2
Приглашение
Она войдет в это маленькое общество проклятых и блаженных, единственное аристократическое общество, которое пока заслуживает уважения.
Потому что не так-то просто стать членом этого «кафе-сосьете», как некоторые думают.
Андре Пьейр де Мандьярг. «Бельведер».
Огонь, огонь, сумерки души
С улицы из-за деревьев ее толком не рассмотреть. Однако же она знает, что за окнами, выходящими в сад и расположенными над изгородью, соседи за ней наблюдают. Кто они? Она понятия не имеет, она их никогда не видела. Что они чувствуют? Может, они мастурбируют? Она представляет себе их лихорадочные жесты – ее клитор при этом твердеет, возбуждается, в голове стучит кровь…
Голос Марио заставляет ее вздрогнуть.
– Вы когда-нибудь ласкали себя перед вашими слугами? – спрашивает он.
– Дда…
На самом деле служанка Эа, единственная немая свидетельница развлечений Эммануэль, видит госпожу по утрам, когда та любит себя в постели, потом в душе, или после обеда на шезлонге, проводя время за чтением и прослушиванием дисков. Другие слуги, насколько девушке известно, не проявляют такого любопытства.
– Тогда, будьте любезны, – продолжает гость, – позовите своего мальчика. Он такой красавец!
Эммануэль чувствует, что сердце ее уходит в пятки. Нет, этого она сделать не может! Марио должен ее понять… Однако взгляд судьи давит на нее. Такое ощущение, – замечает она про себя, – будто он считает потерянные минуты! Еще немного, и послышится колокол, возвещающий о том, что она признана виновной. Минута, две, три, сколько еще терпеть? Ведь она знает, что в конце концов сделает так, как хочет он, Марио. Потому что он не приказывает, а читает ее саму как раскрытую книгу, угадывает ее скрытые желания. Тогда какой смысл тянуть время и сопротивляться?
Не вздыхая и не ломаясь, она тихо произносит имя мальчика, ждет, повторяет его громче.
Когда появляется слуга с кошачьими глазами и походкой тигра, Марио жестом просит его опуститься на колени рядом с Эммануэль.
– Хотите, чтобы он доставил вам удовольствие? – спрашивает Марио у Эммануэль.
Она кусает губы, хочет предупредить Марио, что молодой человек понимает французский, но Марио вдруг начинает говорить на языке, которого Эммануэль никогда не слышала. Мальчик отвечает, опустив глаза, ему так же неловко, как и Эммануэль. Марио, кажется, читает ему нотации: девушка узнает тон! Как прекрасен урок эротологии на тайском! Эммануэль забавляется, несмотря на неловкую ситуацию. И вдруг, не сказав ни слова, Марио кладет руку молодого человека прямо на лобок Эммануэль, учит его правильным движениям, направляет. Девушка негодует. Через несколько секунд рука молодого человека успокаивается и чувствует себя уже вполне уверенно. Марио отпускает ее на волю.
– Он признался мне в том, что хотел вас, – говорит Марио. – Неужели надо было заставлять его страдать?
Поскольку Эммануэль не отвечает, он спрашивает снова:
– Или вы боитесь себя унизить?
– Конечно, нет! – возмущается Эммануэль, смущенная, но рассерженная. – Мужчина есть мужчина!
– Этот мужчина жаждет ваших прелестей, хочет ласкать ваши груди и ваш живот, целовать ваши губы и вагину, трогать ваше тело, проникать в него. С тех пор как вы приехали, он мечтал вас соблазнить. Но разве не вы должны были проявить инициативу и дерзость? Вы обязаны были это сделать! Неужели вы хотели, чтобы этот юнец оказался смелее вас? Это же вы – соблазнительница!
Затем мысли Марио начинают скакать:
– Вспомните Анну Марию.
Эммануэль делает над собой усилие. Закрывает глаза. Однако прежде чем успевает себя проконтролировать, вспоминает Би. Может быть, из-за аромата роз.
Она вспоминает письмо, которое написала навеки утраченной подруге. Некоторые фразы забыть невозможно. Эммануэль знает, что слова бесполезны, ведь Би никогда их не прочитает:
«Я пишу тебе, чтобы сказать: над Сиамом снова взошло солнце – только для нас с тобой. Когда солнце касается тебя, я просыпаюсь, для меня звонит колокол любви. Мы так близки, что небо ведет диалог с нами обеими.
Мне постоянно снится, что ты исчезла, и я протягиваю к тебе руки. Я сжимаю тебя в своих объятиях, моя желанная, моя сонная, и мое дыхание увлажняет твои губы.
Мои пальцы ласкают твое лицо, твои гладкие волосы, твои шелковые бедра; я покрываю твое лицо эмалью, маской, я леплю тебя.
