детей. Но меня убедили, что я сумею написать хорошее произведение. Таким произведением стала детская повесть „Жаворонки над Хатынью“.
Когда началась работа над книгой, информации о Хатыни практически не было. Писательнице пришлось заняться исследовательской деятельностью — ехать на место, находить и опрашивать свидетелей, работать в архивах. Так появилась возможность узнать о жутких обстоятельствах уничтожения Хатыни, Великой Губы, убийства крестьян из соседней деревни Козыри.
— Тогда я не знала, что в уничтожении Губы, Хатыни виновны не только полицаи, но и советские партизаны, — говорит Елена Кобец-Филимонова.
Книга „Жаворонки над Хатынью“ вышла в 1973 году. Но то, как собирались материалы для ее написания, трудности, с которыми столкнулась писательница во время выхода книги в печать, новая, живая информация свидетелей, которую нельзя было вставить в книгу, — дали основание написать еще одно произведение — документальную повесть „Распятая Хатынь“, которая вышла в 2005 году.
— Обычно изданным в Москве книгам открывался зеленый коридор, — рассказывает писательница о детской повести „Жаворонки над Хатынью“. — Их печатали в союзных республиках, переводили на разные языки, отправляли тиражи за границу ради пропаганды. Но мою книжку не захотели печатать в Беларуси. Даже после того, как она была издана в Москве.
Особенно вредил мне тогдашний директор музея Великой Отечественной войны. По договору московского издательства он должен был написать рецензию на книгу. А написал разгромный материал. Когда рукопись книги была подготовлена и послана на рецензию, бывший партизан и тогдашний директор музея Лавецкий в рецензии отметил:
— Для чего, спрашивается, автор на сорока страницах расписывает пребывание партизан в Хатыни? Это, во-первых, даёт пищу всякого рода разговорам, особенно со стороны иностранных туристов, а также является благодатной почвой для буржуазной пропаганды. Во-вторых, тем самым сводится на нет вся пропагандистская работа по Хатыни. Плана уничтожения „Ост“ — как не бывало…
— В Истпарте (Партийный архив Института истории партии ЦК КПБ), где я работала с документами, меня тоже пугали: „Если напишите, что в Хатыни были партизаны, мы сделаем всё, чтобы ваша книга не была издана“».
Когда Елена Кобец-Филимонова начала собирать информацию для книги, историки уже работали над шеститомником о партизанском движении в Беларуси. Им было категорически запрещено писать о том, что 22 марта 1943 года в Хатыни находились советские партизаны. Ведь написать об этом — означало подтвердить вину партизан в хатынской трагедии. Документальная книга «Распятая Хатынь» тем и уникальна, что впервые рассказывает, что в трагедии Хатыни виновны не только полицаи, нацисты, но и советские партизаны.
Писательница продолжает:
— Рецензентов не удовлетворяли некоторые другие факты, например, информация о Каминском (Иосиф Каминский — легендарный хатынец, который по официальной версии чудом остался живым после сожжения деревни; увековеченный памятником «Непокоренный человек» — образ старика, который держит на руках убитого мальчика). Так, мне стало известно, что его зять был полицаем. Кстати, много хатынских семей были полицейскими. Тогда и об этом нельзя было писать. А в частных беседах с жителями мне стало известно, что полицейских семей, которые ненавидели советских партизан, было много — и в Хатыни, и в Великой Губе, и в других местечках.
Позже в книге «Распятая Хатынь» я приведу разговор с Каминским, из которого следует, что и он нехорошо относился к партизанам. Так, Каминский в сердцах признался, что партизаны, которые пришли в Хатынь накануне пожара, приказали зарезать его последнюю овцу. «Немцы никогда ничего не забирали, а партизаны — забирали!» — скажет он.
Когда в 1970-х я начала опрашивать свидетелей, то заметила, что хатынцы, жители соседних деревень, категорически отказываются рассказывать мне подлинную историю уничтожения деревни. Путались в фактах, врали, отмалчивались. Я поняла, что их запугали.
Но это меня не устраивало. И я упрямо продолжала расспрашивать местных жителей. Позже я выяснила, отчего, например, вторая жена Иосифа Каминского так холодно меня встретила. Не позволяла ему рассказывать о том страшном дне, всячески препятствовала разговору. Что же, советская пропаганда сделала из Каминского легенду, мученика, который случайно остался в живых, вынес мертвого ребенка на руках, когда пылала Хатынь, — продолжает Елена Кобец-Филимонова.
— Но я узнала, что Каминского в ту ночь не было в Хатыни. Вернулся он в деревню только на следующий день после трагедии. Там сожгли его семью. Именно он донес на партизан. И партизаны скверно о нем вспоминали. Также стало ясно, что Каминский был не единственным жителем Хатыни, который остался в живых.
Во время сбора информации о Хатыни писательницу арестовывали как шпионку (!) А однажды Елене позвонила женщина (Елена Кобец-Филимонова попросила не называть ее фамилию) и сказала: «У вас есть сын. Подумайте о нем!»