Твой образ движется по циферблату моей памяти, подобно стрелке, ты следуешь за мной как время – каждый твой шаг точнее смены сезонов, ты правишь моей жизнью. Я вращаюсь вокруг тебя в свете утреннего солнца, я отслеживаю твое движение, и все-таки я планета, лишенная солнца.
Каждый день, просыпаясь, я буду говорить с тобой, несмотря на твое отсутствие, несмотря на то что шанс быть услышанной – мал. Каждый день, вспоминая тебя, я буду вырезать в коре дуба наши имена. И если путник заблудится в лесу снов и бдений, деревья расскажут ему историю нашей любви.
Я буду плутать от дерева к дереву и приду к тебе, к роднику на опушке, где обрету покой. Я лягу возле тебя и склоню голову, чтобы увидеть свое отражение. Я обрызгаю себя живой водой, чтобы освежиться после долгой ходьбы. Я утолю свою жажду тобою, и ничто не помешает моим губам прикоснуться к тебе. По утрам ты будешь смывать с меня ночь, по вечерам – давать мне отдых.
Я сохраню черный мост через реку забвения, разделяющий и соединяющий наши судьбы…»
Желание, нежность, восторг переполняют Эммануэль… Теперь ей все равно, чья рука ласкает ее, лежащую на гранитном полу, чьи глаза любуются ею, чьи уши подслушивают ее за окном: теперь она испытывает лишь гордость.
* * *
Через минуту Эммануэль и Марио снова в гостиной.
– Хотите, чтобы в чай положили восемь или четырнадцать кусочков сахара? А может, вы предпочитаете метр?
– Если вы не против, – говорит он, – у меня есть идея получше. Я знаю более сладкое яство.
Он смотрит на нее спокойно и ласково:
– Подойдите ближе.
Девушка садится рядом и хочет прикоснуться к Марио. Он ее останавливает. Она сидит смирно, смотрит счастливым взглядом, она рада у него учиться. Ему лучше других известно, что надо делать, чтобы приблизиться к небесам. Эммануэль гадает: испытывают ли мужчины то же блаженство и гордость, которые теперь разливаются по всему ее телу? Или их чувства отличаются от женских? Воображаемый член надувается и растет, твердеет между ног Эммануэль, наливается кровью в ее руках. Она едва сдерживает сок наслаждения, рождающийся под импульсами ее мужских пальцев в ее крепком члене, готовом излиться блаженным нектаром. Рядом с другим человеком, в котором Эммануэль любит свой собственный несуществующий член, она наслаждается каждой минутой и каждую ночь сеет свое воображаемое семя.
Ее рот приоткрывается. Кто утолит ее жажду – он или она сама?
Марио протягивает ей фужер на тонкой длинной ножке. Сладостное причастие! Открытие себя самой в субстанции другого человека. Каждый глоток – удовольствие для гурмана, любящего собственное тело и половой акт больше, чем что-либо другое.
– А теперь будьте женщиной! – говорит он.
Она протестует. Хочет быть для него мужчиной, а женщиной оставаться для женщин. Эммануэль заявляет об этом, спрашивает, позволено ли ей любить его, но вести себя при этом как мужчина.
– Но какому мужчине под силу ласкать себя передо мной так, как ласкает женщина? Даже если представить, что мужчина сгорает от желания, – говорит он. – Не стоит дарить мне то, что дарят другие.
Эммануэль не протестует, снимает кофточку, улыбается, созерцая свою прекрасную наготу. Ее руки скользят по ее любимому телу, поднимаются к грудям, приподнимают их, сжимают соски, чтобы те затвердели, стали чувствительными, как клитор, затем резко отпускают соски, ласкают грудь круговыми движениями, будто успокаивая начавшийся спазм, медленно опускаются к бедрам, затем скользят к подмышкам, вновь нащупывают заждавшиеся груди и вознаграждают их за терпение.
Губы в пустоте ищут губы и груди, жаждущие любви. Но рука находит собственную вагину и решительно направляется к узенькой щели, размером с крошечную трещинку, спрятанную в розовом бархате плоти. Пальцы крутятся в этой трещинке, будто сверлят ее, раздражают ее, щекочут, легонько царапают ногтями, сдавливают ее.
Глаза теперь закрыты, ягодицы напряжены, голые ноги лежат буквой V, и все тело напоминает черно-охрово-розовое распятие в прозрачных сумерках.
Эммануэль переполняет нежность к самой себе, она рыдает и стонет от переизбытка чувств, от изнеможения, в своих сладостных терзаниях девушка черпает новые силы. Напрасно она старается продлить хмель, от которого млеет ее тело. Ей это не под силу, она должна дойти до конца, до той самой границы, которая всякий раз представляется ей недостижимой, ускользающей, последней…
Рука снует во влагалище, словно в ракушке, наполненной драгоценным соком, до тех пор, пока волна мучительного удовольствия не уносит Эммануэль в пропасть между небом и землей. Девушка, подобно огромной обнаженной птице, падает своему наблюдателю на грудь.
Руки Марио соединяются с ее руками, и она уже не знает, кому обязана безмерным счастьем – себе или ему.
Однако он отстраняет ее и кладет на живот, лицом на упругую шелковую поверхность диванчика. Волнистые темные волосы полностью закрывают плечи и струятся до самого таза. Попка открыта, и заметно, как мышцы время от времени сокращаются.
– Я выступаю в качестве королевского посланника, – говорит Марио. – Я должен исполнить свою миссию.
Затем он объявляет соответствующим случаю тоном:
– Его Величество светлейший принц Орме Сена Ормеасена просит, чтобы вы оказали ему честь и поприсутствовали на вечеринке, которую он устраивает послезавтра в своем дворце Малигат. Если хотите, я вас отвезу.
– То есть получается, что этот принц меня знает? – пытается поинтересоваться совершенно сбитая с толку Эммануэль.
– Его вам еще не представили, поэтому он не решился пригласить вас лично. Тем не менее я взял на себя обязательство получить от вас согласие.
– А Жан?
– Ваш муж? Его не ждут.
– Тогда… – она хочет возмутиться.
Но Марио прерывает ее:
– Дорогая моя, больше я не стану утаивать от вас, что за мероприятие вам предстоит посетить. Вас там накормят и напоят. Вы будете танцевать. А кроме того, вы сможете подарить свое тело каждому, кто сочтет себя достойным вашей любви. То, что вы сотворите на вечеринке, поможет вам укрепиться в своей власти. Лишь бы партнеры не подкачали.
– Проще говоря: вы меня на оргию отправляете?
– Мне не нравится слово «оргия», оно теперь ассоциируется с грубостью и беспорядками. Я предпочитаю называть это праздником сладострастия. Никто не станет практиковать с вами садизм, если только вы сами этого не захотите. Хозяин вечеринки боится разочаровать определенные философские школы, а потому предпочитает, чтобы с женщинами во время акта любви обращались так, как они того пожелают.
Эммануэль секунду поразмышляла.
– После этой ночи я приближусь к вашему идеалу, ведь так?
Прежде чем он успевает ответить, она добавляет:
– Я готова к экспериментам.
Эммануэль, однако, чувствует себя неуверенно.
– А что я скажу Жану?
– Я думал, вы предпочтете ничего ему не говорить.
– Но ведь не отпустит же он меня на всю ночь, не спросив, куда и зачем я направляюсь.
– В итоге он просто догадается.
– И?
– И тогда вы поймете, правильную ли ставку вы сделали.
– Я? Ставку? Какую?
– Ставку на его любовь.
– Я никогда не сомневалась в его любви.
– Я говорю о той любви, которой я вас учил…
Эммануэль вспоминала о тезисах Марио, которые он излагал ей в ее доме, омываемом темными водами. Она до сих пор не знала, стоит ли ему верить.
– Проведите эксперимент! – предлагает Марио.
– А если окажется, что Жан не любит меня в том смысле, который вы вкладываете в это слово?
– Тогда вы все потеряете: и шансы, которые вам предоставляет ваш интеллект, и шансы, которые предоставляет любовь.
– Я люблю Жана, – подумала Эммануэль вслух. – Я не хочу его потерять. И не хочу, чтобы он меня потерял.
– Вы думаете – надежнее будет отступить?
– Отступать – это и ненадежно, и невозможно, – сказала она. – Мне нужен не только мой брак, я хочу большего.
– Вы не можете принадлежать исключительно вашему мужу, быть прекрасным участком земли за высокой оградой. У вас нет иного выбора, кроме как быть для своего мужа самостоятельной личностью.
– А кем же я тогда являюсь для других мужчин, которые занимаются со мной любовью?
– Подумайте сначала о том, кем они являются для вас. Думаете, они от вас отличаются?
– Мне бы хотелось думать, что нет.
– Когда вы им отдаетесь, вы думаете лишь о своем удовольствии?
– Нет, мне очень нравится доставлять им наслаждение.
– Тот факт, что мужчины вас хотят, не угрожает вашей свободе? Их желание вас не оскорбляет?
– Напротив, оно делает меня счастливой.
– Вы перестаете быть счастливой, если мужчины просят вас удовлетворить их желание?
– Ответ вам известен.