— Трагедия Хатыни началась с того, что полицаи согнали на валку леса 26 крестьян из деревни Козыри. Происходило это возле деревни Великая Губа. Там же советские партизаны устроили засаду. И когда мимо проезжал немецкий патруль, чтобы проверить работу крестьян и настроить радиосвязь, партизаны открыли по ним огонь. Крестьяне стали жертвами короткого боя. После этого советские партизаны пошли в Хатынь, а немцы двинулись по их следам. Таким образом, козырчане были расстреляны, а судьба хатынцев уже была решена, — рассказывает писательница.
А теперь сравним рассказ писательницы с немецким документом времен войны, в котором история расстрела крестьян из деревни Козыри и уничтожения Хатыни показана с точки зрения оккупантов. Важно отметить, что этот документ был опубликован только в 1995 году, значительно позже выхода книг Е. Кобец-Филимоновой.
Донесение фюреру СС и полиции округа «Борисов» об уничтожении деревни Хатынь
Фюрер СС и полиции округа «Борисов» в Плещеницах 12 апреля 1943 г.
В приложении к донесению комиссара округа «Борисов» докладываю следующее:
22.03.1943 г. между Плещеницами и Логойском бандитами была повреждена телефонная связь. К охране восстановительных работ и проведению блокирования в 9.30 был направлен усиленный 2-й взвод 1-й роты 118-го батальона вспомогательной полиции порядка капитана охранной полиции Вёльке.
В 600 метрах позади населенного пункта Губа были обнаружены рабочие, занимавшиеся вырубкой леса. На вопросы, заданные им, они отвечали, что никто из них не имеет отношения к бандитам.
Бой в деревне между партизанами и немцами.
Когда же выяснилось, откуда они, с восточного направления, с расстояния 30 метров, был открыт сильный пулеметный и винтовочный огонь. Завязался бой, во время которого капитан Вёльке и 3 украинских полицейских погибли, 2 полицейских получили ранения. Но в ходе сильного огневого контакта противник был разбит и унес своих убитых и раненых в восточном направлении на Хатынь.
После этого командир украинского взвода взял на себя командование, однако у него не было необходимых сил для продолжения акции. Полицейские укрепились в своих подозрениях относительно рабочих, валивших лес, а также в том, что противник считал это место подходящим для нападения. Севернее населенного пункта Губа часть бандитов пыталась спастись бегством /имеются в виду арестованные крестьяне. — М.П./, старалась выйти из-под огня, при этом 23 из них было убито, остальные натолкнулись на жандармерию из Плещениц и были захвачены с целью проведения допроса. Бандиты утверждали, что их вина не доказана и требовали, чтобы их освободили.
К преследованию отступающего противника были привлечены крупные силы, в том числе часть батальона СС Дирлевангера. Между тем противник имел в деревне Хатынь дружественное бандитам население. Деревня была блокирована со всех сторон и обстреляна. Противник вел огонь из деревенских домов и оказывал упорное сопротивление, и чтобы подавить его, войскам пришлось применить противотанковые орудия и гранатометы. В ходе боевых действий было убито около 34 бандитов, часть жителей была сожжена.
Источник: Kohl P. Der Krieg der deutschen Wehrmacht und der Polizei 1941–1944. Sowjetische Uberlebende berichten. Frankfurt-am-Main: Fischer Taschenbuch Verlag, 1995, s. 263.
Как видим, партизаны специально стремились к тому, чтобы «подставить» местное население. Сначала устроили засаду в том месте, где мобилизованные крестьяне из деревни Козыри валили лес. Естественно, что немцы и полицейские заподозрили их в связи с партизанами. Потом засели в Хатыни и вели бой, превратив хаты в огневые точки.
Солдаты любой армии в такой ситуации не делают различия между партизанами и местными жителями. Достаточно вспомнить, как российские войска действовали в Чечне. Если кто-то успел забыть, то напомню: в Чечне в ходе двух военных кампаний погибли около 100 тысяч гражданских лиц. Практически все они стали жертвами российских вооруженных сил. Одни — во время авиационных бомбардировок, массированных артобстрелов городов и сел, другие — в ходе уличных боев, а вот «третьи» — в результате «зачисток» с целью уничтожения пресловутых боевиков.
* * *
Инициатором создания мемориального комплекса на месте Хатыни стал тогдашний «генсек» беларуских коммунистов Петр Машеров. В марте 1967 года он объявил о строительстве мемориала, а 5 июля 1969 года произошло открытие этого странного сооружения.