– Отвечать вы должны им. У них никогда нет уверенности в своей правоте. И они не узнают, кем вы для них являетесь, пока не перестанут вас бояться. Лишь перестав бояться, они смогут удовлетворить ваши желания, то есть уподобиться вам. Ведь они только и мечтают доставить вам наслаждение.
– То есть я никому не должна отказывать?
– Никому. Существование мужчины имеет смысл только тогда, когда он – в вас.
Она улыбается. Он говорит:
– И поскольку ваше чувство зависит от чувств других…
Секунду Эммануэль размышляет. Затем задает последний вопрос:
– А если… я забеременею? Я ведь даже не узнаю, чей это ребенок!
Марио не отрицает:
– Это точно. И вы должны осознавать это.
Эммануэль не сказала об этом Марио, но перспектива забеременеть не показалась ей такой уж кошмарной. До того как Жан оставил Эммануэль одну в Париже, они не собирались рожать детей. Но она не предохранялась со времен Бангкока. Ни в самолете, ни с сам-ло. Странно, но Эммануэль не испытывала страха, когда представляла себе, будто сообщает Жану, что родит ребенка от другого мужчины. По какой-то необъяснимой причине ей казалось, что Жан воспримет ситуацию с пониманием и поступит справедливо.
* * *
– Как вы проводите время? – спросила Эммануэль в тот вечер у Кристофера. – Жан, почему ты не представишь друга симпатичным сиамкам? Или не сводишь в какое-нибудь любопытное местечко?
– Хорошая идея, – сказал Жан. – Можем сходить на китайский стриптиз!
– Какой ужас! – воскликнул Кристофер.
Нравственность молодого человека удивила Эммануэль.
– И как только Кристоферу удается быть столь добродетельным?
– Он не добродетельный. Он просто лицемер.
Англичанин что-то пробурчал себе под нос. Жан настаивал:
– Ты бы видела, в какой ажиотаж его приводят маленькие девушки!
– Маленькие девушки, – обрадовалась Эммануэль. – Насколько маленькие?
– Настолько.
Жан опустил руку так, что она оказалась в метре от пола. Эммануэль скорчила гримасу:
– Слишком маленькие, – заключила она.
Кристофер посмеялся вместе с друзьями.
После ужина они отправились в лабиринт китайских кварталов, к театру, похожему на старый вокзал. Сотни вспотевших, возбужденных зрителей толкались и вопили у эстрады, по которой друг за другом расхаживали голые девочки-подростки. «И все-таки не совсем голые», – замечали зрители, рассаживаясь на металлических стульях. Свободных мест было много, поскольку плату взимали значительную. Бедра каждой участницы шоу опоясывала веревочка, на которой в области лобка крепился убогий обрезок клеенки, размером с игральную карту. Время от времени девочки двумя пальцами резко приподнимали «занавес» и на секунду выставляли напоказ волосатые лобки – публика ликовала. Спектакль продолжался около получаса, – при этом картина не менялась, а зрители совершенно не уставали наблюдать за одними и теми же повторяющимися движениями. Трое европейских гостей развлекались, обсуждая внешние данные артисток.
Эммануэль заявила, что ей больше всего нравится «высокая девушка с плоской грудью». Скорее всего она одинокая, – предположила Эммануэль. Жан вместе с женой детально описали длинную щель с большими мягкими на вид половыми губами и глубокое влагалище, которые можно было себе вообразить по очертаниям лобка юной особы.
– Никогда еще я не слышал, чтобы супруги так разговаривали, – признался Кристофер, не осуждая, а скорее изумляясь.
– С удовольствием занялась бы с ней любовью, – заключила Эммануэль, чтобы окончательно ошарашить мужчину.
«Видимо, она подвергает мою мораль испытаниям, – решил Кристофер. – Я ей покажу!» Голые ноги Эммануэль рядом с его собственными ногами волновали англичанина куда больше, чем китайские девушки.
– А я бы предпочел заняться любовью с вами, – заявил Кристофер.
«Только бы она подумала, что я шучу! – забеспокоился он, вне себя от собственной смелости. – Надеюсь, я не зашел слишком далеко».
– Кристофер начинает понимать, что к чему, – произнес Жан.
У англичанина перехватило дыхание. Он не думал, что в общем шуме и гвалте Жан его услышит. Кристофер почувствовал себя жалким депрессивным хамом.
Внезапно Эммануэль нестерпимо захотелось отдаться англичанину. «Я сделаю это сегодня же ночью», – решила она. Не контролируя свои эмоции, она наклонилась к мужу и ласково прошептала ему на ухо:
– Дорогой, я бы хотела отдаться Кристоферу. Можно?
– Да, – ответил Жан.
Эммануэль прижалась к Жану, поцеловала его в губы и почувствовала себя такой счастливой, какой не была с тех пор, как влюбилась в него.