Но, как вскоре выяснилось, мемориал представлял собой мину замедленного действия. Ведь могла стать известной правда о том, что деревню сожгли с частью ее жителей вовсе не немцы, а украинцы из 118-го полицейского батальона. Он формировался под Киевом, но местом его дислокации стал беларуский Новогрудок. Тогда партийные руководители Украины и Беларуси договорились скрыть правду о Хатыни. Когда наступила горбачевская «перестройка» с ее «гласностью», правда все же открылась. Главным виновником уничтожения Хатыни объявили Григория Васюру, бывшего старшего лейтенанта РККА, бывшего начальника штаба батальона (напомню, что командир, немец Вёльке, погиб в самом начале инцидента).
Г. Васюру в 1952 году трибунал осудил на 25 лет лишения свободы, но уже в сентябре 1955 он по амнистии вышел на свободу. После этого долгое время работал заместителям директора совхоза на Киевщине. Часто выступал в школах перед пионерами, рассказывал, как воевал на фронте. Стал почетным курсантом Киевского высшего военно-инженерного училища связи. Но КГБ нашел новые улики. Васюру арестовали и в декабре 1986 года приговорили к расстрелу. Суд происходил в Минске.
Другой участник тех событий, командир взвода 118 полицейского украинского батальона, бывший лейтенант Красной Армии Василий Мелешко был приговорен к расстрелу еще в 1975 году.
Когда на месте сожженной деревни появился мемориал, даже после этого советская власть не решилась назвать настоящих преступников. О них стало известно только при Горбачеве. Но, как уже сказано, снова соврали: мол, правду держали в тайне для того, чтобы не повредить дружбе народов СССР. Истинная причина — вовсе не дружба. Коммунистические руководители и идеологи не хотели признавать тот факт, что советские люди добровольно и массово вступали в военизированные формирования оккупантов, ревностно служили новым хозяевам.
* * *
Таким образом, в уничтожении беларуского населения в годы Второй мировой войны повинны как немецкие оккупанты, так и советские партизаны. Чья вина больше, чья меньше, в этом еще надо разобраться.
Советская власть с самого начала войны занималась учетом преступлений оккупантов на советской территории. Так, еще 6 января 1942 года правительство СССР заявило, что советские органы ведут подробный учет преступлений гитлеровской армии. Но преступления нацистов не были тогда массовыми.
И только через 10 месяцев после этого заявления и через 1 год 4 месяца от начала войны, когда через линию фронта были переброшены «партизанские отряды» — подстрекатели, а иногда и исполнители преступлений, 2 ноября 1942 года Президиум Верховного Совета СССР своим указом создал «Чрезвычайную госкомиссию по установлению и расследованию преступлений немецко-фашистских захватчиков».
Членами комиссии на местах стали комиссары и политруки партизанских отрядов. Именно они составляли протоколы или акты, вели подсчет немецких преступлений. Вести такой учет было не трудно, партизаны заранее знали о готовившихся расправах, ведь они сами их и планировали. В Чрезвычайную государственную комиссию на рассмотрение поступило 304 тысячи протоколов и актов о немецких преступлениях на оккупированной территории.
Под шумок была предпринята попытка списать на немцев и преступления НКВД — расстрелы в первые дни войны заключенных советских тюрем. Так, 25 июня 1941 года возле деревни Тростенец чекисты убили около 2 тысяч заключенных минской тюрьмы. 26–28 июня 1941 года в урочище Кирпичный завод около городского поселка Червень чекисты расстреляли 2 тысячи политзаключенных из минской и других тюрем. В июле 1941 года, отступая из Витебска, чекисты облили бензином тюрьму и сожгли ее вместе с политзаключенными.
В конце 80-х — начале 90-х годов советская, а потом и нынешняя власть вместе с КГБ пытались «повесить» на немцев и Куропаты, искали там несуществующий «немецкий след». Не вышло! Если на каждое преступление немцев даже в глухой деревне партизаны тут же составляли протокол, то скрыть от подпольщиков массовые расстрелы в околице Минска было просто невозможно. Подпольщики обязательно зафиксировали бы это в документах.
Тему можно продолжать бесконечно. О немецких злодеяниях написано очень много, а партизаны все еще остаются «чистыми» и «пушистыми». Пора сказать правду и о них.
Вот что пишет Марк Бартушка в своей книге «Партизанская война в Беларуси в 1941–1944 гг.»:
«На основе сведений самих партизан (…) они /партизаны. — М.П./ уничтожил и многих представителей местной администрации, часто вместе с их семьями».
Точная цифра, сколько «предателей» убили партизаны, где-то в архивах имеется, но она и сейчас, через 23 года после распада СССР, недоступна исследователям. Открывать такие архивные документы невыгодно. Сначала потому что после войны к власти в Беларуси пришли те самые партийные и партизанские начальники, которые отдавали и исполняли преступные приказы. Не могли же они «чернить» самих себя. Напротив, они и нанятые ими писаки сочинили множество «героических» мифов о «подвигах народных мстителей».
Такое же положение существует в Беларуси сейчас. Воспитание молодежи в духе патриотизма, изучение истории Второй мировой войны продолжается на основе все тех же лживых мифов.
